ак сенель, и побежал, проклиная  Врата,  волков  и  эту  старую,
беспрестанно меняющую свой пол дуру.
   По пути он увлек за собой Вэньи и не успевшего  убрать  в  ножны  меч
Корусана. Волки следовали за ними, и Саревадин была среди них.
   Это охрана, сообразила наконец-то Вэньи,  ибо,  оглушенная  падением,
она не слышала перебранки Солнечных братьев. Они защищают нас с тыла  и,
возможно, не дадут подобраться к нам тем, что ждут впереди.
   Миры вращались. Вращались все быстрее, засасывая бегущих в гигантскую
воронку. Вэньи попыталась остановиться, но дорога  тащила  ее.  Эсториан
повернулся, упал, Вэньи закричала. И сама провалилась куда-то во мглу, у
которой не было названия.

***

   Покой. Тишина.
   Она полусидела, полулежала на камне, и камень изгибался  над  ней.  В
центре пещеры пылал огонь, обдавая пространство теплом.  Она  потихоньку
ощупала себя. Ушибов, кажется, нет.
   - Сердце Мира!
   Она узнала голос Саревадин, а потом и ее самое, стоящую  возле  огня.
Скиталица  выглядела  так,  словно  никогда  не  менялась.  Женщина  без
возраста. Побирушка,  рассказчица  длинных  историй  возле  полупогасших
костров. Она протянула к огню руки.
   Эсториан кружил по широкому  голому  залу,  стены  которого  казались
выкрашенными   или   затканными   ветхими   гобеленами.   Они   неслышно
перемещались и колыхались - это были бесчисленные экраны  Мировых  Врат.
Да, кивнула Саревадин, подслушав ее мысль. Их сущности  проваливаются  в
бесконечность.
   Эсториан  коснулся  одной  из  стен,  по  ней  побежала  вода,  потом
расплылась зелень, из которой вырвался язык адского пламени.
   Он отскочил от стены  на  безопасное  расстояние  и,  повернувшись  к
Саревадин, спросил:
   - Как мы оказались здесь? Это предательство? Измена?
   - Каждый, прошедший  сквозь  Врата,  попадает  сюда.  Все  магические
дороги ведут в одну точку.
   - Возможно, это и правда, - холодный голос влился в  разговор,  -  но
здесь пахнет смертью.
   Корусан вышел из-за уступа скалы, сопровождаемый детенышем  юл-кошки.
Меч его был спрятан в ножны, но рука оленейца покоилась на эфесе.
   - Если что-нибудь с нами стрясется, мой меч найдет дорогу к тебе.
   - Вряд ли, - сказала Саревадин. - Идите ко мне,  дети.  Мы  погибнем,
если не поспешим. Они знают, что мы здесь, они уже близко.
   Вэньи, тяжело вздохнув, попыталась унять свою внезапно  встревоженную
силу. Тишина оказалась иллюзией,  спокойствие  -  маской.  Стены  пещеры
словно истончились и сделались хрупкими.
   Сердце Мира, средоточие магии мириад миров,  балансировало  на  грани
уничтожения.
   Неужели их приход сюда  мог  так  поколебать  мировые  устои?  Огонь,
пылающий в центре зала, взметнулся к потолку, потом  опал  до  крошечных
ярко вспыхнувших угольков, которые затем потемнели.
   - Быстрее, - вскрикнула Саревадин, хватайте меня за руки!
   Эсториан сжал правую руку Скиталицы, Корусан уцепился за левую. Вэньи
заметалась, не зная, к кому примкнуть.
   Этот миг промедления стоил ей дорого.  Огонь  вспыхнул  опять.  Стены
пещеры  затрепетали,  миры  закружились  в  них,  сменяя  друг  друга  с
калейдоскопической быстротой. Она потянулась к  Эсториану,  но  тот  уже
прыгнул в огонь. Пальцы ее поймали пустоту. Вэньи оступилась  и  рухнула
на колени. Пол под ней затрясся, все ветры мира взвыли над головой. Маги
таились в них. Наблюдали. Выжидали. Подслушивали.  Они  хотели  чего-то.
