ерь  он  выглядел  на  свой
истинный возраст.
   Прежде чем он успел рассмеяться, она помешала ему,  приложив  руку  к
его губам. Они были очень теплые.
   Имин осторожно отступила назад. Теперь его глаза  снова  принадлежали
ему. Печаль и вина еще жили в них, гнев еще вернется,  но  великая  буря
миновала. Теперь он смотрел на нее, и для жреца Солнца,  воспитанного  в
Хан-Гилене, взгляд его был на удивление бесстыден. Он  даже  не  пытался
скрыть возбуждения.
   - Тебе лучше уйти, - сказал он твердо, и его голос сорвался  лишь  на
ничтожную долю. Имин не двинулась с места. - Не хочешь ли, чтобы я спела
тебе на ночь? Он застыл, уязвленный. - Я что, похож  на  ребенка?  -  Ты
очень  похож  на  мужчину,  принесшего  клятву,  от  которой  его  могут
освободить только смерть или трон; на мужчину, который совершил подвиги,
достойные песни, и пострадал, совершая  их,  и  начал  творить  мир.  Ты
будущий король, а я королевская певица. Я могу петь для тебя?

Глава 12

   Когда Вадин очнулся от сновидений о песнях и магии, он  сам  чуть  не
запел. Мирейн уже встал и мылся, стараясь не рычать на слуг. Когда Вадин
вошел в ванную комнату, Мирейн  встретил  своего  оруженосца  сверкающим
взглядом и почти болезненной улыбкой - так долго оставался он наедине со
своим гневом и со своим богом.
   - Заходи, - сказал он, -  и  скажи  этим  хлопотунам,  чтобы  порхали
где-нибудь в другом месте.
   Никто не обиделся и даже не смутился. Слуги сияли от радости,  потому
что их молодой господин вернулся и потому  что  теперь  возобновятся  их
ежедневные сражения, которые неизменно заканчивались одним и тем же.  Он
вымылся, оделся и поел сам, но зато они принесли ему  воды  и  поставили
плошку с мыльной пеной так, чтобы он без труда мог  до  нее  дотянуться,
они держали перед ним полотенца, готовили платье и прислуживали  ему  за
столом. По мнению Вадина, они почти выиграли эту битву.
   Как обычно, Мирейн разделил ванну и завтрак с  Вадином.  Как  обычно,
Вадин сопротивлялся до последнего. Все было совершенно как всегда. После
стольких дней, проведенных в седле,  и  ночей  в  палатке,  когда  слово
произносилось только  в  случае  крайней  необходимости,  все  это  было
сладчайшим чудом.
   И тем не менее Вадин не был удивлен, когда  знакомый  роковой  взгляд
вернулся. В нем стало меньше явного безумия, чем  прежде,  и  длился  он
недолго. Однако достаточно долго, чтобы  Мирейн  успел  оглядеть  Вадина
сверху донизу. Он облизал губы и сказал:
   -  Надевай  все  свои  серьги.  И  медное  ожерелье.  И  браслеты,  и
праздничный  пояс.  Брови  Вадина  взлетели  вверх.  -  Куда   ты   меня
отправляешь? Торговать своим телом?
   Улыбка тронула уголки губ Мирейна. - Можно сказать  и  так.  Я  хочу,
чтобы ты выглядел как лорд, каковым ты и являешься.
   - Тогда мне лучше снять твою форму, мой господин.
   - Нет, - последовал решительный отказ.  -  Джаян,  Аширай,  забирайте
вашу жертву. Это мой оруженосец. А еще он наследник Гейтана. Сделайте из
него воплощение и того и другого.
   Молодой слуга и старик, свободный  асаннанин  и  пленник  с  востока,
обрушили на Вадина свои заботы с нескрываемым удовольствием. Он вытерпел
это даже с большей снисходительностью, чем Мирейн, хотя и  не  торопился
этим  гордиться.  Это  возбуждало  тревогу.   Выражение   лица   Мирейна
предвещало кое-кому неприятности, и Вадин не  осмеливался  думать,  кому
именно.
   Слуги расплели косички Вадина, причесали его волосы и снова  заплели;
только теперь это была прическа не оруженосца, а настоящего  лорда.  Они
подстригли его растрепанную  бороду  и  украсили  ее  медью,  довели  до
совершенства его  платье,  и  наконец  Вадин  стал  выглядеть  так,  как
требовал Мирейн. Они даже сделали то, на что он  решался  лишь  в  самые
большие праздники: начертили ему между бровей знак его дома  -  красного
льва, застывшего в прыжке к восходящей  луне.  Когда  Вадина  подвели  к
высокому зеркалу, оттуда на него глянул  какой-то  незнакомец.  Довольно
красивый молодой человек, если уж быть правдивым, и похожий на  лорда  в
этом пышном наряде.
