уку от Мирейна, а за ее спиной замерли женщины-воины.
   Севайин почувствовала жжение в глазах.  Властелин  Северных  княжеств
управлял правым флангом, над которым реял  флаг  с  темно-красным  львом
Гейтана; левый фланг принца-наследника  Хан-Гилена  казался  зеленью  во
власти огня. Какими храбрыми они выглядели, эти  могущественные  князья,
окруженные рыцарями, облаченные в сверкающие доспехи, готовые дать  знак
своим армиям.
   Храбрые глупцы. Дети, обезумевшие от крушения мира.  Хирел  остановил
своего сенеля рядом с Брегаланом. Его пальцы сомкнулись вокруг  запястья
Севайин. Он был отчасти ребенком, который нуждается в утешении,  отчасти
мужчиной, который утешает свою женщину. Она не могла не улыбнуться  ему.
Он поцеловал кончики ее пальцев и  сказал:  -  Смотри-ка,  мы,  кажется,
почти не опоздали. Почти. Севайин взглянула на зхил'ари.  Они  терпеливо
ждали. На поле протрубил рог. - Пора, - сказала она.  Брегалан  рванулся
вниз по склону холма. Хирел по-прежнему скакал у ее колена, его  кобылка
отважно защищала честь  своего  пола.  Зхил'ари  рассыпались  позади  по
склону холма. Серая спина Юлана мелькала то тут, то там, пока он наконец
не нашел свое место справа от Севайин. Он смеялся на свой  кошачий  лад,
упиваясь сладким возбуждением опасности.
   Ее собственные страхи сгорели  и  превратились  в  пепел.  Ребенок  в
утробе был спокоен, но Севайин чувствовала, как  встревожена  его  душа.
Осмотревшись, она поняла, что  началась  битва.  У  нее  вырвался  смех,
перемешанный с ругательствами. Она отбросила всякую маскировку.
   Армии надвигались одна на другую. На головы  воинов  обрушился  дождь
стрел. Выли рога, грохотали барабаны. Люди пели, кричали и  ревели,  как
звери.  Там,  где  скакали  девять  зхил'ари  с  двумя  принцами,  битва
замирала. Но, подобно морскому шторму,  эта  битва,  начавшись,  уже  не
подчинялась смертному властелину.
   Севайин не была смертной женщиной. Все эти варвары  принадлежали  ей.
Она свела воедино их волю.  Над  их  головами  пылала  ее  сила,  словно
расплавленное золото в стеклянном куполе, которому был подобен ее принц.
Она выковывала мощное оружие, огненный меч. Этот меч  разделял  армии  и
отбрасывал их назад. Он раскачивался, вздымался, набирал мощь. Там,  где
он проносился, оставалась  незримая  стена.  Натыкаясь  на  нее,  стрелы
падали, рассыпаясь в пепел. Боевые  животные  с  пронзительными  криками
отпрыгивали от этой призрачной преграды и разбегались в разные  стороны.
Люди натыкались на нее и не могли ни пройти через  нее,  ни  пробить  ее
мечами, хотя воины варьяни и асанианцы почти что  дышали  друг  другу  в
лицо.
   Рукопашный бой был остановлен. С обеих сторон  царил  хаос  разгрома.
Некоторые погибли, некоторые умирали, раздавленные в суматохе.
   Но большинство отрядов, так и не успев  начать  битву  или  ожидая  в
резерве второй атаки, отступили в безупречном порядке. Это были отборные
силы, закаленные бойцы, которые умели встречать неожиданность и ждать.
   Среди них были маги. Севайин почувствовала, как они легко прикасаются
к ее разуму,  проверяя  ее  действия  и  измеряя  ее  силу.  Их  тревога
возбуждала бестию, рыскавшую по полю и становившуюся  все  мрачнее.  Она
изгибалась,  словно  кот.  Ее  глаза  были  воплощением   безумия.   Она
возобновила свое нетерпеливое блуждание среди развалин и смерти.
   Эта тварь не желала подчиняться  воле  магов,  да  и  они  не  хотели
управлять ею. Это была чистая первозданная сила.  Она  не  воплощала  ни
свет, ни мрак, ни добро, ни зло. Ее пищей была смерть.
   Магия других лишь питала ее. Молнии делали ее  только  мощнее.  Стена
Севайин ничего для нее не значила. Это существо никогда не  было  живым,
следовательно, не могло и умереть.
   Севайин категорически  отказывалась  соглашаться  с  этим.  Тварь  не
существует и никогда не существовала. У нее нет  силы,  чтобы  причинить
вред Севайин и ее товарищам. Бестия потянулась к ней, стремясь  зацепить
ее тенью когтя. Севайин отрицала ее существование.