Чего? Проникновения в Замок? Казалось, их дальнейшие  действия  зависели
от продвижения Эсториана. А может быть, они ожидали его смерти.
   Она цеплялась за камни, которые шевелились под  ней  как  живые.  Она
глядела в огонь. Там танцевали тени. Одна из них обрела голос.
   - Не двигай нас дальше... не смей...
   Саревадин. И Эсториан, корчащийся от муки.
   - Заклинаю, не двигай нас... Наверное,  ты  соткана  из  огня.  но  я
наполовину из плоти. А  мой  охранник  -  целиком  человек.  Вытащи  нас
отсюда. Это убьет его!
   Вэньи ползла к ним по предательски изгибающемуся камню,  цепляясь  за
трещины там, где он вспучивался, скользя там, где он тек и скользил.  Ее
сила беспомощно  повторяла  движения  хозяйки,  которая,  стиснув  зубы,
продолжала бороться.
   Огонь ослепительным языком пламени лизал трескающийся  свод  потолка.
Жар, исходящий от него, скручивал волосы  Вэньи,  сушил  кожу.  Она  уже
имела  представление  о  его  мощи,  воюя  с  подобными  языками,  порой
вырывающимися из Врат, но обычно такие выбросы не причиняли вреда магам.
Однако этот огонь казался смертельно опасным. Вэньи  знала,  что  внутри
него - пустота, но именно эта пустота и стала ловушкой для  томящихся  в
ней пленников. Саревадин, кажется, была невредима, но Эсториан извивался
от боли.
   Выпусти нас отсюда, беззвучно кричал он.
   Вэньи пустила стрелу силы в огненный столб. Стрела отскочила, едва не
поразив ее сущность.
   - Никто не может выпустить нас, - сказала Саревадин,  -  кроме  тебя,
детеныш.
   - Я не могу, - задохнулся он. - Яне знаю, как это сделать.
   - Знания не нужны там, где требуются лишь действия. Открой Врата!
   - Какие Врата?
   - Эти!
   Тень Саревадин взмахнула  пылающей  рукой.  Вэньи  защитила  лицо  от
вспышки огня.
   - Видишь? Их много. Они принадлежат Солнцерожденным. Но эти - твои!
   - Открой же свои! Скорее!
   - Я не могу. Мой Касар плох. - Она подтащила его к пылающей бездне. -
Давай, открывай!
   - Нет... у меня ничего не выходит... я не могу...
   Вэньи ткнула в огонь пальцем. Палец обуглился и зашипел. Она до крови
прикусила губу, чтобы превозмочь боль.
   Она видела их сквозь блестящую дымку и теперь различала, что Эсториан
не один. Он шатался, поддерживая одной рукой оленейца,  словно  малютку,
прижав его худенькое тело к груди. Мальчишка втянул  голову  в  плечи  и
глухо стонал. Ты должен, шептала Вэньи, ты  должен.  Твоя  сила  сильнее
этого адского костра. Напрягись, сконцентрируй ее, вспомни... О  чем  он
должен вспомнить, она не знала сама.
   Она ничем не могла помочь им. Огонь был слишком тверд и  жесток.  Она
не пыталась даже вообразить,  как  тяжко  приходится  оленейцу.  Но  она
знала, что ему очень худо, и молилась за него  всем  асанианским  богам.
Ибо бог Солнца почему-то отвернулся сейчас от своих детей.
   Она молилась до тех пор, пока не заплакала, потом  стала  бить  огонь
кулаками, но добилась только того, что на ребрах  ее  ладоней  вспыхнули
огромные волдыри.
   Он выстоял, выдержал, он  вскинул  Касар  над  своей  головой.  Огонь
раздвоился, свертываясь в себя, затем развернулся, похолодел и  стал  не
горячее огня Сердца, который при должном умении довольно легко усмирить.
