браться, пусть выкладывают,  а  то  будем  их  отпрыскам  блох  и  глистов
запускать - биологическое оружие уже готовится.  Малыш  вздохнул,  а  дядя
Витя поспешно удалился. Теперь ему предстояло  определиться,  спланировать
дальнейший жизненный путь. Первый ход - вернуться в  деревню.  Но  что  он
скажет мужикам с пудовыми кулаками, которые отстегнули ему свои кровные на
покупки?  Мол,  мелкая  неприятность  случилась  и  вы  проиграли.  И  уж,
наверное, ССС дала весточку в родное  село  -  там  его  будет  встречать,
грозно насупив брови, милиционер Антошка. Нет,  лучше  покамест  в  городе
схорониться,  здесь  людей  много,  затеряется  как-нибудь.  Только   куда
податься? На гостиничные услуги деньжатами пока не разжился,  найти  "порт
приписьки" - рылом неказист.  На  железнодорожных  вокзалах  народ  и  так
вповалку лежит, здоровые и  чесоточные,  честные  и  воры.  Да  и  патрули
шастают  туды-сюды.  Нет,  уж  вернее  будет  на  аэрокосмический   вокзал
податься. Там ему понравилось, сервис и все такое, да и толчея умеренная.



                                  БЛОК 8

     В эту ночь робики долго слонялись по спальной комнате, не дрались, но
чесались и потягивались с хрустом.  Якобы  случайно,  но  явно  специально
цепляли одеяло. Инспектор, в конце  концов,  не  выдержал.  Взял  спальные
принадлежности и перекочевал в гостиную. Мелания ничего этого не замечала,
да и наутро не выказала удивления его  отсутствием  на  супружеском  ложе.
Впрочем, Феодосий был уверен,  что  на  его  месте  тут  же  расположились
кибернаглецы.
     Когда он уселся завтракать, робики не отстали, принялись бесить.  Кот
устроил себе соревнования по прыжкам в  высоту,  где  вместо  планки  была
инспекторская голова, а петух состязался сам с собой  в  тройных  прыжках,
делая один из мощных толчков на  спинке  инспекторского  стула.  Маленький
черный гад со скромным  видом  висел  на  руке  Мелании,  но  одновременно
настраивал всех на волну инспекторского страха, на его боязнь  опозориться
как муж и офицер. А Мелания хлопотала себе у плиты  и  даже  не  пробовала
подонков своих затормозить.
     Они - свои, пришедшиеся ко двору, а я чужой; они  показывают,  что  я
здесь нужен, как третья нога или вторая задница, доказывал себе инспектор.
Но рано обрадовались, я еще буду давить их сапогами. Нет, я буду  кромсать
их большими ножницами.
     - Знаешь, что я не сделал, а должен? - спросил мужественный офицер  у
жены.
     - Должен был утром выполнить асаны "Сурья Намаскар", ты  не  встречал
сегодня Солнце, - механически отвечала жена.
     - Солнце встречал. Но вот кое-что не спустил в сортир, -  он  показал
на неспущенных жестом монументальной скульптуры.
     Жена  жевала  бутерброд  и  не  откликалась,  как  это   бывает   при
прослушивании неприличных физиологических звуков.
     - Или я, или они, - произнес  раздельно  каждую  букву  инспектор.  -
Петух вскочил на  стол  и  издевательски  клюнул  стакан  инспектора,  Кот
наступил неприятной лапой на палец ноги инспектора. - Или я,  или  они,  -
затравленно повторил хороший семьянин.
     - Они - это я, устраивает? -  огрызнулась  Мелания.  -  Это  все  мой
внутренний мир. Внутренний, но выдвинутый наружу,  как  ящики  письменного
стола. Без них я опять стану пустой. Любишь  ты  полых,  как  мячики,  тык
ногой такого, вот он и покатился к какой-то великой  цели.  Потренировался
на мне, понравилось, разыгрался в своей ССС.
     - В моей ССС я выдираю ядовитые органы аспидам в  галстуках,  отрезаю
жгутики  человекообразным  микробам,  выдавливаю  токсины  из  отравленных
мозгов, - Феодосий показал еще и руками, что он делает. - Грязная  работа,
но ничего, можно помыться потом. Однако без нее у тебя  и  прочих  лебядок
был бы немного  другой  вариант.  Сейчас  бы  ты  не  нежилась  индийскими
благовониями и утренней  музыкой  "Шив-Бхайрав",  а  стояла  бы  с  пачкой
заказ-нарядов где-нибудь в дубильном цеху  кожевенно-костяного  завода.  И
атмосфера вокруг тебя была бы насыщена матом-перематом и  вонью-перевонью.
