ый долбеж  токера:
"Вы опускаетесь в самую глубокую морскую  впадину,  позади  ветер,  позади
волнение и зыбь поверхности, позади потоки и течения,  впереди  покой.  Вы
растворяетесь в  темно-зеленом  покое".  И  далее  шли  шептания  каких-то
обитателей морской пучины, под  которые  нетрудно  было  представить  себя
утонувшим камушком и на большее не претендовать.
     Архип знал наперед все его желания, наметки, планы и действия.  И  не
давал  осуществиться  ничему.  Каждой  попытке  он  загодя   подготавливал
сокрушительный ответ. Когда дядя  Витя  хотел  идти,  строгий  надзиратель
дергал ковровую дорожку и ронял слабое тело. Когда дядя Витя хотел  влезть
в холодильник, Архип устраивал так, что струя  леденящего  газа  разила  в
нос. Когда дядя Витя хотел отпереть  замок,  Архип  включал  антиворовскую
систему, и замок бил током  по  пальцам.  Когда  дядя  Витя  хотел  просто
подышать в гостиной, "сыны" рассаживались на нем  и  начинали  медицинские
процедуры - уколы под лопатку, взятие крови из  вены,  наложение  швов  на
глаза. Дядя Витя, как всегда, хотел быть сильным, но сил хватало только на
борьбу с молью, да и то моментами. "Хотел жить у нас, как изрядный гордец,
так скоро ты станешь могилы жилец", -  однажды  сказал  Архип.  Крыть  это
утверждение было нечем.
     Все морознее. Язык даже не ворочается и говорит вместо  "абракадабра"
- "ааааа". Даже постылый "К2" не маячит на  горизонте.  Видимо,  посчитал,
что дядя Витя свое оттарахтел и теперь списан за борт. Ну, так, смотри, не
ошибись, "К2", лепетал слабый человечек,  силу  себе  как-нибудь  достану,
ведро дерьма  съем,  а  снова  внушительный  буду.  Вдруг  дошло.  А  если
попросить прощения у этого  ящика?  повиниться  в  пренебрежении  к  нему,
назвать  его  "дорогой"  товарищ  Архип;   попросить   похлопотать   перед
вышестоящими. Может, и выделят ему снова территорию и силу. Как все сумели
отнять, так и обратно отдадут.
     - Эй, маленький, такой славный тут лежишь. Просто  калачик.  Чего  не
выходишь? Обиделся? Плохие мы, да? Неласковые? - Николай Епифанович слегка
тормошил дядю Витю за дряблое плечо. Мужичок  очнулся  от  грез  на  своей
полуспальной кровати. Захрипел, засопел, будто  включили  его  в  розетку,
задвигал губами:
     - Как... что... Какой густой сон  разогнали,  подлецы.  Когда  спишь,
меньше горе мыкаешь... Требует, чтоб я ему поклонился, да еще его хозяину.
Уж лучше холодильнику поклон бить, он побольше и пополезнее.
     -  Кто  требует?  Покажите  мне  его,  -  сердито  оглянулся  Николай
Епифанович. - Будет держать ответ перед народом.
     - Кто-кто... Архип ваш, - уже осмысленно пожаловался дядя Витя.
     - Ну, вы же умница, правда, в  зародыше.  Архип  вправе  пользоваться
заслуженным уважением. Быстрота мыследеятельности  у  него  при  работе  в
вычислительной среде - ого-го-го!
     - Подлянку какую-нибудь сделать -  это  пожалуйста,  ждать  долго  не
придется, - покачал головой лично пострадавший. - А мыследеятельность  вон
где. - Он для убедительности тюкнул головой о дверцу шкафа.
     - Чистый эксперимент, - похвалил Николай Епифанович, - это там  мысли
зазвенели?
     - Чего вы на  меня  переключились?  Другие  примеры  лень  искать?  -
разобиделся дядя Витя.
