- Они сделали меня  точкой  приложения  ярости  и  жалости,  мое  имя
красуется на их военном стяге.
   - Я знаю, - сказал Хирел. - Меня изумляет, что ты не такой, как  они.
Ведь ты действительно попал сюда при смерти и в моей компании. Так разве
могло все кончиться по-другому?
   Слышать собственные мысли  из  уст  другого  человека  оказалось  еще
больнее. Сареван занес руку для  удара,  но  усилием  воли  заставил  ее
опуститься.
   - Ты должен бы радоваться, - продолжал тем временем юный демон. -  Ты
получил  войну,  то  есть  возможность  покрасоваться  в  полном  боевом
облачении, помахать мечом и заслужить имя  героя.  Разве  не  эта  мечта
скрывается в сердце каждого добропорядочного варвара?
   - Может, я и варвар, - процедил сквозь зубы Сареван, но  я  не  желаю
быть причиной этой войны. И не буду ее причиной.
   - Не поздновато ли для подобных заявлений? -  Может,  еще  и  нет.  -
Сареван осекся и сжал зубы. - Нет! Этого еще не хватало.
   Удивительно, но Хирел промолчал. У Саревана зачесался подбородок.  Он
поцарапал пальцами щетину,  скорчил  гримасу  и  медленно  поднялся.  Он
твердо стоял на ногах. Волна дурноты прошла. Все дело было в вине, а  не
в слабости. Он расправил мускулы, каждый  из  которых  повиновался  ему,
вспомнив наконец о былой гибкости. В моменты подобного гнева  и  безумия
Саревану хотелось петь.
   Он воспользовался ванной Хирела и его  слугами,  а  затем  послал  за
своей одеждой. Пока ее несли, он поел, потому что в нем проснулся  дикий
голод, и это являлось превосходным знаком, даже лучшим, чем та легкость,
с которой он двигался. Когда принесли его одежду, он облачился  со  всей
тщательностью, любуясь на свое отражение в  высоком  бронзовом  зеркале.
Чистый, гладко выбритый, с причесанными и убранными, насколько это  было
возможно,  волосами,  Сареван  остался  доволен  собой.  А   царственная
простота его обуви  и  штанов  и  элегантность  кафтана  в  сочетании  с
массивным  красновато-золотым  ожерельем  на  шее  делали   его   просто
великолепным. На исхудавшем  лице  глаза  казались  слишком  большими  и
блестящими, но с этим ничего нельзя было поделать. И все же кое о чем он
сожалел: если бы он не  потерял  сознания,  то  не  позволил  бы  сбрить
бороду.
   Сареван вздохнул и пожал плечами, а затем улыбнулся Хирелу, отражение
которого возникло в зеркале за его спиной. Хирел оглядел его  с  ног  до
головы  и  подмигнул.  -  Собираешься  кого-нибудь  соблазнить?  -  Весь
Керуварион, - ответил Сареван. Мальчик наклонил голову  и  удостоил  его
одной из своих редких улыбок. Он выглядел как кот около сметаны. Сареван
сглотнул ком в горле. Что-то его  беспокоило.  -  Хирел...  -  осторожно
начал он. - Насчет прошлой ночи. Почему я...
   - Ты был просто великолепен, - сказал Хирел.  -  Ты  был  воплощением
жизни и души в едином теле. Ты был светом и пламенем и всех их держал  в
кулаке.
   - Ну разумеется. Для того я и пришел. Но  почему  я...  -  Выговорить
было трудно, а Хирел, теплый и коварный, с маслеными глазами, не пытался
облегчить его задачу. Он играл в собственную игру и наслаждался  ею  все
больше и больше. - Как, в конце концов, я оказался в  твоей  кровати?  -
Разве ты не помнишь?
   Изумление было отлично разыграно, но Сареван разгадал притворство. Он
угрюмо уставился на Хирела.