А твоя шкурка намазана не лосьонами, а жирной  копотью.  И  во  внутреннем
мире не продохнуть было  б  от  пыли.  Сейчас  между  твоими  перышками  и
вихрями-ветрами тысяча оболочек. Ты не знаешь,  как  бывает  холодно,  как
сводит брюхо от голода, как вместо кислорода в тебя влезает всякая  дрянь.
Живешь  себе,  что  червячок  в  яблоке,  и  еще  чего-то  бормочешь.   Ты
выковыриваешь изюм из булки, чтоб стало не так сладко во рту,  а  там,  за
бортом, был бы песок на зубах.
     - Ты тоже выковыриваешь, побольше моего, -  напомнила  Мелания,  -  и
тоже не знаешь, как там, за бортом.
     - Что самое интересное, не хочу знать.  Батьки,  деды  и  вглубь  все
предки этого нахлебались сполна. Хватит, теперь я  буду  драться  за  свое
неведение.
     - Действуй. Вышибай из врагов вредные мыследействия вместе с мозгами.
Об отдыхе тоже не забывай,  побольше  расслабляйся,  медитируй,  глядя  на
собственный  пуп,  стой  почаще  на  голове,  это  упражнение  гарантирует
безвредность твоего ума для государства и полезность для родной ССС.  А  я
тут ни при чем, разные у нас с тобой жанры. Не могут же, например, оперный
певец и балерина в одном представлении выламываться. Он глоткой берет, она
- ногами.
     Мелания подхватила видимо давно собранную сумку и, свистнув  робиков,
двинулась на выход из инспекторского дома.  Тут  в  Феодосии  Павловиче  и
взыграло некстати профессиональное.
     - Балета не будет! - объявил он. - От нас  так  просто  не  уходят  в
другой жанр.
     Он перемахнул через стол, догнал в два счета и защелкнул свои  пальцы
на ее тоненьком запястье.
     - Я в тебя столько вбухал, что тебе впору золотой сделаться и  стоять
на серванте. Все не так просто, как кажется после завтрака, - повторил  он
несколько раз, раздувая для жуткости звук "р" в слове "просто". Он был  на
коне. Совершенство проявленной власти порадовало  его.  "Ой,  недаром  мой
знак - лев, - шепнул он себе.
     Мелания прикрыла глаза и всхлипнула от дурноты.  Ей  показалось,  что
она влипла в агрессивного колобка, активное тесто, наползающее  на  нее  и
застывающее. Но браслет постарался для нее. От него распространилась синяя
дымка, и тесто стало рассыпаться. Дымка добралась до  робиков,  свернулась
рукавами и вошла в них, отчего те заискрились, засияли  шерсткой.  Мелания
еще послала им образ разрываемого в клочья, терзаемого колобка.
     Тут когти  Кота,  пройдя  сквозь  ткань  штанов,  уцепились  за  кожу
Феодосия, слегка поддели ее и оттянули. Хорошо выстоявшаяся, по краям  уже
загустевшая до корочек нелюбовь выплеснулась из  инспектора  чем-то  вроде
девятого вала. Из всех накопленных сил с криком "Умри, негодяй" он поразил
каблуком Кота. Вернее, то место, где только что был Кот.  Каблук  сломался
об пол и улетел, инспектор получил растяжение в паху, а робик свернулся  в
белый клубочек. Клубочек принялся кататься вокруг  инспектора,  постепенно
сужая  свои  хищные  круги.  Петух  вспрыгнул  на  люстру  и  стал  грозно
раскачиваться на ней. Инспектор вдруг ощутил свой черепной шов и  подумал,
какой  тот  некрепкий.  Инспектор  вдруг  стал  мокрым   и   слабым,   как
новорожденный. Мелания, соответственно, тут же выдернула руку и отбежала к
стене. Страх набухал, вспучивал каждую клеточку офицера.  У  этого  страха
были свои дрожжи - ощущение, что первородное зло, бывшие колдуны, нынешние
диверсы плюют с высокого потолка на  его  звание,  заслуги,  благодарности
начальства, уважение соседей, мощь ССС и  завладевают  его  робиками,  его
добычей - дядей Витей, его женой, всем его  достоянием.  Инспектор  сделал
последнее усилие, соединив жар души, воспоминание о "Кодексе чести офицера
ССС", напор долга, четкость  профессионала,  гнев  мужа.  Вместе  все  эти
солидные  факторы  дали  слишком  много  энергии.   Инспектор   не   сумел
отрегулировать ее выхлоп, который иной  человек  назвал  бы  истерикой,  а
древний викинг уважительно -  берсерком.  Инспектор  кинул  в  противников
аквариум, и запрыгали рыбки по стенам.  А  также  телевизор,  тот  показал
страшное рыло. Потом полетели  кофейник,  картина.  Инспектор  бил  врагов
этажеркой,  гобеленом,  тумбочкой  в  стиле  ампир,  статуэткой   небесной
танцовщицы апсары - она пробила  ногой  диван.  Наконец,  бюстом  великого
человека (бронзовым). Волна буйства не отпускала Феодосия, волна несла его
по комнате, как утлый ялик. Подвернулась  под  руку  указка,  и  он  давай
рубить ей, как казачий есаул, попался горшок с фикусом, и он стал  крушить
им, как Илья Муромец, только-только слезший с печки. От такого рода работы
комната покрылась слоем обломков, осколков  и  просто  руинами.  А  Кот  с
Петухом разве что уворачивались, пританцовывали и будто чего-то выжидали.