Врата распахнулись, но не намного, однако Саревадин успела вставить ногу
в образовавшуюся щель. Эсториан медлил.
   - Вэньи!
   - Иди! - пронзительно закричала  она,  задыхаясь  от  гнева,  который
пришел неизвестно откуда и кипятком обварил все ее существо. - Иди! Я не
нужна тебе! Катись, пока цел!
   Она добавила еще одно  морское  словечко,  но  Эсториан  уже  не  мог
слышать ее. Саревадин втянула упирающегося безумца в неширокий, сияющий,
словно багровая молния, проем.

Глава 49

   Вэньи потерялась, Корусан, без сознания, висел мешком  на  плечах,  а
где находился сейчас он сам - неизвестно. Эсториан остановился и перевел
дух. Что-то мягко толкнулось ему в ноги, кто-то потянул за руку и тут же
ее отпустил, ощущения были приятными.
   Зрение возвращалось медленно. Сперва забрезжил  неясный  свет,  потом
проступили очертания того, кто  стоял  впереди.  Красные  волосы,  рыжая
борода, потом лицо соседа стало гладким и опять поросло густой  бородой.
Саревадин вновь принялась за свои штучки.
   Что-то теплое опять придавило ноги, юл-котенок  играл.  Вот  так  же,
играючи, он проскользнул сквозь первые и вторые Врата, не сходя  с  ума,
не  испытывая  страшных  мучений.  Он  следовал  за  хозяином,  которого
охранял, и был счастлив тем, что это прекрасно ему удается.
   Эсториан  огляделся  вокруг.  Он  стоял  внутри  гигантского   полого
драгоценного камня: пол  под  ногами  был  плоским,  но  стены  и  купол
посверкивали многочисленными гранями, в них змеились прожилки  инородных
вкраплений. Огромная полость казалась наглухо замкнутой, но  светильники
здесь отсутствовали; в них не было нужды, ибо белый, чуть мерцающий свет
струился сквозь стены и купол и пробивался снизу, прошивая  поверхность,
ровную и гладкую, как отшлифованное стекло.
   Он наклонился, снимая с плеч Корусана. Мальчик внезапно  пошевелился,
и это движение лишило Эсториана равновесия, он упал и не сразу пришел  в
себя.
   Корусан, стоя на коленях, тряс его за плечи. Дурачок чуть не  плакал,
белые ободки ужаса обрамляли его золотые зрачки. Заметив,  что  господин
очнулся, мальчишка  встал  и  отошел  от  него,  словно  обидевшись  или
устыдившись собственной слабости. Он двинулся к предмету, возвышавшемуся
в центре зала, обогнув юл-котенка и не глядя  в  сторону  застывшей  как
статуя Саревадин.
   Сооружение из цельного куска  черного  камня  напоминало  алтарь  или
надгробие. Оно было укрыто белой, отливающей золотом шкурой, на  которой
лежал человек в одеждах северных королей.
   Искорка жизни едва теплилась в нем, сердце еле  мерцало,  дыхания  не
было слышно, но над верхней губой легонько трепетал вылезший  из  ноздри
волосок. Эсториан знал это лицо, ибо чуть ли не каждый день видел его  в
зеркале.  Сходства  добавляла  густая,  завивавшаяся  в  крупные  кольца
борода. На своих многочисленных портретах Солнцерожденный, лорд  Мирейн,
предок всех Солнечных лордов, всегда изображался чисто выбритым,  но  за
время сна он изрядно оброс, правда, росла его борода довольно  медленно,
так как даже сейчас не намного превосходила  бороду  Эсториана.  Длинные
волосы его  были  некогда  аккуратно  расчесаны  и  уложены  вдоль  щек,
заплетенные в жреческие косички. Сейчас они  пышными  вьющимися  волнами
обрамляли спокойное чело. Лорд Мирейн  в  прошлой  жизни  был  невысоким
человеком, он и остался таковым, но  под  туникой  и  килтом  круглились
гладкие мышцы воина, не опавшие даже за время долгого сна.