   Она ничего не почувствовала и ничего не увидела, потому что ничего  и
не было.
   Небо очистилось. Над Севайин пронеслась тень:  то  ли  птица,  то  ли
облако, а может быть, всего лишь взмах ресниц. Севайин запустила  пальцы
в гриву Брегалана. Жеребец заплясал на месте. - Да, - сказала она.
   Он подобрался, застыл на миг -  и  помчался  во  весь  опор.  Севайин
стремительно понеслась по свободному пространству между армиями, пылая в
лучах солнца. Один из лучников выпустил стрелу. Она, смеясь, поймала  ее
и направила  в  небо.  Стрела  вспыхнула  в  полете,  сгорела  и  пеплом
рассыпалась по земле.
   Теперь все узнали Севайин. Вокруг послышались сначала  робкие,  затем
все более уверенные и громкие возгласы: - Саревадин!
   А кто-то из воинов Асаниана, сосчитав платья  Хирела  и  заметив  его
корону, вскричал: - Асукирел!
   И снова армии стояли друг против друга, разделенные широкой  ничейной
полосой, на которой после ужасного поединка магических сил  не  осталось
ничего, кроме пепла и руин. Оказавшись в середине, Севайин остановилась,
Зхил'ари сомкнулись вокруг нее плотным кольцом. Хирел осадил свою кобылу
рядом с Брегаланом и вгляделся в лица соотечественников так же, как  она
смотрела на своих. Гул голосов, выкрикивающих их имена, все усиливался и
усиливался и внезапно смолк.
   Газхин объехал  круг  на  своем  пританцовывавшем,  нервно  фыркавшем
жеребце. Он остановился немного поодаль, и, когда  зазвучал  его  мощный
зычный голос, установилась звенящая тишина.
   - Перед вами стоят  наследники  обеих  империй.  Они  повелевают  вам
сложить оружие. Они приказывают вам прекратить вражду. Они говорят  вам:
"Мы должны будем править, когда война закончится. Мы не хотим  управлять
опустошенными владениями. Если вы по собственной воле не заключите  мир,
мы вынудим вас к этому, так же как принудили армию прекратить бой".
   Еще никогда не звучало подобных  слов  на  поле  брани.  Еще  никогда
наследники двух великих королей не отказывались сражаться, и  тем  более
никогда еще они не прекращали битву  при  помощи  колдовства.  Это  было
неслыханно, невообразимо. Это было страшнейшим предательством.
   Севайин начала терять силы. Она уже  с  трудом  удерживала  невидимую
стену, Зхил'ари тоже ослабели. Хирел покачивался в седле.  Хотя  Красный
князь и вылечил его, он еще не вполне оправился от  страшных  ран.  Сила
уже выходила из-под его контроля, посылая огненные стрелы в его  мозг  и
тело.
   "Мало-помалу, чрезвычайно осторожно Севайин ослабила напряжение своей
силы. Сделай она это слишком быстро - и все сошли бы с  ума  и  погибли.
Слишком медленно - и магия испепелила бы Хирела. Он знал об этом, потому
что она знала. Страх, возраставший в его  душе,  истощал  силу  Севайин,
пожирал ее. Хирел безуспешно пытался  справиться  с  собой.  Севайин  не
осмеливалась прикоснуться к нему. Он превратился  в  стеклянный  футляр,
внутри которого бушевало пламя. Он мог разбиться вдребезги от  малейшего
дуновения.
   Наконец последние щупальца магии растаяли  в  воздухе.  Ноги  Севайин
подкашивались, и Хирел подхватил ее. Взметнувшийся сноп искр испугал  их
обоих.  Хирел  в  ужасе  отпрянул,  но  это  оказалось  лишь  прощальным
всплеском магической силы. Севайин сжала  его  руки  и  рассмеялась.  Он
нахмурился. - Я позорю своих предков. - Конечно, позоришь. Ты совершаешь
великое колдовство, вмешиваешься в войну двух империй...
   -  И  становлюсь  трусом  при  малейшем  затруднении,  подвергая  мою
возлюбленную смертельной опасности.
   - Если бы ты не боялся, это было бы хуже позора, львенок. Тогда бы ты
был настоящим героическим глупцом.
   Он гневно сверкнул на нее глазами. Севайин вспомнила об  остальных  и
обернулась к ним.  Люди  будто  обезумели.  Большинство  жаждали  крови.
Некоторые призывали к убийству императоров и возведению  на  престол  их
наследников. Лишь очень немногие призывали к благоразумию. Битва грозила
разразиться снова, превратившись теперь в настоящий  хаос,  где  человек
убивал бы человека, маг сошелся бы с магом, и никто не смог бы  обуздать
озверевшую толпу.
