ходиться в разлуке с  Севайин.  Он  и  представить
себе не мог, чего ей  стоило  коснуться  его  легким  поцелуем,  одарить
ослепительной улыбкой и повернуться к  нему  спиной.  Она  оказалась  на
спине Брегалана раньше, чем ей успели помочь, и приказала своим зхил'ари
охранять Хирела. В этом она была  непреклонна.  С  ней  оставался  Юлан,
который стоил дюжины воинов, пусть даже воинов Белого  Жеребца.  Она  не
глядела им вслед. Ее глаза и разум были устремлены на армию. На армию ее
отца. На ее собственную армию, дарованную ей  по  праву  рождения.  Если
только эта армия не восстанет и не отречется от нее.

Глава 23

   Правда  распространялась  медленно,   словно   волна,   вздымаясь   и
постепенно набирая мощь. Наконец  она  с  невероятной  силой  обрушилась
вниз.
   Шатер Солнцерожденного казался спокойным островком в  бурном  потоке.
Женщины из гвардии императрицы охраняли его в полном боевом  снаряжении.
Они были надежной защитой, но подвергались тяжелой осаде. Они  не  могли
подавить рева голосов, разносившегося по всему военному лагерю.
   Севайин  стояла  возле  центрального  шеста,  опираясь  на  Юлана,  и
смотрела на князей, подданных своего отца. Она  была  готова  к  обидным
обвинениям. Она полагала, что лишь некоторые из них согласятся  признать
ее,  а  большинство  отвергнет.  Но  интуиция  обманула  ее.  Они  могли
смириться с тем, что их Высокий принц  пожертвовал  телом  мужчины  ради
спасения империи. Они считали это поступком героя, святого, видели в нем
некое трагическое величие. И, глядя на  нее,  они  признавали,  что  она
прекрасна  в  своем  новом  роскошном  теле,  полневшем  с   невероятной
быстротой.
   Они смирились бы с правлением женщины. Но они и слышать не  желали  о
ее асанианском супруге.
   - Я ношу его сына! - кричала она в ярости, пока у нее еще  оставались
силы гневаться.
   - Ты носишь потомка Солнцерожденного, - сказал канцлер южных  земель.
Он обуздал свой темперамент гилени и  старался  быть  рассудительным.  -
Саревадин, - произнес он осторожно, как и все они, не желая обидеть  или
ранить ее прежним  именем,  но  еще  не  в  силах  выговорить  новое.  -
Саревадин, мы не  можем  подарить  Асаниану  такой  сильный  козырь.  Мы
слишком  молоды  и  неопытны;  враг  сокрушит  нас  своим   тысячелетним
могуществом. Керувариону придется отступить перед силой тирана и попасть
в зависимость от Золотой империи.
   Она слышала это уже не в первый раз и явно не в  последний.  Все  они
говорили об этом, поодиночке или хором.  Они  говорили  об  Асаниане.  О
Золотой империи. И ни слова не было сказано  о  Хиреле  Увериасе  или  о
Саревадин, у которой вовсе не было  намерения  становиться  декоративной
королевой. Когда она швырнула в их лица эту правду, они просто не  стали
слушать. Она женщина. И конечно, ей придется покориться, иначе  ее  ждет
гибель. Асаниан позаботится об этом.
   - Нет, - сказал наконец канцлер, такой же уставший, как и она сама. -
Дело не в том, что ты женщина. Дело в том, что  ты  из  рода  варьяни  и
супруга их Высокого принца. Они не терпят равных себе. Они сделают  все,
чтобы их принц забрал в свои руки всю власть.
   - А разве вы поступаете не так же? - возмутилась  Севайин.  Он  криво
улыбнулся.
   - Конечно, нет. Мы хотим, чтобы правила ты; мы  не  можем  допустить,
чтобы ты делила с кем-нибудь свой трон.