   - Ну ладно, львенок. Что я сделал, и почему так все произошло?
   Хирел  сбросил  маску  придворного  льстеца,  сменив  ее  на   личину
избалованного принца, слегка надутого и оскорбленного.
   - Ты не сделал ничего, кроме того, что опился вином,  поверг  всех  в
остолбенение своим буйством и повалился в постель. В мою постель. Потому
что, сказал ты,  двести  ступеней  -  слишком  много,  а  людям  хочется
поговорить и ты намереваешься дать им повод для разговоров. Думаю, ты об
этом помнишь.
   - Смутно, - признался  Сареван.  -  Ну  а  теперь  расскажи  мне  все
остальное. - Нет.
   Сареван  взял  этот  упрямый   подбородок   и   приподнял   его.   Он
сопротивлялся. В гневном порыве Сареван наклонился и запечатлел долгий и
крепкий поцелуй. Достаточно крепкий, чтобы остался синяк,  и  достаточно
долгий, чтобы воспламенить их обоих. Затем он  так  быстро  отстранился,
что Хирел покачнулся. - Этого ты и добивался?
   Хирел обнажил зубы. Это была скорее улыбка, нежели злобный оскал.
   - Неплохо для начала, - сказал он. Гнев Саревана утих.  Он  осторожно
встряхнул Хирела за плечи.
   - Это всего лишь кучка ревнивых детей. Несмотря на всю  их  болтовню,
они знают правду так же хорошо, как и мы. - Но в чем заключается правда?
- спросил Хирел. - А как ты думаешь?
   Хирел быстро и нервно тряхнул головой, словно отбрасывая  назад  свои
некогда винные великолепные кудри.
   - Правда заключается в том, - взорвался он, -  что  я  -  потаскун  и
шпион, я был твоим пленником и замыслил  твое  убийство,  и  стоит  тебе
сказать слово, одно только слово, как я окажусь в твоих объятиях.  -  Он
уставился пылающим взглядом в лицо трусливо молчащего Саревана. - Да,  я
ничего не могу с собой поделать. И меня это вовсе не радует! Я -  худший
из дураков. Я воспользовался тобой и управлял тобой, потому  что,  кроме
тебя, никого не было. А потом я доверился тебе. Я  понял,  что  не  могу
ненавидеть тебя, даже когда мне казалось, что ты предаешь меня. И теперь
я пропал окончательно. Я мог бы стать твоим  любовником,  я  с  радостью
стал бы им, не требуя  даже  вознаграждения,  положенного  шлюхе.  Но  в
конечном счете я остаюсь тем, кем рожден. Высоким  принцем  Асаниана.  И
твои родственники это знают. Они все прекрасно поняли. Я мог  бы  любить
тебя без оглядки - и предать с глубоким сожалением, пусть даже это стало
бы причиной твоей смерти.
   - Аварьян, - тихо сказал Сареван.  -  Милосердный  Аварьян.  Я  и  не
предполагал...
   - Как же ты наивен! - сказал этот  не  похожий  на  ребенка  ребенок,
стряхивая слабые руки Саревана со своих плеч. - Ты что-то замышляешь,  и
я знаю, что это должно быть. Мне кажется, что это совершенное безумие. -
Но ты не можешь остановить меня. - Даже если бы и мог,  то  не  стал  бы
этого делать. Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы помочь  тебе.  Но
хочу предупредить тебя: я  не  стану  предавать  свою  империю,  и  бог,
которому ты дал обет,  для  меня  ничего  не  значит.  Внезапно  Сареван
рассмеялся.
   - Я воспользуюсь представившимися мне возможностями. Если  я  выиграю
этот ход,  в  предательстве  не  будет  необходимости.  Если  меня  ждет
поражение, то вряд ли я останусь в живых, и тогда меня  ничто  не  будет
волновать.
   - Вот в этом-то и суть, разве нет? Лишившись своей силы, ты не видишь
цели в жизни?
