не
волновали их: они были всего лишь чужеземцами, пусть  даже  королевского
происхождения,  как  они  заявляют.  Так  что  нечего  навязывать   свои
варварские рожи добрым людям. Хирел был больше чем человек,  и  все  это
отлично знали. Им совершенно не нравилось то, что он скачет бок о бок  с
остальными с непокрытой и коротко  остриженной  головой,  что  его  шлем
болтается у седла и что он выглядит как самый обычный смертный.
   По-видимому, Хирел не замечал их ропота, а  если  и  замечал,  то  не
придавал ему значения. Часто он ехал возле Саревана  в  последних  рядах
личной гвардии принца,  возглавляя  отряд  тяжеловооруженных  всадников.
Время от времени он протягивал руку, словно не  в  силах  сдержаться,  и
поглаживал шею Брегалана. Он не просил  разрешения  и  дальше  ехать  на
голубоглазом жеребце, а у Саревана не было возможности  предложить  это.
Хирел замкнулся в  себе.  В  начале  пути  он  иногда  разговаривал,  но
асанианцы не отвечали ему. На  исходе  первого  утра  пути  он  перестал
говорить.

***

   На четвертую ночь после договора с Араносом, когда до Кундри'дж-Асана
оставалось три дня пути, а до Первого Дня Осени - четыре, младший  принц
остановился на постоялом дворе. Хозяевам волей-неволей пришлось уйти,  и
ни сам принц, ни его маленькая армия не услышали их жалоб.
   В первую ночь Сареван попытался устроиться на ночлег вместе с воинами
гвардии, однако ему объяснили, что это недопустимо. Он  подозревал,  что
они попросту не захотели спать в одной комнате с  варваром.  Ему  отвели
отдельную спальню и позволили оставить при себе  Зха'дана.  В  эту  ночь
произошла ошибка, которая не допускалась раньше: ему были  предоставлены
на выбор женщины дома. Должно  быть,  хозяина  постоялого  двора  забыли
предупредить. Сареван с интересом выслушал быстрый и язвительный  отказ,
который от его лица дал Хирел. Гораздо более быстрый и язвительный,  чем
если бы это был его собственный.
   Все многозначительно уставились на Зха'дана, думая, что  понимают,  в
чем дело. Некоторые, повнимательнее посмотрев  на  Хирела,  решили,  что
только  им  открылась  истина.  Юноша  сокрушил   всех,   выбрав   самую
хорошенькую из женщин, и удалился с ней в свою комнату, откуда никто  из
них не вернулся.
   Сареван медленно подошел к  своей  одинокой  постели,  Зха'дан  занял
позицию возле двери, будучи достаточно благоразумным,  чтобы  мечтать  о
том, чего получить не мог,  и  слишком  привередливым,  чтобы  подбирать
объедки, предложенные хозяином постоялого двора.
   - Одного раза достаточно, - сказал он, натягивая на  себя  одеяло.  -
Они не слишком-то чистые, эти люди. Неудивительно, что они всегда гладко
выбриты. Иначе паразиты загрызли бы их.
   - То же самое, вероятно, они говорят о нас, - возразил Сареван.
   Зха'дан фыркнул. Даже если бы он не купался каждый день  и  тщательно
не  следил  за  собой,  эти  маленькие  кусачие  твари  все   равно   не
заинтересовались бы им. Паразиты не любят магов, пусть  это  всего  лишь
ученик колдуна зхил'ари.
   Видимо, Сареван до сих пор излучал эти магические  волны.  Во  всяком
случае, насекомые его не беспокоили. Он улегся, закрыл глаза и попытался
не  думать.  Это  оказалось  трудной  задачей.  Прошлой   ночью,   после
благословенной передышки, его снова посетил тот же  сон.  Прежний  мрак,
прежний страх. Однако завершился  он  странно,  и  Сареван  одновременно
боялся и надеялся, что это было не пророчество,  а  простое  сновидение,
порожденное желанием и страхом, а также образом жизни.
   Воспоминание об этом сне не оставляло его до сих пор, хотя  он  желал
бы  стереть  его  из  памяти.  После  мрака  предвидения,  прочерченного
молниями, вокруг разлился мягкий свет. На стенах из серого камня  горели
лампы;   везде   висели   богатые   гобелены,    замысловато    расшитые
переплетающимися  изображениями  зверей,  птиц,  цветов  и   отделанного
драгоценными  камнями  дракона.  Сареван   лежал   на   чем-то   мягком,
погрузившись в истому, и на какое-то время  освободился  от  всех  своих
страхов и неотложных дел. Он чувствовал некую странность в том,  как  он
лежал, в ощущениях своего тела, но  это  не  вызывало  у  него  тревоги.
