й,  отчего
те вращаются и катятся. У меня именно так и получилось, только без  всяких
денежных затрат.
     Потом зрение мое переключилось из мира  полюсов  и  пульсаций  в  наш
обычный-сермяжный. Опаньки! Я уже в тоннеле, закороченном  с  двух  сторон
завалами из трухи и щебенки. В нем стоял вездеход, тот самый,  бандитский.
Значит, пока я там занимался  пульсациями-фигациями  тело  мое  ухитрилось
протиснуться под скалой туда, куда надо, и добраться до полости, в которой
устроили моторизованные урки свою малину.
     Когда  я  по-пластунски  уже  стал  пробираться  к  вездеходу,  чтобы
незаметно угостить  его  гранатой  под  колесо,  он  двинулся  вперед,  из
туннеля. И вся куча  трухи  словно  расстегнулась  перед  ним!  Я  вначале
изумился, а потом врубился - из  пещеры  на  поверхность  планеты  тянется
кишка, наполненная металлорганическим гелем. В нужный момент под  влиянием
электромагнитного  поля  или  субнуклонового  импульса  гель  меняет  свое
аморфное, сопливое состояние на самое что ни на есть жесткое, отчего вялая
кишка становится крепкой трубой.
     Я осторожно потрусил следом. Однако, "прямая кишка" мигом затвердела,
вездеход промчался по ней, выскочил из "ануса" и стал карабкаться на склон
ущелья. Тут уж я рванулся с такой скоростью, будто у  меня  в  штаны  было
наложено много динамита и кто-то поднес фитиль. Но  по  дороге  сообразил,
что не успею добраться до склона прежде чем  кишка  схлопнется.  А  запасе
только ракетница с одной управляемой ракетой.
     Я своевременно прочувствовал  одну  из  пульсирующих  нитей,  которая
связывала  мой  самый  горячий  полюс  и  жаркое   расщепляющееся   сердце
вездехода, жужжащее сейчас как рой свирепых ос.  Резкими  мыслеусилиями  я
намалевал ее в виде линии на прицельном экране моего хайратника  -  теперь
это траектория наведения  ракеты.  Оставалось  только  пустить  реактивный
снаряд.
     О, чудесное мгновение! Подбитый вездеход вздрогнул и  пустил  дым  из
под днища. Он еще недолго пытался ползти, потом застыл на  склоне,  слегка
шевеля лапками, как смертельно раненный таракан. Когда я подлетел поближе,
рассчитывая  положить  гранату  прямо  на   люк,   отверстие   разверзлось
самостоятельно и оттуда вместе с клубами пара выпростался мужик.  Я  навел
на него пустую ракетницу, он, искренне удивившись, выронил свой плазмобой,
который мигом перекочевал ко мне.
     - Вовремя ты нас застукал, - сипнул пленный в переговорник, - нас как
раз сраный пробойный ток шарахнул.
     - Это я вас шарахнул, только попробуй назвать меня сраным. Есть там в
скорлупке кто-нибудь еще?
     - Напарнику, его Людмилом звали - полный каюк. Переборка  лопнула,  и
ему в спину влезла раскаленная арматура.  Когда  он  уже  околел,  полился
литиевый кипяток. Сейчас там настоящий суп.
     Я подобрал пушку  мужика-разбойника.  Плазмобой,  причем  дорогой,  с
автоматическим   улавливанием   сразу   дюжины   целей,   успевай   только
поворачивать ствол, чтобы  совмещались  на  экране  хайратника  прицельный
вектор и перекрестье, помечающее очередную жертву.
     - Ты зачем стрелял по моему  вездуходу,  дурной?  Персональный  заказ
имеешь на мою персону или всех так привечаешь? - решил уточнить я.
     -  Стал  бы  я   из-за   персонального   заказа   берлогу   в   столь
негостеприимном краю рыть. Живу я  этим,  тут  ведь  регулярно  кто-нибудь
проезжает. Двух пропущу, третьего проработаю.
     - В общем, честный разбойник. Целых двух из трех пропускает. А мог бы
всех трех порешить, ведь любимая работа не утомляет. Прекрасный пример для
юношества. Ладно, двигай, мне  за  автогеном  пора,  кое-какие  излишества
сниму с твоей колымаги. Она ведь тебе  больше  не  понадобится.  Так  что,
попрошу вперед, только без резких движений, они меня очень нервируют.
