Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
ает:
"Дяденька, совсем умаялись мы, на этой неделе уже третье бракосочетание
нашей царевны Ирины мягкой перины играем". Я обрадовался. Значит, говорю,
наутро развод. "Наутро похороны. Но там уже другая команда играет. Это
злой дух всех женихов подряд давит и душит". Меня холодный пот прошиб,
невеста чувствует неладное, за запястье меня берет своей клешней и больше
не отпускает. Так и ведет в опочивальню, как задержанного. На мое счастье
она около кровати замешкалась, не сообразила сразу, кого сбоку положить,
меня или себя. Я смекнул, здесь последний шанс, через руку ее перепрыгнул,
клешню разомкнул. А она по моей шее ладонью - в глазах темно, но не
обездвижен, борюсь дальше. Провожу апперкот, она бьет хуком слева, делаю
подсечку, она меня на мельницу берет. Позвоночник трещит. Успел я ей
передавить яремную вену и бежать. Дверь заперта на амбарный замок.
Бросаюсь через слюдяное окно ласточкой. А она самострел наладила и, пока я
сотрясенный на земле валяюсь, пуляет в меня стрелу за стрелой. Я делаю
вид, что она попала, "ох" и "ах" кричу, думаю, может, отвяжется. А она
своим попаданиям радуется, выпускает из окна веревочную лестницу и
спускается за мной с мясорубкой в руках. Говорит, ухмыляясь, не уйдешь
теперь никуда. Теперь ты мой навек. Я, помню, закричал: "Пусти, Глафира" и
потерял сознание. Очнулся от взрыва. Это тристан выстрелил из царь-пушки
по бой-бабе. Промахнулся, досадно. Попал в дворец - тот рухнул, как
карточный домик. "Ой, проклятые, - заметалась женщина, - там же все
нажитое". И кинулась к развалинам искать свои сокровища. А мы удирать по
столбовой дороге. За час добежали до царства царя Афона. Здесь мое боевое
дежурство и закончилось.
28/8/32. Майор-инженер Рубакин. Письмо прочитано.
Эх, Прозоров. Тимофеева тебе отставку дала, предпочла магистра
Афанасия - это ж вполне естественно, он хоть и подлец, но человек ученый,
а ты неуч, из всех ВУЗов выперли, ну, или сам ушел - себя, небось, искал.
Ну, и что нашел, записным солдафоном стал, слова нормального от тебя не
услышишь, только: "есть, так точно, рад стараться". Теперь уж нечего,
дружок, плести ахинею: кощей унес, кощей унес.
Ладно, извини, Прозоров, это я на тебя от огорчения обрушился. По
часть Шварцерде бред твой правдивым оказался. Словно подменили мне его.
Был джигит, а ныне соплежуй. Бледный, поганый, на тебя, Прозоров, все
валит, дескать, ты - диверсант, навводил всяких вирусов, а теперь от них
расстройство у среды. Я ему говорю, никакие вирусы ритмичный меридианный
сплайсинг не вызовут, они ведь только умеют немудрено портить, лучше
модель процесса предъяви. А он мне - она сверхсложная, и в Принстоне таких
не делают, потому что бифуркация на бифуркации. И снова: Прозоров,
Прозоров. Выгнал я его взашей, чуть пинка не дал. Нет, надо срочно
переключаться на другую тему. Ты, сержант, кажется, Глашу обидел. Зря. С
Глафирой Ивановной у меня связаны более нежные воспоминания. Помню, идет
она на работу, какой-нибудь молодой эсбист кричит: "Ой, тетенька, скучно,
дай поцеловать". А она откликается: "Ну-ка, кулибин, почини меня".