   Он казался вполне безопасным, как любой отдыхающий человек.  Но  этот
Замок  принадлежал  ему,  и  этот  свет,  льющийся  со  всех  сторон,  и
заключенный в нем грозный ток магической силы. Сеть Эсториана  коснулась
краешка сущности спящего и отпрянула, получив мощный удар.
   - Да, - сказала Саревадин, - он все еще сердится. В  его  памяти  все
еще живы события давних лет. Не много бы  я  дала  за  жизнь  того,  кто
попробует его разбудить.
   - Разве такое возможно?
   Эсториан вовсе не собирался об  этом  спрашивать.  Вопрос  сам  собой
слетел с его языка. Он чувствовал в мозгу  ясность  и  легкость,  словно
хлебнул терпкого вина, выдержанного в подвалах Янона. Саревадин  тут  же
не преминула его уязвить.
   - Конечно, дитятко. Он тотчас превратит тебя в  пепел,  но  разбудить
его довольно легки. Отдай команду,  и  чары  рухнут.  Эсториан  прикусил
язык.
   - А когда... хм... когда он... умиротворится?
   - Через век или два, - усмехнулась Саревадин. - Маги сильно разозлили
его, прежде чем доставить сюда. Сомневаюсь, что сейчас в нем есть что-то
еще, кроме гнева. Красный принц надеялся, что сон успокоит его, позабыв,
с кем имеет дело. Но он проснется, чтобы довершить начатое  и  исполнить
волю пославшего его бога.
   - Вряд ли. - Корусан отошел от  спящего,  пошатываясь  на  негнущихся
ногах. - Кое-кто докажет ему, да и всем остальным, что  бог,  о  котором
они столько болтают, всего лишь вздор, ложь, дурная мечта.
   - Ты хочешь доказать это здесь? - Эсториан в изумлении вскинул бровь.
   - Здесь или где угодно. - Корусан подрагивал от возбуждения.  -  Свет
истины ярко сияет в любом месте.
   - Значит ли это, - медленно спросила Саревадин, - что ты и  есть  тот
асанианский пророк, который поклялся разрушить Солнечную империю?
   - Он знает, - мотнул Корусан головой. - Мы говорили об этом.
   - Значит, ты и есть тот самый молодой львенок?
   - Это так, - подтвердил Эсториан.
   Они уже не обращали на него внимания. Они стояли лицом к лицу у  ложа
спящего Солнцерожденного, заносчиво поглядывая друг на  друга.  Эсториан
вздрогнул. Память, уходящая в глубь прошлого, подсказала ему, что  нечто
подобное уже происходило, правда, Саревадин  тогда  выглядела  моложе  и
была беременна дедом его отца.
   - Нет, ты не Хирел, - сказала она, - но такой же львенок, как  он.  И
так же неистов в любви и в сражении. Но твой Солнечный лорд  никогда  не
будет твоим всецело. Мы исчерпали эту тему, ты  и  я,  когда  ты  жил  в
другом теле. Мы дали ход новым вещам. Мы построили...
   - Дом на песке, - закончил Корусан, насмешливо щурясь. - И этот песок
течет, как вода. Как  ты  думаешь,  зачем  он  меня  сюда  притащил?  По
собственной глупости? Или потому, что сам ищет смерти?
   Эсториан не слышал решимости в этих словах и ненависти,  кипящей  под
ними. Он помнил только любовь, осветившую бездну отчаяния в его душе,  и
облегчение, которое ему принесло возвращение солнечной силы.
   Он чувствовал, как эта бурная сила выравнивается в нем  под  влиянием
более мощного магического поля, исходящего частью от спящего, частью  от
каждой  грани  гигантского  магического   кристалла,   в   котором   они
находились. Здесь было все, чего так  недоставало  ему  долгие  годы,  и
более того, здесь воссоединялись, казалось бы, невоссоединимые вещи.  Он
исцелялся, он начинал понимать, что может обрести прохладу в огне, покой
в ярости и тьму в самых  ослепительных  выбросах  света.  Он  становился
единым целым, таким, каким ему надлежало быть от рождения.