Непонятнее было то, что сердце его трепетало и пело.
   Чьи-то легкие пальцы  ласкали  его  щеку.  Это  прикосновение,  такое
реальное, заставляло  его  дрожать  от  удовольствия.  Сареван  повернул
голову. В своем сне  он  вовсе  не  удивился  и  тем  более  не  испытал
панической тревоги, которая при пробуждении заставила бы его подскочить.
То, что  Хирел  лежал  рядом  с  ним,  было  замечательно  и  совершенно
правильно; все его маски были сброшены, а на губах играла теплая  улыбка
пресыщения. Разум Саревана даже не удосужился превратить его в  женщину.
Хирел был немного старше и гораздо выше (невероятно, но он был  не  ниже
самого Саревана) и бесспорно оставался мужчиной.
   Может быть, он что-то сказал. Сареван так и не  узнал  этого,  потому
что Зха'дан  разбудил  его,  позвав  на  предрассветную  молитву,  после
которой их ждал целый день пути.
   И в течение всего дня Сареван ловил  себя  на  том,  что  то  и  дело
выслеживает глазами этого мальчишку, - непростое  дело  для  человека  с
тяжелым позолоченным шлемом на голове. Ему не удалось  заметить  никаких
признаков того, что Хирел мог внезапно вырасти  и  сравняться  с  ним  в
росте. Тело Саревана не испытывало  того  страстного  томления,  которое
охватило его во сне, хотя принц Асаниана в своих  простых  доспехах  был
прекрасен.  Прямой  и  гордый,  он  скакал  на  своем  коне  с   грацией
прирожденного наездника.
   Это все разум, сказал себе Сареван, лежа в  своей  одинокой  постели.
Это он перепутал тело с душой. В постели Хирел ему не нужен.
   "Тогда почему, - спросила какая-то  маленькая  и  ехидная  часть  его
существа, - почему ты мечешься  и  дрожишь,  словно  любовник,  которого
разлучили с возлюбленной?" Потому что этот сон свел его  с  ума.  Потому
что в Первый День Осени ему исполнится двадцать один год, а его тело так
и не познало ни одной женщины, как, впрочем, и ни одного мужчины, но вот
его разум, его дикий разум ребенка-мага, слишком хорошо  знал  и  тех  и
других.
   Литания боли привычно зазвучала в его голове, но  почему-то  на  этот
раз у него не хватило  терпения  дочитать  ее  до  конца.  Он  попытался
посмеяться над  собой.  Во  всем  виноват  воздух  Асаниана,  насыщенный
распутством. Сареван нарушил здешние представления о  приличиях,  и  его
стараются сделать похожим на жителей Золотой империи. Может, ему  еще  и
волосы перекрасить в золотой цвет, а кожу выбелить до  оттенка  слоновой
кости?
   Приподнявшись на локте, Сареван оглядел себя в мерцающем свете ночной
лампы. Он был все тем же замечательным образчиком смешения рас и гораздо
более неистовым воплощением мужественности,  чем  ему  хотелось  бы.  Он
кое-как прикрылся,  натянув  на  себя  рубашку,  в  которой  здесь  было
положено спать. Этот старый  дурацкий  обычай  оказывался  полезным  для
того, кто не желал открывать чужому взору свое состояние.
   Зха'дан даже не пошевелился, когда Сареван перешагнул через него.  Он
медленно побрел по незнакомым  переходам.  Движение  несколько  охладило
его. На улице никого не было. Стражники Араноса  подозрительно  оглядели
его, но не стали задерживать.
   Огни в кухне были потушены, а повара и судомойки  храпели  в  унисон.
Лицо Саревана осветила озорная улыбка. Пусть он принц королевской  крови
и мужчина, но ведь он еще молод, а старые проделки быстро не забываются.
Он отыскал  неизвестно  кому  принадлежавшие  сладкие  лепешки  и  флягу
легкого  кисловатого  вина,  которым,   очевидно,   и   перепились   все
присутствующие. Завязал лепешки в салфетку и забрал флягу.
   Маленькая дверь открылась навстречу звездному небу и ночной прохладе.
Сареван оказался в садике возле кухни. Дул легкий ветерок,  он  прогонял
зловоние, исходившее от кучи навоза. Возле стены  стояла  скамья,  почти
скрытая ветвями дерева,  увешанного  спелыми  плодами.  Сареван  сел  на
скамью, прислонился к стволу и насытился лепешками и плодами, запивая из
фляги. Жар, охвативший его тело, потух, боль утихла. Он потянулся, чтобы
сорвать еще одно сладкое яблоко.