     - Живите спокойно, друг мой. Я тем же  страдаю.  Чтоб  верно  думать,
надо иметь всю необходимую информацию. У оболочек с этим  полный  ажур.  А
вот у нас на лбу лучше повесить табличку: "Осторожно, самодеятельность".
     - Информацию, значит, у нас воруют. Хоть в чисто поле от них беги.
     - С нас много не возьмешь, а возьмешь,  пожалеешь.  Информация  -  не
наша вахта, незачем за ней гоняться с сачком, дистрофию наживать.  Емкость
головы подкачала, и эмоции мешают: "Это мне нравится, это чистая правда, а
то мне  не  подходит,  то  грязная  ложь".  Нет,  нам  достаточно  хотеть.
Индустрия-то работает и без плана, и без  рынка.  Нате  вам  -  скачет  на
полморды  впереди  любых  потребностей.  А  лет  двадцать  тому  никто  из
теоретиков не  мог  сообразить,  что  больше  нужно  народу  -  трусы  или
кальсоны, из нефти их лепить или газа.  Наша  задача:  уметь  получить  от
кибероболочек. Первое - не шали мозгами, и придут блага.  Второе  -  убери
преграду, и прямо в тебя начнут входить мысли.
     - Это вы трепанацию черепа  предлагаете?  Чтоб  чужие  мысли,  как  в
горшок, падали в него? - встрепенулся дядя Витя. - Не даю добро!
     - Голову пилить не надо, она и целая  пригодится.  Достаточно  надеть
супер-БИ. А имя преграды  -  кровь.  Нынешняя  не  пропускает  разряды  от
оболочек.  Зато  разряды  наших  личных  мыследействий  шастают  по  всему
организму, хоть они, сплошь и рядом, выплюнуты из сердца невежеством. Само
собой, такие разряды вызывают архивредные гормональные и нервные реакции.
     Дядя Витя, храпя, выпустил воздух.
     - Значит, вы тут рекламируете искусственную кровь, из бачка. И мне ее
не отхлебывать, а внутри себя носить, побулькивать. Я сам себе  не  хозяин
буду, и кто-то более сообразительный, электрический-металлический,  станет
мной крутить-вертеть, как захочет.
     - Какого опиума для  народа  вы  наелись,  Виктор  Васильевич?  Зачем
норовите  ярлык  пришпилить?  Искусственная,  между   прочим,   от   слова
"искусство". У кого кровь совместимая с оболочками, тот хозяин и  себе,  и
стихиям. А вот дама, которая пошла гулять ночью в парк, потому что  у  нее
забурлила естественная  кровь,  себе  уже  не  хозяйка.  Пойми,  Виктор  -
вещества, энергии, все станет ручным, надежным. Власти будет всласть, если
для тебя масштабно мыслит Великий Объединенный Разум. Бестолочи  его  ждут
не дождутся, а ведь он за дверью. Открой  дверь,  открой,  -  с  небольшим
подвыванием сказал Николай Епифанович.
     - Не заперто... Да не будет ли от моей  масштабной  мысли  бестолочам
икаться? - засомневался дядя Витя.
     - Таким, как ты, все будет по кайфу и  в  жилу.  А  тебе  еще  лучше,
потому что ты первенец у ВОРа.  Бестолочи  же  пусть  на  ошибках  учатся.
Помнишь добрые слова классика: "Ну,  а  с  третьего  щелка  вышибло  ум  у
старика". Да что мы все о деле.  Давай  быт  твой  отсталый  улучшать.  Не
надоело ли, инок, в шкафу? Или ты шкафничество основал?
     - Если бы с чайком вопрос решить, то жить можно, - высказал  скромное
пожелание дядя Витя. - А после сытного обеда я вообще на все согласный.
     - Ой, Витька, ты шутник, - и Николай Епифанович перевел дядю Витю  из
компании плащей и моли в объятия Алисы. Оказалось, что треть  веса  у  нее
действительно испарилась, и стала она из всех  девчонок  лакомый  кусочек,
килограмм на восемьдесят.