   - И что вы намерены  делать?  Отравить  моего  мужа?  Удавить  нашего
новорожденного сына? - Мы не убиваем детей, - сказал он.  -  Хирел  едва
вышел из детского возраста. - Он достаточно взрослый, чтобы  быть  отцом
ребенка. А для того чтобы править империей, он более чем взрослый.
   - Но он никогда не будет достаточно взрослым, чтобы управлять мной.
   - Его империя... - начал канцлер.
   - Дядя Халенан, - сказала Севайин, - если умрет он, я тоже  умру.  Ты
называешь себя магом. Посмотри в мою  душу,  и  ты  поймешь.  Наши  души
прочно связаны. И разлучать нас нельзя.
   Он  взглянул  на  нее.  Он  сделал  это  мягко,  применив  все   свое
мастерство,  но  ее   разум   и   душа   представляли   собой   сплошную
полузатянувшуюся рану, а он не обладал  виртуозностью  своего  отца.  Он
только причинил ей невероятную боль. - Ты сошла с ума от  любви.  -  Она
тут ни при чем.
   В течение этого томительного часа императрица не произнесла ни слова.
Князья и военачальники забыли о ней. А Севайин не забыла.  Элиан  ничего
не говорила, ничего не делала и не открыла ничего из того,  что  таилось
за стенами ее разума. Она едва взглянула на свое дитя. Она и  теперь  не
подняла глаз, устремленных на сложенные руки, а голос ее звучал спокойно
и отстраненно, словно в момент пророчества.
   - Братья, ваши усилия бесполезны.  Госпожа  утомлена,  и  она  должна
позаботиться не только о себе. Оставьте ее. - Но... - сказал Халенан.  -
Оставьте ее.
   Они повиновались и ушли.  Мирейн  уходил  последним.  Он  задержался,
чтобы коснуться Севайин  легким  поцелуем,  лишенным  церемонности.  Это
означало, что он принимает ее. Она чуть не расплакалась. Но она была его
ребенком и проводила его твердым взглядом.
   Когда он ушел, она расслабилась и мягко опустилась на потертый ковер.
- Они правы, знаешь ли.
   Севайин вздрогнула и повернула голову  в  направлении  голоса.  Вадин
сделал то, к чему прибегал довольно  часто:  принял  неприметный  вид  и
таким образом остался незамеченным, избежав изгнания из шатра.  Это  был
один из его наиболее коварных магических трюков. Он не обратил  внимания
на гнев Севайин. Опустившись возле нее на колени, он ослабил шнуровку на
ее пестром платье и мягко, но настойчиво  подтолкнул  ее,  пока  она  не
легла, опершись на мягкий бок Юлана.
   - Перестань сопротивляться, дитя. Ты хочешь потерять ребенка?
   Севайин подтянула колени и вздохнула. Вадин изучающе смотрел на нее.
   - Ты знал, - сказала она.
   - Я предполагал. Хоть я стал магом и не по своей воле, но, как  любой
маг, я  всегда  могу  сказать,  кого  вынашивает  женщина:  девочку  или
мальчика. Однако мы так и  не  смогли  определить,  кем  будешь  ты.  Мы
боялись, что ты будешь уродом, двуполым или бесполым. - Так и  вышло,  -
пробормотала Севайин. - Перестань, тезка. - Вадин говорил сурово, но без
гнева. Спокойно, искусно, словно опытный слуга, он начал  расплетать  ее
косы. - Думаю, твоя мать знала. Она не радовалась так, как мы, когда  ты
с воплями появилась на свет, обещая со временем  вырасти  в  прекрасного
сильного мужчину. Элиан настаивала, чтобы тебя воспитывали как  мужчины,
так и  женщины.  Она  заставила  тебя  жить  в  разуме  Лиави,  пока  та
вынашивала свою маленькую озорницу.
   - Мама изо всех сил пыталась выбить  из  меня  самонадеянность,  -  с
тихим смехом сказала Севайин. - Но в конце концов она потерпела неудачу.