   - Нет, я вижу одну цель и преследую ее. Позволь мне идти, господин? -
насмешливо спросил Сареван.
   Хирел так  же  насмешливо  наклонил  голову.  Улыбнувшись  и  блеснув
золотой меткой на руке, Сареван покинул его.
   Это было бегство,  но  бегство  от  плохого  к  худшему.  Накопленных
Сареваном сил было пока недостаточно, чтобы  добраться  до  того  места,
куда он хотел попасть. Он задержался в  боковой  комнатке  возле  покоев
отца, устроившись в потайной нише, где мог спокойно передохнуть. Людской
поток не докатывался сюда, хотя слуги сновали повсюду,  спеша  по  своим
делам.
   Он уже собрался идти дальше и вдруг  застыл  в  своей  нише,  скрытой
гобеленами. Торопливые  шаги,  звук  задвигаемого  засова,  приглушенный
смех, рассыпавшийся на два голоса:  низкий  мужской  и  нежный  женский.
Остальное  было  понятно  -  пара  любовников   пребывала   в   неземном
блаженстве.
   Сареван не знал, смеяться ему или громко вздыхать. Перед ним не  было
других дверей,  кроме  той,  за  которой  скрывалась  парочка,  и  чтобы
выбраться, ему пришлось бы пройти мимо них. Ему не хотелось подслушивать
и подсматривать за их возней. Они были слишком счастливы. Он заткнул уши
и зажмурился. Перед  его  внутренним  взором  стоял  улыбающийся  Хирел,
превратившийся в девушку, нежную и бесстыдную.  Сареван  поспешно  начал
читать первую из Молитв Наказания с  ее  девятью  заклинаниями  телесной
боли.
   Возня любовников закончилась раньше  молитвы.  Отняв  руки  от  ушей,
Сареван услышал лишь тишину. Он подождал, затаив дыхание.  Ни  малейшего
движения. Ни единого слова. С величайшей осторожностью он отвел завесу в
сторону.
   У него захватило дух. Они все еще были там, в  гнездышке  из  ковров.
Голова женщины лежала  на  плече  мужчины;  его  рука  запуталась  в  ее
волосах. Если бы она встала, то волосы упали бы до колен, заливая  спину
огненной волной, такой же яркой, как у самого Саревана.
   Он  отпрянул  назад  в  свое  убежище,  зажав  руками  рот.  Вот  так
любовники! Ситуация была пикантной: император и императрица Керувариона,
женатые уже двадцать лет  и  назначающие  друг  другу  тайные  свидания,
словно дети, и  их  сын,  оказавшийся  в  ловушке  и  ставший  невольным
свидетелем их встречи. Узнай об этом Элиан,  она  пришла  бы  в  ярость.
Саревану хотелось все же надеяться, что в конце концов  она  рассмеялась
бы.
   Она что-то сонно и  нежно  пробормотала.  Сареван,  собравшийся  было
выйти из своего укрытия и обнаружить себя, замер.
   - Здесь никого нет, -  сказал  Мирейн,  -  и  у  нас  еще  достаточно
времени, прежде чем  меня  начнут  искать.  Я  сказал  им,  что  намерен
прогуляться вместе с Бешеным. Элиан тихонько засмеялась.
   - Тебя-то никто не осмелится побеспокоить. В этом я всегда завидовала
тебе. Потому что в поисках меня они прочешут все коридоры.
   - Ну и пусть. - Это прозвучало повелительно, но со скрытой улыбкой. -
И куда же ты так торопишься?
   - Ты не даешь мне времени объяснить. Ты горяч как мальчишка,  а  ведь
тебе уже достаточно лет, чтобы образумиться.
   - Бросьте, мадам. Разве седобородому старцу не  дозволяется  получить
то удовольствие, на которое он еще способен? Элиан фыркнула.
