ямая дорога на плаху. По его  сведениям  черные  стражи
государя и  служители  второевангельской  церкви  ведут  охоту  на  ведьм,
колдунов, одержимых, бесноватых, бомжей, ложных посланцев  неба  и  прочих
дьяволопоклонников.
     Так  что  пришлось  поломать  репу,  придумывая  историю  и  легенду,
старательно подбирая слова и выражения.  Теменцы  ведь  говорят  на  нашем
языке с примесью блатного арго, происходящего из лагерной среды ХХ века, и
старорусской лексики. Я в энциклопедии читал,  что  архаизмы  и  арготизмы
были  нарочно  внесены  в  теменскую   речь   космиканскими   лингвистами,
производившими гипнотическое обучение тамошних феодалов. Это был  какой-то
не шибко продуманный эксперимент, впоследствии осужденный начальством.
     Саша без опоздания известил меня о том, что  я  вот-вот  столкнусь  с
конным разъездом теменцев. И все равно это оказалось  сюрпризом.  Лес  был
уже не таким темным и густым, от мха не столь тянуло сыростью, улавливался
даже запах каких-то ягод, когда из  куста  ракиты  на  меня  вдруг  выехал
всадник. Наверное, я еще в противоположную  сторону  пялился,  так  что  и
тепловое излучение не приметил вовремя.
     Первые  секунды  я  даже  не   мог   поверить,   что   встретился   с
варваром-ратником, что это не виртуальный мультик. Всадник был  в  помятом
шлеме с  рогами  да  еще  хвостом,  в  исцарапанном  доспехе  с  какими-то
дебильными шипами на локтях и запястьях. Сам низенький, квадратненький - я
сразу понял, что росту в нем не больше метра  шестидесяти  -  но  в  руках
лежало то ли копье, то ли меч: на древко было  насажено  слегка  изогнутое
длинное лезвие.  Вдобавок  у  варвара  имелось  ружье,  похожее  на  кусок
канализационной трубы, и маленький арбалетик, приделанный прямо к  наручи.
Глазки-бусинки, глубоко утопленные в лицо, выражали какой-то  рефлекторный
ум. Единорогов я конечно видал и даже трогал в зоопарке, но этот зверь был
приземистый,  запаршивевший,  сопливый,  вонючий,  с  зубками  страшновато
крупными. Резцами-лопатами он потянулся к моей ноге,  отчего  сразу  стало
зудежно в коленке. Вдобавок с длинного  седла  спрыгнул  здоровенный  пес,
собака Баскервилей, сущий Цербер, с широкими лапами и огромными  челюстями
как у динозавра. Шею и грудь этого чудовища прикрывала кольчуга, а  низкий
лоб и макушку защищал шлем, похожий на миску.  Пес  не  залаял,  а  только
утробно прорычал,  но  это  было  достаточно,  чтобы  вызвать  обильный  и
холодный пот. Всадник тоже рыкнул:
     - Замри, парень, а то убью.
     Конечно, произнес он эту фразу  более  нечленораздельным  языком,  со
странными интонациями и огласовками ("А ну-ка сдохни, пацан, не то укоцаю,
бля"), но в общем я его понял.
     - Ты человек или зверь лесной? - продолжил мой собеседник.
     - Это я-то зверь?! - пришлось возмутиться мне.
     -  Потом  разберемся.  Беги  рядом  и  не  вздумай  рвать  когти,   -
распорядился варвар.
     - Я с говорящей птицей.
     - И птицу бери.
     И пришлось  бежать.  Конечно,  я  пустил  в  ход  трансквазер,  чтобы
организовать отрыв от зловонного варвара. Поработал с хрональными линиями.
Вроде бы даже изменил реальность. Но канал  хроноволнового  преобразования
снова меня к всаднику привел - что-то на Земле трансквазер  сразу  не  так
стал работать, не очень-то ему поддавались местные хрональные потоки.
     - Ты, пацан, не  балуй,  бесполезняк,  -  сказал  при  новой  встрече
квадратный воин.
     - Я... я заблудился.
     - Держись меня и все будет хорошо. А потеряешься снова -  плохо  тебе
станет, - намекнул варвар. И к его мнению пришлось прислушаться.
     Всадник на время как будто забыл обо мне. То есть, маршрута для  меня
он не выбирал, так что приходилось перепрыгивать через рытвины, перелезать
через поваленные стволы и  продираться  сквозь  заросли  кизила.  В  любом
случае я больше не попробовал вильнуть в сторону и дать деру.  И  наверное
правильно. Морда пса теперь находилась на постоянной дистанции в  тридцать
сантиметров от моих икр.