   Его рука замерла. Кто-то приближался к нему, мягко ступая по ковру из
трав. Воспоминания о детских провинностях заставили  Саревана  напрячься
для побега. Но тут он вспомнил, что уже давно перестал быть сумасбродным
мальчишкой и никто не осмелится теперь поднять на него руку из-за кражи.
   Наконец он сорвал яблоко и напряг  зрение.  К  нему  приближалась  не
одна, а две фигуры. Одна из них, огромная  грациозная  тень  с  зелеными
сверкающими глазами, шагала на четырех лапах.
   Сареван позабыл о своей вине, о своих проблемах, об обжорстве и  даже
о яблоке в своей руке. Юлан навалился на него, распевая радостную песнь.
   - Брат, -  пропел  в  ответ  Сареван  голосом,  похожим  на  любовное
мурлыканье. - О мой брат!
   Юлан боднул его в живот. Сареван упал поперек тропы, головой прямо  в
ароматные  травы.  Он  прильнул  к  могучей  шее  и  рассмеялся,  вдыхая
мускусный аромат кота и запах шалфея, а Юлан, яростно рыча,  делал  вид,
что хочет сожрать его. Это была настоящая любовь. И он позабыл обо всем,
даже о сладком яблоке, которое все еще держал в руке.  Рассмеявшись,  он
обхватил Юлана за шею и вскочил на ноги.
   И при этом чуть не сбил с ног человека, появившегося вместе с Юланом.
Каждой клеткой своей кожи Сареван мгновенно осознал, что это женщина. Он
отпрянул назад, бормоча какие-то извинения.
   Слова застряли у него на языке. Силуэт незнакомки  приобрел  знакомые
очертания обыкновенного бесполого асанианца, может быть, даже евнуха.  С
прической жреца Уварры, в одеянии мага. Темного мага.
   Прозрение и свет звезд озарили лицо,  преобразив  кротость  евнуха  в
спокойную уверенность женщины. Ее нельзя было назвать прекрасной, но  ей
этого и не требовалось. Рядом с ней его тело звенело как струна.
   И тем не менее сердце его оставалось холодным. Она  пришла  вместе  с
Юланом. Черная колдунья. Она видела его в нескрываемой  радости.  Теперь
она знает об одной из его слабостей.
   Юлан, мурлыкая, прижался к нему. Кот не был околдован, иначе  Сареван
узнал бы об этом. Зло не коснулось Юлана.
   Вероятно, женщина прочитала мысли  Саревана.  Казалось,  происходящее
забавляет ее.
   - Твой брат - великий охотник, - сказала она. -  Ты  знаешь,  что  он
способен учуять даже слабый  запах  силы?  Он  выследил  меня,  заставил
встать с постели и привести его к тебе.
   Выучка Саревана подсказывала ему, что она лжет: ни один слуга тьмы не
говорил правду. И тем не менее  он  знал,  что  все  так  и  есть.  Юлан
действительно умел чувствовать магию. То, что он нашел мага и потребовал
проводить к потерянному брату, было очень на него похоже. Кот знал,  что
к  простому  человеку   обращаться   не   следует   из   опасения   быть
подстреленным.
   И все же именно темный маг... Сареван свирепо уставился на  кота.  Он
чувствовал себя преданным.
   Юлан уселся, зевнул и принялся вылизывать лапу. Он сморщил нос -  ему
не нравился запах шалфея. Да, ведьма действительно забавлялась.
   - Теперь я вижу, - сказала она, - что утверждения о том, будто у тебя
самый острый язык в Керуварионе, это только  сказки.  Или  жрецу  твоего
ордена не пристало разговаривать с женщинами? Сареван покраснел.
   - О чем я должен с тобой говорить? Ты рабыня тьмы. - А  разве  ты  не
раб света? - спокойно парировала она. - Необходимо избавить мир от  тебе
подобных. Она села на скамью, где только что сидел Сареван. Пояс  на  ее
одеянии распустился, и  оно  распахнулось.  Сареван  мельком  увидел  ее
полные и красивые груди.
   А на его рубашке пояса не  было  вообще.  Он  поспешно  запахнул  ее.
Женщина улыбнулась.
   - Человек всегда боится того, что меньше всего знает. - Я  знаю  все,
что мне необходимо знать. Это был неубедительный ответ, и они оба поняли
это. Она взяла лепешку и с явным удовольствием отщипнула кусочек.