     - Давай, что ль, пирожками побалуемся, - глотая слюни, предложил дядя
Витя.
     - БИ сразу заложит контрольной системе, а  та  активизирует  подшитую
ампулу - через секунду вытошнит.
     - Может, потанцуем?
     - Тоже вытошнит.
     - Может... это самое, побарахтаемся? Все-таки темно уже.
     - От этого самого обязательно вырвет, - бодро сказала Алиса.
     - Какая ты сложная, - протянул разочарованный дядя Витя.
     - Впрочем, иногда простая, -  Алиса  показала  таблетку,  -  выключит
ненадолго ампулку.
     На следующий  день  дядя  Витя  был  в  гостях  у  радушного  Николая
Епифановича, в его отделе, больше похожем на цех.
     - Вот здесь готовим жидкокристаллическую плазму, тут экспериментируем
с обратными разрядами оболочек, здесь имитируем действия  второго  рода  и
пробуем фильтры для крови.
     Экскурсия закончилась, у Николая Епифановича все уже было на мази. Он
усадил дядю Витю в никелированное кресло,  сверху  свисали  трубки,  сбоку
странно пузырилась голубая, похожая на шампунь, искусственная кровь.  Руки
и голову прихватили держатели. И вот заходили поршни, трубки потянулись  к
человеку,  как  некормленные  змеи,  остро  куснула  игла,  и  дядя   Витя
отключился.
     В той отключке были нерадостные ощущения - будто из него  выдавливают
потроха, как из кильки. А потом  кладут  в  быстро  твердеющую  смолу.  Та
вползает внутрь, обтекает снаружи и застывает.
     - Ну, вот ты и попрощался  с  племенем  дураков.  Это  мне  нравится.
Теперь ты - условно умный, поздравляю, - гулко, будто с высокого  потолка,
прошумел Николай Епифанович.
     Дядя Витя разлепил  веки,  прислушался,  принюхался.  Кое-что  понял.
Каждая  мышца  существует  отдельно  от  других,  ее  можно  сокращать   и
расслаблять, измерять ее мощность и  усталость.  Кости  и  суставы  -  это
рычаги и шарниры, одни  послабее,  другие  покрепче.  Дядя  Витя  покрутил
пальцами в разные стороны и поймал муху. Ее скелет был хорош, но ему бы не
подошел. Скелет - мера вещей. Дядя Витя  решил  запомнить  такое  правило.
Рядом ходит поршень, непригнанный как следует  к  стенкам  цилиндра,  и  у
маховика биение - сбита чуть ось. Этот скелет идет вразнос.  Любой  скелет
приводится в движение тонким теплом. Тонкое тепло  получается  из  грубого
после вложения в живот съедобных предметов. Во многих вещах имеется штука,
которая гоняет тепло. У него она зовется "сердце".
     Николай Епифанович нажал кнопку на пульте,  трубки  поднялись  вверх,
отпали  держатели,  легли  пластыри.   Жук-транспортер   зацепил   бак   с
темно-красной жижей и  укатил  его.  Дядя  Витя  подумал,  что  не  только
неаппетитная  жижа  уплыла  от  него,  но  еще  это  самое...  Он  пытался
вспомнить, но не получилось. Тогда дядя Витя поднялся,  попробовал  пяткой
надежность пола. Деревянное покрытие не выдержит приличного удара, но  пол
не развалится -  вглубь  степень  сопротивления  нарастает.  Он  осторожно
пошел, по кратчайшей ломаной, но не впритык к обстановке, потому что  тело
при ходьбе раскачивается. Дядя Витя аккуратно раздавил колбу в руке  и  не
поранился, потому что постепенно увеличивал  встречное  давление  пальцев.
Потом взялся за шкаф.