     Захваченный в плен мастер  скверных  дел  стал  послушно  карабкаться
вверх. За ним с пыхтеньем - я. Когда  до  края  обрыва  оставалось  меньше
метра, он вдруг поскользнулся и поехал на животе вниз  по  склону.  В  тот
момент, когда его сапог оказался - если прочертить нормаль к поверхности -
на уровне моего шлема, пленник запаял мне каблуком по "чайнику". Сообразно
силе пинка, я был брошен в никуда. Руки оторвались от камня, тело выписало
дугу большого круга градусов в двести. После чего я ухнул вниз по  склону,
но резко выкинув вперед раскоряченные пальцы,  смог  затормозить.  Пока  я
этим занимался, разбойник выдирал оказавшийся у меня под боком  плазмобой.
Когда мне удалось привстать, упершись ногами в  какой-то  уступ  -  оружие
закрепилось уже в руках счастливого пока что соперника.  Ах,  зачем  я  не
захватил с собой лазерного ножика - думал, что помешает, а ведь помог бы.
     Сопернику повредило лишь то, что он находился слишком близко от меня,
причем в неустойчивой позе. Поэтому он не сразу развернул  в  мою  сторону
метровый ствол. Пока наводил, я поймал дуло рукой  и  опять-таки  отвел  в
сторонку. А разбойный мужик по  инерции  мышления  выстрелил,  отчего  был
отдачей опрокинут на склон, по которому еще и съехал вниз. На этот раз его
шлем оказался близко к моей руке, та случайно подхватила каменюгу  -  если
точнее, кусок свинца - и сыграла им по забралу.  Вообще-то  эта  стекляшка
делается из очень прочного сплава, однако  по  моей  руке  как  по  шлангу
пробежала пульсация от одного из  полюсов.  Она  выжала  из  камня  темную
энергию, которая и  влупила  по  стеклу...  Короче,  забрало  треснуло  и,
следовательно, разлетелось.
     Не в первый раз я видел как кончаются люди, столкнувшись один на один
с разреженной атмосферой Меркурия. Как, налившись кровью, лопаются  глаза,
как сочится сукровица сквозь кожу, которая вскоре трескается, будто кожура
гнилого фрукта. И пусть разбойник был гадом-скверноделом, я бы рискнул ему
помочь, имейся хоть какая возможность. Ведь я не из тех,  кто  тащится  от
чужих неприятностей, вдобавок кодекс кшатрия рекомендует (но  все-таки  не
обязывает) лишать врага жизни наиболее благородным образом. Но возможность
отсутствовала. Впрочем пострадавший бандит  почти  мгновенно  расстался  с
сознанием. Я и себе такого хочу. Это лучше, чем попасть  на  обед  в  виде
блюда некоторым нашим муташкам,  которые  кушают  своих  сограждан  именно
живыми и недовольными. И  не  ради  полового  удовлетворения,  как  земные
садюги - наши людоеды в этом отношении невинны. Им просто нужны гормоны  и
витамины, что имеются лишь в живой громко кричащей еде.
     После такого неприятного инцидента я  поспешил  вверх  по  склону  и,
перевалившись через его край, почти бегом направился  к  родной  машине  -
несмотря на нехватку кислорода, творящую звон в ушах  и  темные  пузыри  в
уме-разуме. Влетаю в кабину, а Шошаны нет там. Ну и сюрприз -  докатились!
Я подвел вездеход поближе к ущелью,  и  хоть  измочаленный  весь,  нацепил
новый кислородный баллон и отправился ее искать. Лишь бы ей не  сверзиться
в эту труху. Я против этого голосую всеми руками и ногами.
     Не упала ушлая Шошана, нашел я ее возле того мужика. У него, конечно,
замерзшее месиво вместо лица, а она сидит рядышком.
     - Шошка, уж не принимаешь ли ты его за меня?  Я  еще  "не  того".  И,
конечно, не стану возражать,  чтоб  заупокойная  молитва,  предназначенная
мне, досталась ему.
     - У него даже Анима не откликается... А ты  сволочь,  -  выговаривает
она искренне, впервые с некоторым чувством, -  поганка.  Разве  можно  так
надолго сваливать в туман. Пока я ждала тебя, у меня даже суп прокис.
     Я тут вижу,  печаль  печалью,  а  автогеном  она  аккуратно  уже  два
электропривода срезала. Ну,  ладно  чего  с  них,  фемов,  взять,  они  же
машинообразные.
     Когда мы тело невезучего разбойника, раскачав, предали трухе,  и  все
дорогостоящее с его трактора сняли, и  в  виде  трофея  унесли,  и  замену
электроприводов закончили, и вернулись в рубку, то так уютно стало, что  я
даже зажмурился. Растворил себе таблетку  ирландского  виски,  из  заначки
достал сигару лучшего марсианского  табака,  затянулся.  Шошанка  села  на
палубу, облокотившись спиной на бортик моего кресла,  а  коленки  обхватив
руками - ну прямо семейная картинка. Тут я у нее все-таки поинтересовался.
