е стены,
пламя. Магистр стоит в стороне, бесстрастно  наблюдая  за  происходящим.
Асанианский император лежит возле деревянного трона. Мирейн,  окруженный
магами, сражается за свою жизнь. Вадин Утханьяс вновь ранен, на этот раз
смертельно, а у его господина нет ни сил, ни времени, чтобы вернуть  его
назад. Хирел оставляет поле битвы, опираясь  на  большого  серого  кота,
ослепленного и ошеломленного потерей волшебной связи.
   И, наконец, самое ужасное: Элиан Калириен,  сплетенная  в  схватке  с
черным колдуном, высоким, сильными ловким  мужчиной,  яростным  в  своей
ненависти ко всему, что она собой воплощает.
   - Нет, - громко сказала Севайин.
   Она крепче сжала рукоятку меча. Это было надежное оружие, но  оно  не
придало ей уверенности.  Противники  кружились,  сплетались.  Маг  хотел
схватить Элиан за волосы, но она хлестнула его  по  лицу.  Он  отпрянул.
Севайин приготовилась к прыжку, но чье-то сильное тело оттолкнуло  ее  в
сторону, чья-то могучая рука вырвала клинок из ее рук. От изумления  она
чуть не задохнулась: ведь совсем недавно прямо на ее глазах Зиад-Илариос
упал замертво!
   Он должен был умереть. Его рана была  смертельной.  Им  двигало  лишь
усилие воли и еще что-то пророческое. Он пришел ради этого и ради  этого
выжил. Он прыгнул и вонзил меч. Маг взревел, закружился, ударил  сплеча.
Элиан была ранена в руку, Илариос поражен в сердце. Их глаза встретились
поверх напряженного тела  их  врага.  Они  обменялись  быстрой  улыбкой,
ослепительной, бесстрашной, дерзкой перед лицом смерти.
   Тонкая асанианская  сталь  пронзила  плоть  и  кость.  Маг  удивленно
разинул рот и рухнул бездыханным.
   Зиад-Илариос медленно опустился на пол. Золотые одежды  стали  алыми.
Жизнь вытекала из его тела вместе  с  кровью.  Его  улыбка  померкла,  а
вместе с ней угасло и последнее сладкое безумие. Но он был  счастлив.  -
Она жива, - отчетливо произнес он. - Я умер вместо нее. Лучшей смерти  я
и не желал.
   Севайин покачнулась. Ее сердце гулко билось. Ребенок замер от слабого
укола боли.  Она  успокоила  его,  коснувшись  одеревеневшими  руками  и
непослушным разумом. Ей было страшно взглянуть на свою мать.
   Под безжизненным телом в  плаще  шевельнулось  другое  тело.  Севайин
оттащила мертвеца в сторону, начиная понимать, что произошло, и плача от
нежелания поверить в это.
   Элиан лежала на спине в луже крови. Но не крови ее противника: клинок
все еще был в его теле. Севайин упала на колени. Элиан взглянула на  нее
и улыбнулась. Вся ее одежда стала алой. Ее горло.
   Сознание  Севайин  было  очень  ясным.  На  какое-то  мгновение   она
возблагодарила всех богов за  то,  что  Зиад-Илариос  умер  прежде,  чем
узнал, что его жертва оказалась напрасной. В последние  мгновения  жизни
умирающий маг вспомнил о своем оружии. Может быть, Элиан  сама  невольно
помогла ему, схватившись за его руку и отведя ее вбок. Под тяжестью  его
тела она пыталась отстранить  смертоносный  клинок  от  своих  глаз  или
сердца, и он поразил незащищенное горло. Ее неистовое сердце  билось,  и
вместе с потоком крови, струящимся из раны, уходила  жизнь.  Севайин  не
могла остановить ее.
   Мирейн. Мирейн был величайшим  целителем,  намного  сильнее  Севайин.
Если бы только она смогла остановить кровотечение. Если  бы  он  смог...
