нас
неполадки с аварийно-маневровыми движками, которые из-за вашей  очумелости
использовались как маршевые ионные  двигатели,  -  загундосил  толстощекий
капитан.
     - Ну, что за неполадки, Лукич? Почему вас все время  надо  тянуть  за
язык? Я ведь могу и за нос дернуть.
     - Вы же простой угонщик и ничего не понимаете в ионных двигателях. Их
на тракторах не  бывает...  Ну,  скажем  так:  падение  тяги  на  сеточных
электродах. А, значит, проблемы с формированием ионного пучка.
     - Лукич, я надеюсь, что у вас действительно четыре  двигателя,  а  не
четыре сортира. Эти ионные электростатические - одни  из  самых  надежных.
Может, рабочее  тело  с  примесями?  И  потому  разрядная  плазма  фиговой
получается? Ну, наморщите же лоб и лобные доли мозга заодно.
     - Мы, товарищ пират, ртуть не на базаре покупали... В любом случае мы
теряем ускорение.
     Я тут, наконец, обратил внимание на акселерометр. Действительно,  все
сказанное капитаном - гнусная правда.
     И  вдруг  впервые  подала  голос  Шошана,  завернутая  в   одеяло   и
распушившаяся трубками капельниц.
     - Это ОН. Я чувствую его силу. Это - Плазмонт.
     - Я весьма рад, что наша  барышня  опомнилась  и  желает  вступить  в
беседу, - отозвался саркастически (как ему казалось) капитан.
     - Это еще кто? - просыпался щебенкой сухой Шошанин голос.
     - Господин капитан того самого судна, которому  очень  не  повезло  с
нами. Или, наоборот, повезло. Во всяком случае, я пытаюсь обратить  его  в
нашу веру.
     Тут Лукич, несмотря на уважительное слово "господин", снова заерзал.
     - Обратил меня или не обратил, а все равно пират ты  и  разбойник.  И
будешь так называться, пока суд или правительство не обзовут  тебя  иначе.
Во-первых, ты меня не убедил. А во-вторых, даже если  ты  меня  и  убедил,
зачем мне все это надо? Зачем рисковать собой, грузом, пассажирами?
     - Ты меня здорово задел. Да будь все нерискующими вроде тебя, старого
бюрократа, отрубили бы мы от Космики дурную  грязнулю  Землю,  одолели  бы
плутонов? Нет, мы бы сейчас сидели  -  дебилы  дебилами  -  на  поводке  у
кибероболочек, на привязи у Земли. Или вовсе отсутствовали бы на свете,  а
средства, благодаря которым мы появились в инкубаторах, Земля бы  спустила
на какую-нибудь шизофрению, вроде борьбы с эпидемией гонореи среди обезьян
в  районе  Африканских  Рогов  или   сексуально-освободительное   движение
некрофилов. А если бы после Войны за Независимость никто не  рисковал,  мы
бы остались чингисхановой ордой...
     Меня слегка понесло, это сказалась привычка к проработке  арестантов,
упеченных в камеры за всякие мелкие провинности.
     - Мы, друг Лукич, создали общество,  где,  в  отличие  от  землянских
демокрутий и тоталитарий, ценится доблесть, у кого бы то ни было. У воина,
ученого или купца-старателя...
     - У трескуна вроде тебя, - покачал головой капитан, -  особо  ценится
хреноплетство.
     -  Так  вот,  -  упрямо  долдонил  я,  -  доблесть  не   определяется
голосованием или указанием начальства. Поэтому мелкий недостойный  люд  не
держится наверху - мы ведь все перед космосом как на ладошке, он нас  всех
через свои ситечки просеивает. Мы,  природные  космики,  воюем  не  против
того, у кого глаза поуже, чем у нас, или морда почернее.  Даже  не  против
того, у кого в кармане побольше звенит. Мы деремся с паразитом и  хищником
Плазмонтом. Знаешь, сколько вкусных, сочных и глупых граждан  он  уплел  с
наслаждением, а потом выдавил то, что получилось, из-под хвоста? И  назвал
эти фекашки Новой Жизнью.
     - Заткнитесь вы все, - Шошана облокотилась на одну руку.  -  Где  моя
одежка? Не надо никаких приборов, чтобы сказать  -  ускоряемся  мы  теперь
совсем в другую сторону, поэтому скоро вернемся на Меркурий.
     - Она права? - уточнил я у капитана.
     - На данный момент права,  -  пожал  плечами  тот,  -  ты  мне  своей
блистательной речью не давал слова вымолвить.
