ша матушка... Она...
   - Пусть войдет, - произнес Эсториан, прежде чем Вэньи успела что-либо
сказать.
   Паж, поклонившись, исчез за высокой дверью.
   Вэньи всполошилась, заметалась по постели, проклиная свои спутавшиеся
волосы, а заодно и некоторых без пяти минут  императоров,  нисколько  не
озабоченных тем, что кто-то может увидеть их нагишом.
   Он поцелуем заставил ее умолкнуть. Есть из-за чего поднимать шум!  Он
взрослый человек и волен поступать, как ему заблагорассудится.
   Вэньи покорно вздохнула и опустила  глаза.  Вся  ее  рассудительность
куда-то исчезла, стоило ему лишь прикоснуться к ней.
   Императрица застала их  в  весьма  фривольной  позе.  Вэньи  натянула
одеяло до подбородка, а он лежал у нее в ногах, обнимая рысь, - Матушка,
- сказал он, приподнимаясь на локте, - я не ожидал увидеться с вами  так
рано.
   - Не очень-то рано, - заметила императрица. - Солнце уже высоко.
   Однако она улыбнулась и церемонно поцеловала сына: сначала в  лоб,  а
затем в обе щеки, выражая так материнскую любовь.
   Вот от кого, подумала Вэньи, Эсториан унаследовал  смуглость  кожи  и
высокий рост, но в  нем  ни  капли  материнской  красоты.  У  него  было
скуластое и горбоносое лицо чистопородного варьянца, не  красавца  и  не
урода. Люди поговаривали, что он очень похож на своего  предка  Мирейна,
который именовал себя сыном Солнца и, дожив до восьмидесяти лет, положил
начало династии императоров, в которой Эсториан готовился  стать  пятым.
От Ганимана, отца, ему  достались  жесткие  вьющиеся  волосы  и  родовой
профиль, и он выглядел бы типичным уроженцем окраин, если бы  не  глаза.
Глаза Эсториана ошеломляли.
   Впрочем, он словно был рожден  ошеломлять,  и  склонность  к  эпатажу
проявлялась прежде всего в манере одеваться. Еще  в  ранней  юности  его
пышные кричащие наряды,  его  немыслимые  шляпы  повергали  в  изумление
записных модников столицы. Сейчас он несколько поутих, но все еще ерошил
перышки.
   Короче, с точки зрения жителей столицы, его внешность портила  только
одна деталь - глаза. Крупные, желтые, как у  льва,  они  казались  почти
белесыми, пока он широко не  раскрывал  их.  Тогда  его  взор  загорался
янтарным огнем, от которого мороз шел по коже.
   Это был взгляд асанианина, более того, асанианина благородных кровей,
а таких здесь не любили.
   Сейчас он спокойно разглядывал мать, чуть наморщив в раздумье лоб.
   - Не понимаю, чем ты так встревожена? Уж не тем ли, что я  отнимаю  у
тебя твои титулы? Но они принадлежат мне по праву.
   - Я тревожусь потому, что должна  переложить  все  тяготы  управления
империей на плечи совсем юного человека.
   Он резко сел, спустив ноги  на  пол.  Рысь  вздрогнула  и  недовольно
зарычала. Он успокоил ее ласковым движением руки.
   - Я уже не ребенок.
   - Да, ты мужчина, - согласилась императрица, - ты вырос, мой мальчик,
и все-таки...
   - Время прошло, - сказал он сухо и спокойно.
   - Время течет как вода, - кивнула императрица,  -  но  я  всего  лишь
мать, а  любая  мать  старается  оградить  свое  дитя  от  грозящих  ему
неприятностей, даже если в его бороде уже светится серебро августа.
   Эсториан потер подбородок, покрытый утренней щетиной,  седины  в  ней
пока не замечалось.
   Императрица улыбнулась и протянула ему руку.
   - Поспеши, сын! Слуги заждались тебя.
   Он стремительно встал, поцеловал  руку  матери  и  выбежал  в  двери,
ведущие к умывальне. Императрица последовала за ним.
   Вэньи туже закуталась в одеяла  и  с  некоторым  смущением  встретила
пристальный взгляд темных немигающих глаз.
   - Миледи, - почтительно произнесла она.
   - Жрица. - Тон матери ее возлюбленного был холоден.
   - Вы, верно, огорчены, что девственность теперь  не  в  моде  даже  в
рядах служителей культа?
   - Разумеется, - качнула головой царственная особа, - но  мой  сын,  я
думаю, стал бы возражать, если бы вас приговорили к смерти от солнечного
удара.
   - Ах, - вздохнула Вэньи, - неужели и вы полагаете, что  я  заслуживаю
подобной участи?