Задорная. Любила она мой чуб трепать, а я ее за... Служба тогда в соку, в
чести была, и не только у девок, но и у начальства. Черная униформа,
галуны, позументы. Первый случай в мировой практике, когда одна и та же
организация ведает обычной охраной, технологией, соблюдением режима
доступа и обработки, чистотой всех видов памяти. Тогда как раз крупные
боссы поняли, что программирование - это страшная штука, а среди
программистов - половина маньяков. Целые отрасли, да что там отрасли,
страны выходили из строя благодаря всяким компьютерным вирусам, опухолям,
метастазам... На курсах нас учили векторному программированию, здорово
пошедшей тогда в гору теории игр, а также у-шу, применению
контраффективных средств и методам скрытого допроса. А Институт, первенец
отечественной векторной топологии? О нем ни один журналист не мог написать
статьи, разве что нафаршировав ее унылыми фразами: "моделируют, пробуют,
открывают новые горизонты, движутся вперед". Первенец едва из пеленок
приступил к половому созреванию и, окончив его, немедленно занялся всякого
рода извращениями и непотребствами. Деловые игры, моделирующие социальную
ориентацию и активность покупателей, производителей, изобретателей,
неформалов и прочих, быстро обрастали чудными идентификаторами типов и
линий поведений: вектор кощея, драйв бабы-яги, схема молодильных яблок.
Вначале слова из сказок брались в кавычки, а потом стали писаться без
всякого выделения. Появились первые диссертации и монографии с доселе
неслыханными названиями: "Проявления социального драйва Змея Горыныча в
различных подходах менеджера среднего звена к руководителям и
подчиненным", "Вектор Иванушки-дурачка в формировании практики заключения
браков между представителями различных слоев общества", "Диктатуры ХХ
века: соединение технологических драйвов царевича-змееборца, кощея
бессмертного и царского слуги", "Облик бюрократа как мертвеца-дарителя".
Не день, не два учил я всякую мутоту. Например, компланаризация
материальных векторов социально-техническими драйвами носителем
интеллектуального вектора в процессе социумизации первичных векторов. В
переводе на нормальный язык это означает, что приходит толковый мужик к
сонным папуасам и заводит толпу. Хорош дрыхнуть, когда вокруг столько
кокосовых пальм, сбивайте с них орехи, продавайте молоко в Европу, копру в
Азию, на вырученные деньги покупайте лодки, ловите деликатесную рыбку,
ешьте ее от белкового голодания, кости загоняйте японским врачам, плавники
американским гурманам, на вырученные деньги - и т.д. и т.п., папуасы
просыпаются, чувствуют голод, начинают работать и, в конце концов, мужик
становится вождем сего кокосового племени.
Мережко был первый, кто нашел самые четкие определения и правила
взаимодействия векторов и драйвов там, где их никто не ожидал - в сюжетах
и персонажах сказок и мифов. Наверное, с тех времен, когда байки
придумывались, человек разучился как следует говорить о главном. С легкой
руки Василия Леонидовича даже институтские экономисты стали развивать
смелые представления о современной экономике в совершенно сказочных
символах; подземный мир - теневое производство; медные, серебряные и
золотые царства - несбалансированные территориально-отраслевые комплексы;
убегающий колобок - кризис нарастания потребностей в условиях дефицита. Но
это еще полбеды. С неких пор сотрудники разных отделов и, в первую
очередь, ОРИС употребляют деловую игру в качестве азартной забавы.
Сюжетные зависимости стали правилами ходов, персонажи - фигурами разного
достоинства, а генераторы случайных чисел определяют переходы из одной
ситуации в другую. Распались, разожглись страсти и интересы, забава теперь
уже способ жизни. Кадровая картотека поведает нам, типичный сотрудник
научных отделов - холост или разведен, дома проводит меньшую часть суток,
да и то в подготовке к следующей смене, увлечений не имеет,
внеинститутскую активность не проявляет. Все ушло туда, в чисто поле
игровое.
Как смотрело на это большое научное начальство? С пониманием. Ведь
оно обеспечило полную академическую свободу, никогда не отгоняло
институтских сосунков от финансового вымени. Десятки направлений
задохнулись от авторитетных мнений, сотни рук отсохли в ожидании подаяний,
а игроки занимались своим, не чувствуя ни в чем недостатка. Словно
Всесоюзный Научный Совет и Генеральная инспекция стали сонными царствами.