   Он  успокаивался,  он   хотел   припасть   к   подножию   усыпальницы
Солнцерожденного, чтобы  довершить  исцеление,  но  на  пути  его  стоял
Корусан. Саревадин,  то  старчески  дряхлая,  то  невообразимо  молодая,
смеялась в лицо скрежещущего зубами мальчишки.
   - Спроси себя, львенок! Ты ведь не  полный  дурак.  Разве  ты  хочешь
погибнуть от руки своего возлюбленного?
   - Вместе, - сказал Корусан. - Мы умрем вместе.
   - Корусан, - улыбнулся Эсториан,  опьяненный  сознанием  собственного
могущества. - Кору-Асан. К чему эти разговоры о смерти? Ты  будешь  жить
столько, сколько проживу я.
   - И умру, когда ты умрешь.
   Корусан обнажил мечи. Они ярко вспыхнули в магическом  свете,  но  не
ярче, чем его расширившиеся глаза.
   - Я уже умираю, милорд. Огонь и холод  гложут  меня.  Точат  суставы,
рвут плоть и разгрызают кости.
   - Ты бредишь, - сказал Эсториан. Ему вдруг стало тяжело двигаться. Он
чувствовал себя мухой, погруженной в вязкий сироп. И  все  же  мальчишку
следовало поскорее успокоить. - Давай прекратим это. Ты ведь еще никогда
не  ощущал  себя  полностью  здоровым.  Ты  скоро   поймешь,   как   это
великолепно.
   - Нет. Я умираю.
   Он сунул малый меч в ножны  и  высоко  закатал  правый  рукав  боевой
рубахи. Тонкая худая рука его до  плеча  была  покрыта  синими  пятнами,
локтевой сустав безобразно опух.
   Эсториан медленно, словно раздвигая массы песка,  положил  ладонь  на
запястье больного ребенка.
   Щемящая  жалость  охватила  его   сердце.   Столько   боли,   столько
разрушенных  тканей,  оздоровленных,  залеченных  и  вновь   пораженных.
Корусан улыбался светло и  горько.  Кровь  в  нем  расслаивалась,  кости
крошились.
   - Нет, - выдохнул Эсториан.
   - Да, - сказал Корусан. Он зачехлил длинный меч  и  протянул  к  нему
руки. - Иди ко мне. Сейчас некогда плакать.
   Глаза Эсториана вспыхнули и увлажнились. Это не слезы. Слезы не могут
так  обжигать.  С  огромным  трудом  он  шагнул  навстречу  мальчишке  и
пошатнулся от резкого толчка в грудь.
   Железные руки оттолкнули его. Саревадин прыгнула на Корусана, изрыгая
проклятия на каком-то неслыханном языке.
   Мальчишка сильно ударился  об  угол  усыпальницы  лорда  Мирейна;  он
задыхался, с хрипом хватая губами воздух, но уклонился от нового  удара,
демонстрируя выучку настоящего воина. Блеснула сталь.
   Нож. Его сжимала худая, покрытая синими пятнами рука,  обнаженная  до
плеча.
   - Нет, - беззвучно произнес Эсториан.
   Он ведь мог предугадать эту хитрость. Эту подлость, на  которую  идут
трусы и заговорщики. Сладкое слово, дружеский поцелуй и железо, входящее
в спину. Таков запад, такой Асаниан... но не Корусан.
   Нет, не Корусан, не его золотоглазый, словно выточенный  из  цельного
куска слоновой кости принц, лучший в мире боец  и  танцовщик  с  мечами.
Сколько раз  он  засыпал  в  этих  объятиях,  сколько  раз,  обнаженный,
кружился в опасной близости от смертоносных клинков!