     Неожиданно я оказался на полянке, где было несколько десятков  конных
бойцов при оружии,  да  еще  со  вьючной  скотиной.  Через  полминуты  они
оказались со всех сторон от  меня.  Единороги,  лошади  и  барады  (помесь
лошади с бараном) в столь большом количестве могли  бы  шокировать  любого
даже самого мужественного космика своим  ржаньем,  блеяньем,  снованием  и
запахом. Вот такой натюрморд.
     - Что ты за человек? - обратился  ко  мне  всадник  предводительского
вида - судя по золотой насечке на панцире.
     - Из плена бежал.
     - Теменский?
     - Точно так, - сказал я, хотя понимал, что  предводитель  недоумевает
моему акценту. - Из Большой Орды убег, меня  туда  в  десять  лет  украли,
совсем уж русский забыл.
     - Ладно баешь, да не верю. Непохоже,  что  из  ты  из  Орды  бегунок.
Пленным ордынцы кое-какие жилы подрезают, если используют их для работы  в
поле или на бахче. А ты не хромой, и на полевого работника не  смахиваешь,
белый чересчур, даже синеватый,  да  еще  и  хлипкий,  -  разоблачил  меня
предводитель.
     Придется  модифицировать  версию,  учитывая,  что   под   марсианским
солнышком я не слишком загорел.
     - Меня на чистой работе держали.
     - Один хрен - вранье. Кому при доме предстоит трудиться,  тому  тюрки
яйца отнимают. А ты вроде целый, хотя можно и проверить.
     - Уймитесь сомнения, - проверещал Сашка,  садясь  на  плечо.  Вовремя
появился.
     - Я народ потешал. Вот птица у меня говорящая.
     -  Ну,  допустим,  поверил,  -  сообщил  после  некоторого   раздумия
предводитель. - Поверил, но еще проверим. С нами  отправишься,  дерьмодей.
Правильным покажешься, возьму тебя в боевые холопы, неправильным - скормлю
псам и глазом не моргну.
     - А как же мне домой попасть, начальник?
     Предводитель не желал думать на эту тему.
     - Нет у тебя дома, так что ты не рыпайся. Был ты како сопля, повисшая
на носу, совсем бесхозный, а я тебя подобрал. Коли  будет  от  тебя  толк,
послужишь c честью в государевом войске, окажешься бестолковым -  попадешь
в пахотные холопы, тогда землицу тебе ковырять до скончания дней своих.
     - Стойте, разве нет у вас людей, которые бы вольно бродили по стране,
имея случайные заработки?
     - Есть еще такие  -  скоморохи,  целители,  волхователи,  попрошайки,
шлюхи, - но  все  делается,  дабы  вычистить  эту  бесполезную  погань.  В
государстве нашем имеют право  существовать  под  крепкою  рукой  государя
ближние  его  слуги-советники,  царские   стражи,   именуемые   "черными",
ревнители  второевангельской  веры,  каковые  заодно  учителя  и   лекари,
ратники-дворяне, городовые воины-стрельцы, чиновные люди, то бишь думные и
приказные дьяки, работники-подмастерья и посадские мастера, купцы мелкие и
большие, крестьяне, к земле прикрепленные, и пограничные  казаки,  ну  еще
рабьи мужики-холопы всех видов: пахотные, боевые, рудничные и  так  далее.
Всем определено место, подчинение, имение и питание,  никто  не  лишний  в
государственном  теле.  Ну   а   того,   кто   неразумно   пытается   быть
вшой-кровососом или блохой-попрыгуньей - к ногтю.
     Так я стал боевым холопом. И хозяева у меня были, во-первых  государь
Макарий II Чистые  Руки,  а,  во-вторых,  сотник  Председателев,  у  коего
дедушка, судя по фамилии,  возглавлял  колхоз.  Выделили  мне  приземистую
лошадь, бывшую вьючную, которая страдала поносом  и  чрезмерным  пусканием
ветров,  помимо  меня  она  еще  тащила  пару  мешков  картохи.  А  в  мои
обязанности вменили собирать хворост  для  жарки  и  варки,  ухаживать  за
ездовыми животными, мыть  котлы,  стирать  и  все  такое,  что  полагается
новобранцу. Обижать не обижали - ведь  я  из  Орды  уже  синеватый  пришел
(помог все-таки марсианский загар).