Я все еще невыносимо горда. - По-королевски, -  уточнил  Вадин.  Севайин
уставилась на стену шатра. - Отец хорошо перенес удар.
   - А что еще ему остается? Он не может отречься от тебя. Ты - все, что
у него есть. Она вздрогнула. В ней снова вспыхнул гнев. - Вот почему все
это  стало  возможным.  Потому  что  я  -  его   единственный   ребенок.
Единственная наследница,  которую  ему  суждено  иметь,  единственная  и
роскошная драгоценность на троне Керувариона. Думаешь, мне  было  легко?
Думаешь, мне приятны взгляды, вздохи и крики возмущения? Думаешь,  я  не
знаю, какие битвы мне предстоит выдерживать  всю  жизнь,  потому  что  я
отдала всю себя ради любви к тирану из Асаниана?
   - Не всю себя, - возразил Вадин. - Но в остальном есть  доля  истины.
Твой дядя видит ее. Керуварион никогда не примет  западного  императора.
Слишком многое  было  проделано  во  избежание  именно  этого.  -  Хирел
никогда...
   - Твой юный лев очарователен, как был очарователен  и  его  отец.  Он
честен, он - настоящее воплощение королевской власти  Асаниана.  Он  был
рожден для того, чтобы стать императором. - Но не чудовищем.
   - Может быть, и нет. - Вадин сосредоточенно расчесывал длинные  пряди
волос  Севайин.  -  Старая  ненависть  умирает  медленно.  Асаниан  есть
Асаниан: западный дракон,  зверь,  пожирающий  пространства  в  извечной
ненасытной жажде золота и душ. Единственной защитой от него, сказали  бы
тебе многие, является его уничтожение. Севайин усмехнулась.
   - То же самое говорят и о нас. Мы вызываем такую же ненависть и такой
же страх. Но при этом не принимаются в расчет ни я, ни мой принц.
   - Когда-то я тоже был молод, - сказал Вадин. Севайин пожала  плечами.
Вадин протянул руку к другой ее косе. Она отмахнулась от него.
   - Черт возьми, Вадин! Прекрати обращаться со мной как с ребенком.
   - Ты, конечно, не ребенок. Но ты вынашиваешь ребенка. Она молчала,  с
трудом сдерживая злость. Он снова занялся ее волосами. Севайин смирилась
и обняла Юлана, черпая спокойствие из сонного сознания кота.
   - Сначала ты  отдохнешь,  -  непреклонно  сказал  Вадин.  -  А  потом
предстанешь перед своим народом.
   -  В  обнаженном  виде,  надо  полагать.  И  тогда   они   оскорбятся
по-настоящему.
   - Почему? Разве ты что-то скрываешь? - Только  нерожденного  детеныша
льва. Вадин посмотрел на нее тяжелым взглядом. У Севайин замерло сердце.
Она сказала им, что гильдия  магов  держала  ее  в  плену,  что  магистр
сотворил превращение при помощи Байрана из Эндроса. Стоя  перед  армией,
она ни словом не обмолвилась об измене  князя  Орсана.  Она  и  сама  не
знала, почему промолчала. Вовсе не потому, что он был отцом ее матери  и
больше чем отцом для ее отца. Сам он тоже не запрещал ей рассказывать  о
себе.
   Но Севайин была не в состоянии произнести слова, которые  станут  его
приговором. Усилив защиту своего разума, она  утомленно  улыбнулась.  Ее
усталость не была притворной. - Я сказала вам все, что могла. Кроме... -
Кроме чего?
   Севайин глубоко вздохнула. Казалось, Вадин сейчас схватит ее и начнет
трясти. Она с трудом взяла себя в руки.