И перетряску произвели в ОРИС не со страху, а потому, что подросло новое
поколение царевичей, и среди них держатель интеллектуального вектора и
мощного драйва Витя Люденс. А старый царь Мережко преставился. Или в
царевичи переквалифицировался? А то чего бы ему бежать на остров Буян как
очумелому.
Э, кстати, Прозоров, почему за тебя походатайствовал сам Люденс? При
встрече даже сказал мне: "Отличные у вас бойцы, Рубакин". Уж не ведешь ли
ты двойную игру? Если что, размажу по стене.
12
ИнТ Когнитивной Топологии
Служба безопасности
2/9/32
Зам.нач.СБ майор-инженеру Макдоналдсу Рубакину
от сержант-техника Сав.П.Прозорова
Дорогой коллега.
Немного поплутали мы по царству Афона - хитро оно устроено, на каждой
заставе пароль спрашивают, но, наконец, попали во дворец. А там уж
Иван-царевич вовсю выведывает путь-дорожку на остров Буян. Информацию
требует в обмен на Василису - говорит, что такая договоренность у них с
Афоном была. Царек-королек жмотится, отказывается от своих первоначальных
обещаний, ведет себя не по-царски, если не сказать по-хамски. Слыхом мы
такого не слыхивали, чтобы старый царь от невесты отказывался, которая в
игровом поле есть символ больших энергий. И смотрит как-то вскользь, будто
затравленный или напуганный. Придумал, что в секретном приложении к
договору с Мережко был пункт о доставлении для него пера жар-птицы!
Вымогатель! Тут даже царевна не выдержала: "Ты что, им в зубах ковыряться
будешь или грамоте станешь учиться? Пользы никакой себе не извлечешь. Это
я тебе говорю, Василиса". Но царь запричитал, что последствия
непредсказуемы, он-де какому-то страшному колдуну обещал никого на остров
Буян не пускать и даже искателей пути-дороги из пушки расстреливать, иначе
ему самому вектор разложат по базису. Неожиданно входит в тронную залу
Тристан под видом отрока и подносит царю перо от имени Иван-царевича.
Самовольно он это сделал, я ему такое ни словом, ни намеком, но что с него
взять, персонаж он и есть персонаж, а не юридическое лицо: присяги не
потребуешь. Залюбовался царь на перо, говорит, былины теперь буду сочинять
про Афона Красное Солнышко, и смерть мне теперь не страшна; сохранюсь в
истории. Тут же его вдохновение объяло и расперло, начал он петь про себя,
растекаться мыслью по древу в обоих направлениях: от ада до рая. Но нашел
время, чтобы сказать дьякам: "Выдать Иван-царевичу подорожную,
лодку-самодувку, сапоги-скороходы, колобка в провожатые и... - после
минутного раздумия добавил благостным голосом, - ...и указ на владение.
Раз сам туда попасть не могу, пускай он за все и отвечает". "Бывайте
здоровы", - попрощался царевич с царем. "Авось, еще свидимся,
Свет-Иванушка", - многозначительно оборонила Василиса в спину выходящему
Мережко. А во дворе я его встретил, открыто и без обиняков объявил меру
пресечения: "Все, приплыли. Скидай сапоги, вынимай из кармана самодувку,
съедай колобок и пошли назад, дорогой коллега". Он как услышал наше
казенное "дорогой коллега", так сразу затрясся, будто дух нечистый. Слезы
льются, сапоги стягивает, как перед казнью, и причитает: "Ах, горе
горькое, кому счастье, а кому лишь злосчастье. Ой жизнь моя кручинная,
скоро теперь кончится". Я даже как-то поежился, вроде неподдельное
сетование у него, или он в персонаж полностью перешел. Назад его в этом
виде тащить в наш универсум? Откровенный садизм. А может, и меня в
какой-то схеме задействовали без моего спросу-ведому? Так все искусно
подстроено, что я, по своей воле, гоняюсь, выпучив глаза, за Мережко, и
даже мешать мне могли лишь для создания правдоподобия. Азарт же разожгли,
будто ничего мне в жизни и не надо, как только беглых царевичей
возвращать.