     Две недели я слонялся с конной сотней по лесу,  вернее  по  просечным
полосам и вдоль засек, от острожка к острожку, от одного дозорного  гнезда
до другого. И при том смещались мы не  к  северо-востоку,  куда  мне  надо
было, а скорее к западу, куда не треба. Успел я за это время  освоиться  с
весьма небольшим, но странным  словарным  запасом  варваров,  бесконечными
"бля" и "один хрен",  визгливыми  интонациями  и  грубым  акцентом,  с  их
примитивными замашками, сморканием влет, ковырянием  в  зубах  (с  помощью
кинжала), звучным пусканием  ветров,  и  активным  употреблением  рук  при
разговоре. Привык к убогому быту, к грязи и даже к укусам блох. Что  ж,  в
почесывании есть свой смак - рекомендую эстетам, пресыщенным  всеми  иными
удовольствиями. Пару раз у меня начиналась какая-то лихоманка, но потайной
инъекционный пистолет пособлял мне оздоравливаться  и  заодно  приобретать
специфический иммунитет. При мне трупоедка укусила человека - так, что  он
ничего и не почувствовал, а спустя какой-то  час  стал  сизым  раздувшимся
трупом, внутри которого все ходило ходуном. Видел я, чем кончаются истории
с серыми мухами - они заползают в задний проход,  превращаются  в  личинок
(регрессивная трансформация) и вылезают через рот. Хорошо  хоть  не  через
ухо. Пожалуй, червяги в сравнении с этой хреновиной довольно милы.  А  еще
тут все, даже самые бесстрашные рубаки, бледнеют при мысли о клейковине. Я
так понял, что это известный мне полипептидный слизень, впрочем  гнездовья
у него, как правило, севернее - в лесотундре.
     Между прочим, один из конников даже показал мне, как надо поднимать и
опускать саблю, и коим образом махать секирой. Так что я быстро одичал. Но
с другой стороны мне взамен индейского наряда дали обмундирование, которое
осталось от одного бойца, откинувшего сапоги  из-за  чего-то  похожего  на
малярию. Выжарил я над костром вшей,  гнид,  пиявиц  и  напялил  на  себя.
Ничего, вид бравый - только в животе слишком большой простор получился,  а
коротковатые штанцы не достают до голенищ сапог. Говнодавы  были  огромные
разношенные, но накрутив уйму портянок, кое-как подогнал оба калибра.
     Саша, как не пытались бойцы его отогнать или подстрелить, следовал за
мной. По-крайней мере, он первый узнавал, что меня собираются отправить на
стирку или по ягоды.
     Однажды также буднично, как и про стирку, он сообщил, что  наш  отряд
вот-вот напорется на  большое  конное  воинство  тюрков.  Я,  конечно,  не
поверил, что  вот-вот  должна  начаться  рать.  Но  все  получилось  также
неожиданно, как и в тот раз, когда я наткнулся на отряд Председателева.
     Враги ехали по дну мшистой лощины, склоны которой к тому  же  заросли
густыми зарослями кизила. Люди сотника Председателева  заметили  ордынцев,
когда до тех оставалось шагов сорок. У  наших  была  некоторая  фора,  они
находились  на  возвышенности  и  кизил  выступал  в   роли   заграждения.
Председателев не сдрейфил (удирать было бы худшим вариантом), его  конники
выстроились уголком, с обеих сторон от лощины, и стали  поливать  ордынцев
свинцом. Когда тюркские кони пытались вынести  своих  всадников  вверх  по
склону, их встречали мечи-секиры, рога и копыта  теменских  единорогов,  а
также и  сильные  челюсти  боевых  псов,  которые  могли  и  руку  пополам
перекусить.
     Тюрки десятками  скатывались  назад,  кто  с  рваным  горлом,  кто  с
пробитой грудью, кто с расквашенным животом, кто отдельно от своей головы.
Однако наши цепи, протянувшиеся вдоль лощины, оказались  короче  вражеской
колонны и на флангах ордынцы довольно спокойно преодолевали склон.  Вскоре
завязалась рубка в  окрестностях  оврага.  Поначалу  сотня  Председателева
успешно противостояла тюркам, но полку врагов все прибывало.