Послышался волчий вой.
   Это был Мирейн,  яростно  сражавшийся  за  свою  свободу,  окруженный
кольцом обнаженных мечей и магической силы. Он  обезумел,  словно  дикий
зверь в западне. - Отец! - вскричала Севайин.
   Ее сила прорубила все преграды магов, вобрала  в  себя  силу  Хирела,
столкнулась с силой Мирейна  и  жадно  присосалась  к  самим  магическим
воротам.
   Клинки вспыхнули и  расплавились,  роняя  на  пол  раскаленные  капли
металла. Ворота не могли выдержать такого удара огненной  силы  Севайин.
Души, составлявшие камни ворот, корчились от невыносимого страдания. Они
были недостаточно сильны. Они не могли выполнить ее желание.
   Но ради Мирейна они сделают  это.  Севайин  беспощадно  распоряжалась
ими. Души извивались  в  ее  крепких  руках.  Одна  из  них  возвышалась
отдельно от других и все же стремилась соединиться с  ними.  "Вадин",  -
прошептал ее разум, не желая принимать этой жертвы. Он  умирает.  Он  не
должен делать этого. Не должен.
   Сила Вадина сама втиснулась в ее руки.  Умирая  второй  раз,  он  был
крепок и не боялся смерти. Он и Севайин вместе боролись за  освобождение
его названого брата.
   Ворота пошатнулись. Еще немного, умоляла она. Чуть-чуть.  Она  питала
огонь самой своей сущностью.
   "Нет, - ясно прозвучал в ее мозгу голос Вадина.  -  Ты  хочешь  убить
своего сына? Сейчас же назад. Эта битва - моя".
   Севайин отказывалась подчиниться. Вадин  не  обладал  ее  силой,  тем
более сейчас, но мастерству он обучался у самого Мирейна.  Он  отодвинул
ее в сторону, помедлил, обдумывая свои  действия,  затем  превратился  в
копье и изо всех сил  ударил  в  стену  магов.  Она  рассыпалась  дождем
огненных искр; копье рассыпалось  вместе  с  ней,  озарив  зал  ликующим
сиянием.
   Мирейн стоял над телом своей жены и  плакал.  Ворота  исчезли.  Вадин
погиб. Элиан умерла, несмотря на то что Мирейн пытался воскресить ее.
   Но он умел побеждать смерть и не испытывал  перед  ней  благоговения.
Душа Элиан ускользала от него, и он стал преследовать ее. Он Сын Солнца.
Он не позволит ей умереть.
   "Оставь меня". К нему обращалась вовсе не бездумная отлетающая  душа,
опьяненная своей  свободой.  Она  преграждала  путь  даже  ему,  который
наполовину был богом. Может быть, она сожалела, что ей приходится делать
это. Она была сурова к нему и ко всем этим молчаливым беспомощным магам.
"Боги не шутят. Иди, Мирейн Ан-Ш'Эндор. Оставь меня в вечном покое".
   Мирейн не желал смириться с этой истиной. Ему было известно множество
способов умереть, только они не касались его  лично.  Теперь  он  жаждал
смерти и раздумывал над этим.
   Но он был  Солнцерожденным,  причем  задолго  до  того,  как  жена  и
названый  брат  составили  вместе  с  ним  единую  душу.  Он  был  сыном
верховного бога. Мечом Аварьяна, повелителем восточного мира. Повелитель
запада умер. Отныне весь мир принадлежал Мирейну.
   Он повернулся в грозном молчании. Безумие не исказило  его  лица.  Он
выглядел спокойным, разумным и очень усталым.  Его  пальцы  сжимались  и
разжимались, но поблизости не было меча, который они могли бы  ухватить.
Севайин уничтожила все мечи.