     - Действительно, переменилось как ни странно  само  рабочее  тело,  -
наконец разобрался бортмех. - Это больше не  ртуть,  а  что-то  с  намного
меньшей атомной массой. Масса и сейчас продолжает уменьшаться.
     - Тьфу, черт, - капитан выдохнул. - Как в цирке, ничего не скажешь.
     Шошана учительственно пояснила ему.
     - Масса - это лишь количество устойчивых зарядов, а представьте  себе
заряд не  крутящимся  облачком,  а  нитевидный,  текучий.  Мы  валимся  на
Меркурий, потому  что  один  его  обитатель  со  звучным  именем  Плазмонт
конвертирует материю в принципиально иной вид, нитеплазменный. И дело  уже
не в бывшей ртути - можете выключить примус, оставшийся от вашего  ионного
двигателя - просто масса корабля стекает в сторону планеты.
     Значит щупальца Плазмонта накрепко прилепились  и  не  оторвались  от
корабля, даже когда тот рванулся в космос.
     - Ну зачем мне этот зоопарк... эти фемы... эти Плазмонты... -  тяжело
выдохнул космический волк. - Может, наша новая знакомая - от старых мы уже
порядком приустали - поведает нам, когда и куда мы стечем или протечем?
     Было видно, что и в самом неприятном  сне  капитан  не  оказывался  в
подобном положении. Ведь всю сознательную жизнь продрейфовал он  на  самых
вялотекущих меркуро-марсианских рейсах.
     - Вы мне разрешите воспользоваться вашим компьютером? -  решила  быть
культурной Шошана.
     -  Да  что  теперь   спрашивать.   Ваши   товарищи   всем   тут   уже
попользовались, - сказал грустно  капитан,  а  Кравец  приклеил  взгляд  к
стюардесскиной попке. Девушка как раз  суетилась,  доставая  пиво  по  его
настойчивому требованию.
     Шошана оторвала от себя все капельницы и,  задрапировавшись  одеялом,
лишь изредка спотыкаясь, подошла к пульту.
     - Вот так, - свистнул капитан, -  клиническая  смерть  будто  у  меня
приключилась, а вовсе не у этой большой девушки.
     Шошана потыркала клавиши и невозмутимо произнесла, словно  заговорила
о насморке.
     - Если ускорение - надеюсь, уже  все  усекли,  в  какую  сторону  оно
направлено -  будет  меняться  так  же,  как  и  сейчас,  мы  воткнемся  в
поверхность планеты  через  сорок  восемь  минут,  где-то  в  районе  моря
Старательские Слезы. Причем с немалой вертикальной скоростью.
     - Батюшки, Ньютон грозит  костями  из  гроба...  -  всплеснул  руками
капитан.
     - Ты нам Ньютоном не тычь. Слышь, отдели  взлетно-посадочный  модуль,
выдай струю из его жидкостно-реактивного двигателя, сядь на нее и попробуй
оторваться от Меркурия, - прогудел Кравец в красное капитанское ухо.
     - У нас ракетного топлива какие-то капли остались,  -  развел  руками
бортмеханик.
     - Все равно придется отделять взлетно-посадочный. А  потом  стараться
выписать наиболее пологую траекторию  снижения,  чтоб  посадка  получилась
хотя  бы  средней  мягкости.   Возьмите   для   расчетов   мои   параметры
нитеплазменной тяги, - распорядилась боевая фемка. - Остальное  вы  и  без
меня знаете.
     Она обернулась ко мне.
     - Поблизости нет ничего, что попробовало бы взять нас на буксир?
     - Мы гордо откажемся от любой помощи, разве что ее предложит корабль,
подчиняющийся непосредственно Адмиралтейству. Впрочем,  поблизости  ничего
такого, что могло бы искушать нас своими услугами.
     Капитан  Лукич,  немного  воспряв  под  Шошаниным  взглядом,  занялся
баллистикой. Затем мужественным, как ему показалось, голосом проквакал  по
интеркому  остальным  членам  экипажа  об  аварийной  посадке,  чтобы  они
быстренько перебрались из основного модуля  во  взлетно-посадочный.  Члены
экипажа пытались вякать, но начальник  отключил  прием  жалоб.  Стюардесса
Люся  ворковательно-развлекательным   голоском   оповестила   пассажирские
салоны,  что  из-за  мелких  неполадочек  с  лазерными  станциями  разгона
придется на пару минуточек вернуться в Васинский космопорт.
