воздуха, без силы. Лишь память, рассеянная
в беззвучном вопле. "Вспомни! Вспомни!"
   Элиан, дочь Орсана и Элени, невеста Мирейна.  Элиан,  которая  всегда
была собой, и только собой, свободная и независимая, принадлежащая  лишь
самой себе. Длинноногая, с огненными волосами, с огненным  нравом,  само
воплощение противоречия. Элиан.
   Она одиноко стояла в каком-то темном, коридоре, Пол, стены,  потолок,
черный камень без сияния,  ровный,  но  не  полированный.  На  ней  была
длинная темно-зеленая туника, похожая на ту, что Мирейн надел  для  боя.
Волосы Элиан были распущены и тяжело  стекали  до  самых  колен  потоком
расплавленной бронзы.

***

   Она ринулась вперед. Проход покато уходил  вниз.  Иногда  он  петлял,
иногда в нем попадалась  дверь,  скрывавшая  за  собой  тень.  Элиан  не
сворачивала, потому что не могла этого сделать.  Некая  воля  -  ее  ли,
чужая ли? - влекла ее все дальше и дальше.
   Перед ней выросла стена с дверью, которая  открылась  при  первом  же
прикосновении. Свет за ней оказался еще более  тусклым,  чем  сумерки  в
дождливый день. Перед Элиан простирался дикий край под низкими небесами.
При свете солнца он был бы очень красивым: поле и лес,  гора  и  зеленая
долина, лежащая у подножия горного хребта. Таков, должно быть, Янон, где
Мирейн впервые стал королем.
   Тело Элиан  изменилось.  Она  распростерла  широкие  зеленые  крылья.
Внезапный порыв ветра  подхватил  ее  и  поднял;  она  стрелой  полетела
вперед, разливая в воздухе звуки песни.
   Под ней простирался серый край. Она обгоняла сам ветер, она  обгоняла
даже собственную песню. Вдали вырисовывались горы,  словно  стена  мира.
Элиан с пением понеслась к ним, взмахнула крыльями и воспарила над этими
черными пиками, лишь слегка задев их перьями на своей огненной груди.
   Она бросилась вниз, вдоль бесконечного воздушного  склона  в  зеленую
впадину, освещенную слабым светом  зари:  там  было  озеро  и  островок,
разрушенный  зал  и  каменный  пол,  наполовину  освещенный   рассветом,
наполовину скрытый ночной тьмой.
   Босые  человеческие  ноги  коснулись  травы.  Их  прикрывала  зеленая
туника. В кругу лежало  одинокое  тело,  черные  волосы  разметались  по
.светлому камню.
   Элиан медленно приблизилась. Когда ее нога ступила на мощеный пол, он
засветился ярким, но не обжигающим огнем. Из него поднялась чья-то тень.
Женщина-ночь в платье, сотканном из рассвета, преградила путь.
   Элиан застыла. Женщина была прекрасна, но не  человеческой  красотой.
Она была слишком величественна, слишком  холодна  и  ужасна.  Голос  ее,
бескровный и чистый, звенел, как ледяной ветер, скользящий по льду,  как
струны арфы.
   - Если ты обладаешь мудростью, не подходи ближе.
   Элиан не чувствовала ни мудрости, ни страха. Она  попыталась  сделать
шаг. Женщина не двинулась, но произнесла:
   - Ты хочешь взять то, что  принадлежит  мне.  Он  разбудил  меня,  он
обладал мною. А теперь он платит. Все, что принадлежало ему,  я  забрала
себе. И все, что называлось его силой, я сделала своим достоянием.
   - Но, - возразила Элиан, -  он  разбудил  тебя,  чтобы  спасти  меня.
Просто верни его назад таким, каким он был, и ты сможешь  получить  меня
взамен.
   - Я не торгуюсь, - сказала дама ночи. Тело Элиан обмякло,  но  тотчас
же снова напряглось. - Тогда отдай его мне. - Почему? -  Потому  что  он
мой. - Теперь он - мой.
   Элиан  проворно  ступила  в  сторону.  Казалось,  женщина   даже   не
шевельнулась, но оказалась рядом.  В  порыве  отчаянной  смелости  Элиан
ринулась на нее.