"Отставить, - говорю, - Мережко, переобуваться не надо. Дуй, куда
тебе следует". А Тристан еще ему шапку-невидимку протягивает. Не заслужил,
конечно, царевич такого подарка как несознательный персонаж, нам она и
самим нужна, но при честном народе не будешь позориться, назад подарок
забирать. А Мережко, не будь лопух, напялил ее на себя и вмиг растаял.
"Эй, чего ты хоть на этом островке забыл?" - крикнул я в слегка дрожащий
воздух. Откуда сверху, а может, и сбоку донеслось: "Нет там ни молодости,
ни старости, ни доброго, ни злого, ни красного, ни страхолюдного. Все
едино там".
Я об этом и без Мережко догадался. Ладно, нам с Тристаном в другую
сторону, Марью-царевну выручать. Тут нам конь Ивана-царевича побольше, чем
всякие шапки, пригодится.
2/9/32. Майор-инженер Рубакин. Письмо прочитано.
На Прозорова снова рапорта, один от самого Люденса. Сексоген
растерян, шмыгает носом. Витек просит "для снятия напряжения между ОРИС и
СБ" передать несколько опытных сержантов, персонально Савелия П.Прозорова,
на стажировку в отдел, с прикреплением лично к нему. И тут же кляуза
Афанасия-Афанасия. Прозоров якобы врывается в пультовую, как к себе домой,
вводит свои программы с особо опасными модулями: "Дорога на о-в Буян",
"Шапка-невидимка". Афанасий-Афанасий расценивает эти компоненты в нынешней
ситуации как компьютерные бактерии, взваливает на Прозорова вину чуть ли
не за все отклонения в работе среды и просит применить к сержанту полную
строгость Устава. Тем более, что Савелий П.Прозоров запугал целых шесть
человек - смену Дара Веттера - применил у-шу, пытался душить Глафиру
Сидорову, а лаборантку Марию Тимофееву грубыми приставаниями довел до
такого состояния, что она боится выходить на службу.
Чует мой ослабленный напрасными знаниями мозг, что Афанасий и Люденс
хоть в разную дуду дуют, а делают одну музыку.
Только что пришло распоряжение Волевахи: передать Прозорова в отдел
ОРИС. Как бы не погубили его там. Одна надежда на Тристана. Тьфу, какой
еще Тристан, неужто и я глупостью заразился.
13
ИнТ Когнитивной Топологии
Служба безопасности
6/9/32
Зам.Нач.СБ майор-инженеру Макдоналдсу Рубакину
от сержант-техника Сав.П.Прозорова
Дорогой коллега.
Зря мы на коня-огня бочку катили, без него бы нам несдобровать.
Тристан в виде птахи по имени Феникс проник в палаты к Кощею, то есть
Афанасию-Афанасию, и начал рассказывать о новом способе достижения
бессмертия. Не засовывать смерть в какую-то ненадежную иглу, а просто
умереть и родиться вновь, в молодом теле со свежей головой. Пока Кощей,
наконец, догадался, что это не то, что ему нужно, я Марью Моревну выкрал.
Сели мы на коня, она на переднее место, за уздечку, я на заднее за шпоры и
нагайки (управлять животными еще не умею). Скачем. К нам еще Тристан
третьим присоединяется. Ничего, скачем дальше. Потом еще несколько
десятков беженцев из Кощеева царства к нам в седельные сумки садится. А мы
скачем и скачем. Но Кощей нас догоняет. Догнал. Тут конь бьет его
стопудовым копытом в лоб - злодей падает без чувств. Непонятно только,
зачем мы убегали. В общем, отправили мы всех по домам, Марью-царевну,
кстати, на этом самом коне. Предварительно обменялся я с ней признаниями в
любви и верности на срок в ближайшие три года. После того пошли мы с
Тристаном куда глаза глядят и, наверное, заблудились. Плутали по дальним и
ближним царствам, время все растягивалось, как жевательная резинка, и стал
один день дежурства как год. В некотором царстве государстве объявились
вдруг у меня отец-старик, мать болящая, да пятеро братьев и сестер, и все
есть хотят. Просят у меня кто огурчика, кто хлебушка, кто яблочко и
называют меня единственной надежей. Хотел я плюнуть на них да идти своей
дорогой, а потом чувствую, не выйдет - совесть меня закушает. Попрощался я
с Тристаном и остался один - вокруг одни заботы, будто и не сказка вовсе.