   Внезапно  над  полем  разнесся  мощный  безмолвный  призыв   Севайин,
подобный реву и пламени, устрашающий, подавляющий и приковывающий к  ней
все взгляды, разумы и силы. Она обращалась сразу ко всем: "Вы, кто будет
править этой пустыней, подойдите ко мне. Отвечайте мне".
   Она не видела императоров, которые были окружены  стеной  разъяренных
принцев и князей. Асанианцы и варьяни оказались на этот раз  единодушны.
Они кричали об измене.  Они  страшились  западни,  приманкой  в  которой
считали наследников империй. Может быть, наследники все еще пленные  или
вообще это не живые люди, а колдовское наваждение? Может быть, они хотят
заманить более крупных заложников, чем  они  сами?  Или  хотят  привести
императоров к гибели?
   Севайин едва заметно  пошевелилась.  Все  ее  тело  испытывало  боль,
смятое сокрушительной волной магии. Она тратила последние  силы  на  то,
чтобы уверенно сидеть в седле, чтобы прямо  держать  голову  и  защищать
свой  разум.  Маги  стремились  проникнуть  в  него;  их   прикосновения
причиняли боль. Каждая новая стремительная и  яростная  атака  усиливала
эту боль, не давая передышки, не оставляя надежды на облегчение.
   Внезапно все прекратилось. По рядам варьяни  пробежало  белое  пламя,
шеренги асанианских принцев дрогнули. С одной  стороны  вперед  вырвался
Бешеный, навстречу ему выкатилась колесница  Зиад-Илариоса,  запряженная
парой золотистых кобыл.
   Губы Севайин растянулись в недоброй улыбке. Оба императора выехали  к
ним  без  сопровождения:  с  Мирейном  был  только  Бешеный,  колесницей
Зиад-Илариоса управлял возница. И тем не менее оба они были под защитой.
Мирейна охраняла его магическая  сила.  За  спиной  императора  Асаниана
замерла в ожидании  тысяча  лучников,  натянувших  тетивы  и  нацеливших
стрелы.
   Императоры  двигались  неторопливо  и  все-таки  подъехали   чересчур
быстро, Зхил'ари расступились перед ними.
   Они остановились. Мирейн был рядом,  но  недостаточно  близко,  чтобы
дотянуться до него.
   Севайин продолжала сохранять неподвижность. Гнев отца был так  велик,
что она чувствовала его кожей. Так велик, что не позволял Мирейну видеть
что-нибудь, кроме этого темного лица и рыжей гривы волос. Обман  казался
ему  еще  горше  оттого,  что  его   собственное   дитя   выразило   ему
неповиновение. Он бросил ей в лицо гневные слова: - Что ты  сделал?  Ты,
юный глупец, что... ты... Она наблюдала за тем, как его внезапно поразил
ее вид, как он отказывался поверить, не желал признавать правду. Ход его
мыслей был таков: сын еще очень молод, и его внешность меняется с каждым
месяцем; тело его еще только набирает силу после болезни, когда  он  так
исхудал, что был подобен тени. Поэтому он выглядит намного моложе  своих
лет. И вполне естественно, что, находясь в  полном  здравии,  он  больше
похож на безбородого юношу, чем на взрослого  мужчину.  Очень  красивого
юношу, своими чертами напоминающего девушку.
   Севайин скорее почувствовала, нежели видела,  как  Хирел  отъехал  от
нее, спешился и приблизился  к  отцу,  чтобы  помочь  ему  спуститься  с
колесницы. Она поняла, что Зиад-Илариос  снял  маску,  потому  что  боль
Хирела острым клинком  пронзила  ее.  Император  ужасно  состарился.  Он
двигался с большим трудом, каждый шаг был для него мучением, все суставы
распухли и одеревенели, лицо потеряло остатки былой  красоты,  а  волосы
поседели. Он обнял сына и заплакал.
   Мирейн совсем не переменился. Быть может, он слегка  похудел  и  стал
немного жилистее. Но выглядел он так  же,  как  в  ту  пору,  когда  его
наследник был еще ребенком и когда он сам вел войны в  дальних  пределах
мира. Хотя Севайин знала, что он смертен, она все  же  понимала,  почему
люди сложили о нем легенду, в которой говорилось, что  он  -  воплощение
бога, что он никогда не состарится и не умрет.