   Но пошатнулась  и  упала  на  камни,  встретив  лишь  воздух.  Мирейн
по-прежнему лежал без признаков жизни. Элиан обняла его, прижала к своей
груди, принялась укачивать.
   Над ней нависла тень - женщина-заря  в  платье,  сотканном  из  ночи,
Элиан смотрела на нее без  удивления  или  благоговения,  с  бесконечной
усталостью.
   Красота этой женщины была величественной, ужасающей, но не  холодной,
голос ее звучал до боли чисто и даже тепло, как низкие звуки  флейты.  И
тем не менее это была та же самая женщина. Рассвет и  ночь  были  единым
целым, двумя ликами одной силы.
   Элиан отбросила эти мысли. Опять искушение. Здесь это означает только
ее смерть, а следовательно, и смерть Мирейна. Руки  Элиан  крепче  сжали
тело любимого.
   - Он мой, - сказала дама рассвета, - и останется моим. Если только...
Элиан в мучительной  надежде  затаила  дыхание.  -  Если  только  ты  не
заплатишь свою собственную цену.
   - Все что угодно! - вскричала Элиан. - Не  торопись,  дитя  земли.  Я
ведь не торгуюсь. Цены здесь назначаются богами, а не мною, и речь  идет
о цене спасения одной человеческой жизни. Если,  конечно,  ты  заплатишь
ее. - Только назови, и это будет твоим. Дама рассвета взглянула на нее с
некоторой долей жалости.
   - Название очень простое. Это ты сама. Элиан ошарашенно заморгала.  -
Вернее, твоя сущность. То, что делает тебя Элиан, единственным  в  своем
роде творением земли. То, что заставляет тебя мечтать о свободе.
   Ее сущность. Та самая  сила,  которая  вырвала  ее  из  лап  безумия,
заставила отказаться от надежной помощи Вадина и привела в это место. Ее
сила, ее упрямство, ее безрассудный нрав. Ее я.
   Мирейн лежал на руках у Элиан. Еще никогда он не  был  так  близок  к
красоте и так далек от нее.
   Она  любила  его.  Ее  сердце  болело  от  этой  любви,   когда   она
представляла себе его, снова стоящего перед ней  с  редкой  для  мужчины
грацией и теплой ослепительной улыбкой.
   И все же... Цена так велика. Разве она уже не заплатила достаточно  и
даже более чем достаточно? Будь на ее месте другая, она  давно  позабыла
бы о своей любви и ушла. Другая рожала бы детей, выполняла роль регента,
правила  вассалами  и  королевствами,  пока  наследники  не  вступят  на
престол.  Она  могла  бы  править   империей   Мирейна;   она   обладала
могуществом, ее любил народ, а отец и брат помогали бы ей.  Даже  Вадин,
даже он покорился бы ей ради ее ребенка.
   Или же она могла просто убить себя, как и намеревалась,  и  покончить
со всеми колебаниями.
   Но ведь жизнь так прекрасна, и она едва началась! А  любовь  -  самое
сладкое, что есть в жизни, и не только  влечение  тел,  а  чудо  слияния
двоих в одно целое: свободные и непохожие, они соединяются,  как  золото
сплетается с медью в цепочке королевы.
   Если она  заплатит,  то  потеряет  все  это.  А  Мирейн?  Что  с  ним
произойдет, когда он проснется и обнаружит ее такой, какая  она  сейчас?
Или того хуже: проснется и поймет, что прежней  Элиан  нет.  Она  станет
робкой и покорной,  какой  и  должна  быть  женщина  в  этом  мире,  без
собственной мысли и слова.
   Может  быть,  ему  это  будет  безразлично.  Может  быть,  такой  она
понравится ему еще больше. Может быть, она и не узнает,  что  сделала  с
собой.
   Элиан дрожала, сотрясаясь от боли, охватившей ее  душу.  Достоинства,
которыми она обладала, были достоинствами воина: мужество,  великодушие,
гибельная честность и  верность,  которая  ни  в  грош  не  ставила  все
остальное. Элиан не жалела ни имущества, ни силы - и того  и  другого  у
нее хватало в избытке. Но великая добродетель жрецов, которая по горькой
иронии называлась самоотречением, совершенно у нее отсутствовала.
