вмешалась Мелания.
     - Да, уважаемый. Супруги - плоть едина, но настройка  прибора  сугубо
индивидуальна.  С  женой  надо  договариваться.  Надеюсь,  она  у  вас  не
Шемаханская царица, - мастер с  удовлетворением  от  своего  труда  собрал
инструмент в портфель. - А теперь самое интересное для меня.  Кто  гонорар
отслюнявит?
     И пришлось еще раз морально помучиться Феодосию, отстегивая купюры на
расцвет ненавистных чудовищ.
     -  Это  совсем  не  годится,  когда  малая  оболочка  развивает  себе
ассоциаторы,  изучает  среду,  вслушивается  в  своего  владельца.  Только
действия, строго согласованные с большими оболочками сферы быта - все, что
ей положено и написано на роду,  -  рассудил  инспектор  и  вдруг  осознал
недоразумение. - Стоп, кадр. Ну-ка предъявите вашу лицензию.
     Но мастер уже трогал с места свой автомобиль.
     - Не будьте формалистом, шеф. Кулибину даже царские чиновники  такого
не говорили.



                                  БЛОК 6

     Всю ночь напролет  монстры  скреблись  под  дверью  и  царапались  по
коридору. Мелания их не отключила, чтоб  "быстрее  развивались".  В  какую
сторону,  ей  уже   неважно,   считал   инспектор.   Во   время   завтрака
псевдоживотные  два  раза  влезали  в  тарелку  ответственного  работника.
Феодосий заметно повеселел только  когда  добрался  до  "застенка"  -  так
любовно называли главный корпус сотрудники ССС.
     Дядя Витя пришел на "собеседование" обиженный, с  претензиями,  сразу
накинулся на инспектора.
     - Больше слова моего не услышите, вы все супротив меня поворачиваете,
как нарочно, - и специально рухнул в кресло, не дожидаясь приглашения,  да
так, чтоб оно загудело.
     - Как раз слов мне больше не надо. Вашу руку, сэр.
     - Зачем это... без руки мне никак,  даже  в  носу  придется  ковырять
ногой, - засуетился дядя Витя.
     Вылезшие  из  кресла  скобы  все  же  прихватили  его  конечности,  а
вертящуюся голову зафиксировал обруч с проводками, выскочивший  из  спинки
кресла. Дядя Витя стал бросать взгляды попавшего в силки зверя.
     - Похлопотал вот  об  электрическом  стуле,  помурыжили,  как  у  нас
принято, но дали, ненадолго. А нам  долго  и  не  понадобится,  -  сообщил
унылым голосом Феодосий.
     Дядя Витя шутки не понял, зажмурился.
     Инспектор  аккуратно   постучал   пальцами   по   панели   управления
"электрическим стулом". Две иглы вошли в задержанного ровно в  том  месте,
где проглядывали синие дорожки вен. С легким шипением закатались под  кожу
несколько кубиков крепкого  транквилизатора.  Через  полминуты  дядя  Витя
сидел размягченный и добрый, как  после  трех  кружек  "ерша".  На  экране
показался его ультразвуковой  отпечаток.  Бурыми  пятнами  выделялись  еще
напряженные  части  дяди  Вити  и  соответствующие  им  мозговые   центры.
Инспектор пустил по дяде Вите слабый ток. Тот захрипел.
     - Ерунда, Виктор Васильевич, не разыгрывайте меня, это не  похоже  на
боль. Смотрите на экран, видите там светлый ангельский  контур,  а  в  нем
какая-то грязь? Она беспокоит вашу голову. Но сейчас пятна примутся таять,
как черти поутру. Вы их будете самостоятельно растворять.
     Объемно зазвучал "говор океана", заструился мягкий голубоватый  свет,
ароматизаторы добавили йодистого запаха водорослей.
     - А если вонялка  сломается,  противогаз  мне  найдется?  -  выступил
слабым голосом дядя Витя, но с поставленной задачей  справился.  -  Только
мозги не растапливайте, иначе мне ничего кроме палки-копалки не доверят.
     Тут он получил заряд супраэнцефалина. Дядя Витя пустил  пару  пузырей
изо  рта  и  перестал  отличать  звуковидеоряд  на  объемном   экране   от
реальности. "Химия на службе прогресса", - тонкогубо  улыбнулся  Феодосий.