   Крепкие кости и счастливая судьба, да еще волосы, почти  не  тронутые
сединой. Он медленно спешился, напряженно-спокойный,  не  сводя  глаз  с
лица Севайин. Снял шлем, повесил его  на  луку  седла  и  тряхнул  своей
косичкой. Их разумы не могли встретиться,  потому  что  Севайин  закрыла
свой мозг. Она дотронулась до шеи Брегалана. Сенель встал на  колени,  и
она сошла с седла. У нее подгибались колени. Ребенок протестующе забился
в утробе, и у нее перехватило дыхание. Она заставила себя выпрямиться.
   Теперь отец ничего не мог отрицать: ее положение было видно даже  под
складками древних тяжелых одежд.
   Он шагнул к ней. Севайин напряглась;  стараясь  крепко  держаться  на
ногах. Она была ниже Мирейна. Его солдаты увидели  это,  и  происходящее
стало медленно доходить  до  них.  Рука  отца  коснулась  волос  и  щеки
Севайин.
   - Что ты наделал? - прошептал он. - Что ты наделал? - Я подарила  нам
надежду.
   Услышав новое звучание ее голоса, он отпрянул, потом  снова  коснулся
ее. Положил руки ей на плечи, жестко и крепко  сжал  их.  Слезы  боли  и
слабости навернулись на глаза Севайин, но она подавила их.
   - Почему? - вскричал Мирейн, охваченный той же болью, которая терзала
ее.
   - Это было возможно, - произнес ее язык помимо воли. -  Это  казалось
логичным. Неужели мне следовало попросту убить себя?
   - Тебе следовало убить отродье льва. - Я люблю его.
   - Ты... - Он осекся. Его глаза стали бешеными. - Ты глупец. Проклятый
глупец. - Он встряхнул ее так, что она  задохнулась.  -  Ты  предал  нас
всех.
   - Я спасла нас. - Она оторвала его руку от своего плеча и прижала его
ладонь к своему животу. - Вот наша надежда, отец. Вот залог нашего мира.
   Мирейн попытался вырваться. Ребенок шевельнулся, и он замер.
   - Наш сын, - сказала Севайин. - Мой и юного льва. Он будет  рожден  в
магии, отец. Он будет дважды царственным.
   Мирейн ничего не ответил. Он был совершенно потрясен. Севайин  звонко
рассмеялась.
   -  Ну  что  ж,  отрекись  от  меня.  Это  твое  право.  Я   совершила
предательство. Я согрешила против тебя, согрешила против самой  природы.
Но ты не можешь отречься от своего внука и лишить его права наследства.
   - Неужели ты думаешь, что  я  отрекусь  от  тебя?  От  изумления  она
пошатнулась. Отец поддержал ее. В нем не было мягкости, и его гнев вовсе
не уменьшился. Он сказал:
   - Я не стану нарушать законы, которые сам же и  установил.  Не  стану
призывать тебя к ответу за это последнее  из  твоих  безумств.  Пока  не
стану. Но если мне в руки попадут те, кто сотворил это с тобой...
   - И здесь я твой союзник, - вмешался Хирел. Он стоял рядом  со  своим
отцом, рука императора лежала на его плече, и две пары  горящих  золотом
глаз были устремлены на Мирейна. Хирел едва заметно пошевелился,  словно
предупреждая, как это делают кошки и волки: "Это моя женщина.  Дотронься
до нее, и ты погиб". Мирейн пристально смотрел на них.
   -  Ты  многое  получил,  -  сказал  он  Хирелу.  -  Ты  о  чем-нибудь
сожалеешь?
   - Конечно, нет, - ответил Хирел. - Но я не прощу тех, кто сделал это.
   Севайин встала между ними, согрев холодный воздух жаром своего гнева.
   - Вам обоим придется подождать, пока я не покончу с ними. - Все  трое
мужчин хотели возразить, но она не дала им сказать ни  слова.  -  Вы  не
забыли, где мы находимся? И  почему?  -  Она  положила  ладони  на  свой
округлившийся живот. - Вот здесь лежит конец этой войны. Оставите ли  вы
ему мир, которым он сможет владеть?
   Императоры не сделали ни шага и все-таки отдалились друг от друга.
   - Это не так просто, - сказал Зиад-Илариос. А Мирейн добавил:
   - Ты не можешь купить мир ценой одной любви. - Почему нет? - спросила
Севайин. - Почему? - Дитя мое, - сказал  Мирейн.  -  Госпожа,  -  сказал
Зиад-Илариос. Она подняла вверх кулаки и яростно взмахнула  ими,  словно
желая сокрушить все вокруг себя.
   - Я не хочу слушать вас! Один из вас должен править миром, и вам даже
все равно, кто именно. Вас совершенно не волнует,  какую  цену  заплатит
эта земля за ваше соперничество.