   - Я солдат, - сказала она, - и королева. Мученицей я еще  никогда  не
была. Дама рассвета молча стояла над  ней.  Элиан  склонила  голову  над
телом Мирейна. Она  умрет.  Он  тоже  умрет.  Они  умрут,  а  мир  будет
существовать по-прежнему. И, возможно, так лучше. Может быть, Изгнанница
имела на это  право  и  злом  является  не  только  полная  тьма,  но  и
постоянный свет.  А  спокойствие  этого  мира  зиждется  на  их  хрупком
равновесии.
   Рука Мирейна соскользнула с  груди  и  упала  ладонью  вверх.  Солнце
застряло буднично, без дарованной богом силы. Оно казалось не более  чем
пустяком, глупостью щеголя, украшением, помещенным в  самое  невероятное
место, неудобным, непрактичным и почти абсурдным. Элиан отвела  глаза  и
задрала подбородок. - Я заплачу, - сказала она.

Глава 28

   Дама рассвета склонила величавую голову. Этот  жест  был  воплощением
гордости, но в нем скрывалось и уважение. Каким  бы  искренним  ни  было
самоотречение Элиан, терпению ее пришел конец.
   - Ну, чего ты ждешь? Забирай мой разум. - Так не  платят,  -  сказала
дама рассвета. - Ты должна отдать это добровольно. - Но я не знаю как!
   Кажется, это была улыбка. Дама рассвета подняла руку. - Смотри! Элиан
взглянула, ожидая увидеть даму ночи или кого-то еще более чудесного,  но
увидела... - Ты! Вадин промолчал. Он  и  здесь  был  прежним  Вадином  -
высоким, усталым, ненавистным, неизбежным. - Ну  конечно,  кому  же  еще
быть? Как ты сюда попал? - Я всегда был здесь -  Неправда!  -  вскричала
уязвленная Элиан. - С Мирейном была только я.  А  тебя  здесь  вовсе  не
было. Не было!
   - Ты просто не хотела замечать меня. Кровь прилила к щекам Элиан.  Но
здесь у нее не было ни щек,  ни  крови  -  вообще  никакой  плоти.  Лишь
видения ее разума, очертания, которые она придала действию  своей  силы.
Элиан была лишь обнаженной волей в пустоте  разума  Мирейна,  восставшей
против могущества, дремавшего в горе.  Вадин  пересек  границу,  вторгся
туда, где в нем не было надобности и где его не ждали, где ему  не  надо
было быть. Он обнаружил в конце концов  свою  ревность  к  той,  которая
заняла его место в душе  названого  брата.  Элиан  хотела,  чтобы  Вадин
исчез.
   Но он стоял как  ни  в  чем  не  бывало.  Он  был  даже  мощнее,  чем
когда-либо.
   - Не будь глупой. Мирейн в ловушке, и увидеть  хотя  бы  это  у  тебя
хватит  ума.  Если  ты  хочешь  видеть  его  свободным,  тебе   придется
расстаться со своим упрямством. Разрушь эту иллюзию: погрузись  в  разум
Мирейна, найди его и приведи обратно к свету.
   Наконец-то Элиан поняла ужасную истину. Еще в юности она усвоила один
урок: каждый разум имеет множество уровней. Чем могущественнее сила, тем
глубже можно опуститься. И тем не менее даже величественнейший из магов,
мастер и учитель,  мудрый  заклинатель  песен,  никогда  не  осмеливался
погружаться в самую глубину. Потому  что  существовал  некий  уровень  -
Стена Сигана, как его называл отец, - из-за которого не  было  возврата.
Там разум оказывался  заключенным  в  черные  глубины  бессознательного,
недоступные даже снам. И человек, безусловно, терял там свою личность. И
это единственный выход...
   Избавиться  от  Вадина  невозможно.  Не  помогут  ни  ненависть,   ни
презрение, ни простой отказ признать его существование. Вадин сделал еще
хуже: взгляд его оставался по-прежнему гордым, но он просил прощения. За
то, что находился здесь, то есть даже глубже, чем когда-либо  опускалась
она. За то, что она могла пройти только через него и с ним. За  то,  что
ей предстояло даже худшее, чем просто самопожертвование во имя  спасения
возлюбленного: она должна была принести  эту  жертву  тому,  который  ей
никогда не нравился, не говоря уже о любви.