Он прогнал модели всех ситуаций, в которых отличился дядя Витя, и пополнил
библиотеку вредительских мыследействий новыми разоблаченными  кодами.  Это
пригодится  для  санации  оболочек,  постановки  дополнительных  заглушек,
блокировок и проверок. От которых будет мало толку - ничего не пригодится,
завтра те же мыследействия  не  повторятся.  ССС  никогда  не  поспеть  за
продукцией злого умысла, схватить можно  только  голову,  содержащую  злой
умысел. Мы должны ломать психопреступника, чтобы  получился  человек  -  в
который раз повторил  офицер-санатор.  Это  негласное  и  главное  правило
Службы.  Глубокое  торможение  сознания  супраэнцефалином  также  помогает
очищать башку от гадостей, как и накачивать ее дрянью.
     - Вы сейчас втянетесь в себя, уйдете из этой комнаты, от  этих  стен,
потолка, инспектора, задержания, от желания  что-то  приобрести  и  что-то
доказать. Покой, Начало зовут вас. Надо вернуться к ним и пойти снова,  но
уже верным путем. Не отрывайте взгляд  от  экрана,  не  пытайтесь  закрыть
глаза.
     Инспектор стал убирать с экрана изображение  комнаты,  вначале  цвет,
потом плоскости стен, потолка и пола, изображения предметов. Стер и самого
себя.
     - Сверху ничего нет, и по бокам, и снизу. Ничто  вас  не  держит,  вы
падаете. Вы на дне самой  глубокой  впадины  мира.  Только  холод  и  тьма
вокруг. Но вас принимает в себя раковина.  В  ней  тепло  и  свет,  в  ней
забота, в ней ваша жизнь. Никогда не покидайте ее, если хотите  себе  всех
благ.
     В  густой  черноте  экрана  появился  маленький  светящийся  пузырек,
который  принялся  разрастаться,  пока  в  нем  не  стал   просматриваться
полумоллюск-получеловек, посапывающий и сосущий палец.
     - А это вы! - поспешил обрадовать инспектор.
     Но из погруженного в нирвану насупраэнцефалиненного беспамятного дяди
Вити донеслось:
     - Нет, это ты. - Как конденсатор разрядилось дяди-Витино сердце -  из
него выскочила  целая  связка  разрядов.  Потом  послышалось  обращение  к
инспектору. - Думаешь, что сердцевед, а в натуре говноед. У  тебя  душа  -
зараза, чемпион ты унитаза.
     Феодосий хотел обидеться, но потом сообразил, с  кем  имеет  дело.  А
дядя Витя уверенно продолжил:
     - Сейчас кокну крышку и выйду. Отойди-ка, не то наступлю.
     Феодосий поморщился. Не дяди-Витины угрозы так его  достали  -  вовсе
нет, к подобным  фокусам  он  давно  привык.  Просто  картинка  на  экране
переменилась незапланированным образом. Уже не пятно, а яйцо  какое-то.  И
не эмбриончик в нем сидит, а  гад  противный.  Одна  пасть  чего  стоит  -
воронка, глаз на стебельке, пронзительный,  красный,  еще  и  отростки  на
тельце,  все  крутятся,  как  скакалки.  Чудик  вдобавок   стал   метаться
туда-сюда, будто собрался яйцо расколотить. А снаружи на  том  яйце  сидел
крохотный даже по экранным меркам мужичок  и  тюкал  по  нему  молоточком.
Феодосий  метнулся  к  другому  экрану,  поскорее  опознать  просочившийся
игровой модуль. Но ничего из этой затеи не  вышло.  От  ворот  -  поворот,
никакой запрос не проходил из-за переполнения быстрой памяти.
     - Начальник, - тем  временем  шепнул  дядя  Витя,  -  я  тебе  сейчас
говорить буду, а ты записывай  в  скрижали  истории.  Скоро  перекинусь  я
чудом-юдом. Я уже себя будущего вижу. Внушительное  зрелище,  пиши,  поэт,
свой стих. Но здесь меня  не  очень-то  полюбят,  я  ведь  все  показатели
испорчу. Так что подготовься к церемонии прощания.
     Было невооруженным глазом видно, что дядя Витя "расфокусировался". Но
колоть его опасно, супраэнцефалин ему и так всю защиту снял.
     - Сейчас только отколупну скорлупку немного, - бредил дядя Витя, - да
ногу высуну, к ней ножная сила и привяжется, она поможет  одолеть  дорогу.
Потом и руку за ручной силой протяну. А это  значит,  что  я  чего  хочешь
достану. Потом крылатую силу выловлю, и, значит, до неба доберусь. Когда я
большим сделаюсь, кого затошнит со страху, у кого расстройство желудка,  а
певец песню споет про наш с тобой  поединок.  Я  тебя  головой  укушу.  Ты
только заранее в протокол занеси, что ристалище у нас честное. А то вскоре
тебя, какой ты есть, уже не станет.