     - Ты от чего больше опечалилась-пригорюнилась? От  моего  плачевного,
как тебе казалось, финала  или  от  срыва  в  выполнения  важного  задания
вышестоящих товарищей?
     Заметно было, что у нее проблемы. Наверное,  поэтому  она  призналась
честно. (Или, наоборот, увильнула в сторону)
     - Что-то со мной неладное после той  аномальной  зоны,  Терентий.  Ты
после нее как-то окреп, а я по контрасту квелая стала. То,  как  я  сейчас
себя веду, - это не фемское поведение.
     - Может и не типично-фемское,  но  зато  почти-людское.  Хоть  иногда
переключайся на общечеловеческое начало -  оно  тебе  идет,  к  лицу,  так
сказать. Я не хочу знать, как там с любовью обстоит в вашем  коллективе  -
мне, чувствую, такое знание не понравилось бы. Однако мы  сейчас  с  тобой
кукуем вдвоем или вернее ведем совместное хозяйство, как испокон веку, как
сто и тысячу лет назад заведено  было.  Кстати,  ты  отлично  готовишь,  в
смысле растворяешь пищевые пилюли. Ну, хотя бы притворись,  что  тебя  это
устраивает - ведь приятно же, когда можно на кого-то  положиться.  Шошана,
положись на меня.
     Я опустился рядом с ней на палубу и, чего-то вдруг осмелев,  приобнял
фемку за плечи. Нормально, есть контакт! Тогда еще один шажок вперед.
     - Не бей меня, Шошана, пожалуйста, в челюсть после того, что я сейчас
сделаю.
     Для начала она промолчала. Полумрак скрадывал  резкость  ее  черт,  а
может они мне уже не казались такими резкими.  Я  погладил  ее  стриженный
затылок, волосы были жесткие, колючие - впечатление такое, что  приголубил
ежика - но в ладонь  приходило  тепло.  И  я  рискнул  -  приложился,  как
следует, к ее губам. По краям они были жесткие,  но  в  середке  и  вглубь
мягкие, даже ласковые. Секунд через десять она меня отпихнула.
     - В челюсть бить не буду, но по кадыку могу запаять, мужичок. На  мой
взгляд, все это - половое извращение.
     - Не  настолько  это  напоминает  половое  извращение,  чтобы  ломать
Адамово яблоко. Вот недавно я сожительствовал со скалой - и то ничего. То,
чем мы с тобой занимаемся, вполне легитимно. Так и было всегда, чтобы  там
ни плели  фемы.  Я  испытываю  к  тебе  того  глубокого  чувства,  которые
почему-то не называется любовью. Прошу считать это за признание.
     Я просунул руку ей под куртку. Это был ответственный момент. Ситуация
казалась  практически  смертельной.  Я  невольно  вспомнил   картинки   из
видеокнижки - мускулистые самочки разных насекомых: богомолов,  скорпионов
и прочих вредных тварей пожирают  без  зазрения  совести  своих  хиленьких
дружков. Иногда прямо после признания в любви. Одна моя рука была  занята,
другая  прижата  к  боковушке  кресла.  Фемка  же  двумя  своими   (вполне
свободными и умелыми) руками могла  бы  мне  мигом  свернуть  голову,  как
куренку, или резким тычком расплескать живот. Действительно,  на  какой-то
момент она напряглась, я почувствовал  ее  необъемистые,  однако  стальные
мускулы, но потом напряжение ушло.
     Шошана признала за мной право, у таких дев-воительниц  это  означает,
что она посчитала себя проигравшей какое-то  сражение.  Кожа  у  нее  была
гладкая и прохладная, а известные выпуклости все же больше,  чем  казалось
при наружном осмотре. Я, стараясь не делать резких движений, сволок с  нее
одежку. В общем выяснилось, когда я процесс ее разоблачения завершил,  что
она - ладная девчонка. Ножки-ножницы,  как  у  куклы  Барби,  талию  будто
затянули изо всех сил невидимым ремешком. Пальчики Шошанины мне  всегда  в
кайф были - длинные и узкие, такими не только душить, но и ласкать удобно.
Даже обидно стало, что  девчата  фемки  имеют  головенки,  забитые  всякой
коллективистской гадостью, и не хотят радовать  ребят.  Впрочем,  понятно,
что  ребята  у  нас,  в  основном,  мудаки.  Она  его  приласкает,  а  он,
освоившись, станет блевать на пол или там воздух портить, или заставит  ее
стирать свои задубевшие носки.