   Ее сердце бешено заколотилось. Вот  уже  третий  сезон  она  делит  с
Эсторианом ложе и за все это время не  перемолвилась  с  его  матерью  и
парой слов. Вэньи знала, что думает двор о сбившейся с  праведного  пути
жрице Солнца, неведомо как пробравшейся  в  императорскую  постель.  Что
думает  императрица,  не  знал  никто.  Царствующая  леди  Мирейн  слыла
колдуньей, поклоняющейся владычице Мрака, и ее мысли  надежно  хранились
за черными бриллиантами тускло мерцающих глаз.
   - Мой сын очень нежен с тобой, - сказала она.
   - Я думаю, что он любит меня, - тихо ответила Вэньи.
   Она понимала, как хрупко все это.
   - У него горячее сердце, - усмехнулась императрица.  -  И  потом,  ты
ведь его первая женщина.
   Щеки Вэньи заполыхали. Казалось, к ним прихлынула  вся  кровь.  Такое
случалось с ней редко. Настолько редко, что  за  молочную  белизну  лица
люди прозвали ее "девушка-смерть". Потому что сами они были либо  черны,
либо коричневы либо отливали всеми оттенками красной бронзы. Даже желтые
асаниане казались рядом с ней выточенными из посиневшей слоновой кости.
   Но Эсториану нравилась эта бледность. Нравилось ласкать смуглой рукой
ее белоснежную грудь и  наблюдать,  как  пульсируют  голубые  жилки  под
тонкой кожей.
   - Да, ему сейчас кажется, что он любит тебя,  -  сказала  императрица
надменно и жестоко, - но ему также хорошо  известно,  что  он  не  может
жениться на тебе. Ты простолюдинка, да к тому  же  еще  и  островитянка,
разве не так?
   - В ваших словах нет ничего нового, миледи, -  пробормотала  Вэньи  и
зябко поежилась. - Почему же вы не остановили меня еще тогда, когда наши
взгляды впервые встретились?  Ведь  так  легко  было  это  сделать.  Что
значила бедная  перепуганная  девчонка  рядом  с  блистательным  принцем
крови?
   - Я решила, что эта связь ничем не  грозит  моему  сыну,  -  ответила
императрица.
   Вэньи  вскинула  голову.  Взгляды  женщин   столкнулись.   На   губах
императрицы заиграла торжествующая улыбка.
   - Ты прекрасно сознаешь,  кто  ты  есть,  и  никогда  не  перешагнешь
границы дозволенного. Ты не можешь взойти на трон по известным причинам.
Я долгое время наблюдала за тобой и поняла, что ты горда  и  именно  это
качество помешает тебе беспокоить  Эсториана  непомерными  требованиями,
хотя он по твоему желанию мог бы снять луну с неба.  А  главное,  ты  не
можешь иметь от него ребенка, ибо принадлежность к касте жрецов наложила
печать бесплодия на твое лоно. Так что ты во всех отношениях хороша  для
него.
   Вэньи не могла ничего  ответить  на  это.  Во  рту  пересохло,  горло
сжалось так, что трудно было вздохнуть.
   - Вспомни, - продолжала императрица, - как умер его отец. Собираясь в
Асаниан после слишком долгого пребывания на востоке,  мой  супруг  решил
взять  с  собой  нашего  сына,  чтобы  наследник  престола   мог   лучше
ознакомиться с империей, которой ему предстоит  управлять.  Отец  и  сын
въехали в столицу королей Кундри'дж-Асан, не подозревая, что  одного  из
них там поджидает смерть. Нет, не благородная гибель в бою от вражеского
клинка, но мучительная, позорная смерть от капли  яда  в  чаше  вина  на
глазах у беснующихся недругов и чародеев...
   Вэньи знала эту историю, хотя Эсториан никогда  не  упоминал  о  ней.
Десять лет назад по городам и храмам империи разнеслась весть о  подвиге
двенадцатилетнего мальчишки, который в  гомонящей  толпе  асаниан  сумел
вычислить отравителя и поразил его. На это воистину  героическое  деяние
ушли все силы ребенка. Эсториан заболел и был близок к помешательству. С
тех пор радости детства ушли от него безвозвратно.
   Но молодость и жажда жизни одолели болезнь. Силы Эсториана постепенно
восстановились, и он, казалось,  вычеркнул  скорбное  событие  из  своей
памяти. Только с тех пор он стал вздрагивать во сне и, даже  повзрослев,
порой просыпался от собственного крика. Также было замечено,  что  принц
никогда не упоминает об  Асаниане  и  сторонится  людей  из  тех  краев,
являвшихся время от времени в столицу засвидетельствовать свое  почтение
трону.