     Люди в белых халатах появились неожиданно, они махали полами  халатов
и были похожи на стаю чаек.
     В воронку инспекторской головы влился слабый ручеек мыслей о том, что
он обмишурился. Но от этого шторм стал  совсем  жутким.  Феодосий  как  бы
понимал, что терять уже нечего, можно буянить всласть. Он  кинулся,  чтобы
покарать предательницу жену вазой по  голове,  но  тут  был  перехвачен  и
пресечен в корне. Он пытался провести прием айкидо,  и  не  один,  но  все
оборачивалось против  него  -  и  удар,  и  захват.  Восточная  борьба  на
квадратных санитаров не  действовала.  Стиснутое  в  смирительной  рубашке
бурление перешло в дрожание, а потом и  вовсе  в  инфракрасное  излучение,
когда из шприца явился заряд ласковости и терпения. Но эти фазы  проходили
уже в мягких внутренностях машины скорой помощи. Инспектор сам  облегченно
вздохнул, когда после борений стало тепло  и  покойно.  "Ну,  будя,  будя,
отвоевался",  -  незлобивым  голосом  сказал  санитар.  Но  инспектор  уже
задремал, прислонившись к его уютному, размером с первый спутник,  колену.
Феодосий Павлович не мог, да, наверное, и не хотел  бы  узнать,  что  жена
Мелания тем временем вышла из дома, не заперев, даже не  захлопнув  двери.
На ней был комбинезон и непродуваемая куртка, за спиной маломерная  сумка,
в руках по канистре с газотурбинным топливом. Она выкатила из гаража  свой
роллер, закрепила канистры, на заднее сидение запрыгнули преданные робики,
засопел мотор мощным носом, и вся компания исчезла в смутном воздухе.



                                  БЛОК 9

     Мелания вскоре почувствовала, что великое  ползание  на  одном  месте
кончилось. Она уже не червячок в яблочке. Она - пыль, которую ветер  несет
куда попало. Куда ни принесет, везде хорошо, везде пыль  останется  пылью.
Целый день Мелания  вилась  поземкой  по  городу,  а  вечером  вырулила  к
аэрокосмическому вокзалу. Там удалось и чайком побаловаться, и  покемарить
в креслах зала ожидания. Такая остановка еще более убедила ее в  том,  что
она теперь - пыль, которая звучит вполне гордо. Вместо зеленоватых сумерек
спальни - серый свет,  прущий  в  глаза,  вместо  убаюкивающего  бренчания
цитары - гогот, иканье, всякая белиберда. Кто-то  пытается  вместо  короны
водрузить свою задницу на твою голову, кто-то трясет рядом с  твоим  носом
грязный мешок. Потом звуки, цвета и  запахи  смешались  в  какую-то  тучу,
которая воспарила к куполу и зависла там. Наступило молчание.
     Утром, только она стала топтаться возле своего роллера, как наступила
в лужицу крови. И вроде робики неотлучно были при  ней,  в  сумке.  Только
сейчас  ей  захотелось  испугаться,  как   корове,   которую   бестолковые
животноводы вместо хлева запустили в змеюшник. Но это тоже не  получилось.
Браслет, хоть и маленький, но прикрыл  ее,  как  плащ-палатка.  Враждебное
пространство в почтении остановилось перед ним.
     - Але, киса, здравствуй, не узнаешь? - перед ней стоял какой-то  тип,
неприятно одетый в черное  кожаное  пальто,  с  неприятным  выражением  на
неприятном лице, с  неприятными  глазками  модели  "букашка",  от  которых
начинается зуд и псориаз на коже. - Расскажи-ка о своих  друзьях,  сладкая
моя.