А делать я ничего, как следует, не умею. За что ни возьмусь, сразу
испорчу. Наконец, один добрый человек посоветовал мне: "Единственное, куда
тебе еще осталось пойти, так это к колдуну, он научит большому делу за
здорово живешь, и потом навсегда ты и твоя родня сытно харчить будут да
чисто ходить." Думать тут нечего, пошел к колдуну в ученики - хитрую науку
узнать. Принял меня ведьмак любезно, начал мне преподавать, магическое
управление зверями и людями сия дисциплина называется. Да все надоумить
пытался, что даже такой смерд, как я, может стать хозяином собственной
судьбы, и никакие помощники и волшебные вещи мне не понадобятся, все они
принадлежат не моему сюжету. Дескать, немного подрасту я в моральном и
колдовском отношении, и уже сам буду чужие судьбинушки определять от
колыбельки до домовины. Ведь человек сюжетно устроен просто и обязан быть
кем-то одним: или Иванушкой-дурачком, или царевичем на царской службе, или
самим царем, или, например, работным человеком. Когда я все это научусь
насквозь проглядывать, то буду примечать, где и какие сюжеты пересекаются,
паче того, знать буду, как из одного в другой человечка перебросить, да
так быстро, что он и почесаться не успеет.
Вот поднаторел я немного в азах, стал приходить с учителем на
базарное место. Там обернусь чем подефицитнее, хорошей свиньей или конем,
даже книгой, а он продаст меня по цене, рожденной изголодавшимся спросом.
Но на полпути к месту хозяйственного использования превращусь обратно в
исходный продукт и, пока покупатель зенки протирает да на чертовщину
сетует, исчезаю в кустах. Бывало, пытались меня задержать, мол, хоть беса
домой притащу, чтоб не заругали. Приходилось оборачиваться совсем уж
ненужной вещью, для свинолюба книгой, а для книголюба свиньей. Итак,
занимался я подлогом и экономическими преступлениями, причем совершенно
легально - если не хочешь, то не бери. Я, конечно, спрашивал у учителя,
когда кончится обман, который мы называем колдовством и хитрой наукой. А
он отвечал, что вырученные от так называемого обмана деньжата притекают и
к моей холодно-голодной родне. Действительно, из этой песни ни полслова не
выкинешь. Иногда я пытался аккуратно намекнуть, пора-де подзаняться такими
снискавшими печальную известность колдовскими технологиями, как мгновенное
перемещение в тридевятое царство-пространство, превращение обычной воды в
биологически активную, живую, сворачивание дворцов и ему подобных
учреждений в золотые яички, то бишь энергоемкие овоиды. Учитель же вежливо
и терпеливо объяснял, что незачем впустую надрываться и забирать энергию у
природы-матушки: эдак, чего доброго, и земле с моретрясением случиться
могут. Ведь кто надо, по вполне естественным причинам может оказаться в
тридевятом, а то и в тридесятом царстве, у кого-то само собой останется от
дворца одно яичко, не обязательно даже золотое. Мол, даже на базаре не
делался я натуральной свиньей, а лишь представлялся ей нуждающимся, как
мимолетное виденье. Превращаться нет резона, только запускай давно
существующие в природе сюжеты, обостряй их или втравливай а них
незадействованных граждан на уровне персонажей. Втолковывал он мне,
втолковывал, пока я не стал различать в нем давно знакомые черты. Эх,
раньше бы догадаться, что колдун - это Виктор Люденс, игрок-победитель. А
когда и он разобрался, что я его раскусил, то крепко предупредил: из его
высшей школы уходят только вперед ногами. Есть такая вот у нее
особенность. Опуская излишние, скажу лишь, что до конца года произошел у
нас с колдуном судебный поединок, как говоритс