   - До твоего появления в  жизни  принца  мы  очень  боялись  за  него.
Понимали, что тот черный день все еще властен над  ним,  что  злые  чары
могут вернуться и сокрушить его существо. Он загонял внешние  проявления
болезни внутрь себя, не выказывая своих страданий, но мы все  видели.  И
опасались за его рассудок.
   - Теперь принц  совершенно  здоров!  -  Вэньи  произнесла  эти  слова
немного жестче, чем ей хотелось бы.
   - Это так, - ответила императрица  спокойно.  -  И  поверь,  я  очень
благодарна тебе.
   - Но не настолько, чтобы благословить наш брак.
   - Новая императрица должна произвести на свет благородное  потомство,
- ответствовала дочь горских владык.
   - Чего не могу я, рожденная среди сетей, лодок и связок сушеной рыбы.
- Вэньи ощутила неожиданный прилив ярости. - Но  что  произойдет,  когда
принц подыщет себе невесту  и  я  вынуждена  буду  покинуть  его?  Вдруг
болезнь возвратится и обрушится на него с новой силой?  Что  станете  вы
делать тогда?
   - Поживем - увидим, - усмехнулась императрица. - Закон  не  запрещает
владыке иметь наложниц помимо супруги, делящей с ним трон.
   - Новая императрица может ввести такой закон, - сказала Вэньи.
   - Может быть - да, - задумчиво произнесла леди Мирейн. - А может быть
- нет!
   Она чуть наклонила голову и резко выпрямилась.
   - Во всяком случае, с этой минуты и до тех пор, пока в  покои  принца
не войдет его избранница, ты будешь пользоваться моим  покровительством.
Привет тебе, жрица Солнца, охранница Врат! Береги моего сына!
   - Вся моя жизнь принадлежит ему, - прошептала Вэньи и  больше  ничего
не могла к этому прибавить.

***

   Было немного  прохладно,  когда  Эсториан,  освобожденный  от  одежд,
направлялся к ожидавшему его трону, доказывая своим  подданным,  что  он
настоящий мужчина и готов принять на себя нелегкое бремя власти.  Он  не
стыдился своей наготы, ибо знал, что его тело ладно скроено, к  тому  же
ему нравилось время от времени выкидывать нечто из ряда  вон  выходящее.
Раздражал лишь холодок, муравьиными лапками царапавший обнаженную кожу.
   Правда, через пару минут, когда на  плечи  взвалили  тяжелые  плотные
мантии западных  властителей,  ему  стало  жарко,  и  он  с  несказанным
удовольствием сменил  их  на  облачение  южных  вождей  -  легкие  узкие
шаровары и суконный, расшитый золотом плащ. Этот белоснежный  блистающий
наряд только подчеркнул смуглость его лица, на котором пламенели  широко
распахнутые янтарные глаза.
   Вэньи затерялась среди жрецов и придворных,  наблюдая  за  церемонией
из-за высокой белой колонны, пятнистой  от  солнечных  бликов.  Эсториан
ощущал ее присутствие и иногда краем глаза выхватывал из  толпы  бледное
личико, освещенное мерцающей призрачной улыбкой.  Но  все  его  внимание
сейчас было поглощено происходящим действом, центром  коего  являлся  он
сам, влекомый к трону, который напоминал глубокое кресло и возвышался на
каменном подиуме в дальнем  конце  храма.  Мириады  солнечных  зайчиков,
пляшущих на неровных поверхностях выложенных золотыми самородками  стен,
мешали ему рассмотреть выступавшие из них барельефы  предков,  да  он  к
этому и не стремился. Его ожидал трон.
   Ему так и не довелось посидеть  на  нем  даже  в  детстве,  ибо  отец
находился в постоянных разъездах, а  с  его  смертью  детство  Эсториана
закончилось и подкралась болезнь,  а  потом  появилась  Вэньи.  Эсториан
вздохнул и передернул плечами. Тяжелое золотое ожерелье  колыхнулось  на
его груди, и короткая жреческая косичка стукнула по левой лопатке.
   Трон ждал. Казалось, не было ничего величественного  в  этом  глубоко
отесанном куске серебристо-серой скалы, и  все  же  от  него  веяло  все
подавляющей, почти мистической мощью.
   Он словно пульсирует, подумала Вэньи. Слабо. Едва различимо.