     - Давай погуляем,  -  предложил  тогда  Николай  Епифанович  и  повел
обновленного человека в свой кабинет.
     По дороге  дядя  Витя  пробовал  различные  способы  ходьбы,  выбирая
минимальные  по  затратам  энергии  на  трение.   Наконец,   подобрал:   с
расслаблением лодыжки  в  верхней  точке,  обвисанием  носка  и  небольшим
подворотом его влево в точке касания.
     На полках  в  кабинете  располагались  вислоухие  африканские  идолы,
чем-то похожие на артистов эстрады. Статуэтка женщины  с  головой  львицы,
судя по  всему,  богини;  маски  алкоголиков,  как  выяснилось,  это  были
буддийские демоны; высушенная голова молодого человека, которому крупно не
повезло;  неулыбчивые  римские  предки  из  терракоты;  обломки  этрусских
саркофагов с протокольными рожами; классики в рамочках; мраморный  рабочий
с  позолоченным  кайлом.  С  потолка  сочились  разные   утробные   звуки,
серебристый скелетик с косой выплясывал брейк.
     - Как ты, возможно, уже слышал от древних иудеев: в крови душа живая.
А у этой шатии-братии нет крови. Поэтому они только  помогают  настроиться
на нужный лад, - представил свою коллекцию Николай  Епифанович  и  обратил
внимание  на  браслет,  который  сжимал  дяди-Витино  запястье.  -   Носи,
заслужил. - Потом профессор снял с гвоздя шашку, вынул  клинок  из  ножен,
любовно оглядел. - Фамильная реликвия. Мой дедка ей рубал, и бабка  рубала
всех подряд, и прадедка крошил в капусту. И я вот тоже...
     Он неожиданно  повернулся  и  несколько  нарочито,  как  на  картине,
замахнулся шашкой на дядю Витю.
     - Лови, гусь.
     - Да я не умею, - отшатнулся дядя Витя.
     - Не убедил, -  и  профессор  опустил  шашку,  целя  по  дяди-Витиной
голове.
     И когда  профессор  еще  начинал  опасное  движение,  дядя  Витя  уже
сообразил, как пойдет клинок, и даже наметил точку, где  его  можно  будет
отбить. Определил и кратчайший путь  своей  руки  до  этой  точки.  Лезвие
свалилось  в  сторону,  откинутое  ладонью.  Николай  Епифанович   утратил
равновесие и ухнул вперед.  Жертва  атаки  прихватила  его  за  шиворот  и
изготовилась, чтобы врезать кулаком по уху.
     - Стоп, - взвизгнул профессор, -  это  был  учебный  выпад,  и  шашка
тупая.
     - Ладно, поверил, - дядя Витя отпустил профессора.
     - Ты в силы свои поверь. Все сможешь, если захочешь,  -  зажигательно
произнес Николай Епифанович. - Знал бы, что тебе сейчас дано,  какая  мощь
стоит рядом и говорит: "Ничего не бойся".
     Дядя Витя прислушался к себе:
     - Ага. Вначале гудящая пустота, как  наутро  после  попойки.  За  ней
что-то клубится. Проскакивают оттуда пузыри, лопаются - и у меня толчок  в
нужную сторону. Ну-ка, тесть, просвистите еще раз шашкой, только  всерьез,
не понарошку. Или киньте в меня гранатой.
     - Да, фантазии у тебя маловато. Над этим придется работать. У нас  на
второе кое-что посодержательнее.
     Лифт  вознес  их  на  просторную  крышу.  Бодрый  Николай  Епифанович
напевал: "Дам коня, дам кинжал,  вертолет,  пулемет,  и  заменишь  ты  мне
десантников взвод".
     - Ну, как, чувствуешь, Витька, нужду?
     - А что, сортир во дворе?
     - Нужду в больших делах, Витек, надо чувствовать.
     Профессор широко раскинул руки и обнял весь мир, а транспортер подвез
нечто похожее на оснастку аквалангиста.