   - Даже если бы у тебя была борода, которой, к моей  радости,  у  тебя
пока нет, в ней не нашлось бы достаточно серебра, чтобы  купить  ночь  в
армейском обозе.
   - Этим утром, - сказал Мирейн, - я обнаружил серебряную нить. -  Где?
- Здесь.
   - Я не вижу... - Она осеклась, и вновь началась веселая возня, полная
его смеха и ее притворного негодования. - Ах мошенник! Это же серебро из
твоей мантии.
   - Другого у меня нет. Я старею не слишком изысканно,  любовь  моя.  Я
все еще думаю, что молод. - Так и есть!
   В ответ на ее неистовство Мирейн улыбнулся. - Еще никогда в  тебе  не
было столько страсти. Чего не скажешь о твоей красоте. Элиан зарычала, и
он рассмеялся.
   - О тщеславие!  В  молодости  ты  ничего  собой  не  представляла  по
сравнению с тем, кем стала в пору зрелости. Тогда  мужчины  вздыхали  по
тебе. А теперь в твоем присутствии они теряют сознание.
   - Действительно, - пробормотала она. - Все эти идиоты  лежат  у  моих
ног в ослеплении. Хотя один или двое... если бы ты  не  был  так  бешено
ревнив... - Да когда это я...
   - А когда ты не ревновал? Один только Вадин у  тебя  вне  подозрений:
мир не знает другого мужчины, столь верного в браке и столь безупречного
по отношению к  названой  сестре.  Но  стоит  кому-то  другому  хотя  бы
краешком глаза взглянуть на  меня,  как  ты  начинаешь  метать  громы  и
молнии.
   - Это было всего один раз, - сказал он, - и очень давно. К тому же  у
меня был повод. - Он помолчал и спросил вполголоса: - Элиан, ты жалеешь?
Ты жалеешь о том, что сделала именно такой выбор и осталась со  мной,  а
принц вернулся в Асаниан?
   Ее голос звучал еще тише, чем голос Мирейна.  -  Иногда  я  удивляюсь
своему выбору, но еще ни разу не пожалела о нем. Ты  -  воплощение  всех
моих желаний. - И даже мой проклятый характер? Даже наши ссоры? - А чего
стоила бы жизнь без доброй драки? - Возможно, пару  раз  он  бы  тебя  и
шлепнул. Он никогда не был таким пресным, каким казался.
   - Он вовсе не был пресным! Он был очень мягким. В тебе этого качества
нет, Мирейн. Ты проявлял нежность ко мне и  к  Саревану,  когда  он  был
маленьким, но мягкости в тебе не было никогда.
   - Зиад-Илариос так же мягок, как спящий лев. Его сын  гораздо  больше
похож  на  него,  чем  можно  предположить,  хотя  мои  глаза  и   разум
подсказывают мне, что он не столь изнежен. Жизнь оставила шрамы на  этом
ребенке. Он получил свежие раны, но есть и старые,  очень  глубокие.  Он
будет сильным императором, если не сломается  до  того,  как  взойти  на
трон.
   - Если бы ему суждено было сломаться, то это  уже  случилось  бы.  Ты
знаешь, чего ему стоило доставить к нам Саревана?
   - Я знаю, что это произошло не совсем по его воле, - сказал Мирейн.
   - Ни он, ни другие даже не представляют себе, как  мало  зависело  от
его воли. На нем и на его отце лежит одно проклятие: они оба честны.
   - Вряд ли можно назвать честным поступком то, что он принес в  Эндрос
Глаз Силы. - Он не знал, что делает.
   - Неужели? Он скрыл его от нас. Он принес его Саревану, когда тот был
страшно слаб, и чуть не погубил его.
   - По незнанию, - настаивала Элиан. - Он ничего не знает о  магии,  но
кое-что знает о доверии. Саревану он верит, хотя и  неохотно.  Эта  вещь
испугала его, и он принес ее единственному  человеку,  который,  по  его
понятиям, знал, что с ней делать.