   -  Там  был  не  просто  заговор  магов  с   целью   объединить   два
императорских дома. После рождения нашего сына маги убили  бы  Хирела  и
меня. - Вадин никак не отреагировал. - Но сначала  должны  были  умереть
наши отцы. И им все еще грозит гибель. Это  вопрос  нескольких  дней.  Я
надеялась, что наше присутствие здесь, рядом  с  императорами,  заставит
заговорщиков отступиться. Они не рискнут  потерять  меня  теперь,  и  им
известно, что я умру, если умрет Хирел.
   - Убийцы  теперь  не  редкость,  -  сказал  Вадин.  -  Нам  и  раньше
приходилось встречаться с убийцами-колдунами.
   - Но вам не приходилось  встречаться  с  заговором  магов,  во  главе
которого находится сам магистр гильдии. -  Севайин  поднялась  и  прошла
вдоль стен шатра, обходя койку и сундук для одежды, огибая низкий столик
с развернутыми картами и планами  битвы.  Внезапно  она  остановилась  и
повернулась к Вадину. - Дядя, я знаю путь в Сердце Мира. Вадин встал.
   - Неужели ты до такой степени безумна? Севайин  озорно  улыбнулась  в
ответ. - И ты еще спрашиваешь? - Но ведь этот путь должен охраняться.  -
Нам помогут верные маги отца и сторонники Зиад-Илариоса; с  нами  будешь
ты, мама и сам отец. Мы сможем завоевать миры.
   -  Мудро,  -  сказал  Вадин.  -  Этот  мир  слишком  тесен  для  двух
императоров, но если миров много... Севайин нетерпеливо зашипела:
   - Один мир или тысяча тысяч - какая разница для мертвеца? Ты сам учил
меня, что редко бывает выгодно сидеть и  ждать,  пока  враг  нападет  на
тебя. Лучше ударить первым, яростно  и  быстро,  прежде  чем  он  успеет
собрать силы.
   - Почему ты думаешь, что маги не вооружены и не ждут нас?
   - Может быть, это и так. -  Севайин  взяла  в  руки  перо,  задумчиво
повертела его в пальцах. В Яноне шутили, что перо - это то, что осталось
от хорошего дротика. Она слегка улыбнулась. - Но вряд ли они  знают,  на
что я способна. - Сейчас уже знают.
   Она тряхнула распущенными волосами и провела рукой по своему телу.
   - Посмотри на меня, дядя. Вот все, что многие из них способны увидеть
во мне. Они знают, почему я сбежала из заточения.  Я  была  напугана  до
смерти, мой принц придал мне мужества, а опасения за сына довели меня до
отчаяния. Мой замысел удался - что ж, ведь я внучка бога, а удача -  его
слуга. Вадин ухмыльнулся.
   - Кроме того, ты потрясающе красива,  а  разве  красота  когда-нибудь
нуждалась в уме?
   - Аварьян свидетель, я в нем никогда не нуждалась. - А я-то,  глупец,
восхищался тобой, думал, как это  ты  так  быстро  научилась  изображать
принцессу.
   - Это почти то же самое, что изображать принца.  Самым  трудным  было
научиться ходить. Меня по-прежнему тянет по-мужски держать равновесие.
   Вадин радостно рассмеялся, заключая ее в  объятия.  Она  тоже  обняла
его. Ребенок сильно толкнулся в ее утробе. Вадин замер, его веселье  тут
же угасло. Но на смену ему пришла не печаль, а удивление и благоговение.
   - Он сильный, - сказал янонец. - И слишком хорош для уюта. - Его смех
зазвенел снова. - Я думаю, нос твоего отца бессмертен.
   - Как и его смуглость, - сказала Севайин, - и волосы моей матери.  Ты
ведь знаешь, что кожа ребенка  будет  коричневой  или  янтарной.  Такой,
какая могла быть у меня. - Они хотели, чтобы ты  была  именно  такой.  -
Такой? - спросила Севайин, напрягшись от боли.
   - Такой, - сказал Вадин. Он улыбнулся с некоторым лукавством.  -  Это
тайна, тезка. Мужчины хотят сыновей, а как же иначе? Но каждый из нас  в
глубине души мечтает о дочери.