     И тут я почувствовал, что скоро дело дойдет и  до  меня.  Собственно,
коммюнике с поля боя доставлял мне Саша, потому что я  пребывал  в  обозе,
где сгрудились вьючные лошади и бараны. Сам я видел  поначалу  лишь  спины
дерущихся конников Председателева. Потом битва с рубкой, колкой и сечей, с
жуткими  воплями,  кровавыми  фонтанами,  разрубленными  телами  предстала
передо мной воочию, но как будто голофильм на  экзотическую  тему.  Я  был
психологически еще далек от всего этого. Однако  в  какой-то  непрекрасное
мгновение заметил, что прямо  ко  мне,  невзирая  на  мою  психологическую
отдаленность, скачут трое прорвавшихся ордынцев, а там уже стало их пять и
даже семь. Рядом же со мной  находился  только  один  казачок  не  слишком
богатырского вида. На плечо сел Саша, который неустанно проводил воздушную
разведку.
     - Атас,  хозяин,  надо  улепетывать,  если  вы  только  не  собрались
повторить подвиги Евпатия Коловрата. Я заметил  лесную  тропу  по  которой
можно беспроблемно отвалить.
     Но, прежде чем я смог  чего-нибудь  сообразить,  на  нас  с  казачком
налетело с десяток ордынцев, среди коих были  сипахи  из  самой  Туркии  в
красных тюрбанах. Мы успели выстрелить из пищалей, положили двоих, но  тут
казачка срубили, а мне в грудь направилось сразу три копья  с  длинными  и
широкими наконечниками.
     Перед  этим  пару  минут  я  уже  слезно   обращался   к   процессору
трансквазера,  но  тот  отделывался  равнодушными   ссылками   на   низкий
энергозапас и бессмысленными советами - типа "сесть  с  нукерами  за  стол
переговоров".
     Впрочем,  когда   меня   должны   были   уже   нанизать   на   вилки,
сконденсировался-таки черный вращающийся диск.
     Из-за  этого  вражеские   всадники   и   заструились   вдоль   канала
хроноволнового  преобразования.  А  я  стал  играть  хрональными  линиями,
пытаясь перенаправить свою кривую в  лучшую  сторону  и  завязать  жуткими
узлами вражеские хронопотоки. На сей раз быстро  выпутался  из  положения,
может потому что неподдельный  ужас  усилил  все  мои  способности.  Между
прочим, я не дрейфил  даже  при  виде  вражеского  крейсера,  ощерившегося
гразерами, которые превращают в радостный свет  все  живое  и  неживое  на
расстоянии миллиона кэмэ вокруг. Но от этих  оскаленных  ртов,  выпученных
глаз и засохших трофейных голов, подвешенных к нукерским поясам  на  манер
орденов, меня явно пробрал мандраж.
     Когда пейзаж вновь стал объемным  и  ярким,  вблизи  меня  никого  не
оказалось. Я перескочил в телегу, установил  на  ее  бортике  три  пищали.
Успел хорошо прицелиться, когда в мою сторону поспешило четверо  ордынских
нукеров. Выстрелил метко, трое тюрков выпали из седел  и  давай  бороздить
башками землю, запутавшись ногами  в  стременах.  Когда  подлетел  ко  мне
последний, его единорог не смог добраться до меня - телега мешала.  А  мне
было  сподручно  крутануть  мечом-секирой,  и  попал  я  по  горлу  самому
туркийскому сипаху, так что брызнули алые фонтанчики артериальной крови.
     Затем я перескочил на мелкую, но крепкую лошадку и двинул в  лес,  по
дороге засадив пику в еще одного ордынца. Путь пролегал среди  деревьев  и
доставлял массу острых ощущений: каждая низко расположенная ветвь угрожала
снести мне кочерыжку. Только  через  пару  часов  решился  я  притормозить
своего конька-горбунка. Тут и ворон Саша, сев на  облучок,  мигом  обгадил
его.
     На привале решил  я  теперь  пробираться  до  левого  берега  Обского
пролива, а там уже найти способ переправиться через двухсотмильный  водный
простор - на правый берег. Нынче у меня были коняга, пищаль, берендейка  с
кремнями, порохом и пулями, плюс еще пика. По шляхам  и  торным  тропам  я
старался не ехать, предпочитая обочины и  темное  время,  так  что  долгое
время ни один  дозор  не  пытался  меня  прихватить.  В  итоге,  со  своим
поводырем преодолел еще километров триста к северу-западу.
     Но к концу недели я попался разъезду черных стражей, причем ночью. Не
помогло тепловое зрение, потому что сидели она в  дупле  гнилого  таежного
великана. Не помогла и история о побеге из ордынского плена. Было  признан
я дезертиром от царской службы и клонилось вроде к тому, чтобы отсечь  мне
башку.