   Они боролись, как два пьянчуги в  таверне,  ругаясь  и  тяжело  дыша,
пиная друг друга ногами, похожие,  как  близнецы,  в  одинаковых  черных
рубахах и кожаных дорожных штанах, но больше,  чем  рост  и  одежда,  их
роднили коварство и  ярость.  Они  скалили  зубы,  способные  разгрызать
железо, но Саревадин не была вооружена.
   Эсториан почувствовал, что вновь обретает способность  двигаться.  Он
кинулся к драчунам. Тогда они с молчаливой яростью накинулись  на  того,
кто осмелился им помешать.  Но  Эсториан  не  зря  облазил  все  кабачки
Эндроса до того, как стать  владыкой  обеих  империй,  -  он  знал,  как
следует  действовать  в  таких  потасовках,  и  в  два  счета   раскидал
осатаневших бойцов в стороны, особо приглядывая за тем, кто вооружен.
   Корусан, казалось, не узнавал своего господина,  хотя  шарил  по  его
лицу блуждающим  взглядом.  Дыхание  мальчика  было  хриплым  и  резким,
похожим на храп. Он кашлял, из кривящихся губ вылетали кровавые  брызги.
Эсториан ощутил у себя во рту горечь.
   Потом дурачок ударил. Резко, сплеча. Эсториан не успел  отстраниться.
Горячая боль затопила левую руку.
   Второй удар был направлен в сердце, но цели своей не достиг. Эсториан
отскочил и встал в боевую стойку.
   - Корусан. Кору-Асан! - взмолился он.
   Бесполезно. В золотых глазах  плавали  смерть  и  безумие.  Саревадин
опять прыгнула на мальчишку. Эсториан перехватил ее на  лету.  Солнечная
леди была столь же отважна, сколь ее безумный  противник,  но,  не  имея
оружия, могла угодить в беду. Он обхватил ее обеими руками и держал  изо
всех сил. Она была очень сильна, царапалась и шипела, как кошка.
   - Отпусти! Ты слышишь меня, сопляк!
   Он не ослабил хватки.
   - Дай мне слово, что ты больше не тронешь его.
   - Пусть он сперва поклянется, что не тронет тебя!
   - Не лезь не в свое дело. Это касается лишь нас двоих.
   Корусан ждал, опустив смертоносное лезвие.
   - Это не только ваше дело, красавчик. Империя не может осиротеть.
   - О моей империи пусть заботится  бог,  но  не  ты,  которая  от  нее
отказалась.
   Она  извернулась  в  его  руках.  Для  своих  древних  лет  она  была
потрясающе гибкой и скользила, как смазанная маслом змея. Он стиснул  ее
еще сильнее, но она ударила его локтем в живот и высвободилась,  Вскочив
на ноги, Скиталица тяжело  перевела  дух  и  замерла  в  двух  шагах  от
Эсториана. Пока они боролись, Корусан успел отойти к постаменту и теперь
с  жадностью  и  каким-то  безумным  восхищением  вглядывался   в   лицо
Солнцерожденного.
   Саревадин не двигалась. Эсториан прислушался к боли в руке, Она  была
тянущей, но терпимой. Корусан меж тем  переложил  нож  в  левую  руку  и
коснулся пальцем бровей спящего. Эсториан замер. Но ничего не произошло.
Спящий не пробудился, не грянул гром, не разверзлись небесные хляби.
   Ясно было одно - Корусан потерял разум. Это Замок зажег в его  глазах
безумный огонь. Эсториан мог стать таким же, если бы не имел собственной
силы. Он сам притащил мальчишку сюда, он один виноват в том, что  сейчас
с ним происходит.
   Корусан подобрался. Его шепот ясно шелестел в магической тишине.
   - Как ты похож на того, кого я люблю больше жизни, и как не похож. Он
- мягкая штучка, при всей своей внешней крепости. Он...
   Корусан рассмеялся глубоким гортанным смехом.
   -