вать, чтобы там,  за  пределами  "стакана"
аукнулось. Стенки бы  у  него  задребезжали  и  сеструшки,  фемянки  твои,
услыхали и прознали б про нашу беду.  Совет  предоставлен  тебе  в  данных
условиях бесплатно.
     Она резко выдернула голову. Глаза  у  нее  были  само  собой  мокрые,
влажные и теперь из-за проявленной слабости злые, как у зверька.
     - Насколько я понял, Шошик, система симметрий универсальна.  Если  мы
даже несколько не в том пространстве заплутали, то все происшедшее ЗДЕСЬ -
если, конечно, бабахнуть как следует - будет иметь отдачу ТАМ.
     - Ядерный мини-взрыв?
     - Я люблю другое "мини", но и  это  мне  по  вкусу.  Двести  тридцать
пятого урана у нас не так уж много в граммах и процентах,  зато  не  будет
возни с субкритическими массами и обогащением топлива. Под  лучом  гразера
все  сработает  при  более  скромном  количестве  и  качестве  материалов.
Килотонну тротилового эквивалента как-нибудь устроим.
     Как изготовить мини-атомную бомбу из подручных средств? Если не  надо
мучиться  с  обогащением  урана,  то  плевое  дело.   Я   когда-то   читал
соответствующее пособие и Анима быстро растормошила в  голове  необходимый
пласт памяти. Хорошо, что в бортовом шкафчике покоился робот для слесарных
работ. Я обдирал пирографит с урановых  шариков,  воскрешенный  слесаришка
укладывал их в брикеты, скреплял проволокой и  обматывал  отражателем  для
нейтронов. Потом я втиснул получившийся пакет  в  расщелину  скалы,  рядом
поставил на треноге гразер,  включил,  нацелил  и  бросился  наутек.  Едва
отъехали на пять километров и спрятались за глыбу,  как  шарахнуло,  после
чего  вырос  одуванчик  мини-атомного  взрыва.  Однако  не  успел  он  еще
подрасти, а уже стал разжижаться и рассопливливаться, будто  кто-то  тянул
из него силенки. Мне даже показалось, что это я его выкручиваю, как мокрую
тряпку. Раз - и забултыхалось вместо  ядерного  гриба  что-то  похожее  на
огромную драную простыню, потом куски ее стали утончаться, превращаться  в
полосы, те в нити - уже знакомого голубоватого оттенка  -  последние  тоже
потаяли. Не осталось ничего кроме длинноволнового излучения.  Пространство
опять-таки съело потраченное время и горизонт стал еще более тесным.
     Шошана была совершенно пригвождена этим фактом, плакала  безутешно  и
всерьез. Стала на время просто бабешкой. А я вроде даже обрадовался, будто
собственноручно  мини-ядерный  взрыв  придушил.  Даже   посвежевшим   себя
чувствовал, хотелось еще убивать взрывы, хотелось  вперед  -  меня  словно
примагничивало  к  истоку  чудесных  сил.  И  самому  себе  было  неудобно
признаться - весело мне, скорей всего, оттого,  что  грустно  Шошане,  что
беспомощным стало прославленное фемство. Ведь всего несколько  дней  назад
ей было все известно, в отличие от меня. Я тогда не притворялся щенком,  а
полноценно являлся им. И самое постыдное - она  запросто  могла  физически
подавить меня, шутя вышибить мои "гнилушки".
     Но затем я все-таки устыдил себя - ведь фемка  при  всем  желании  не
высадила мои мозги, напротив, даже заботу проявляла. Потому не  хочу  быть
свиньей, которая радостно хрюкает от чужой беды.  Или  ганимедским  хищным
студнем, который весело чмокает.
     Я сейчас чувствую центр притяжения, глотку демона,  направление  сил,
значит, могу сыграть сам. Я должен помочь Шошке и своему делу.
     Время, потраченное  на  движение,  превращается  в  путь,  ведущий  к
какому-то демону, которого мы  раньше  обзывали  тварью,  грибом.  (Теперь
подлец заслужил более горделивое имя.)  А  не  потраченное  время  во  что
превратится? Может, оно станет  путем  выводящим.  Не  моче-  и  кало-,  а
человековыводящим.
     Если проглот-демон жадно  хавает  любой  импульс  движения  и  только
жиреет за счет него, мы не дадим ему этого импульса. Я не  совсем  понимаю
свои  мысли,  но  нутром,  "юлой",  чую,   что   именно   так   произойдет
перераспределение энергии.