     - Начинать с Пушкина и Лермонтова?
     - Начни с тех, кто дырявит здесь шкуры, кто рвет пасти.  Кто  так  за
тебя заступается?
     Мелании сразу захотелось взобраться на роллер  и  навсегда  размазать
типа по асфальту. Он слишком вклинивался на ее территорию.
     -  А  ты  подумай.  Если  у  тебя  это  не  получается,  не  мучайся,
посоветуйся с товарищами, пошли письмо в детскую передачу...
     - Со мной так нельзя разговаривать, - гаркнул  обиженный  тип.  -  Не
шали словами. Я здесь король буби, идеал во плоти, любимое тело и районный
тотем.
     - Вот теперь я вижу, что  ты  умеешь  выражаться  осмысленно.  Задашь
четкий вопрос и получишь такой же ответ. Представь, что я учительница.
     - Учительница, - влажно улыбнулся тип. - Будь мне учительницей.  Меня
Кожаный зовут. Мы вместе в укромном уголке выучим что-нибудь по-настоящему
хорошее. Только ты руками показывай, я не очень понятливый.
     - Чтобы прилично учиться, таким,  как  ты,  надо  больше  усидчивости
иметь, в смысле, больше сидеть.
     - Ладно, свети тут пока, -  благосклонно  разрешил  парень  по  имени
Кожаный  и,  пружиня  пятками,  пошел  к  парадному  пассажирскому  входу.
Какая-то досада у него осталась, поэтому по дороге он не удержался и  пнул
первого встречного мужика непритязательной  наружности.  Мужик  отлетел  и
уселся на урну, хабарик бессильно повис на его губе.  Обиженный  оторопело
глядел вслед обидчику, не в силах  угадать  причину  такой  немилости.  Не
решив  проблему,  он  повалился  на  бок  вместе  с  урной.  Еще  неуклюже
поворочался на земле, а когда  поднялся,  то  был  уже  обклеен  бумажками
из-под мороженого, напоминая экспонат с выставки  современного  искусства.
Мужик подошел к Мелании, которая старалась не смотреть  на  его  печальный
вид.
     - Слышь, щечки-персики, у тебя зеркальце есть? Как там я,  ничего?  -
стал выяснять он.
     - Сходи в ателье, где морды меняют, - встрял случайный прохожий.
     - Не  беспокойтесь,  гражданин,  вы  по-своему  красивый,  -  утешила
обиженного Мелания.
     - Я к тому же вежливый, добрый и чистый человек, -  занялся  рекламой
тот.
     - Ну, последнее определение мне кажется довольно смелым.
     - Чтоб тебя дверью  трахнуло,  урод,  -  заорал  мужик  вслед  изящно
пружинящему Кожаному, - не даешь дамам нравиться.
     И надо же, настигла  крепкая  мужиковская  неприязнь  аэропортовского
молодца. Когда тот входил в парадные самодвижущиеся двери, они  наполовину
приоткрылись, а потом резко сомкнули створки. Толстое стекло зазвенело  от
жесткого контакта с головой. Кожаный опрокинулся,  улетел  назад,  лег  на
спину в просторную лужу-океан.
     - Да я вас всех  соплей  перешибу,  -  невпопад  зарычал  принимающий
водную процедуру парень.
     - Греби ушами, а не то захлебнешься, - удовлетворившись, мужик побрел
куда-то.
     Мелания  напряженно  посмотрела  ему  вслед,   пытаясь   расшифровать
подтекст,  но  ничего  у  нее  не  вышло.  Она  растерянно  поразглядывала
окрестности и заметила, что еще один человек пытается во что-то  вникнуть.
Тот явно хотел  разобраться  в  мужике  и  был  похож  на  типов,  которых
"обезвреживают" в фильмах про удачные операции органов.
     На лице агента Фалько сегодня были усы, щеки разошлись в  стороны,  а
угрюмая распластанная кепка скрыла шевелюру. Агент "знакомился"  со  своим
подопечным. Вид дяди Вити даже  несколько  оскорбил  его  профессиональную
гордость, но он  небольшой  медитацией  покорил  эмоции  и  заставил  себя
работать. Освальд определил, в каком направлении будет двигаться объект, и
пошел в центр главного зала, откуда было удобно наблюдать события на  всех
ярусах. Вот дядя Витя на третьем ярусе, подобрался к ограждению, воровато,
но метко - на шляпу - плюнул вниз, затем направился к буфету.