     - Надевай обнову, тебе впору будет, - предложил ученый.
     - Тут что, бассейн? - оглянувшись, стал недоумевать дядя Витя.
     - Тут воздушный бассейн, - Николай Епифанович помахал ладошками,  как
крылышками, и показал пальцем на картину с заходящим  солнцем  и  длинными
тенями от разрастающихся конструкций второго корпуса Центра. -  Купайся  -
не хочу.
     Дядя Витя поискал и нашел в себе уверенность, потом начал  одевать  с
помощью   засуетившегося   профессора    подозрительные    приспособления.
Облачившись полностью, он спросил: "Струя сама пойдет?"
     - Пойдет, только вначале нырнуть надо, - возбудительно сказал Николай
Епифанович и подвел дядю Витю к самому краю крыши, за  которым  ничего  не
было.
     - Ни кнопок, ни ручек, чем управлять-то? - через сжатые зубы  выдавил
дядя Витя, - а там, пожалуй, глубоко.
     - Только не для  тебя,  -  потряс  кулачками  профессор  и  напомнил:
"Ангелам своим заповедает сохранить тебя". Ангелы  есть  -  это  оболочки,
БИ-канал к ним проложен широкополосный. Заповедь  есть  -  любая  оболочка
обязана спасать человека от телесных повреждений. Повреждение тебе грозит?
Еще какое, одна лужица может остаться. Пойми, твоя кровь оболочкам родная.
- И он подтолкнул дядю Витю. Тот только успел крикнуть:
     - Я вам в бомбы не нанимался!
     Секунду тело падало в свое  удовольствие,  а  воздух  весело  свистел
испытателю в уши. Дядя Витя понял, решение должно быть простым и, наконец,
взял и оттолкнулся от воздуха. Мысленно он сделал его густым и  упругим  -
тело прекратило падать  и  повисло,  как  на  крючке.  С  мягким  шипением
выходила струя из сопла реактивного ранца. Уборщица, роняя слюну, смотрела
на  него  через  оконное  стекло,  скорее  всего  не   замечая   заплечной
аппаратуры. Дядя Витя потянулся рукой  к  окну,  и  она  исчезла,  видимо,
рухнула в обморок. Свежий ветерок начал  сносить  его  к  черному  каркасу
новостроя. Продолжив в том же духе, можно было  расплющиться  и  сделаться
неаккуратным пятнышком внизу. Дядя Витя представил, что у него сзади и  по
бокам есть плоскости, кое-как распорядился ими и пошел  на  вираж,  огибая
балку. Вскоре догадался: пыжиться не надо. Достаточно  легкого  мысленного
тока в каком-либо направлении, и все произойдет само собой, как у Кутузова
с Л.Толстым на Бородинском поле. А потом воздух вообще  показался  в  виде
довольно правильного кристалла с жилками и узелками. Прыгать с  узелка  на
узелок было особенно удобно. Дядя Витя запорхал среди  высокорослого  леса
конструкций, поплевывая на все опасности.  Потом  бросил  стройку  и  стал
кувыркаться над улицей. Мог  взмыть  вверх  и  выписать  щелбан  по  клюву
какой-нибудь деловой птице.  Спикировать  вниз  и  поправить  ногой  шляпу
какой-нибудь солидной личности - тоже в пределах нормы. Тьма  уже  окутала
город, окна и машины стали светлячками.  Тут  дядя  Витя  сообразил,  экую
власть он заработал нахаляву. А что за власть без игры. Он мысленно взял в
кулак одно здание, и сразу все светляки-окна исчезли. Он мысленно  положил
ладонь на  пути  снующих  светляков-машин  и  быстро  соткался  светящийся
коврик, от которого доносился квакающий хор клаксонов.
     - Ладно, езжайте пока, - усмехнулся он,  коврик  закопошился  и  стал
таять.
     А потом что-то захребетное пихнуло его, дескать, пора и честь  знать,
надобно вернуться.