     У меня в голове такая картинка возникла. Вот мы  -  вроде  паучка  на
стенке чашки. Он карабкается изо всех сил обратно на край  сосуда,  но  от
проявленных усилий только сползает вниз. Почему? Потому  что  он  передает
импульс движения поверхности - которая, такая-сякая,  заполучив  его,  еще
более искривляется, изгибается в сторону, совсем ненужную паучку.  Короче,
чашка только глубже делается. А не  станет  он  передавать,  глядишь  -  и
спрямится поверхность. Или того больше - теряя энергию, выгибаться  начнет
в обратную сторону. И паучок, следовательно, благополучно скатится с  нее,
бяки-раскоряки, с поверхности этой, как с ледяной горки.



                                    11

     Мой растрепанный голос метался меж бортов и тонул в квазиживой мякоти
подволоки - вместе со словами она впитывала углекислый газ и водяные пары.
     - Чего мы собственно испугались? Да, прошлое замаячило на  горизонте.
Ну и что? Вот если бы будущее увидели. Вообще, чем прошлое  отличается  от
настоящего? - только лишь отсутствием энергий.
     - Это не факт, - Шошана лениво участвует в навязанной ей дискуссии.
     - По крайней  мере,  не  хватает  энергии  устойчивости,  от  которой
рождаются гравитоны и силы тяготения. Так обстоит  дело  в  привычной  нам
системе симметрий.
     - Сам придумал, лейтенант?
     - Ну, ладно, прочитал. Пофорсить умом  не  даешь.  Так  гласят  книги
мизиков...  А  вот  если  наоборот,  если  энергия  устойчивости,  получив
соответствующие каналы, начинает спокойно гулять  туда-сюда  и,  например,
переливаться в прошлое? Тогда мертвые, нарастив мясо-жир, смело вылезут из
гробов, по улицам примутся разъезжают конки и кабриолеты, а  дамы  наденут
фижмы и кружевные панталоны. В общем, прошлое активно влезет в настоящее.
     Об этом можно было  покурлыкать,  глядя,  как  голубенькие  мерцающие
ниточки тают, а над нами лениво проползает  марево,  искажающее  показания
приборов. Оно было похоже на время, которое,  освобождаясь  из  вражеского
плена, на радостях кушает растолстевшее пространство. А когда основательно
обглодало  его,  голубые   ниточки   совсем   погасли,   вдобавок   сквозь
рассасывающееся марево проступили столь приятные ныне глазу очертания горы
Череп. Оказались мы ровно на том месте, от которого двигались трое  суток.
Пока мы таким странным способом вырывались из  дружеских  объятий  демона,
меня выручали наркомультфильмы и джин с тоником (таблеток того  и  другого
еще хватало). Шошана довольствовалась леденцами с медитацией, и, по-моему,
была просто заторможена, даже  подавлена  той  незавидной  ролью,  которую
пришлось ей сыграть.
     - Подумаешь, встретили одно-единственное чудище, которое  к  тому  же
быстро рассопливилось, - безрезультатно утешал я ее. - Настоящие серьезные
монстры, наверное, треплют его по щекам и обзывают "щенком".
     Как надо себя вести, если в  одно  прекрасное  утро  ты  просыпаешься
усатым тараканом или, например, килькой в банке. Наверное, сообразно новым
обстоятельствам. У меня это получалось  лучше,  чем  у  напарницы.  В  чем
Космика преуспела более всего, так это в  превращении  человека  в  нолик,
которому как-то  до  фени,  живой  он  или  уже  "сморщился".  Исполнилась
многовековая мечта всех йогов, факиров, монахов и прочих самоистребителей.
Тот мужик, который инкубатор для выращивания космонавтов придумал,  сделал
для освоения космоса больше, чем все Циолковские, фон  Брауны  и  Королевы
вместе взятые.
     Шошане  тоже  было  до  фени,  целый  ее  организм  или  распался  на
составляющие. Но оттого,  что  ее  фемство  не  сдюжило  против  аномалии,
психика ее маленько треснула.
     - Шошка, ау, по-моему нам пора тронуться.  Только  не  в  психическом
смысле, а в физическом - туда, где мы еще сможем принести пользу  державе.
Мы сделали хороший крюк в сторону, едва не повисли на  этом  крючочке,  но
теперь пора выбираться на старую дорогу. Искренне надеюсь,  что  оппоненты
уже посчитали нас без толку погибшими и перестали нам  заботливо  готовить
всякие сюрпризы.