   - Давным-давно Аварьян был Уваррой. Она сохранила оба своих  лика.  А
он ограничился одним. И хотя я служу ночи и моя сила питается  мраком  и
лунным светом, это не мешает мне поклоняться солнечному свету.
   - Вот тут, жрица, ты лжешь. Ни  один  слуга  Ночи  не  может  вынести
Солнца.
   - Значит, таковы представления  вашего  народа?  -  Ее  голос  звучал
потрясенно и печально. -  Неужели  все  так  искажено?  Неужели  вам  не
известна истина?
   Его рука с яблоком  рванулась  назад.  Женщина  стояла  неподвижно  и
спокойно смотрела на него ясными глазами. Она ужасно напоминала  Хирела.
Выругавшись, Сареван отвернулся от нее и в сердцах отшвырнул яблоко. Оно
перелетело через высокую стену и неслышно упало.
   - Ты знаешь, - сказала она. - В глубине души ты все знаешь.  Если  бы
это было не так, ты никогда не пришел бы в Асаниан. Его била дрожь.
   - Я пришел, чтобы предотвратить войну. - Вот именно.
   Сареван круто обернулся.
   -  Ты  пришла  остановить  меня.  Ты  поняла,  что  меня   невозможно
заколдовать. Тогда ты  решила,  что  меня  можно  совратить.  Сначала  с
помощью моего  брата,  затем  с  помощью  твоего  тела.  Женщина  весело
рассмеялась.
   - Смотри-ка, что могут сделать с человеком клятвы,  данные  Аварьяну!
Если бы я соблазнила тебя, принц, это не погубило бы тебя, а излечило.
   Старая песня Асаниана. Она уже утомила  Саревана.  -  Что  заставляет
тебя думать, что я могу захотеть тебя? - В твоем  положении,  -  сказала
женщина со сладким ядом в  голосе,  -  для  тебя  сгодится  любая  особа
женского пола. - Она оглядела его с ног до головы. - В  Кундри'дже  тебя
ждет процветание. Высокий двор даже твою грубость сочтет восхитительной.
   - Неужели мне будет позволено зайти так  далеко?  -  Мы  очень  долго
трудились, чтобы тебе это удалось. - Почему?
   - Грубый, - пробормотала  она  про  себя,  -  а  может  быть,  просто
неловкий. И молодой, и плохо вышколенный. И я думаю, что, хотя ты  и  не
трус, тебе страшно. Не так-то легко узнавать, что все, во что ты  верил,
- ложь. - Не все, - прошептал Сареван.
   - Большая часть. - Она сцепила пальцы на коленях. - Ты не ожидал, что
я такая, да? Я почти человек. - Твоя сила противостоит  всему,  что  для
меня свято. - Правда? Тебе доводилось драться с настоящим темным магом?
   - Силу одного из них я забрал. Его союзницу  я  убил;  она  унесла  с
собой мою силу. Она была очень похожа на тебя, -  невыразительно  сказал
Сареван. - Это была проверка. Ты ее не выдержал. Он  закрыл  глаза.  Его
кулаки сжались. Он хотел повернуться и уйти  прочь,  чтобы  спасти  свою
душу, но не смог. - Я видел  Глаз  Силы.  Это  воплощение  зла,  которое
невозможно постигнуть. Ни один здравый  ум  не  может  вынести  его,  не
говоря уже о том, чтобы управлять им.
   - Не всякая сила легка или приятна. Некоторые ее разновидности совсем
не таковы. Чтобы дождаться лета, приходится претерпеть зимние холода.
   Такова была правда из его сна. Эта женщина издевалась над ней. Потому
что если это было не так, тогда все, что сделал Сареван, послужило  лишь
на пользу мраку, а значит, он хуже чем изменник: он предал своего бога.
   - Мы, члены гильдии магов, знаем, что  есть  и  что  должно  быть,  -
сказала она. - Я открою тебе секрет, Солнечный принц. Каждый маг  -  это
лишь половинка пары. Каждый посвященный обладает одной гранью силы, либо
темной, либо светлой. Каждый  должен  найти  себе  пару  в  ком-то,  кто
является его противоположностью. Глаза Саревана расширились.
   - Таким образом, - продолжала женщина, - мы  существуем  в  единении.
Без света нет мрака. Без мрака нет света. Все уравновешено.
   - Следовательно, другой жрец... это... - Мой брат. Мое второе "я".
   Сареван тряхнул головой. Голос дрожал и не подчинялся ему.  -  Ты  не
должна была говорить мне это. - Ты нас не предашь.