     И тут всяческий свет исчез - совершенно неожиданно, несмотря  на  все
страшные предупреждения. Но инспектор сумел быстро перестроиться.  Вытащил
из ящика стола свой хорошо  пристрелянный  товарищ  "Маузер-XXI".  Помахал
огоньком зажигалки. Дядя Витя был внутри себя и не обращал  на  инспектора
пристального внимания. Феодосий,  профессионально  удерживая  его  смутную
фигуру краем зрения, подкрался на цыпочках к двери. Она была совсем не  на
замке, каталась себе взад-вперед, как в  сарае.  Феодосий  сразу  отскочил
вбок, прижимая к себе оружие, чтоб не выбили.  Потом  заголосила  тревога,
длинный сигнал, на до-ре-ми. Уже, выходит, отключился и  внешний  периметр
охраны. Инспектор кое-что сообразил, стараясь не маячить  на  фоне  двери,
подкрался к задержанному гражданину. Скинул обруч с его  головы,  выдернул
руки из держателей и влепил кулаком  в  сельский  лоб.  Дядя  Витя  рухнул
вместе с "электрическим стулом", успев проорать "всех не перебьешь". И тут
вернулся свет в  лампы  да  экраны,  заткнулся  сигнал  тревоги,  щелкнул,
закрываясь, замок двери. Феодосий уселся на свое  место,  промокая  мокрое
лицо рукавом. "Маузер-XXI" на всякий пожарный положил поближе - в  карман.
На экране тьма проглатывала чудовище, сминала, скручивала его, несмотря на
визги протеста. А тюкающего мужичка и след простыл.
     Инспектор съел конфету - сласти всегда помогали  проведению  анализа,
подышал полным носом из курильницы с ладаном - это успокаивало. Наверняка,
его подопечный затащил "К2"  из  сетевого  эфира  своими  мыследействиями,
допер Феодосий. Ну-ка еще раз попробовать схватить вирус, положить  его  в
баночку. Но в  терминале  хватать  было  нечего.  Феодосий,  как  пианист,
выбросил руки к клавиатуре и сделал снимок быстрой памяти.  Кристаллосхемы
памяти, только что по горлышко грязные, теперь  были  ослепительно  чисты.
Ну, а знаменитый контроль рабочей  зоны  кибероболочки?  Как  бы  потоньше
справиться у дежурного, чтобы он не заподозрил, кто притащил вирус  в  эту
мирную обитель.
     - Матвеев,  а  Матвеев,  -  связался  он  с  центральным  пультом,  -
покажи-ка свое бородатое личико.  Почему  проводите  учебные  тревоги  без
предупреждения? Людям работать надо, а  вы  по  нервам  бжикаете.  Или  вы
считаете, что тут нет людей?
     - Какая учебная, кому чего надо?  -  заистеричничал  Матвеев.  -  Все
сигналы-открывашки рассекречены. Я еще понимаю, сидела-пыхтела бы в памяти
вирусная комбинаторная программка, подбирала  ключи.  А  в  архиве  только
чиркнуто "внутрисистемная работа, построение  смысловых  цепей".  Где  тут
вирус? Уму непостижимо.
     - Увы, твой ум, Матвеев, не  годится  для  измерения  непостижимости.
Впрочем, ты еще поуди в системном журнале, червячка подбери  повкуснее.  -
Феодосий ушел со связи отчасти довольный.
     Почему  мы  называем  "К2"   вирусом?   Какой   вирус   выживет   при
внутрисистемном тестировании? Только полезный вирус. Тот, что чисто вшился
в тело оболочки. Что помогает ей в работе над  смысловыми  цепями.  Теперь
деревенского дядьку с соплей под носом и  близко  к  вычислительной  среде
нельзя подпускать - вредность слишком глубоко в нем сидит.
     Пока Феодосий понимал дядю Витю как источник  постоянного  зла,  хоть
бирку вешай, его подопечный отвечал ему в том же духе, но другими словами.
Селянин снова расселся в кресле, напялил на голову обруч  с  проводками  и
уверенно направлял инспектора в срамные  места,  так  чтоб  ему  вовек  не
возвратиться.