     Шошана, хоть и насупилась, но безропотно стала искать перемычки между
новым и старым путем. Все-таки у этих фемок особое  чувство  субординации,
едва ощутила мое командирство и уже бестрепетно подчинилась.
     Конечно, пришлось немного  отмотать  назад  по  новой  дороге,  потом
попотеть мозгами, пытаясь вычислить, где на переходе к  старой  трассе  мы
всего лишь провалимся, а где - утопнем. В итоге определилось - перед горой
Череп свернем налево,  затем  протиснемся  по  краюшку  каньона  Канон,  и
отважно рванем через низину Шабашкин Суп.
     В той самой низине я чуть ли не треть пути перся  впереди  вездехода,
как бурлак на  Волге  и  на  трогательной  картине  известного  художника.
Вернее, привязавшись к машине веревочкой,  бежал  на  мокроступах  впереди
брони и определял собственным телом да прибором-почвовизором, где тут есть
дорога, а где - жадная меркурианская трясина.
     Когда мы с Шабашкиного Супа  выбрались,  я  быстренько  прописался  в
кабине, и со словами "друзья познаются в  еде"  накинулся  на  праздничный
стол: цыпленок  табака  в  пилюлях  и  борщ-порошок.  Но  не  успел  такой
призрачный  обед  расщепиться  в   моем   желудке,   как   нас   попытался
прооперировать лазером какой-то  свинтус  в  вертком  вездеходе  -  то  ли
очередной наймит наших прежних притеснителей-прижигателей,  то  ли  вполне
самостоятельный разбойник.
     Я только успел крикнуть: "Мать  его  за  ногу",  чем  однако  перешиб
стресс и вместо супрессантов начал вырабатывать кортизол и прочие  гормоны
бесшабашности. (Чуткая Анима еще и простимулировала этот процесс.)  А  вот
Шошана своим сверхсобачьим нюхом загодя учуяла  готовящееся  посягновение,
вернее  заметила  искусственность  в  естественном  пейзаже.  Она  вовремя
поставила вездеход на задние паучьи лапки,  поэтому  иглы  бешеного  света
прошили не  нас,  а  пространство  неподалеку  от  днища.  Оправившись,  я
заметил, в какую сторону махнула головой фемка и  застрочил  по  врагу  из
массивного бортового плазмобоя. Если точнее, мыслеусилием развернул ствол,
и задал автоснайперу сектор битья.
     Среди фонтанчиков - там выстреленная мной  плазма  испаряла  камни  -
мелькнуло искусственное тело и юркнуло в какую-то трещину. Видимо "огневая
точка" сочла себя подавленной и решила исчезнуть по-быстрому. Когда корпус
нашей машины из вздыбленного положения опустился на грунт,  то  выяснилось
весьма приятное обстоятельство - мы целеньки, все члены вместе, и охотники
не будут делить наши тушки. И одно  пренеприятное  -  нам  подрезали  одну
"ногу" плюс вывели из строя приводы двух колес.  Борт  был  проплавлен,  и
металл приводов разлетелся мелкими брызгами. Похоже, что  обидчики  заодно
поковыряли в нашем вездеходе гразером.
     - Надо признать, Шоша, что я  отлично  пострелял,  правда  не  совсем
туда, куда надо. Поэтому продолжение следует... С другой  стороны  трещины
вероломные враги не появились. Значит, затихарились где-то в ней.  Небось,
думают, что мы побоимся их тронуть. Правильно думают, мы боимся. Да только
если мы не снимем с их машины недостающие теперь приводы,  то  барахтаться
нашему дружному экипажу осталось недолго. Подъезжать к ним поближе тоже не
стоит, лучше прижаться к холмику. Если кто-то шарит взглядом по местности,
то решит, что мы улепетнули, поджав хвост и жалобно скуля. А  мы  все-таки
пойдем  и  лично  пообщаемся  с  ними.  Вернее,  я  пойду.  Люблю  слушать
проникновенные разбойничьи рассказки, они порой вышибают из меня слезу.
     - Ты что, не доверяешь  мне  после  всего?  -  как  бы  между  прочим
уточнила Шошана.
     - Электроприводы умею демонтировать только я. Кроме того,  если  один
вляпается в историю, то должен быть другой, который придет ему на выручку.