   Мирейн опустился на  одно  колено,  бережно  приподнял  головы  своей
императрицы и своего брата,  обнял  их  и  принялся  укачивать,  бормоча
какие-то слова. Потом он так же аккуратно положил их на пол,  сложил  на
груди их руки, пригладил волосы, закрыл глаза. Не спеша поцеловал  их  в
лоб и губы.
   Затем он поднялся, и Севайин вздрогнула. Его спокойствие ужасало.  Он
поднял руку.
   Здесь все еще оставались дважды по девять магов. Многие из  них  были
ранены. Но они не боялись его. Они лишили его большей части его души.
   С большой осторожностью они снова сплотились в единое целое.  Подняли
свои щиты и стали ждать, когда обрушатся молнии.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ХИРЕЛ УВЕРИАС
Глава 25

   Мир рухнул. Хирел взирал на это без всякого замешательства.  Его  шея
болела в том месте, где ее коснулся нож, но тот, кто сделал это, был уже
убит или убежал. Никто больше не  трогал  его.  Он  превратился  в  тень
пустоты - в спутника Дочери Солнца. В нем больше не было силы, а  с  его
мечом они встречаться не  желали.  Он  не  мог  принудить  их  к  этому.
Когда-то давным-давно или всего миг назад он испытывал гнев. Теперь  это
не имело значения. Ничто не имело значения, кроме того,  что  его  ждала
смерть. У нее было странное прекрасное лицо. Лицо Уварры.
   Если бы ему суждено было выжить, он бы горевал, оплакивая отца, лорда
Вадина, леди Калириен. Но если он должен умереть, то пусть  умрет  рядом
со своей женой. Теперь она стала его императрицей. Подумав об  этом,  он
иронически улыбнулся и обнял Севайин за плечи. Она почти не  осознавала,
что он рядом, но ее тело  прижалось  к  нему.  Она  дрожала  от  страха,
усталости и боли, которую Хирел едва мог стерпеть.  Он  затаил  дыхание,
сжал зубы и обнял ее крепче. Сверкнула молния.
   В этом зрелище были величие  и  мощь,  подобные  горному  обвалу  или
морскому шторму.  Весь  замок  сотрясался  до  самого  основания.  Плеть
огненных молний ударила  поверх  их  голов.  Магический  огонь  с  ревом
взметнулся к потолку; стены завертелись в бешеном безумном вихре.
   В самом центре этой бури белым пламенем сиял Мирейн. Маги ошиблись  в
своей надменной мудрости. Они убили двоих, которые  составляли  единство
его души, думая, что этим  ослабят  его,  подчинят  своей  силе.  Так  и
случилось с той его частью, которая была смертным человеком  и  казалась
его подлинной сущностью. Но она была лишь  завесой,  скрывающей  истину,
узами, сковывающими свет.
   Сын жрицы  из  Янона  исчез.  Перед  ними  во  всем  своем  ужасающем
великолепии появился сын Аварьяна,  воплощение  чистой  силы  и  чистого
гнева, бестелесный и ослепительный. Он мог уничтожить тех, кто убил  его
императрицу и его брата; он знал, что это будет  стоить  ему  жизни,  но
думал об этом не больше, чем бог, который восстает  в  своей  ярости.  -
Отец, - сказала Севайин тихо, но отчетливо. - Отец.  Она  повторяла  это
снова и снова. Один раз  она  попыталась  успокоить  его  прикосновением
своей магической силы, но заплатила за  это  великой  болью.  Даже  ради
божественного света, горевшего в ней, он не желал отступиться от  своего
намерения.
   - Мирейн, - прозвучало как удар гонга. - Мирейн Ан-Ш'Эндор!
   Его пламя дрогнуло, взметнулось и устремилось к магическому огню.  Он
излучал силу, которую огонь  поглощал  словно  вино.  И  вновь  раздался
низкий голос: - Мирейн Ан-Ш'Эндор!
   В огненном сиянии, в которое превратился  Солнцерожденный,  мелькнуло
лицо, глаза, темные и почти спокойные, как будто их владелец  погрузился
в транс; улыбающиеся губы. Собрав пригоршню молний, эта  сила  направила
их прямо в магический огонь.