     Начинался день. Освальд Фалько  догадывался,  что  групзахи  могут  в
любой момент созреть для перехвата.  Аэровокзал  как  раз  то  место,  где
оболочка ССС засечет вислоусую внешность дяди Вити особо не утруждаясь.
     Освальд правильно догадывался. Из ворот регионального управления  ССС
выехал микроавтобус с надписью "ремонт сантехники" на  борту.  Внутри  его
сидело шестеро "сантехников", все плотного  телосложения  с  внушительными
челюстями и тяжелыми кулаками. Могло показаться даже,  что  шесть  круглых
голов посажены на одно крепкое  туловище.  Одеты  ребята  были  спортивно,
неброско, как и полагается групзахам.
     Освальд Фалько с утра обдумывал некоторые пункты  своей  диссертации,
ведь в "миру" он был аспирантом. Сегодня утром обошлось без "провала". Это
явление было знакомо многим аспирантам и другим бойцам умственного фронта.
При приближении к интересной мысли - ты еще не знаешь, какая она точно, но
уже ощущаешь ее объемистость -  вдруг  теряешь  путь-дорожку  и  обретаешь
тупость.
     Таблетки, вздрючивающие обмен веществ  и  работу  синапсов,  помогали
изредка, а еще чаще вредили. Аспиранты, которые обследовали свои  мозги  у
доктора, рассказывали, что приборы никакой патологии  не  засекали,  разве
что некоторое  выравнивание  дельта-ритма.  Но  Освальду,  тем  не  менее,
несколько раз казалось,  что  проскакивает  как  молния  черная  клякса  и
высушивает ему голову, словно тыкву. А в итоге наступает такая скука,  что
подключаешься, как миленький, к кибероболочке. Она начинает сгребать своей
граблей факты  и  выдувать  тезисы.  А  ты  с  умным  видом  хмыкаешь  или
бесхитростно зеваешь, глядя в окно.
     "Принцип  обязательной  утилизации  полученной   из   внешней   среды
информации является ведущим. В условиях состязательного доступа к  сетевым
классификаторам большое число связей  устанавливается  случайным  образом.
Как показало масштабное обследование фирмы  "Уоллэк'н'Ливайн"  -  до  90%.
Однако, в рамках этих процессов  создаются  временные  структуры,  которые
включают всю обработку данных, от  приема  исходных  до  выдачи  решающих.
Много случайных связей у  кибероболочек  -  это  не  свободная  любовь,  а
проблески разума..."
     Сейчас продолжить бы работу головы, потому  что  забрезжило,  но  уже
вместо черной молнии - дядя Витя, надоевший сразу.  Подопечный  покинул  с
сожалением на лице буфет и спустился на второй ярус для посещения туалета.
Выбрался он оттуда с мокрой головой и расчесанными усами. Кажется, помыслы
дяди Вити опять были устремлены к буфету. Когда он подходил к лестнице,  у
дверей туалета появилась некая личность, которая не торопилась вовнутрь, а
наоборот хотела  непринужденно  задержаться  на  месте.  Освальд  прибавил
зоркости  своим  видеоочкам.  Действительно,  у  некой  личности   имелось
прекрасное нервное лицо ищейки, которое было до носа прикрыто  воротником.
Агент Фалько включил радиослежение, но вначале кроме болтовни  диспетчеров
и техников ничего не услышал. Однако, потом были перехвачены дикие  слова:
"Вечеринка  в  среду".  Среда  -  третий  день  недели,  никак  догадались
групзахи, что любитель буфетов торопится на третий ярус.
     Освальд вскочил в лифт, который ползал  внутри  одной  из  колонн,  и
мигом вспорхнул на третий ярус. Только открылись двери  шахты,  а  он  уже
увидел недремлющим оком, как в буфет входят двое ладных молодцов, оставляя
снаружи еще одного. Агент Фалько вывел на стекла очков развернутые  данные
от пеленгатора. Так и  есть,  дядя  Витя  внутри  общепитовской  точки,  и
значит, сейчас ему сделают "хлеб-соль": кулаком по почкам  и  пальцем  под
ухо, после чего он окажется смирным и послушным. Освальд прикрылся широкой
спиной женщины, марширующей с двумя чемоданами, и  с  еще  неясным  планом
действий стал приближаться к буфету. Когда он преодолел полдороги с  таким
маскхалатом,  послышался  плотный  хлопок,  его  дополнил  хор  из  разных
бестолковых звуков, заиграло вдобавок  десятка  два  симфоний.  Надо  было
резко прибавить скорость. Агент Фалько  шепнул  пирамидальной  женщине  на
кр