   Принц королевской крови подошел и встал рядом. От этого  Вадин  более
чем когда-либо стал выглядеть японским дворянином,  не  таким,  конечно,
как Мирейн, но достаточно величественным. Он мог держать голову  высоко,
потому что знал: есть только один человек, перед которым он  с  радостью
склонит ее. Отражение Мирейна улыбнулось ему в ответ.  -  Друг  мой,  ты
откровенно красив. Красив настолько, чтобы понравиться женщине.
   Вадин повернулся к принцу. Тревога сжалась в тугой  ком,  вставший  у
него в  желудке.  Мирейн  дал  клятву  жреца  и  не  мог  бы  отправлять
посредника к предполагаемой невесте. Еще  в  меньшей  степени  вероятно,
чтобы  он  рассматривал  перспективу  союза  для  развлечения.  Остается
только...
   - У меня есть подарок, - сказал Мирейн, - предназначенный для великой
леди. Разумеется, я  не  могу  оскорбить  ее,  вручая  его  собственными
руками. Тем более я не могу унизить ее,  прислав  для  этого  слугу.  Ты
сделаешь это для меня?
   Глаза  Вадина  сузились.  Эта  просьба  была  такой  простой,   такой
непринужденной, что выглядела зловеще. - Кто эта леди? Или я  не  должен
спрашивать? - Почему же? - охотно ответил Мирейн. - Это  леди  Одия.  Ты
пойдешь к ней, Вадин? Сначала возник  страх,  за  ним  пришла  обида.  -
Проклятие, тебе ни к чему меня так обхаживать! Почему  бы.  попросту  не
приказать, и все тут? Мирейн мотнул головой.
   - Я не хочу тебе приказывать. Ты пойдешь туда по собственной воле?
   - А я что, должен уверять  тебя,  что  обязательно  пойду?  -  Мирейн
засмеялся, и это взбесило  Вадина,  но  это  было  лучше,  чем  то,  что
происходило раньше. - Ты хочешь, чтобы этот подарок, каким бы он ни был,
перешел непосредственно из моих рук в ее?
   - Да. - Мирейн вложил  в  руки  Вадина  подарок  -  маленькую  слегка
вытянутую  коробочку,  вырезанную   из   какого-то   южного   дерева   и
инкрустированную золотом. - Ты должен отдать ее леди, и никому  другому,
и смотри, чтобы тебе никто не помешал.
   - Если верить слухам, это будет  не  так-то  легко.  -  Вадин  провел
пальцем по резьбе. - Я должен дождаться ответа?
   - Проследи за тем, чтобы она открыла шкатулку. Скажи, что я возвращаю
то, что принадлежит ей. -  Мирейн  оскалил  зубы.  Это  была  отнюдь  не
улыбка. - Тебе не грозит никакая опасность. Я это гарантирую.
   Вадину пришли в голову несколько вариантов отказа, но ни один из  них
не годился  при  нынешнем  настроении  Мирейна.  Так  что  он  предпочел
промолчать, низко поклониться и поспешно уйти.

***

   Женщин имехени воспитывали в скромности, но все  же  они  жили  не  в
затворничестве, и, конечно, их не охраняли  евнухи.  Это  неестественное
явление было порождением варваров и людей с  Окраин.  Вадин,  оказавшись
лицом к лицу с угрюмым стражником Одии, почувствовал, что не в состоянии
сказать ни слова. Человек этот был таким же высоким, как  и  он  сам,  и
даже более рослым. Его лицо  было  слишком  гладким,  волосы  -  слишком
густыми, а глаза - ужасающе  пустыми.  Они  оглядели  молодого  лорда  в
праздничном наряде  и  во  всей  его  мужественной  красе  и  ничего  не
выразили.
   Вадин возвысил голос,  глядя  в  эту  маску:  -  Я  пришел  от  имени
принца-наследника. Я должен говорить с Леди Одией. Дай мне пройти.
   В глазах стража что-то  мелькнуло.  Вадин  приготовился  к  повторной
атаке, но  воин  отвел  копье,  преграждавшее  путь  молодому  лорду,  и
отступил в сторону.
   Спина  Вадина  распрямилась.  Его  пропустили.  Очень  легко.  Словно
ожидали.