Об  этом  во  всех   романах   напачкано.   Согласна?   -   мне   пришлось
воспользоваться  быстротой  своей  речи.  Я  скорость  словесного   поноса
наработал, когда учился за три секунды произносить  ритуальную  фразу  при
задержании преступника: "С этого момента  каждое  ваше  слово  может  быть
использовано в интересах следствия". (Надо  ведь  еще  успеть  выстрелить,
если урка не захочет делиться словами со следствием.)
     Грунт здесь был по-особому дерьмовый. Даже в мокроступах нога утопала
чуть ли не по колено, создавая впечатление, что шагаешь по  овсяной  каше.
Раза три я плюхнулся в нее, вымазался, облип  трухой,  зато  внешне  почти
слился с местностью. Наконец, добрался до трещины, а фактически до ущелья.
Противоположный склон метрах в двадцати, хоть и бугристый он, ховаться там
вездеходу негде. А все равно зуб даю  на  вырывание,  что  трактор  где-то
здесь. Ведь никто никуда по бесконечной равнине не удирал.
     И тут башка сварила кое-что пригодное для потребления. У ущелья  есть
дно. У всех ущелий оно имеется. Только здесь  дно  закидано  многометровым
слоем густой трухи. Ужели или неужели, но сдается мне - совершив очередной
разбой, вертлявые злодейчики ныряют на дно и  ждут  момента,  когда  можно
снова вылезти и напаскудить.
     Мой взгляд на вещи посвежел и заметил яму на поверхности трухи -  там
будто великан по нужде присел. Я принялся аккуратно спускаться по  склону,
что-то предвкушая. Тут из трухи, как  раз  в  районе  ямки,  словно  башка
какого-то длинношеего монстра выбралась оптическая труба с  загогулиной  и
стала  обводить  окрестности  пристальным  взором.  Играть  в  гляделки  я
побоялся и выбрал самый сомнительный вариант.
     Я  скатился  по  склону   вниз.   Вполне   бесшабашно.   Думал,   что
замаскируюсь, спрячусь с головой в рыхлятине, но не  забуду  уцепиться  за
твердую поверхность склона. Однако, едва  погрузился  в  труху,  как  ноги
перестали держаться на тверди и носки соскользнули с камня. Я  понял,  что
склон тут загибается в противоположную от меня сторону,  зона  трухлявости
уходит под него, а также вниз, причем неизвестно на какую глубину.  Заодно
скала стала крошиться под моими пальцами. Не успел я чего-либо предпринять
и что-то особенно мудрое сообразить, как сорвался с  загогулины  скального
выступа. Меня потащило. Тащило немало, и вниз и вбок,  не  встречая  моего
особого  сопротивления,  все-таки  непреодолимый  форс-мажор.  Наконец,  я
застрял в какой-то  щели.  Напоминающей  ту  скальную  выемку,  в  которую
древние закладывали уважаемые мумии больших начальников. Что  и  говорить,
заживо погребен. Наверху скала, причем многометровая, где-то  сбоку  дыра,
через которую меня втолкнуло в щель, а за ней толстой  слой  пыли.  Теперь
стало понятно, что я предвкушал.
     Приплыли - Шошане даже и не догадаться будет, в каком месте мое  тело
нырнуло, не говоря уж о том, куда его утянуло. Впрочем, и знай она, где  я
похоронен, все равно выцарапать меня никаких возможностей не представится.
А кислорода на два часа. А еды на двое суток. В принципе этот полезный газ
мне даже на два часа не нужен, и через пару суток я вряд ли захочу кушать.
     Но я решил еще с часок  побороться  со  злом,  не  отключаться  и  не
паниковать. Как-то же бандитский вездеход выбирался  отсюда!  Впрочем,  не
надо о вездеходе. Для начала лучше немного расслабиться, попробовать  и  в
столь неприглядном месте улечься поудобнее,  в  позе  трупа.  Тьфу,  опять
труп. Лучше вспомнить кроватку в "Мамальфее". Четвертушка  века  ухнула  в
прорву, а я отлично ее помню. Она нам маму заменяла. В пять лет  уже  было
достаточно поводов для нервотрепки, хватало кулачных поединков, а заляжешь
в нее, скуля от синяков и... Мягкий мерцающий свет, воздух  с  меняющимися
травяными ароматами, легкое дрожание постели и голос ласковый, ласковый  с
земным акцентом. "Отдохни, птенчик, а то ведь намаялся..."  и  все  такое.
Мне с тех пор все голоса неласковыми кажутся.