   - Если я соглашусь с тобой, то примешь ли и ты мои  доводы?  Во  всех
его действиях крылся умысел. Может быть, и не  его  собственный.  Но  он
нашел  место  черного  жертвоприношения  (заметь,  асанианского  черного
жертвоприношения) у самых стен моего города  и  пронес  в  самое  сердце
моего дворца то, что там добыл.
   - Ловушки внутри  ловушек,  -  медленно  произнесла  Элиан.  -  Хитро
закручено. Это слишком очевидно. Словно кто-то пытается, обдуманно  и  в
открытую, настроить тебя против Золотой империи.
   - Неужели для этого нужны такие  сложности?  Асаниан  вооружается  по
всем фронтам. И это дело рук Гильдии Магов. - А разве Юлан  тут  ни  при
чем? Ведь это он вложил Глаз в руку мальчика.
   - О, прошу тебя, - сказал Мирейн с оттенком нетерпения. - Ты и сама в
состоянии найти этому разумное  объяснение.  Юлан  почувствовал  зло;  к
нашему сыну он  испытывает  удивительную  привязанность.  И  он  доверил
Хирелу распорядиться насторожившим его предметом.
   - Мне кажется, ты  недооцениваешь  Юлана.  Если  когда-то  он  и  был
простым животным, то теперь перестал им  быть.  Он  сделал  свой  шаг  в
магию. - И чья в том вина?
   - Во-первых, Вадина, который  охотился  на  королеву  диких  кошек  и
принес сюда ее детеныша. Во-вторых, твоя и моя, потому  что  мы  надолго
потеряли  из  виду  нашего  собственного  детеныша.  В-третьих,   самого
Саревана, который нашел дорогу к клетке, при помощи магии сломал замок и
дал клятву побратима дикому коту. Разве мы могли подумать,  что  в  пять
лет у него хватит сил для этого и  что  он  отдаст  свое  сердце  самому
опасному из хищников мира?
   - Что сделано, то сделано, - сказал Мирейн. - К тому же я  не  думаю,
что это принесло вред. Зверь не единожды спасал мальчику  жизнь.  Он  не
может участвовать в заговоре. Но вот в том, что Асаниан  объявил  войну,
сделав это в своем обычном утонченном и  коварном  стиле,  -  в  этом  я
уверен. Они выбрали мишенью моего сына. И  они  заплатят.  -  Его  голос
зазвучал глуше. - Все они, до последнего человека, заплатят за это.
   - А вдруг кто-то хотел добиться именно этого? Ведь любой  знает,  что
единственная твоя слабость - принц Саревадин.
   - Он мой сын. И он - единственное, что у меня  есть.  -  Мирейн...  -
начала Элиан.
   Он остановил ее поцелуем, который, судя по звуку, длился очень  долго
и закончился весьма неохотно. Когда Мирейн вновь  заговорил,  его  голос
был тихим и печальным.
   - Я много чего совершил на своем веку, но жалею лишь о том,  что  дал
тебе всего одного сына. - Мне вполне достаточно Саревадина.  -  Конечно.
Но я мог бы подарить тебе и дочь. - Мне не надо больше того, что ты  дал
мне. - Ее голос  прозвучал  странно.  Сареван,  который  слушал  их  как
завороженный, не мог  определить,  в  чем  эта  странность.  Стоило  ему
заметить ее, как она тут же пропала. - Мне не нужно больше, чем я  имею.
Но я  не  хочу,  чтобы  ты  уничтожил  целую  империю  только  ради  его
безопасности.
   - А разве для этого может найтись более веская причина? -  Для  этого
вообще не может быть  причин!  -  закричала  Элиан.  -  В  том,  что  он
страдает, виноват он сам, и ему об этом известно. Он не хочет мести.  Он
не хочет войны.
   - Он получит и то и другое. - Чтобы прекратить это, он  умрет.  -  Не
умрет.