     Вскоре члены экипажа недовольно пробубнили, что заняли свои места  во
взлетно-посадочном модуле, а заодно попробовали выяснить, садится ли судно
на Меркурий, потому что  капитан  захворал,  или  это  космические  пираты
постарались?
     - Попрошу не морочить мне задницу. С такими мозгами, как у вас,  надо
без помощи корабля летать, - отозвался  Лукич.  -  Космические  пираты  не
садятся на Меркурий, они с Меркурия драпают.
     Стыковочные  блоки  просигналили,   что   взлетно-посадочный   модуль
отделился  от  основного.  Впрочем,  пагубное  ускорение   от   этого   не
уменьшилось, а даже скакнуло.
     - Гафний и ванадий возвращаются туда, откуда они  взялись,  -  мрачно
подытожил капитан.
     - Как бы и нам не вернуться туда, откуда мы все взялись,  -  подыграл
Кравец.
     И тут меня осенило. Никто нас,  конечно,  на  буксир  не  возьмет.  А
просто пообщаться с какими-нибудь приличными людьми, нельзя ли?
     - Мастер, послушайте, с кем еще можно связаться, не  считая  постылых
меркурианцев и околопланетных спутников. Вообще-то мне  нужна  метрополия;
центральный   департамент   полиции,   ведомство   верховного   прокурора,
Адмиралтейство, на худой конец Совет Уполномоченных -  правительство  наше
драгоценное.
     - Нам только выделена линия  дальней  связи  с  управлением  рейсовых
перевозок нашей судоходной компании, - отозвался капитан. - Но там  сочтут
ваш печальный рассказ пиратским бредом и скоренько спустят его в сортир. А
что касается ближней связи, то пробуйте сами, не мороча голову другим.
     Лукич врубил автонастройку радиостанции  с  уровнем  вызова  "крайняя
необходимость" и переключился на пилотирование, все более заливаясь потом.
Да  и  тревожные  глаза  Шошаны  получше   индикаторов   показывали,   что
вертикальная скорость становится донельзя грозной. Вдобавок мы  рыскали  и
вихляли даже на таком скверном курсе, Плазмонт  был  как  всегда  щедр  на
подвохи.
     Однако мне было покамест не до того. С тремя или  четырьмя  кораблями
не получилось устойчивой  связи,  хотя  один  из  них,  судя  по  матерным
требованиям убраться с частоты, был военным. И вдруг в секторе с полярными
координатами  01-67-52  отозвалось  грузовое  судно  какой-то   занюханной
компании,  но  зато  фобосской  приписки.   Отозвавшийся   был   вахтенным
штурманом, который лопотал мало того, что по-английски,  вместо  русского,
еще и на прегадком австралийско-марсианском диалекте, где спасу не было от
трифтонгов. Пришлось общаться без "аудио", в режиме  бегущей  строки,  что
еще  укорачивало  оставшийся  у  меня  лоскуток  времени.  Штурманишка  на
удивление спокойно воспринял мой  казалось  бы  душещипательный  словесный
выброс, а когда связь  уже  стала  теряться  во  мраке  космической  ночи,
отстучал - спасибо за фантастический рассказ, вы изрядно поразвлекли  меня
в конце вахты. So funny и good bye.
     Пока  я  там  выступал  в   роли   народного   сказителя,   компьютер
сочувственно дал  знать,  что  даже  полумягкая  посадка  нам  не  светит.
Плазмонт явно хотел всех поголовно угробить, чтобы члены экипажа  вкупе  с
пассажирами не тарабарили о странностях Меркурия на всех углах Космики.
     Сесть, вернее рухнуть, мы должны были в районе сто на сто километров,
где-то на плато с говорящим именем Свинячья Шкура. Большей  определенности
посадочной траектории из  баллистических  программ  выжать  не  удавалось.
Борткомпьютер только бранился и требовал: "Установить  постоянный  курс...
стабилизировать ориентацию корабля относительно курса... взять  постоянные
пеленги..." А потом  и  вовсе  шизанулся  вместе  с  остальными  думающими
устройствами. Капитан пытался,  несмотря  на  нехватку  топлива,  сбавлять
вертикальную скорость жидкостно-реактивными  двигателями  модуля,  задирая
нос и садясь на корму. Но вначале полыхнул  один  из  ракетных  двигателей
(компьютер едва  успел  отключить  подачу  топлива),  затем  стал  кашлять
второй.  Я  чувствовал,  что  Шошана  пытается  защитить  его,  как  самую
распоследнюю нашу  надежду  -  ведь  в  тщедушной  атмосфере  Меркурия  не
спланируешь.