     - Решил все-таки подзаправиться харчами, - сказал при встрече Николай
Епифанович, - ты в прошлой жизни, случаем, не стервятником был?
     - Да бросьте. Ангелы ваши как на руках несут, ни обо что не задевают.
Так любая козявка пернатой станет.
     - Будь скромнее, козявку  понесут  и  бросят.  А  тебе  сказку  былью
делать, стихии покорять.
     Потом дяде Вите  пришлось  изрядно  потренироваться,  но  все  шло  в
охотку. Для завязки  научился  различать  позывные  разных  оболочек.  Они
приходили из  гудящей  пустоты  и  вызывали  частенько  разные  эффекты  в
организме. Одни разряды заставляли непотребно рычать, другие  по-страшному
растягивали физиономию, третьи складывали пальцы в  фигу.  И  веру  в  них
приходилось осваивать, чтоб без помощи не остаться в ответственный момент.
К  вере  прикладывался  "птичий"  язык  для  каждой  из  систем.  Оболочке
танцевального развития хватало одного желания,  она  тут  же  пристраивала
дядю Витю под музыку, и он выплясывал  почище  любого  лауреата.  А  чтобы
стрелять метко и ловко при помощи оболочки управления оружием, требовались
усилия посущественнее. Надо было вообразить себя  в  центре  шара,  а  все
остальное - тенями на его поверхности. Оболочка содействия рукопашному бою
хотела, чтоб боец представлял себя  ворохом  трубочек  с  текущей  по  ним
жидкостью.  Оболочка  управления  ходьбой   по   канату   считала   любого
конструкцией из гирь и рычагов.
     Однажды Николай Епифанович привез дядю Витю на кольцевое шоссе  номер
три и предложил рвануть с одной обочины на другую.
     - Мне что, жить надоело, по вашему мнению? - засомневался дядя  Витя.
- Машины-то сплошным потоком, и  скорость  за  сто,  им  даже  затормозить
никак. И караванов много, на десять машин один водила. Если кто из шоферюг
скопытится по дороге, автопилот  увезет  дубаря  до  ближайшего  съезда  с
автострады.
     -  Это  их  проблемы.  На  твоей  стороне  оболочка,   контролирующая
движение, она тебя выручит.
     - Но почему меня, а не их?
     - Ты ей братец названный, а они так, прихлебатели.
     Дяде Вите таки-захотелось поиграть с недалекими парнями в  тупомордых
машинах. Что играть на восьмирядной  магистрали  тяжелее,  чем  на  губной
гармошке, он понял сразу. Кое-как проскочил первый ряд, потом  затосковал.
Водители смотрели  с  изумлением  и  даже  с  почтением  на  такой  выброс
глупости. Некоторые клаксонили, чтобы он не  дурил  и  возвращался  назад,
пока есть последняя возможность. Но дядя Витя весь вспотел, он чувствовал,
что дороги назад для него нет, как  в  частном,  так  и  в  общем  случае.
Оставалось только поверить  в  оболочку,  ощутить  себя  в  ней.  Он  стал
большим, а восьмирядка  маленькой.  Машины,  как  букашки,  бежали  у  его
подошв. Толчок из глубины, и он переступил через ряд. На пятой полосе  его
притормозило, будто башмаки прилипли,  схваченные  крепким  клеем.  Он  на
момент вернулся в  действительность.  Водители,  ошалев  от  его  дурости,
орали,  оголяя  зубы  до  десен,  тянулись  руками,  как  на   баскетболе,
показывали пальцами, чтобы он оставался на разделительной линии, пока  его
не утянет вертолет или не подберет мостовой автокран ГАИ. Но тут дядю Витю
опять понесло в воздушный хвост после одного автомобиля,  впритык  к  носу
следующего. Кто-то из водителей  не  выдержал,  тормознул  и  повернул.  И
заварилось: заскрежетало железо