   - Даже если она у него уже есть?
   - Даже если она у него уже есть. - Вадин выпрямился и посерьезнел.  -
А теперь, тезка, ложись и дай отдохнуть твоему ребенку.
   Севайин  покорно  улеглась  на  койку,  которая  едва  ли  была  шире
солдатской. Вадин снова превратился в главнокомандующего и ушел. Севайин
размеренно дышала, стараясь побороть боль в горле. Здесь,  в  уединении,
слыша отдаленный гул армии,  похожий  на  шум  прибоя,  она  видела  все
намного яснее, и это ее не утешало. Она пока ничего не спасла. Из-за нее
все могут погибнуть.
   Юлан посмотрел на нее своими зелеными глазами, моргнул и зевнул.  Ему
не нравилось это скопище  крикливых  людей.  Он  нуждался  в  свободе  и
вольном воздухе. Но если ей придется  спрятаться  в  берлогу  со  своими
детенышами...
   - С одним детенышем, - сказала она, - и  для  этого  пока  еще  рано,
братец нянька.
   Ах вот как? Ну тогда он лучше пойдет погулять. Севайин положила  свою
золотую  руку  на  его  голову.  Под  весом  божественного  клейма  Юлан
пригнулся к земле. Попрощавшись с ней взглядом горящих зеленых глаз,  он
выскользнул из шатра.
   Несколько  мгновений  Севайин  лежала  без  движения.  Внезапно   она
вскочила. В ногах кровати, на сундуке,  как  всегда,  стояло  вино.  Она
наполнила кубок и уставилась на него.  Ее  желудок  не  желал  принимать
вина.
   - Это необходимо, чтобы набраться сил  и  мужества,  -  сказала  она,
опустошая кубок.
   Это было  настоящее  вино  варьяни,  сладкое  и  пьянящее,  с  пряным
ароматом специй. Оно укрепило ее.
   Она повернулась к той, что стояла у входа в шатер.  Так,  глядя  друг
другу в глаза, они не стояли уже очень давно. И еще никогда  Севайин  не
видела в этих глазах такого выражения. Да, оно уже было в  глазах  князя
Орсана, когда он  предоставил  ей  выбор,  который  мог  стать  для  нее
смертельным. Но она не ожидала увидеть подобного в  глазах  его  дочери.
Это было выше боли.
   - Мама, - сказала она тихо и спокойно. Элиан  подошла  к  ней,  взяла
кубок  из  ее  рук,  наполнила  его  и  осушила  одним  махом,  чуть  не
поперхнувшись. Севайин пристально глядела на нее.
   Элиан ответила ей таким же  пристальным  взглядом.  Отчуждение  между
ними постепенно таяло. - Я надеюсь, ты довольна собой.
   Севайин резко выпрямилась. И  это  все,  что  ей  может  сказать  тот
единственный в мире человек, в котором она рассчитывала найти понимание?
Ее мать, которая предвидела все это и подготовила ее к этому? Но которая
не смогла принять это полностью.
   - Ты поставила всю армию с ног на  голову,  -  сказала  Элиан.  -  Ты
показала им, ради чего на самом деле они проливали  кровь.  Ты  поразила
своего отца и до самого  основания  потрясла  все,  что  он  сделал.  Ты
довольна?
   - А ты? - огрызнулась Севайин. - Ведь ты видела все, что видела я.  И
что ты сделала, чтобы остановить  меня?  Разве  ты  попыталась  хотя  бы
замедлить развитие событий? - Тогда мне следовало  бы  задушить  тебя  в
колыбели. Севайин начала дрожать.
   - Остальные мирятся с тем, что не в  силах  изменить.  Ты  не  хочешь
мириться с этим. Почему? Разве для  тебя  имеет  значение,  хожу  я  как
мужчина или как женщина? Или ты боишься, что я стану твоей соперницей?