     Внизу уже была заметна торосистая местность, которую  я  опознал  как
Свинячью Шкуру  собственной  персоной.  Дюзовые  рули  не  откликались  на
команды, приборы несли всякую ахинею, покинула пазы только одна посадочная
лыжа, в глазах и то потемнело.  Лишь  тупо  устроенные  тормозные  бустеры
исправно сработали.
     - Ставлю на то, что нас будут соскребать бритвочкой со скал  и  затем
измерять в погонных метрах, - гаркнул в каком-то раже  Кравец  и  принялся
молиться немыслимым святым,  которых  в  космотеизме  точно  нет.  Я  тоже
подумал о вере, отчего вдруг возникло убеждение, что  "опупея"  не  должна
так бестолково закончится, ведь  кроме  нас  притормозить  демона  некому!
Попутно левым глазом  замечал,  как  на  сигнальных  панелях  замельтешили
огоньки, рапортуя о том, что от усталости расползается металл обшивки.
     А потом меня словно взяли за шкирятник  и  встряхнули.  Пробудившись,
засочился силой полюс устойчивости. Мои пульсации стали  развеваться,  как
волосы кудесницы Медузы Горгоны. И это  даром  не  прошло,  меня  охватили
самые вредные ощущения: что вместо шпангоутов трещат мои собственные кости
и торосистая терка вместо корабельной  обшивки  шкрябает  мою  собственную
шкуру.
     Мы вдвоем - или втроем - стали  своими  пульсами  скреплять  рвущиеся
энергетические жилы планетолета. Словно бы  перебрасывать  их  вибрации  в
более устойчивые русла. Но вскоре стало не до  такой  благотворительности.
Космолет забило-зашвыряло, мы сделались как картофелины в  мешке,  который
волочет  по  брусчатке  гоночный  автомобиль.  Особенно  пожутчало,  когда
отвалилась последняя лыжа. У меня не то что потемнело в глазах -  спасаясь
от чумовой тряски, душа стала куда-то вылетать на стрекозиных крылышках.
     Эта тряска длилась вечность плюс еще  какой-то  довесок  времени.  Но
все-таки когда-то, в далеком будущем, мы остановились. Минуты три не  было
слышно ничего, кроме каких-то утробных урчаний и скрипов.
     Потом стало ясно - бортмеханик хрипит оттого,  что  у  него  поломаны
ребра. Капитан Лукич оглянулся разбитой физиономией,  по  которой  стекала
кровь. Шошана подала голос, чуть менее каменный, чем обычно:
     - В пневмопроводах бывало и хуже.
     - Глисте в канализации тоже несладко приходится, - поддержал я.
     Прорезался голос и  у  Кравца,  какой-то  потончавший  петушиный.  Он
выпустил полумертвую от переживаний пигалицу-стюардессу из своих горилльих
объятий.
     - Я сохранил ей жизнь, но так обнимал,  что,  кажется,  у  нас  будет
ребенок.
     А изрядно помятая стюардесса Люся вдруг нашла возможность хихикнуть.
     Интерком  молчал,  бортовые  системы  не  давали  о  себе  знать,  за
исключением автономного жизнеобеспечения рубки, питаемого  аккумуляторами.
Не было слышно жужжания даже аварийного  генератора.  Оставшиеся  на  ходу
блоки компьютера грустно долдонили, что потеряна связь со всеми  датчиками
за пределами носовой части.  Из  всех  навигационных  и  обзорных  модулей
остался только  монитор,  показывающий  унылое  пространство  перед  нами,
прочие спали вечным сном.
     Капитан   Лукич   протер   влажной   бактерицидной   салфеткой   свое
раздрипанное  лицо.  Шошана  наложила  протекторы   на   сломанные   ребра
бортмеханика и вручную сделала уколы  -  кибердоктор  разбился  вдребезги.
Стюардесса  подтянула  чулки,  поправила  юбку,  сбившуюся  из-за  объятий
Кравца, и причесалась. Мы с капитаном одели скафандры, нахлобучили  шлемы,
и, убедившись, что шлюз как таковой существует и,  может,  даже  работает,
вступили в него. Внутренний люк за нами закрылся, контрольный блок показал
герметичность. Ну, пора. Открылся с некоторым скрипом внешний люк.
     За ним ничего не было. Ни девятнадцати пассажиров, ни четырех  членов
экипажа. Остался только остов, ребра  шпангоутов,  куски  обшивки,  рваная
волосня проводов, обломки аппаратуры. Все люди вылетели из салонов и  кают
вместе со своими креслами и были перетерты  торосам  в  пюре.  Впрочем,  к
этому моменту совершенно точно они являлись неживыми телами.