   - Откуда  ты  знаешь?  -  Волна  ее  гнева  докатилась  до  Саревана,
заставила его  слиться  с  собственной  тенью  и  прижаться  к  холодной
каменной стене. - Я носила его в своем теле и все еще чувствую его  там.
Весь он - сплошная открытая рана, и он сделает все что угодно,  лишь  бы
положить конец этим мучениям.
   - Ему ничего не придется делать, - снова сказал Мирейн,  суровый  как
камень. - Я отомщу за него. Он будет править миром  вместе  со  мной,  а
тем, кому вздумается пойти против нас, не жить.
   - Послушай, человек! - Если бы  Сареван  не  оцепенел  от  того,  что
услышал,  он  улыбнулся  бы  ее  негодованию.  -  Для  тебя   существует
что-нибудь кроме силы? Ты намереваешься уладить это дело  мечом,  ни  во
что не ставя желания сына, да еще ждешь от него благодарности.
   - Но как еще можно распутать этот узел? Когда Илариос взошел на трон,
я мог бы выселить против Асаниана. Но я был осторожен, я был милосерден.
Я оставил их в покое,  вел  себя  как  дурак.  Видишь,  чем  теперь  мне
приходится платить: в опасности мой собственный сын. Если он погибнет  в
зависимости от того, как кончится война, я клянусь тебе, в  Асаниане  не
останется камня на камне. Я сровняю его с землей.
   - Не раньше, чем я это позволю. - Она была так же сурова, как и он. -
Но это будет тебе стоить не только жизни Вайяна. Это будет  стоить  тебе
моей жизни. - Нет.
   Воцарилось молчание, словно перед этим над ними прогремел гром.  Рука
Саревана сама собой потянулась к гобелену и отвела его в сторону. Они не
видели сына. Они стояли лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза.
   - Я иду со своим богом, - сказал Мирейн. - И он подарит мне победу.
   Элиан тряхнула  головой.  Все  возражения  Саревана  огненным  вихрем
промелькнули в ее глазах. Она занесла руку - Мирейн стоял не двигаясь  -
и прижала ладонь к его щеке.
   - Я люблю тебя, - сказала она еле слышно. - Я люблю тебя больше всего
на свете.
   Он повернул голову, чтобы поцеловать ее руку. Их  глаза  встретились;
они долго смотрели друг на друга, а потом отвели взгляды. Не  сказав  ни
слова и так и не заметив того,  кто  наблюдал  за  ними,  они  вышли  из
комнаты.
   Сареван, спотыкаясь, выбрался из ниши. Забытые  смятые  ковры  лежали
перед ним. Он стоял над ними и дрожал, не в силах остановиться.  У  него
вырвались слова, с которых он хотел бы начать разговор:
   - Отец, подумай. Что такого может сделать война, чего не могут  слова
и мудрость?
   Он уже получил ответ. Война может  отплатить  за  глупость  человека.
Положить конец древней вражде. Подарить Мирейну власть, ради которой  он
был рожден и которую  собирался  впоследствии  передать  этому  молодому
безумцу - своему сыну.
   - Но только если я ничего не смогу поделать, - сказал  Сареван.  -  И
только не такой ценой.
   Дрожь, охватившая его,  улеглась.  Он  обрел  способность  двигаться.
Гордо держать голову. Принять  самый  легкомысленный  вид.  Шагнуть  под
ослепительный свет Аварьяна.

***

   Сареван  покорил  Керуварион  своим  присутствием,  своей  улыбкой  и
произнесенными там и сям словами. Он прошел через весь дворец; целый час
просидел в зале для аудиенций;  как  магнит,  притянул  к  себе  молодых
придворных. Вскочив на Брегалана и взяв с собой Юлана, он  объехал  весь
Эндрос.  Он  смеялся  над  солдатскими  шуточками  воинов  своего  отца,
разделил трапезу со с