   Элиан отвесила ей звонкую оплеуху. Севайин не уклонилась от  удара  и
не ударила в ответ.
   - О, великолепно, мама? Когда ты не можешь ответить, ты всегда бьешь.
Я предала тебя, верно? - Ты предала своего отца.
   - Об этом не тебе судить, - сказала Севайин. - Но я предала  и  тебя.
Ты любила облик, который я когда-то носила, и ненавидишь меня за то, что
я отказалась от него. - Я никогда не смогу ненавидеть тебя. - Тогда  это
презрение. Отвращение. Возмущение.
   - Нет, это  печаль.  -  Элиан  заплакала.  Это  было  душераздирающее
зрелище: ее лицо застыло, слезы безудержно  текли  по  щекам.  -  Должно
быть, ты ужасно страдала. То,  что  тебе  пришлось  отказаться...  от...
всего...
   - От чего бы я ни отказалась, я получила  свою  награду.  Я  получила
моего принца, мама. Я получила моего сына. Ко мне вернулась моя сила,  и
теперь она становится еще сильнее, чем прежде.
   - Но какой ценой и какой болью тебе это досталось, - сказала Элиан.
   Севайин уже вполне превратилась в женщину и почти стала  матерью.  Но
она оказалась не в состоянии понять  эту  женщину  -  свою  мать.  Элиан
рассмеялась сквозь слезы.
   - Это великая тайна, дитя мое. Женщины не понимают друг друга. Я была
уверена, что смогу  справиться  с  собой,  когда  это  случится  и  если
случится. А потом я увидела тебя, и это было невыносимо. -  Она  прижала
руки к животу. - Не так давно я сильно болела. Я потеряла ребенка.  Твою
сестру.
   Севайин покачнулась, почувствовав боль матери. Протянула к ней  руки,
чтобы облегчить ее страдания, чтобы горевать вместе с ней.
   Элиан уклонилась от ее объятий.
   - Она не должна была родиться. Мы с твоим отцом  знали  об  этом,  но
дерзнули познать радость.  Мы  надеялись,  что  нам  удастся  как-нибудь
справиться с этим, удастся победить. Мы думали, что ты излечишься  и  мы
будем жить в мире вместе с нашим сыном и дочерью. И тогда, -  продолжала
Элиан, - пришла боль. Что бы мы ни делали, она не прекращалась. Это было
самой ужасной мукой, какую я только познала. Мне казалось, что  от  меня
отрывают мою собственную плоть.
   Севайин опустилась  на  пол,  прикрывая  руками  свою  плоть,  своего
ребенка, который должен был родиться, увидеть свет и жить.
   - Бог взял ее, - сказала Элиан. -  И  маги.  Я  знала,  Саревадин.  Я
знала,  что  они  рождают  тебя.  Завладевают   моей   силой.   Отнимают
неродившегося ребенка, чтобы изменить ребенка, которого  я  уже  родила,
отнимают с божественным бесчувствием. Это было невыразимо ужасно.
   Севайин содрогнулась. Если бы она умерла, когда маги творили над  ней
свое колдовство, ее сестра осталась бы жива, выросла  и  превратилась  в
женщину. Хирел пережил бы войну; ждал бы и горевал, быть может, находясь
в  заточении.  Но  в  конце  концов  он   все-таки   получил   бы   свою
Солнцерожденную королеву.
   - Аварьян, - сказала Севайин. - Нет никакого  Аварьяна.  Есть  только
Уварра. - Она подняла голову.  Мать  смотрела  на  нее  без  жалости.  -
Неудивительно, что ты ненавидишь меня.
   - Я уже сказала тебе, что это не так. - Элиан села рядом  с  дочерью,
но не очень близко. - Ты не знала, что  делаешь.  Тебе  хотелось  спасти
всех нас. Ты заплатила цену даже более высокую, чем я, и перенесла  боль
сильнее моей. Я никогда не