     И в самом главном межполовом деле Шошана отчасти разбиралась - может,
потому что хорошо  знала  анатомию.  Однако  проявляла  она  в  этом  деле
известные принципы. Никакого излишнего разврата  -  так,  наверное,  ведут
себя королевы и валькирии.
     - Однако, как сказали бы синоптики,  зафиксировано  выпадение  греха,
годовой нормы для этой местности, - подытожил я.
     После столь тесного времяпровождения  я  изрядно  повеселел,  а  она,
пожалуй, помрачнела.
     - У тебя такой вид, Шоша, будто ты собираешься  без  устали  посещать
венерического доктора Пенисмана или уйти от  своих  фемов  в  декрет.  Что
касается первого, то я, как  любой  приличный  полицейский,  обхожусь  без
"зверюшек". И от  второго  варианта  не  трепещи.  Даже  если  мы  заведем
эмбриончика, его  вырастят  добрые  дяди-аисты  в  пробирочке,  когда  мы,
конечно, заплатим.  Радуйся,  я  -  твой.  Теперь  у  нас  немного  больше
привязанностей, чем полагается в "атомарном" мире нашей Космики.
     Но она не сказала: "А я твоя", она призналась совсем в другом.
     - После той  ловушки,  в  которую  мы  влипли  за  горой  Череп,  ты,
Терентий, меня подавляешь, хуже не бывает.
     Я взъерошил волосы и поправил ковбойский платок на шее.
     - Значит, я парень хоть куда. Эта тема достойна пенья  и  танцеванья.
Особенно со стороны девушек.
     - Не суетись. Подавляешь отнюдь не физически  и  даже  не  умственно.
Понимаешь, все фемы соединяются меж собой  с  помощью  нескольких  центров
симметрии. Так вот одно важное соединение  сейчас  утрачено,  и  затухание
синхронной пульсации - это такой канал связи  -  происходит  именно  из-за
тебя.
     -  Тебе  не  надоели  эти  все  соединения,  единения,   объединения?
Подумаешь,  одним  соединением  стало  меньше.  А   вдруг   это   в   тебе
индивидуальность просыпается. Без твоих симметрий тоже жить можно,  причем
припеваючи. Если тебе покажут на дверь в твоем родном коллективе,  придешь
трудиться на пару со мной в полиции. Если меня, а заодно  и  тебя,  выпрут
без  выходного  пособия  из  полиции,  переквалифицируемся  в   старатели.
Поднакопим деньжат - по-моему, у нас  это  получится,  если  подрабатывать
иногда на большой дороге - плюнем на  этот  сраный  Меркурий  и  поселимся
где-нибудь на Марсе, на  худой  конец,  на  Ганимеде.  Знаешь,  какие  там
пейзажи...
     - Ты балбес непонятливый или артист, умело придуривающийся?  Мне  или
на Меркурии жить, в системе всех необходимых  мне  симметрий,  или  нигде.
Жрачка покрывает мои  энергетические  запросы  только  наполовину.  Я  уже
сейчас пробавляюсь аккумулированными запасами.
     - Ладно, Меркурий не сраный,  а  весьма  милый,  особенно  в  хорошую
погоду. Он мне тоже очень нравится. Я  его,  между  прочим,  уважаю  -  он
маленький да удаленький. Вернемся в Васино, найдем фемскую бабку-знахарку,
она тебе все симметрии мигом наладит. Если даже не желаешь  отрываться  от
своего коллектива, будем просто  встречаться.  Ходить  вместе  в  кино  на
утренние сеансы, на елку, целоваться  украдкой  в  темных  дурно  пахнущих
углах вроде завода по производству протоплазмы.
     Но ее не так-то просто было уломать, она даже перешла в наступление -
рефлексы, наведенные здоровым коллективом, держали  ее  похлеще  ручных  и
ножных кандалов.
     Я сосал джин с тоником, а она стучала  кулачком  -  я  отлично  знаю,
какова его убойная сила - по переборке.
     - После аномального зоны, Терентий, в тебе, именно в тебе  поселилось
или же возбудилось зло. Что-то внедрено в тебя, может быть спора,  эмбрион
той самой твари.
     Стоп, парень. Не вздумай купиться на  эти  заклинания.  Не  дай  себя
опустить. Фемки может чего-то и умеют, но в первую очередь они - сектанты.
А это, означает, неустанные поиски врага и параноидальный уклон. Я признаю
странные явления в природе, на них можно кое-что списать, но не  собираюсь
превращаться в какое-то пугало. Если даже это для кого-то удобно.