                                    21

     Обычное дело - связь не фурычила из-за поганой  пыли.  По  траектории
падения  и  линиям  естественного  магнитного  поля   мы   вполне   научно
установили, что  нашли  пристанище  (хорошо  бы  не  последнее)  на  плато
Свинячья Шкура. Где-то  на  куске  территории  в  пятьдесят  на  пятьдесят
километров. Впрочем, об этом можно было догадаться, просто оглянувшись  на
окружающую  местность  с  мелкой  щетиной  острых  камней.   Когда   среди
корабельного мусора выискался октант, то благодаря слабо мутнеющему  глазу
нашей луны, удалось разобраться с долготой. Это вызвало недолгий  интерес.
В любом случае ближайшие прииски и стойбища старателей - далеко-далеко  за
горизонтом. Собственно, можно было порадоваться, что нет ни с кем  никаких
связей.
     В Васино меня вместе с товарищами только одно ожидало  -  трибунал  и
виселица.  Или  в  порядке  помилования  -  мгновенная   аннигиляция   под
милосердным лучом мощного гразера. Нет, такое  "помилование"  одному  лишь
Кравцу светит. Нам с Шошаной совсем другое улыбается -  все-таки  заставит
нас Плазмонт помучиться. Кто-то из  работников  эшафота  рассказывал  мне,
что, когда человек отходит в петле, у него  почему-то  случается  эрекция.
Выходит, не даром смертушка - женского рода.
     В любом случае, от этой дамы лучше держаться  подальше,  поэтому  нам
нет резона высвистывать спасителей-погубителей. Можно, конечно, попытаться
укрыться среди старателей, но без имперок, без вездехода мы будем  слишком
зависимы. Да никто и не захочет слишком усердствовать  с  опекой  -  зачем
наживать лихо с властями, "Дубками" и  "Вязами"?  Даже  в  долине  Вечного
Отдыха. Если там кто-то и уцелел. В любом случае, нам туда не  пробраться.
Сплошной набор "но" и "если".
     Однако задача выбора упрощалась тем, что  пока  его  и  не  было.  Мы
оказались заточенными в рубке, которая со всеми своими закоулками,  нишами
и  шкафами,  составляла  собой  одну  не   слишком   большую   комнатенку.
Соответственно  скандальность  ее  жильцов  была  повышенной,  что   могло
кончиться плохо для  кого-нибудь  из  них.  И  сексуальность  в  атмосфере
праздности росла по параболе, кое у кого  даже  по  экспоненте,  что  тоже
предвещало дурное развитие сюжета. Это не касалось раненого  бортмеханика,
и пока что застрессованного капитана, но Кравец вскоре решил отличиться на
сомнительном поприще. Тем  более,  что  никаких  лозунгов  для  укрепления
гражданственности я не придумал ни к обеду, ни к ужину.
     В первую ночь (по  корабельному  времени)  шериф  еще  раскочегаривал
аварийный  электрогенератор,  который  должен  был  работать  на  остатках
водородного геля, и чинил камеры кругового обзора. Но во  вторую  спальную
смену у этого паршивца сильно  зачесался  "гондурас".  Шериф  поднялся  со
своего места у пульта, около которого отдыхала вся тройка  мужчин,  глянул
начальственным взором на обзорные мониторы - вокруг была  тишь  да  гладь.
Затем пристально посмотрел на встроенный шкаф, где на сваленных скафандрах
богатырским сном почивала Шошанка, но решил не рисковать. И направился  за
импровизированную  занавеску,  где  в  нише   из-под   чисто   выметенного
кибердоктора находился будуарчик стюардессы Люськи. Кравец накануне ей это
гнездышко на  отшибе  и  устроил.  Дескать,  остальные  люди  тут  грубые,
перебьются без удобств, а Люси де Флориньяк  (почти  коньяк),  марсианской
француженке, комфорт и уют потребны больше, чем всякому быдлу. Видно и эта
пигалица очаровалась нашим заботливым кабаном, потому что уже  через  пять
минут после начала свидания послышались страстные девичьи вздохи.
     - Да не наваливайся ты так. Cravets, Cravets, cesse tes  brusqueries,
salle cochon. (Кравец, отвяжись, Кравец, ты - форменная свинья.)
     И голос шерифа сквозь работу.
     - Я не свинья. Я просто иначе не умею. Меня хорошим манерам не учили.