***

   Это  был  совершенно  чужой  мир  -  крепость,  охраняемая  евнухами,
наполненная странными ароматами и отзвуками  высоких  голосов.  Не  одна
леди Одия пребывала здесь. У каждой из королевских жен была комната, или
покои, или целый двор.  В  большинство  помещений  можно  было  свободно
войти. По пути Вадину удавалось кое-где разглядеть женщин в зале или  во
дворе; как правило, это были пожилые дамы, шествовавшие в  сопровождении
своего клана и свиты. Всего их было девять - высокородных  и  незнатных,
красивых  и  не  очень,  выбранных  согласно  обычаям  или   ода-бренных
королевской милостью, и при обязательном условии, что союз короля с ними
будет способствовать укреплению королевства. Их было девять,  а  десятая
была Первой Леди Дворца. Как бы высоко ни возносились остальные, как  бы
знатен ни был их род и значительны  их  титулы,  здесь  правила  она,  и
власть ее была абсолютной.
   Вадин, допущенный в се владения, без провожатого мог бы заблудиться и
долго бродить по коридорам. Но он был охотником,  а  охотничья  мудрость
гласит: когда заблудишься - остановись и подожди. Спустя некоторое время
появился человек, еще один  евнух,  старый  и  высохший,  но  глаза  его
светились, в то время как взгляды остальных были тусклыми.
   - Идем, - сказал он низким, почти как у мужчины, голосом.
   Вадин двинулся вслед за ним. Он чувствовал себя словно во сне и в  то
же время был напряженным и бдительным, воспринимал каждый шорох и каждый
звук. Коробочка, лежавшая у него в руке, была тяжким грузом.
   Мимо  них  туда-сюда  сновали  люди.  Слуги,  одна  или   две   леди,
хорошенький паж, который замер, изумленно глядя им вслед. Быть может, из
зависти. Здесь не было места мужчине, будь то  даже  семилетний  мальчик
или южанин с миндалевидными глазами и смуглой красноватой кожей. Хозяйка
этих покоев, кем бы она ни была, обладала утонченностью и изощренностью;
она сумела сменить железный ошейник рабыни на бронзовое ожерелье.
   Евнух провел Вадина к длинной лестнице. На ее вершине  находился  еще
один стражник, настоящее чудовище, огромный лысый толстяк. Однако  самым
страшным были не его размеры и не его лысина: кожа его  оказалась  такой
белой, как об этом рассказывал  сказочник,  но  глаза  были  серыми  как
сталь. Вадин содрогнулся в своем теплом бархатном  плаще  и  чрезвычайно
осторожно  миновал  гиганта,  словно  евнух  мог  заразить   его   своей
неестественной, как у личинок, бледностью.
   Его провожатый злобно улыбнулся. - Что, мой  юный  господин,  вам  не
нравится Каши? Он настоящая редкость и настоящее чудо, это сын  Крайнего
Запада, где кожа людей такого же цвета, как снег. Моя госпожа  заплатила
за него целое состояние.
   Вадин не счел нужным отвечать. Достаточно  уже  того,  что  эти  злые
глаза увидели его замешательство. Он не  намерен  давать  им  повод  для
дальнейших насмешек. Разве он не наследник Гейтана? Разве он нс посланец
принца-наследника?
   Его надменность помогла ему дойти до конца пути. Леди Одия  сидела  в
комнате с широкими окнами, распахнутыми навстречу солнцу  и  ветру;  под
защитой стражи, легенд и уединения она даже не  надевала  покрывало.  Ее
длинные блестящие черные волосы, едва тронутые сединой, были заплетены в
косы, как у мужчины, тело облачено в платье, простое, как у служанки,  и
она не носила ни  единой  драгоценности.  Красота  ее  так  же  поразила
Вадина,  как  некогда  в  роще.  Никакой  мягкости  и  нежности,  ничего
женственного, и при этом Одия была женщиной до мозга костей.  Такой  же,
как сама богиня - воплощение женского, сестра волчицы  и  тигрицы,  дочь
лун и потоков тьмы, безжалостная, как сама земля.
   Боль вывела Вадина из оцепенения; края коробочки, острые как  лезвия,
впились в его стиснутые пальцы.
   Это чары, она насылает чары... Он смотрел на  нее  и  заставлял  себя
видеть стареющую женщину с худым, почти уже  бесполым  телом,  одетую  в
темное платье.  Ее  волосы  потеряли  блеск,  на  лице  лежал  отпечаток
прожитых лет. Но она все еще была прекрасна.
   Его тело выполнило привычный ритуал:  он  встал  перед  ней  на  одно
колено  и  наклонил  голову  на  уровень,  положенный  для   приветствия
королевской наложницы. Он чувствовал,  что  движения  его  неуклюжи  как
никогда, ребра выпирают, а борода растрепалась. Как он только  осмелился
потревожить своим неприятным появлением эту великую королеву?