     Феодосий  Драницын  покинул  Службу  хоть  и  озадаченный,  но   зато
напряженный, готовый к борьбе, такая ситуация ему даже  нравилась.  Однако
дома он быстро скис и  угас.  Дома  он  окончательно  убедился,  что  жена
Мелания любит свой браслет больше, чем  мужа-инспектора.  Даже  к  робикам
нежнее, чем к нему. Картина, которую он предполагал увидеть в бреду, а  не
наяву. То, что он раньше считал ее докучливым  зуденьем,  сейчас  казалось
щебетаньем  райской  птицы.  Все   эти   истории   о   киберах-убийцах   и
сладострастниках,  об  искусительницах-роботессах,  которые  в   последний
момент обкусывают свои жертвы до неузнаваемости,  о  дьяволах-компьютерах,
погубляющих самолеты и суда. Нет, Феодосий и разные  монстры  теперь  мало
волновали ее. Ныне друзья и любовники были у нее Петух и Кот. Робики также
закончили постигать инспектора  и  показывали  полное  пренебрежение.  Они
набрались хитрости и коварства, что некоторые  мудрецы  могли  принять  за
проблески искусственного интеллекта. Мелания вела с ними какие-то  игрища,
малопонятные    для    других     людей.     Игрища     носили     боевой,
оперативно-тактический характер. Стратегия же оставалась скрытой в тумане.
Такими же смутными были и мыследействия,  которые  применяла  жена,  чтобы
столь расшевелить своих служек. Не  привяжешь  супругу  к  "электрическому
стулу", не одурманишь ее психоделиками и  не  начнешь  считывать  коды  ее
мыследействий. Разве что выкрасть робиков.  Ясно  же,  они  помочились  на
оболочки сферы жилсоцбыта, под чьим присмотром обязаны существовать. Какой
там жилсоцбыт, тут  проглядывает  морда  врага,  программного  разбойника,
может даже "К2". Распотрошить бы робиков, по начинке найти и того мастера,
который нелицензионные кристаллосхемы ставил,  и  того,  кто  их  клепает.
Взять обоих за шкирку да стукнуть лбами. Но стоило один взгляд бросить  на
робиков, как сразу все мечты уплывали в форточку.
     В гостиной и на  кухне  шли  учебные  бои.  Кот  прижимался  к  полу,
пятился,  наносил  едва  заметные  из-за  мгновенности  удары,  когти  его
высекали искры из холодильника, производили  режущие  звуки  на  стекле  и
оставляли  внушительные  зарубки  на  мебели  стиля  неоготика.  Петух  же
беспрерывно нападал, наскакивал, делал ложные и настоящие выпады,  пытался
усесться Коту на загривок и долбануть его в темечко. От  его  бронебойного
клювика оставались глубокие, но аккуратные ямки.  Феодосий  машинально,  в
обход сознания, примеривал следы от когтей и клюва к себе.  И  всякий  раз
становилось неприятно, от мозга костей до костей мозга. Особое, ни  с  чем
не сравнимое чувство возникало, когда Петух  удачно  пикировал  и  вышибал
Коту глаз. Брызгала белая окологлазная жидкость, Кот  цеплял  когтем  свое
выпавшее око и, предварительно облизав его, заправлял обратно в  глазницу.
И всегда рядом с тренирующимися гадами  неотступно  находилась  Мелания  в
виде знатока боевых искусств. Она была арбитром, скорее всего болельщиком,
похоже, что и участником. Браслет,  присосавшийся  к  ее  руке,  играл  не
последнюю роль. Инспектор давно разоблачил его - тот пропускал расширенный
спектр мыследействий. Ясно, что робики, как неуправляемые малые  оболочки,
рыскали по "эфиру", выискивая разгадки кодов,  и  нахватались  там  разной
дряни на тему "как бить и мучить". Но одна линия поведения была втиснута в
них какими-то творцами хреновыми еще при рождении - служить своему хозяину
верой и правдой. Вот почему им мало дела до Великого Объединенного Разума.
А их хозяин, вернее, хозяйка, распадается  на  глазах  как  гражданин,  то
есть, как гражданка.
     Мелания  перестала  откликаться  на  призыв  кибермэна-йога  провести
утреннюю, дневную и  вечернюю  медитации.  Немедля  вырубала  экраны,  как
только начинали передавать звуковидеоряды для  гармонизации.  Вырывала  "с
мясом" шнуры питания  из  автоматических  кадильниц.  Разорвала  тибетские
мандалы. Перестала делать пранаяму, дышала теперь поверхностно,  будто  на
улице. Портретом махатмы вытирала пыль. Почти целый день запрещала звучать
индийским мантрам. Только  междусобойчик  с  робиками.  Инспектор  немного
повеселел, когда она завела себе "Симбун-Сивку", газотурбинный роллер.  Не
моргнув глазом, швырнула все свои хрусты. Машина была по-российски удалой,
по-корейски вертлявой, с широким колесом - по любой  каше  промчится  -  с
микрооболочкой. Но в отсутствие инспектора  появился  давно  осточертевший
мастер и пробил в оболочке роллера БИ-канал. Нюни инспектора  распустились
снова и заколыхались на ветру. А потом Кот с Петухом  вскочили  на  заднее
сидение роллера, стали там похожи  на  два  белых  кирпича  с  глазами,  и
Мелания усвистала. В  первый  же  выезд  она  пропала  на  целый  день.  В
инспекторе к полудню солнечное сплетение превратилось в  черную  дыру.  Он
сидел понурый в своем кабинете, и  даже  кресло  не  казалось  ему  теперь
удобным. Темные мысли вились одна за другой без всякого усилия. Кто из нас
главный, кто второстепенный, кто почва, а  кто  удобрение?  -  как  бы  не
ошибиться в вычислениях, впервые  подумалось  инспектору.  Чтобы  все-таки
насытить  свою  жизнь  немеркнущим  смыслом,   Феодосий   Павлович   решил
выпотрошить дядю Витю, как маринованный перец. А дядя Витя,  когда  вошел,
то сказал с прощупываемой ехидцей.