     - Ну здрасьте, приехали. Споры, эмбрионы... глисты, аскариды, да кого
они должны волновать кроме меня. Я тебе подыгрывал, но пожалуй, хватит.  С
аномалиями пусть физики да мизики разбираются, а нам  в  полиции  неважно,
что там в заднице у преступника зудит. Нас интересует, где, когда и как он
совершил преступление. На  караван  с  гафнием  не  эмбрионы  налетели,  а
народец, жадный на  легкую  поживу.  Дыня  с  Нуром  не  споры,  а  просто
некачественные людишки.  Отнюдь  не  сперматозоиды  сидели  за  штурвалами
бомбардировщиков и разбойничьего вездехода.
     Фемка,  кажется,  немножко  паниковала,  оттого  что   я   не   хотел
укладываться в Прокрустову раскладушку ее объяснений.
     - Но то, что внутри тебя, оно живет, фурычит. Его вибрации экранируют
меня.
     - Мне тоже чьи-то вибрации не нравятся, но я ж не стреляю без промаха
в того, кто их пустил. По-моему, просто пробудилась от  спячки  колдовская
наследственность, доставшаяся мне от дедушки-шамана.
     Улыбка  проползла  по  ее  щеке,  во  второй  раз  за  время   нашего
знакомства. А я продолжал наяривать.
     - Какой бы там лапши вам  ни  вешали  на  политзанятиях,  Шошана,  но
по-нашему, по-мужицки, зло - понятие относительное. Я ведь не стал злее по
отношению к тебе. И, мне кажется, жизнь отдать готов за тебя, причем свою.
     - Мы, уважаемый шаман, до семи лет живем в так называемых материнских
камерах. Там многое происходит само собой. Когда нас выпускают оттуда,  то
все вокруг кажется большой дрянью. Причем очень долго  кажется,  до  самой
смерти.



                                    12

     - Вот она - долина Вечного Отдыха. Похожа на ложку.  Только  какое-то
время назад эта ложка зачерпнула нехорошего дерьмового варева. Похоже, что
нас нынче ждут - не дождутся с хлебом-солью, чего однако не было в прошлый
раз, когда я приехал не с тобой, а с Мухиным и  прочим  ОПОНом.  Но  их  с
тобой и сравнивать смешно.
     Несмотря  на  пылевую  завесу  я  различаю  заграждение   -   цепочку
тракторов, которая протянулась поперек тракта. В любом случае  придется  с
заград-отрядом поздороваться.
     Цепь  была  настроена  воинственно,  даже  с  приличного   расстояния
проглядывались серебристые дула  плазмобоев.  А  мы  будем  демонстративно
миролюбивы. Я остановился метрах в десяти от ближайшей машины. Ни в  одном
диапазоне заград-отряд со мной общаться не захотел. Приглашают, значит, на
выход. Я без  особой  охоты  напялил  скафандр,  из  оружия  ничего  кроме
маленького лазерного ножика, да  пары  плоских  гранат  не  взял.  Если  и
пригодятся боеприпасы, то только незаметные. Когда я выбрался  в  сумерки,
один из вездеходов, вернее прицепная кабинка, просигналил мне.
     Внутри нее сидели трое господ в довольно скованных картинных позах  и
еще двое мужланов строго  стояли  со  сквизерами.  Эти  двое  хотели  было
отцепить у меня пушку, но  я  демонстративно  развел  руки  и  заулыбался,
показывая, что дружелюбен и миролюбив. Среди встречающих был шериф Кравец,
у  которого  теперь  растекался  синяк  на  оба  глаза,  но   по   счастью
отсутствовал пахан дядя Миша, которого мне пришлось обидеть в прошлый раз.
Физиономии присутствующих не вызывали бурного оптимизма, напротив, от  них
хотелось взгрустнуть.
     - Ну, представь, меня, шериф, публике, - вздохнув тяжко, вступил я  в
игру.
     - Пару недель назад этот тип был лейтенантом полиции из  Васино.  Кто
он сейчас такой, я не знаю и знать не желаю.
     Кравец, судя по  широкой  фигуре  типа  "шкаф",  родом  из  питомника
"Берлога", что на Титане. Как, впрочем, и Мухин. Там, во-первых, не  умеют
давать малькам приличные имена, а, во-вторых,  накачивают  их  мускулатуру
искусственной тяжестью. Оттого Мухин с Кравцом такие внушительные на  вид.
И негибкие умом.
     - Фу, какой моветон. Шериф, так не при