   Чары. У него в голове раздался голос, похожий на голос Мирейна: Отдай
ей коробочку, Вадин.
   Он сделал это и произнес слова, которые велел ему сказать принц.
   - Наследник трона посылает вам этот дар, всемилостивейшая госпожа. Вы
потеряли это, а он нашел и теперь возвращает.
   Одия взяла шкатулку. На ее лице ничего не отразилось. Это роднило  ее
с  Мирейном  и  с  королем.  Такое  поведение  действительно  называлось
королевским.
   - Я должен видеть, как вы откроете шкатулку, госпожа, - сказал Вадин.
   Она подняла глаза. Если бы он и хотел пошевелиться,  то  не  смог  бы
этого сделать. Женщина изучила каждую черточку его лица,  от  бровей  до
подбородка.
   - Ты... почти... красив, - произнесла она. - Когда твое тело  наберет
полную силу, ты будешь великолепен.  Если  только,  -  добавила  она,  -
проживешь так долго.
   - Откройте коробочку, - повторил Вадин.  То  ли  Мирейн,  завладевший
языком своего  оруженосца,  то  ли  ужас,  который  уничтожает  разум  и
изгоняет слова. В воображении Вадина возникло видение:  темная  комната,
где бесполезно ждать помощи; высоко занесенный нож  с  блестящим  черным
клинком; новый страж у двери. Достаточно  молодой,  чтобы  помнить,  что
значит быть мужчиной.
   Глаза леди отпустили его так внезапно, что он покачнулся. Ее  длинные
пальцы нащупали замок,  подняли  крышку.  Она  без  удивления  заглянула
внутрь, но тут спокойствие ей изменило.  Ярость  сверкнула  меж  бровей,
ярость блеснула в оскале зубов. Двух  зубов  недоставало,  на  их  месте
виднелись уродливые бреши, и это разрушило остаток чар.
   С внезапным неистовством Одия отбросила шкатулку, содержимое  которой
тускло поблескивало в ее руке - черный кинжал жрицы из  Умиджана.  Вадин
широко раскрыл глаза. В последний раз он видел его  вонзенным  в  сердце
Устарена.
   - Скажи своему хозяину, -  произнесла  Одия,  и  голос  се  прозвучал
хрипло, словно крик стервятника, - скажи его высочеству  принцу,  что  я
принимаю его дар. Я буду хранить его до тех пор, пока  не  придет  время
испить его крови. Ибо слуги мои ослабели,  но  они  окрепнут;  а  богиня
жаждет.
   - Я слышал, - сказали горло, язык и губы  Ва-дина.  -И  я  не  боюсь.
Пусть богиня жаждет крови солнца, но пусть она поостережется. Его  пламя
пожирает все, что берет свое  начало  во  тьме.  -  Но  в  конце  концов
истощится само пламя. - Кто может знать, каков будет истинный  конец?  -
Вадин снова поклонился с подчеркнутой вежливостью. - Желаю  вам  доброго
дня, моя госпожа Одия.

Глава 13

   Знойным полднем Моранден въехал в Хан-Янон  со  своими  отрядами  под
развевающимися знаменами.
   - Бесстыжий, - произнесла какая-то женщина, когда копыта зацокали  по
рынку.
   - Цыц! - оборвал ее другой голос. - Кругом уши.
   - Ну и пусть! А  вот  я  слышала,  что...  Имин  протиснулась  сквозь
напирающую толпу. Она знала, что именно  слышала  та  женщина.  Все  это
слышали.
   - Он пытался убить наследника, правда пытался, во всяком случае,  так
говорят. - Если не клянутся, что он спас принцу жизнь. - Спас!  Как  же!
Он заманил молоденького господина подальше, привязал  к  алтарю  и  даже
предложил его самой...
   - И хорошо  было  бы,  если  бы  он  это  сделал.  Плюгавый  жеманный
чужеземец. Другой хоть настоящий янонец.
   Певица сжала губы. Этот припев не исчезнет, несмотря на все ее  песни
и объявления короля, вопреки самой великой  магии  Мирейна.  С  отъездом
Морандена недоброжелатели  было  попритихли,  но  теперь  они  заговорят
снова, и слова эти будут звучать громче, чем  прежде.  Имин  вздрогнула,
несмотря на палящее солнце, и прокляла  эту  ясность  собственного  ума,
которая порой граничила с пророческой.