   Он рассмеялся. Его смех звучал как  рыдание.  -  Я  самый  черный  из
предателей, когда-либо ходивших по земле.
   - Я тебе доверяю, - сказала женщина.  Она  встала  и  поклонилась  на
асанианский манер, приложив руки к  груди.  -  Спокойной  ночи,  Высокий
принц. Пусть темнота дарует тебе покой.
   Сареван задохнулся и задрожал. Когда он вновь  обрел  дар  речи,  она
исчезла.

Глава 16

   Его называли королем городов, сердцем Золотой империи, древнейшим  из
существующих  жилищ,  священной  шлюхой,  невестой  императоров,  троном
богов; имя его было Кундри'дж-Асан.  Он  раскинулся  в  долине  Великого
Потока, могучего Шахриз'уана, по которому кровь  Асаниана  струилась  от
девственных льдов до Пылающего моря. На земле не  было  города  древнее,
больше и прекраснее этого. Его  окружали  девять  концентрических  стен,
каждая из драгоценного камня: белого мрамора, черного мрамора, лазурита,
сердолика, яшмы, малахита  и  голубого  агата;  восьмая  стена  была  из
серебра,  а  девятая  -  целиком  из  золота.   Внутри   кругов   города
располагалась тысяча  храмов,  купола  и  шпили  которых  были  украшены
золотом и драгоценностями, а между ними стояли особняки принцев,  лачуги
бедняков, жилища и лавки, сараи и рынки, дубильни, парфюмерные магазины,
шелкопрядильни, конюшни, бойни. Все это существовало в тесном соседстве,
в переплетении и в организованном  беспорядке,  присущем  любому  живому
существу.
   В первый день Сареван мало что успел увидеть. Аранос ворвался в город
как ураган с равнин, разметая толпу,  и  с  грохотом  въехал  на  Дорогу
Процессий, по которой разрешалось следовать только принцам и их  свитам.
Благородных лордов здесь приветствовали не так, как это было  принято  в
Керуварионе. Проявлением  благоговения  в  Асаниане  было  молчание.  На
чувства варьяни  удручающе  действовала  эта  волна  безмолвия,  которое
нарушал единственный звук - шум их передвижения.
   Насколько хватало  глаз,  вокруг  было  только  море  согнутых  спин,
склоненных голов и тел, распростертых на камнях.
   Золотой дворец раскрыл навстречу  им  свои  объятия.  Его  руки  были
роскошны и холодны. Его тайны непроницаемы.
   Но  ненадолго,  обещал  себе  Сареван.  Ему  пришлось  расстаться   с
Брегаланом, к великому неудовольствию жеребца. Аранос  дал  ему  честное
слово, что с сенелем будут  обращаться  по-королевски.  Юлан  и  Зха'дан
старались держаться поближе к Саревану и бросали  настороженные  взгляды
из-под нахмуренных бровей.
   Их поспешно разместили в покоях Араноса и отделили от мира,  поставив
у дверей стражу. Уходя, Аранос предупредил их:
   - Эти комнаты в вашем  полном  распоряжении.  Но  за  их  пределы  не
выходите, а также не ешьте и  не  пейте  ничего,  кроме  того,  что  вам
принесут мои рабы.
   Никто не ответил. Хирел стоял неподвижно и смотрел ему вслед. А потом
медленно повернулся. Сареван позабыл о своей  мудрости.  Он  был  опасно
близок к  тому,  чтобы  схватить  мальчишку,  ударить  его,  встряхнуть,
наорать на него - словом, сделать все что угодно, лишь бы это  застывшее
лицо потеплело.
   В душе Саревана нарастал великий гнев. Но это был  вовсе  не  обычный
для него мгновенно возникающий яростный порыв, так же быстро  стихающий.
Теперь его обуревало холодное ожесточение, которое нашло свое  отражение
в  глазах  Хирела.  Никто  не  мог  жить  в  этих  комнатах,  роскошных,
уединенных и наполненных ледяным равнодушием. Обитателю  их  запрещалось
ощущение человеческого тепла, запрещалось даже прикосновение рук, потому
что он принц, святыня, потому что ему  предстоит  стать  императором,  а
император - это больше, чем человек.
   И меньше.  Больше,  потому  что,  подобно  изображению  божества,  он
находится высоко и недосягаем в своем совершенстве. Меньше, потому  что,
как и у холодного изображения, у него вместо сердца позолоченный камень.
Красивая, но пустая оболочка,  безжизненная  и  бездушная,  холодная  на
ощупь и неуютная.
   Под пальцами Саревана  пружинила  живая  плоть:  пульсировала  кров