   Чьи-то плечи на миг заслонили от нее церемониальное шествие, и в душе
неожиданно шевельнулось острое чувство потери. Она постаралась  отогнать
его,  мысленно  улыбнувшись  огоньку  радости,  тихо  сиявшему  в  самых
заповедных глубинах ее  существа.  Ровно  через  год  и  четыре  дня  ее
Странствие закончится,  и  заклятие,  наложенное  жрецами  на  ее  лоно,
утратит свою силу. Она  вновь  станет  полноценной  женщиной,  способной
принести своему возлюбленному самый  ценный  на  свете  дар  -  ребенка,
взлелеянного ее плотью. Этот факт вряд ли обрадует леди Мирейн, а  также
новую императрицу, но она не станет оглядываться на них. Она  непременно
родит ему сына.
   Трон вновь озарился белесым светом, подобным мерцанию осенних  небес.
Она  не  видела  лица   Эсториана,   но   знала,   что   оно   предельно
сосредоточенно. Он двигался навстречу холодным, пульсирующим лучам.
   Шаг. Еще шаг. Он замер возле подиума, окруженный сильными мира  сего.
Плечом к плечу  рядом  с  ним  стояла  его  мать  в  ослепительно  белых
королевских одеждах - высокая, надменная и прекрасная. В полушаге от нее
возвышался  лорд-канцлер  империи,  элегантный  южанин,   принц   крови,
потряхивая  завитками  огненно-красных  волос.  Жрецы  Света   и   Тени,
склонившиеся почтительно, словно отгораживали их от  остальных  вельмож,
прибывших на торжество.  Здесь  были  чопорные,  пышно  разодетые  лорды
двора, за ними теснились бородатые короли-горцы в широких юбках-килтах и
гладко выбритые властители южных  пустынь,  цветастые  шаровары  которых
перекликались с яркими  тюрбанами  магистров  Девяти  Городов.  Эсториан
ступил на подиум и повернулся спиной к трону. Леди Мирейн и лорд-канцлер
последовали за ним. Они составляли прекрасную пару - статная  темнокожая
женщина и бронзовоскулый высокий мужчина. Толпа затаила дыхание.
   Они молча поклонились принцу и протянули друг  другу  руки.  Эсториан
возложил на их сомкнутые  кисти  правую  ладонь  и  замер.  На  какое-то
мгновение он показался Вэньи хрупким и  беззащитным,  словно  тростинка,
растущая на краю пропасти.
   Это  ощущение  тут  же  исчезло,  когда  Эсториан  вскинул  голову  и
расправил плечи. Он поклонился матери и по-будничному непринужденно сел.
   Толпа ахнула.
   Ничего особенного вроде не произошло,  но  каждый  из  присутствующих
вдруг ощутил себя во власти некой подавляющей дух и  притупляющей  разум
силы.
   Она исходила от камня,  посылающего  в  толпу  странные  пульсирующие
лучи.
   И новый император стал их проводником.

Глава 2

   Барабанная дробь, пульсирующие удары.
   Медленно,  медленно,  затем  все  быстрее.  Поднимаясь  до  треска  и
опускаясь до хрипа. Паника. Ужас.
   Он бежал, отрешенный и бесчувственный.
   Но что-то все еще позволяло ощущать себя:  ветер,  бьющий  в  лицо  и
разрывающий легкие, боль от хлещущих  по  глазам  веток,  острые  камни,
вонзающиеся в подошвы босых ног. Страх, неожиданный и  сильный,  леденил
душу, так же как хищные шипы терновника терзали его тело.
   Через какое-то время он растворился  во  всеобъемлющей  мгле.  Только
едкий запах пота и крови щекотал ноздри.
   Закон говорил - беги. Барабаны рокотали - беги. И он бежал.
   Где он? Что с ним? Рассудок отказывался  повиноваться.  Лес,  сумрак,
бег через тусклое ничто.
   Зачем?
   Вдруг  какая-то  сила   заставила   его   замедлить   движение   ног,
остановиться. Икры, ноющие от недостатка кислорода, и бешено колотящееся
сердце сомкнулись в единое целое, имеющее имя.
   - Корусан?
   Нет.
   - Кору-Асан?
   Уже ближе.
   Он открыл глаза. Леса как будто вовсе не  бывало.  Барабаны  смолкли.
Тишина. Он стоял на камне, и камни окружали  его.  Грубое  сукно  туники
царапало кожу. Непонятно - он выиграл или проиграл?
   Холодный металл прикоснулся  к  его  затылку.  Он  не  позволил  себе
вздрогнуть. Даже внутренне.
   - Сила. - Голос, знавший его имя, шел из-за спины. - Своенравие.