   Оттуда, как из ворот, появился человек, юноша в  облачении  зхил'ари.
Его имя замерло у Хирела на языке, Зха'дан. Хирел думал, что  он  погиб,
Зха'дан  был  ранен  и  хромал,  но  по-прежнему  оставался  неукротимым
Зханиеданом, который с глубоким  уважением  уступил  дорогу  тому,  кого
привел с собой, - сгорбленному седому старцу, закутанному в черный плащ.
   Старик выпрямился. Он был высок, широк в  плечах,  несмотря  на  свой
возраст, и силен, вопреки кажущейся немощи.
   Князь  Хан-Гилена  отбросил  свой  плащ,  оказавшийся  не  черным,  а
темно-зеленым, повернулся к  огненному  столбу  и  слегка  коснулся  его
вершины. У него вырвался вздох, как  единственная  дань  этой  ужасающей
силе.
   Хирел покачнулся от внезапно наступившей темноты. Пламя потухло.  Его
место заняла тень - Мирейн на коленях в своем  черном  килте  с  золотым
поясом, золотыми браслетами, обручем, серьгами  и  косичками,  кажущийся
слабым мерцанием после того величественного зрелища, которое  он  только
что явил всем. Он поднял голову. Его  лицо  напоминало  маску  человека,
лишенного молодости и надежды, но по-прежнему полного сил.
   Красный князь прошел мимо него и опустился на пол возле тела Элиан.
   - Дочка, - сказал он с невыразимой скорбью. - Ах, дочка,  если  б  ты
только согласилась немного подождать, этого никогда бы не произошло.
   Его голос затих. Он поцеловал Элиан в лоб  и  с  трудом  поднялся  на
ноги. Все смотрели на него. Хирел удивлялся, не понимая, почему маги  не
нанесли по нему удар.
   - Потому что он один из них, - сказала Севайин  отчетливо  и  сурово.
Она выпрямилась. - Ну что же, дедушка.  Давай,  убей  его,  пока  он  не
опомнился.
   Старик не взглянул на нее. Он смотрел на  Мирейна,  который  хмурился
как человек, тщетно пытающийся что-то вспомнить.  Вспомнить,  зачем  ему
надо это вспоминать.
   - Он руководил ими! - вскричала Севайин в  гневе  и  отчаянии.  -  Он
начал все это. А теперь закончит. Теперь уже все конечно.
   Слегка наклонив голову, Мирейн изучал лицо своего приемного отца.
   - Ну разумеется, это ты. - Он едва заметно улыбнулся.  -  Это  всегда
был ты. Я заметил твой отпечаток на душе моей дочери, только принял  это
за ее любовь к тебе и за тот след, который оставило твое обучение, когда
она  еще  была  моим  сыном.  Кто,  как  не  ты,  мог  сотворить   такое
превращение?
   - Конечно, я, - ответил князь Орсан.  -  Это  был  мой  замысел,  мое
творение. А теперь, как говорит моя госпожа, я должен закончить.
   - Или я. - Мирейн легко и быстро встал на ноги. -  Трижды  по  девять
магов не смогли победить меня. Не хочешь ли теперь попробовать и  ты,  о
князь предатель?
   - Мне это не нужно. Асанианский император  мертв.  Его  наследник  на
стороне твоей дочери, и души их слиты воедино.  Убьешь  ли  ты  их?  Или
подаришь им мир, за который они так отважно сражались?  -  Нет  никакого
мира, кроме смерти. - Для тебя это действительно так,  -  сказал  князь.
Мирейн горько рассмеялся. - Как же все вы должны ненавидеть меня! - Нет,
- сказал князь почти нежно. - Нет, Мирейн. Ты не  хочешь  признать  свое
поражение? Но ведь по большому счету это победа.
   - Моя жена всегда говорила мне, что я не  умею  проигрывать  красиво.