   - Меня  очень  беспокоит,  какую  цену  заплатит  Асаниан,  -  сказал
Зиад-Илариос. - И он  уже  дорого  заплатил.  Наша  самая  тяжкая  война
заключается в том, что мы  разумные  люди.  Мы  почти  беззащитны  перед
фанатиками востока.
   - А разве причина этого не душевная слепота? - парировал Мирейн. - Вы
отвергли собственных богов. Вы отвергаете все, чего не могут видеть ваши
глаза и до чего  не  могут  дотронуться  ваши  руки.  Вы  называете  нас
фанатиками, а мы просто верим в истину.
   - Неужели? - Оба императора повернулись  к  Хирелу.  Он  скрестил  на
груди руки и холодно смотрел на них. - Для разбирательства  старых  обид
нужно подходящее время и место. Мне не кажется, что это  место  годится.
Вы видели нас; вы знаете, что мы прибыли сюда по доброй  воле,  заключив
между собой мир. Примете ли вы его? Согласитесь ли наконец задуматься об
этом?
   Императоры переглянулись. Севайин не почувствовала в них ни ненависти
друг к другу, ни даже  антипатии.  В  другом  мире  они  могли  бы  быть
братьями. В этом мире ни один не желал уступить  другому.  Их  разделяло
слишком многое: войны, смерти. Этот мир был чересчур мал для них обоих.
   Она подошла к Хирелу и встала рядом с ним. Они стояли плечом к  плечу
и смотрели на своих отцов. - Вы можете убить друг друга, - сказала  она.
- А мы останемся жить и сделаем  то,  что  вы  отказываетесь  совершить.
Сейчас или позже, отец мой и свекор. Выбирайте.
   Воцарилось молчание. Несмотря на кажущееся  спокойствие,  Хирел  едва
заметно дрожал. Севайин слегка прижалась  к  нему,  он  обвил  рукой  ее
талию. Она чувствовала, что оба императора испытывают  горькую  радость.
Каждый человек счастлив знать, что род его продолжается. Но то,  что  он
продолжается именно  таким  образом,  им  было  трудно  вынести.  Мирейн
медленно произнес:
   - Я могу поразмыслить над тем, что вы  сделали.  Но  не  обещаю,  что
приму это.
   - И я тоже, - сказал Зиад-Илариос. - Мой народ должен все  узнать,  а
мне необходимо подумать. Ты пойдешь со мной, Асукирел. Ты расскажешь мне
и принцам все без утайки и объяснишь, почему  я  должен  уступить  твоим
требованиям. Хирел глубоко вздохнул.
   - Откуда мне знать, могу ли я довериться  тебе?  Я  видел  достаточно
предательств и более чем достаточно тюрем.
   В глазах Илариоса заплясали гневные искорки.  Его  голос  зазвучал  с
ужасающей мягкостью.
   - Ты мой сын и наследник. Никто не может лишить тебя титулов. Запомни
это.
   Хирел вздрогнул, словно от удара. Севайин крепко сжала его руку.
   - Верь ему, - сказала она. - Он может попытаться втянуть тебя  в  эту
войну, но не станет принуждать тебя. Он знает, что  не  получит  никакой
выгоды, если ты восстанешь против него.
   - Без тебя я не пойду, - процедил сквозь зубы Хирел. - Не пойду.
   - Нет, пойдешь.  -  В  бархатном  голосе  Солнцерожденного  зазвучали
стальные нотки. - Кто-то должен  предстать  перед  моей  армией.  Кто-то
должен рассказать им, что произошло с их Высоким принцем. Я  не  намерен
лгать им и еще меньше намерен оставлять заложника моим  врагам.  Севайин
ждала этого, хотя и не проявила восторга. -  Я  должна  идти,  Хирел,  -
сказала она со всей возможной твердостью.
   На его лице появилось великолепное упрямство. - Я  не  отдам  тебя  в
руки наших врагов. - Это мой народ, - парировала она. - И ни в чьи  руки
я не попаду. Я сама выбираю свой путь. - Ты моя жена.
   -  Но  я  не  твоя  собственность!  -  Она  вырвалась  из  его   рук,
сдерживаясь, чтобы не ударить. - Черт возьми, львенок, сейчас  не  время
для безрассудств. Отправляйся со своим отцом. Вложи в его голову хотя бы
крупицу разума. И будь уверен в одном: я не собираюсь вести споры,  сидя
в клетке.
   Хирел  был  холоден  и  высокомерен,  иначе  он  не  выдержал  бы   и
расплакался, и был слишком разгневан, иначе он выложил бы им всю  правду
о том, что не может на