   - Кровь Льва. - Перед ним вырос какой-то  человек.  У  него  не  было
лица. Как и у всех остальных, молчаливо стоящих вокруг. Даже блеск  глаз
не пробивался сквозь густую  темную  ткань,  полностью  окутавшую  их  с
головы до ног. Корусан смежил ресницы. Поздно. Собственные глаза  выдали
его. Они всегда выдавали его,  когда  он  ослаблял  контроль  над  ними.
Именно из-за них он и получил это прозвище -  Кору-Асан.  Золотой  Глаз.
Желтый Глаз. Взор Льва.
   - Гордость. - Человек прижимал к его шее нож. -  Высокомерие.  Так  о
нем говорят. Но почему? Его кровь не отличается от нашей.
   - Он сам породил эти слухи. -  Сухой  голос  прилетел  из  молчаливой
толпы.
   - Он сам придумал себя. - Новый голос был холоден.  Холоднее  полоски
стали, прижатой к шее.
   Корусан пошевелился. Осторожно, едва  заметно.  Но  это  движение  не
укрылось от молчаливых  соглядатаев.  -  Он  умрет,  прежде  чем  станет
мужчиной. Зачем ему жить, если  его  потомство  обречено  на  гибель  от
немощи и слабоумия? Смерть в детстве лучше жизни в окружении  безмозглых
и сумасшедших отпрысков. Таковы все, в чьих жилах струится кровь Льва.
   - Он проживет достаточно долго,  чтобы  родиться  вновь,  -  возразил
человек, стоящий перед Корусаном.
   - Зачем ему длинная жизнь?
   Закон повелел бежать, И  Корусан  бежал.  Закон  повелел  молчать.  И
Корусан молчал. Но бегство и молчание не  приносили  ему  ничего,  кроме
страданий.
   - Я проживу столько, сколько должен прожить, - сказал он.
   - Ты умрешь в недалеком будущем. - Холодный голос был  жестче  камня,
на котором стоял Корусан. - Тебя сейчас поддерживает твое воображение. И
магия. И снадобья. И выучка. Но все имеет  свой  предел.  Я  вижу  мрак,
приближающийся к твоему сердцу. Хищные когти смерти уже смыкаются вокруг
твоих костей.
   - Все люди когда-нибудь умирают, - спокойно  сказал  Корусан.  -  Это
подарок судьбы - знать свой срок.
   - А также знать и ненавидеть тех, кто обрек тебя на скорбную участь?
   Он  рассмеялся.  Мрачные  фигуры  зашевелились  и  раздвинулись.  Это
принесло ему невероятное облегчение. Слова сами полились с его губ.
   - Они  давно  умерли,  те,  что  приговорили  мой  род  к  медленному
вымиранию. Мужчина без женщины и женщина без мужчины. Они сошлись только
раз и произвели на свет единственное дитя. Это было их слабостью  -  то,
что они оставили девочку в живых. А может быть, особой жестокостью.  Они
ведь  знали,  что  она  поражена  страшной  болезнью,  передающейся   из
поколения в поколение. Но - ненавидеть их? Зачем?
   Он перевел дыхание.
   - Они нисколько не виноваты в том, что ей  взбрело  в  голову  женить
своих сыновей на собственных дочерях, чтобы сохранить чистоту расы. Если
кто и достоин ненависти, так это она,  моя  слабоумная  прародительница.
Только один ребенок нарушил ее волю и породнился с варварами...
   - И запятнал чистоту крови Льва, - произнес сухой голос.
   - С небольшим успехом, - парировал Корусан. - Мои сестры  умерли  или
сделались идиотками. Я могу умереть прежде, чем произведу потомство.  Но
в преддверии собственной смерти я все  же  надеюсь  поднять  цену  нашей
крови. Кровь отпрысков Солнца здоровее моей. Однако она  течет  в  жилах
единственного человека, к счастью, этот человек пока одинок.
   - Что мы знаем о нем? -  Леденящий  душу  голос  напоминал  завывание
ветра в ветвях древней сосны.
   - Кое-что.
   Новый  голос,  вмешавшийся   в   разговор,   дышал   уверенностью   и
спокойствием. Он принадлежал мужчине в сером плаще,  который  выдвинулся
из толпы мрачных фигур. Его лицо было открыто, как и лицо сопровождавшей
его женщины в черной накидке.
   Корусан без боязни встретил ее пронизывающий взгляд. Светлый маг. Все
было предельно ясно.
   Он усмехнулся и вскинул брови. Светлый маг посмотрел  на  него  почти
ласково.
   - У того, о ком ты говоришь, нет сына. - Он пожевал губами и добавил:
- Дочери тоже нет.
   - Надеюсь, - сказал Корусан. - Хочу верить,  что  он  воздержится  от
плодоносного соития до тех пор, пока я не возьму его жизнь в свои руки.