Честно говоря, я никогда не проигрывал. Я не терпел поражений, князь.  Я
не знаю, что это такое. - Может быть, пришло время научиться. -  Нет,  -
сказал Мирейн. - Я хотел бы превратить наш  мир  в  оплот  света.  А  ты
навечно приговорил его быть землей мрака.
   - Так тому и быть, - сказал князь  Орсан.  Мирейн  вздохнул  и  поник
головой, словно усталость победила его. Красный  князь  простер  к  нему
руки, может быть, из  сострадания,  может  быть,  предостерегая.  Мирейн
змеей ринулся на него.
   Севайин вырвалась из рук Хирела и встала между своим  отцом  и  отцом
своей матери. Ее сила пронизала мозг Хирела.
   Для выбора ей потребовалась доля  мгновения,  которая  длилась  целую
вечность. Отец - и дед. Свет - и свет вместе с тьмой. Любовь - и любовь,
превратившаяся в ненависть. Горе - и горе без тени радости, без надежды,
без утешения.
   Она ударила. Это чуть не убило  ее,  но  сила  Мирейна  едва  заметно
дрогнула. В  этот  момент  слабости  князь  Орсан  пронзил  его  защиту,
проникая все глубже и глубже, пока наконец не коснулся сердца и не  сжал
его.
   Глаза Мирейна распахнулись перед лицом смерти. Он узнал ее. Понял ее.
Понял  все:  и  неизбежность  предательства,  и  горечь  выбора.  Сделав
последнее отчаянное усилие, он схватил князя и свою дочь и толкнул их  в
огонь.
   Раздался оглушительный рев. Горло Хирела свела  судорога.  Он  ослеп,
оглох, он был ошеломлен.  Севайин  исчезла.  У  него  ничего  больше  не
осталось. Только смерть.
   Глядя в пустоту, он засмеялся. Если бы  Севайин  поняла  истину,  она
вернулась бы к нему; если бы он знал путь через миры, а смерть  была  бы
простым забвением, это не имело бы значения.
   Ни один разумный человек не стал бы так сильно любить женщину.
   Ни один разумный человек не подарил бы свою душу Севайин Ис'кириен.
   Все еще смеясь, он упал в объятия  огня.  Но  огонь  не  обжигал.  Он
оказался страшно холодным и нанес Хирелу миллион ударов:  все  его  тело
было  растерзано,  расщеплено  на  атомы,  каждый  из   которых   терпел
собственную ужасную муку. И все же то, что  осталось  от  его  существа,
продолжало смеяться. А вдруг, очнувшись от этой боли, он обнаружит,  что
превратился в женщину? Тогда вся безумная комедия начнется сначала.
   Боль не желала, чтобы над  ней  смеялись.  Она  впилась  в  его  тело
ледяными когтями, обволокла его измученный разум  и  швырнула  на  самое
дно, оставив в неподвижности.
   Вся его плоть превратилась в сплошной  кровоподтек.  Неужели  мертвец
может чувствовать такую ничтожную боль? Хирел пересчитал  свои  кости  -
все они были целы. Его голова оставалась его головой, как и руки, и  все
тело. Даже мертвый, он безусловно оставался мужчиной.
   - Если это ад, - сказал он, глядя  в  молчаливый  мрак,  -  то  здесь
довольно мило. Где страшные мучения? Где агония приговоренного?
   - Может быть, мы попали в рай,  -  с  сарказмом  ответил  ему  низкий
голос.
   Хирел услышал, как что-то шевелится. Чья-то рука нащупала его руку  и
сжала ее. Разум Хирела содрогнулся от внезапного прикосновения, легкого,
как крыло бабочки. Постепенно светлело.
   - А ты, - сказал князь Орсан с холодной радостью мудреца, -  сильнее,
чем я думал.
   Хирел произнес самое короткое  ругательство,  которое  знал.  Неужели
ничего еще не кончилось?