     Пока тянулось неспешное разбирательство в каком-то приказе,  я  сидел
колодником в столичном кандее, где  крысы  были  лучшие  друзья  человека.
Однако Саша  проникал  через  вентиляционное  отверстие,  гонял  нахальных
грызунов и даже  приносил  мне  кое-какую  еду,  включая  красную  рыбу  с
неведомого праздничного стола. Иммунитет  мой  уже  достаточно  укрепился,
чтобы я мог обойтись без инъектора, который у меня  естественно  отобрали.
Сохранилась только единственная шприц-ампула с гипноделиком.  Едва  ее  не
потратил, когда на меня  кинулся  какой-то  сокамерник  с  криками:  "Беса
споймал". Задушить он меня не задушил, только сопли выдавил, а затем  Саша
его угомонил профилактическим ударом клюва в глаз. Над  поверженным  телом
пернатый друг произнес эпитафию: "Плохо, когда голова  не  варит,  а  руки
делают."
     С тех пор меня никто не пытался обидеть, однако все попытки дать деру
с помощью трансквазера заканчивались ничем. Тюрьма  представляла  из  себя
катакомбы и каждый раз хрональный канал заводил меня в один из углов этого
заколдованного подземелья. Я еще раз убедился,  что  на  Земле  хрональные
линии, ниточки судьбы, то ли менее податливы, то ли находятся под  чьим-то
более  сильным  воздействием.  Можно  было  назвать  это   магией,   можно
бесовщиной, можно - истощением энергии трансквазера. Его процессор  вскоре
перестал реагировать на просьбы и только вежливо  намекал,  что,  дескать,
поищите другой более простой и экономичный выход из положения.  А  простым
выходом из положения, даже в  лучшем  случае,  являлось  усекновение  моей
повинной  головы.  И  вообще  тут  быстрый  снос  башки  считался   мягким
наказанием - так сказать,  легко  бы  отделался.  За  серьезные  проступки
сажали на кол и вешали за ноги. Один  зек-колодник  с  раскосыми  глазами,
сказывал, что это еще ничего  -  в  красном  Шэне  за  непочтительность  к
властям преступника помаленьку скармливают рыжим муравьям  или  бросают  в
яму с черными скорпионами. А вот в Орде беглым  рабам  ломают  позвоночник
или снимают кусками кожу. В Туркии любят варить "неверных собак" в больших
котлах.  В  вот  в  Верхней   Германии   специализируются   на   медленном
поджаривании "ведьм" и "еретиков". Это мне поведал немец-контрабандист  по
имени Ахмет, человек с большими смоляными усами и в кепке-самолете.  Кроме
того, из-за голодухи так свистело в моих кишках, так надолго пропал  стул,
что и казнь не воспринималась особо огорчительно.
     В общем, меня  собирались  "слегка"  наказать,  но  тут  понадобились
весельные рабы для морского похода вдоль  западного  побережья  Теменского
моря.  И,  забыв  даже  выпороть  батогами,   меня   усадили   на   скамью
галеры-кадорги. Вместе с  другими  штрафниками  я  работал  веслом  (слава
космическому ветру к той поре моя мускулатура достаточно окрепла), или  же
тянул суденышко батрачьим образом. Река Тура довольно  быстра  закончилась
Теменским морем, и после недельного перехода мы вышли в Обский Пролив. Там
состоялось решительное сражение с шэньским флотом, во время которого линия
теменских  кораблей  была  рассечена  громоздкими  джонками,  наша  галера
оказалась пробита ядрами с ближней дистанции и оперативно  отправилась  на
дно. Надсмотрщик оказался милым человеком - он освободил меня от кандалов,
чтобы я помог ему добраться  до  берега:  плавать  мастеру  кнута  еще  не
приходилось. И я бы честно помог, но его проглотил морской  змей,  который
на мой взгляд был все-таки очень длинной и зубастой рыбиной типа мурены.
     По счастью я  не  ознакомился  с  этими  зубами,  каждый  из  которых
напоминал кривой меч, меня направлял парящий  над  водами  ворон  Саша.  А
затем подобрали китаи-шэньцы, которые хотели вдоль правого берега  Обского
Пролива выйти в Северный Океан.
     У них после битвы был большой недостаток матросов,  поэтому  пришлось
мне полазать по вантам и походить по гафелям на высоте пол ста  метров  от
бушующего моря, причем еще в  наручниках  -  высота  с  мачт  этой  джонки
выглядела весьма впечатляющей. Ободряли меня только Сашины слова,  который
устроил себе гн