     - Ой, как вы осунулись. Не лицо, а  фига.  Что,  в  доме  нелады?  Ну
ничего, миленькие бранятся - только тешатся.
     От этих слов Феодосия чуть не вытошнило.
     - Что, я чего-то не то сказал, неверно выразился, эт у меня бывает, -
спохватился задержанный.
     - Ну, все, Виктор  Васильевич.  Хватит  с  вами  цацкаться.  Вы  лишь
программа, чужая запись. В нужные моменты из  вас  прочитывается  тот  или
иной кусочек.
     - А вы не программа? - по-простецки спросил дядя Витя.
     -  От  меня  нет  вреда,  -  голос  инспектора  стал   пронзительным,
высокочастотным.
     - Как же, мне от вас вред один, - рассудительно заметил дядя Витя.  -
А если из-за вас беда приключится для народа,  то  вы  сами  с  собой  что
делать будете?
     - Со мной этого случиться не может, - постановил Феодосий.
     Внезапно шкаф  раскрылся,  и  въехал  робофициант-столик  с  яствами.
Заиграла обеденная музыка, свет стал менее насыщенным.
     - А-а, кушать люблю. Это единственное, что мне не изменит,  -  весело
взвыл дядя Витя и прихватил со  стола  розетку  с  икрой.  -  Надеюсь,  не
акулья.
     - Но я не звал робофицианта... Пошел вон, вон, - наорал  Феодосий  на
"скатерть-самобранку".
     Та неожиданно обиделась и вывалила яства на  инспектора,  после  чего
действительно уехала.
     - Как же так? - Феодосий с наворачивающейся слезой  смотрел  на  свой
замаранный китель.
     - Да вот так. Им тоже творить хочется. Сольцой  посыпьте,  начальник,
меньше пятен будет, - наслаждался  сценой  дядя  Витя.  -  Может,  помочь,
простирнуть чего?
     Все еще твердым голосом Феодосий позвал робуборщика.
     Тот  появился.  Но  вместо   того,   чтобы   убирать,   он   принялся
раскатываться по комнате, размазывая масло, соус и пюре.
     - Подонок! - озверел Феодосий.
     - Вы его, маленького, не ругайте, - заступился дядя Витя. - Он  хотел
как лучше. Вот новый бутерброд изобрел.
     Робуборщик, однако, о своем долге не забыл. Выставил  вперед  режущую
плоскость и стал срезать с пола размазанные  продукты,  правда,  вместе  с
линолеумом.
     Феодосий, как и полагается, прижал ладони к вискам.
     - Вы только ума не лишайтесь, гражданин начальник.  Еще  скажут,  что
это все я, такой-сякой, подстроил. А я на большие дела пока не горазд.  От
меня только легкий сквозняк.
     Инспектора тут осенило. Он сорвал со своего запястья БИ и забросил  в
дальний угол,  потом  подскочил  к  робуборщику  и  перевернул  его  вверх
колесиками.
     - Круто вы с ним, но совершенно справедливо, - одобрил дядя  Витя.  -
Власть употребить, и точка, так с ними  и  надо,  падлами.  Что  же,  если
электрический, то все можно?
     Инспектор внутренне заметался:
     "Эти устройства не способны к самоуправству. Значит, именно  из  меня
вылетели коды безумных мыследействий. Пусть "К2" помог, но сигналы  -  мои
собственные. Если так, то по законам ССС, я - преступен, и вещдок  налицо.
Я приличный человек, уважающий прогресс, и вдруг преступен. Может,  таково
течение болезни. Ну и что с  того?  Вор  по  болезни  ворует,  громила  по
болезни громит, но снисхождения к ним никакого. Единственное, что  смягчит