   Внезапно поднялась какая-то суматоха. Имин, зажатая толпой,  увидела,
что отряд Морандена приостановился. Со стороны крепости спускался другой
отряд - королевские оруженосцы на  отдыхе  с  соколами  на  запястьях  и
собаками на поводках. Одна из собак вырвалась и устроила переполох среди
прилавков; тогда несколько молодых проказников пришпорили коней и  стали
подражать взявшим след собакам.
   Однако в  центре  этого  столпотворения  образовался  ледяной  остров
посреди летней жары. Мирейн посмотрел в лицо брата своей матери: ион,  и
Бешеный были неподвижны, только глаза блестели.  Усталый  боевой  сенель
Морандена беспокоился, бил копытом и норовил опустить рога.
   Гиканье  и  вопли  оповестили,  что  собаки  пойманы.  В  нарастающем
молчании  они  прозвучали  слишком  громко.   Слух   напрягся,   дыхание
замедлилось. Оруженосцы выстроились в линию за спиной  Мирейна,  сверкая
глазами.
   - Приветствую тебя, дядя. - Голос юноши был ясным, холодным и  гордым
и четко выделялся в тишине.  -  Как  идет  война?  Моранден  усмехнулся,
обнажив белые зубы. - Хорошо, принц. Воистину хорошо. - Он облокотился о
высокую луку седла, являя собой воплощение властной непринужденности.  -
Гораздо лучше, чем в тот момент, когда ты покинул нас.
   Несколько оруженосцев, и прежде всех Вадин из  Гейтана,  сделали  шаг
вперед. Мирейн поднял руку, они тотчас остановились. Он улыбнулся.
   - Когда я уезжал, - сказал принц, - вообще  никакой  войны  не  было.
Только... - он заколебался, как будто не желая произносить это слово,  -
только вероломство. Я рад, что ты избавился от него.
   Имин задержала дыхание. Люди вокруг жадно смотрели.
   Моранден наклонился к шее  скакуна.  -  Я  всегда  был  верен  своему
законному правителю. - Не сомневаюсь, - ответил Мирейн. Бешеный танцевал
вокруг мышастого жеребца Морандена, словно наконечник копья, расчищающий
дорогу в толпе. Люди Морандена следили за ним глазами. Рявкнув  команду,
старший принц заставил их развернуться и послал своего скакуна по дороге
к замку.
   По толпе прокатился вздох. Возможно, вздох облегчения  от  того,  что
соперники  не  дошли  до  схватки.  Или,  что  более   вероятно,   вздох
разочарования.
   Однако ни  у  кого  не  было  времени  чувствовать  себя  обманутыми.
Моранден вернулся всего за несколько дней  до  одного  из  двух  главных
праздников Янона - праздника Вершины Лета, который посвящался  Аварьяну.
Нынешний   должен   был   быть   пышнее,   чем   когда-либо,   поскольку
кульминационный и святейший из дней праздника был также и  празднованием
дня рождения Мирейна, первого в родительском замке  и  шестнадцатого  на
свете. Все лорды и военные  вожди  в  Яноне,  так  же  как  и  множество
простолюдинов, явились взглянуть на наследника королевства. Многие несли
подарки, самые богатые, какие только могли себе позволить.
   В этот день, день солнцестояния и первый  день  нового  года,  Мирейн
проснулся рано, задолго до рассвета. Однако Вадин поднялся раньше  него,
и, что было еще необычнее, король тоже. Когда наследник открыл глаза, он
прежде всего увидел лицо деда, который склонился над  ним,  устремив  на
внука неизменно терпеливый взор.  Мирейн  сел,  слегка  нахмурившись,  и
отбросил волосы с глаз. - Мой господин, что...
   - Подарки, - произнес  король.  Вся  его  строгость  растаяла,  и  он
улыбнулся своей великолепной улыбкой, которую редко кто видел. - Подарки
наследному принцу Янона.
   И правда, это были подарки. Вадин внес их один за другим - честь,  за
которую он боролся; с меньшим успехом  он  боролся  с  улыбкой,  которую
никак не мог согнать с лица. Полные  доспехи,  изготовленные  по  меркам
Мирейна, но с расчетом, что он еще вырастет: позолоченная кираса, легкая
и прочная, сделанная  так,  как  это  умеют  лишь  кузнецы  в  Асаниане;
панцирь, как будто гравированный солнечными  лучами  его  отца;  кожаная
туника, чтобы носить ее под панцирем,  с  разрезанными  для  удобства  и
простоты полами, скрепленными позолоченной бронзой; шлем  из  блестящего
полированного золота с выгравированными языками пламени, украшенный алым
пером на верхушке. А к этим доспехам еще и перевязь, и ножны, также алые
с золотом, и м