     Так. Прильнуть спиной к скальной  породе,  ладони  прижать  к  камню,
который сверху от меня - эти действа внутренний голос подсказал, может тот
самый Контроллер напел. Очень кстати я мамку-кроватку вспомнил. Правда, на
какое-то время дремота - очень сладкая дремота - чуть не  поглотила  меня.
Но некий внутренний зуд  (не  спи,  покойником  станешь)  удержал  мое,  с
позволения сказать, сознание от  усыпания.  А  потом  внутри  меня  что-то
зарезонировало с тихими колебаниям скалы. Я это не  сразу  понял.  Вначале
просто показалось, что по организму ползают стайки разнокалиберных, но все
же мелких мурашек. Зудежно, щекотно.
     Однако, немного погодя разобрался, что скала  похожа  на  вибрирующий
студень с ниточками пульсаций.  А  эти  пульсы  словно  ниточки  пробегают
сквозь меня. Скала была куда живее, чем казалось на первый взгляд.  В  ней
имелись всякие пульсации: и очень подвижные, готовые разорваться, и  будто
раздувающие ее,  и  похожие  на  мягкие  переливы,  и  медленные  вибрации
долготерпения, которые как бы скрепляли камень, не давая ему стать трухой.
Этим колебаниям стали отвечать и "подмахивать" мои полюса,  которые,  гудя
вибрациями, все больше давали о себе  знать.  Я  имел  дело  с  иномирьем,
миром, подстилающим нашему. Он был глубже молекул, атомов, субнуклонов.  В
этом иномирье, в какой-то бездне (безымянной, должно быть, или,  может,  с
именем Тартарары), я состоял из того же, что и скала. Мы были  как  муж  и
жена в каком-то смысле. (Только не посчитайте  меня  за  тех  извращенцев,
которые вступают в законный брак с  предметами,  даже  такими  эстетически
законченными как роботессы.)
     Я тут уличил сам себя в подражании умничаньям мизиков  и  засмущался.
Но внезапно подтвердилась древняя мудрость: чтобы хорошо жить, надо  уметь
вертеться.
     Повторились крутящиеся поля  из  моего  пневмопроводного  кошмара.  Я
опять  почувствовал  себя  человеком-юлой.  Из  полюсов   вырвались   (как
выражались, лет триста назад - испражнились)  и  засвистали  вихри.  Вихри
расплывались все больше и немного погодя стали  быстро  плывущими  клубами
напряженного тумана.
     В результате такого крутого торчка я ощутил соколебания со скалой, и,
увы, - мне стыдно и я горжусь своей стыдобой - некий вид соития  с  ней...
Если выберусь, подумал я, обязательно сделаю  детскую  надпись  на  камне:
"Терентий + Скала = любовь да траханье". Она, как пылесос, ласково втянула
меня, я распределился в ней, во всех ее внутренних и внешних изгибах.  Что
говорится, лучше нету того света.
     Да, я мог уже сделать любовное признание. Скала была теперь для  меня
не тупой твердыней, даже не куском студня, а посекундно меняющей очертания
зыбкой туманностью. Очень симпатичной туманностью с  несколькими  полюсами
напряженности, которые так приятно щекотали меня со всех сторон.  Несмотря
на всю очевидную сексуальность моего совокупления со скалой, я  не  только
культурно отдыхал, но и  работал.  В  тумане  нашего  единения  объявились
совершенно посторонние малоприятные пульсации.  Очень  простенькие,  почти
механические. Кто их посмел источать? Инородное тело? Бандитский вездеход?
     Крутя любовь со скалой, я заодно постарался  усилить  одно  из  своих
полей - самое горячее и подвижное. Тонкие волокна  моих  пульсаций  оплели
чуждые вибрации. Я импульсивно, словно народ за вождями, устремился  вдоль
получившегося проводника, полетел как стрекоза на мерцающих крылышках. А в
реальности, резво разгребая рыхлятину, пополз будто живчик вглубь скальной
трещины, в противоположную сторону от дыры, через которую  угодил  в  этот
секс-погреб.
     Проводник  растрепался  было  на  множество  проводочков,   я   почти
растерялся. Но потом оправился, потому что неприятные пульсации четко вели
к соцветию пятен в  туманности  скалы,  которые  выделялись  своей  грубой
жужжащей наэлектризованностью.
     Там, в "зазеркалье", мне даже казалось, что я по-хозяйски  закрепился
в центре, а туманность скалы прокручивается вокруг  меня.  Небось,  многие
праздные зеваки видали на карнавалах, как мальчики и  девочки  переступают
ногами по внутренней поверхности здоровенных пластиковых  пузыре