   - Кто я - свеча, чтобы посветить какому-нибудь магу?  -  Вряд  ли,  -
сказал князь. - Я хозяин твоей жены.  Ее  сила  переплетена  с  моей,  а
значит, твоя сила - тоже. - Мы не погибли.
   Голос Хирела звучал безжизненно. Он встал,  не  обращая  внимания  на
безмолвный протест своего тела, и осмотрелся. Увиденное  привело  его  в
легкое замешательство: он был источником света, золотым сиянием, которое
становилось ярче по мере возрастания его силы.
   Если бы кто-то стоял в центре бриллианта; если бы в этом  центре  был
изъян, черный провал без света, очертаниями напоминающий простой алтарь;
если бы по обе стороны этого "алтаря"  застыли  две  фигуры,  мужская  и
женская, закутанные в черное, а в ногах у них  свернулся  большой  серый
кот, то это было бы как раз тем местом, где оказался Хирел.
   - Это Андал'ар'Варьян, -  сказал  князь  Орсан.  -  Башня  Солнца  на
вершине Трона Аварьяна в Эндросе Солнцерожденного. - Он  произносил  эти
слова с суровой торжественностью и с оттенком отчаяния. - Мы находимся в
самом сердце силы Солнцерожденного.
   Мирейн повернулся. Человек и бог снова воссоединились в  одном  теле.
Однажды Хирелу уже довелось видеть его, стоящего  перед  Троном  Солнца.
Горе не уменьшило его величия, потеря не  сломила  его.  Он  по-прежнему
оставался  Мирейном  Ан-Ш'Эндором,  могучим  правителем  и   непобедимым
королем.
   Душа Хирела сжалась и затрепетала. Рядом с ним оказалась Севайин.  Он
не заметил, как она подошла. Он взглянул на нее: она была всем, чем  был
ее отец. И даже  больше  того.  Потому  что  она  была  смертна,  и  это
сковывало ее; потому что она оставалась самой собой.
   Он открылся перед ней, готовый к предстоящей неизбежной битве.
   - Нет, - сказал князь Орсан, - все великие войны завершены. Правление
Солнцерожденного закончилось.
   Он вошел в круг света. Он не казался крепче и моложе, но его сила  не
стала меньше. Мирейн тихо попросил:
   - Сейчас, когда мы оказались здесь и все уже кончено, скажи мне,  кто
мой отец?
   - Ты сын Аварьяна, - ответил ему Красный князь. Мирейн  вытянул  свою
пылающую руку. - Поклянись этим, о ты, кто  плетет  паутину.  Поклянись,
что не имеешь отношения к моему зачатию. - Я не могу.
   Мирейн рассмеялся.  Его  смех  звучал  легко  и  свободно.  -  Ты  не
осмеливаешься. Я думаю, что это ты создал меня, как говорят многие.  Сто
Царств нуждались в короле, поэтому ты сотворил меня, поместил  в  утробу
чужеземки и наложил на нее заклинания, сплетенные из лжи и снов. Но твои
козни увенчались таким успехом, о котором ты не помышлял в  своих  самых
безудержных мечтах, который не являлся тебе в самых черных кошмарах. Сам
бог пришел к тебе на помощь. С этой точки зрения он, безусловно, подарил
мне жизнь, правда, с помощью твоей плоти и твоего семени.
   - Я призвал его, - сказал Красный князь. - Таков был ритуал,  как  ты
знаешь: призывание  бога  к  его  невесте.  Предвидение  заставило  меня
поступить так; бог назвал имя своей избранницы посредством моей силы. Но
что было после, я не помню. Возможно, он воспользовался мной.  Возможно,
нет. Но я не стремлюсь обозначить границы божественного.
   - Твоя работа, - сказал Мирейн. - Все это  твоя  работа,  хоть  ты  и
отрицаешь. Мир принял такую форму, какую ты пожелал придать ему. Неуже