   Элиан обратилась к даме рассвета: - Другого выхода нет?
   Ночная тень метнулась по  сияющему  лицу.  В  глубоких  глазах  стоял
холод. - Нет, - ответила сила.
   Элиан  посмотрела  на  Мирейна,  такого  неподвижного   на   каменной
поверхности.   Посмотрела   на   Вадина,    неотрывно    глядящего    на
Солнцерожденного. Вадин встал на  колени,  коснулся  безжизненного  лба,
отбросил с него прядь волос, словно Мирейн был одним из его детей.
   Ненависть взметнулась в Элиан, зажглась  огнем.  И  исчезла,  оставив
пустоту. Он плакал, этот высокомерный повелитель воинов. Плакал,  но  не
собирался взывать к ее непримиримости.
   Да, он был воротами, а она - ключом. И без него ей не пройти.  А  ему
без нее не открыть проход.
   Вадин поднял на нее полные слез глаза. Ее  же  глаза  были  сухими  и
горели.
   - Он сказал мне, - начала  она.  -  Мирейн  сказал  мне...  что  если
какой-нибудь мужчина дотронется до меня... или...
   - Когда это ты поступала так, как тебе велят? Она  сделала  нетвердый
шаг вперед. У нее возникло неодолимое желание ударить Вадина. Захватчик,
нарушитель! Она ненавидела его. Он  делил  с  ней  душу  Мирейна,  брат,
родственник... да она скорее согласилась бы на это, будь  на  его  месте
Хал... если уж так надо...
   Элиан коснулась  его.  Между  ними  дышал  Мирейн,  но  он  медленно,
медленно направлялся навстречу смерти. У Элиан  перехватило  дыхание  от
боли. - Ради него, - произнесла она, - только ради него.
   Вадин поднялся. Прежде чем он дотронулся до нее,  она  обхватила  его
руками. Тело к телу. Разум  к  разуму.  Они  склонялись,  распрямлялись,
изгибались, переплетались, сливаясь в единое целое.  Он  был  светлым  и
сильным. Это был Мирейн, но и не Мирейн. Родственник по крови. Брат.  Он
обрел для нее форму: сильная рука, сжимающая ее  ладони,  сильная  воля,
поддерживающая  ее  волю.  Она  ощущала  нечто   похожее   на   радость,
наслаждение мастера, который встретил равного ему по силе.
   Испытывая эту радость вместе с Вадином, который одновременно стал  ее
оружием и воротами на ее пути, она наконец увидела высокую Стену Сигана.
На самом деле это оказалась и не стена вовсе, а все возрастающее знание,
мертвая зыбь страха. "Спиной, повернись спиной, а то пропадешь".
   Страх неудержимо поднимался в ней и разбился вдребезги. Элиан упала в
пустоту. Это была вечность, не знавшая счета годам. Свет.
   Она подумала, что сошла с ума. Но нет, она  не  ошиблась:  внизу  был
свет. Очень слабое сияние. Словно кто-то зажег свечу и ее бледно-золотой
огонек светился далеко под ними. Он напоминал звезду в самом конце  ночи
и становился ярче по мере того, как  Элиан  приближалась  к  нему.  Свет
разрастался. Мерцал. Окутывал  ее.  И  внезапно,  словно  оказавшись  на
последней грани всех пределов,  она  обрушилась  в  самое  сердце  этого
свечения.
   Земля. Трава. Она стояла на ней обнаженная, под небом, залитым  ярким
светом. Кто-то схватил ее за руку:  Вадин.  Но  когда  глаза  ее  обрели
способность видеть, оказалось, что она - это он. Они  составляли  единое
целое.
   Они взглянули вниз. Мирейн, вольно раскинувшийся на траве, смотрел на
них широко открытыми, но сонными глазами. Он звал их:
   - Сюда. Отдохните. Вы как будто смертельно устали.
   Элиан молчала, но Вадин не выдержал.  -  Ну  конечно,  мы  устали!  В
хорошую же охоту ты нас втравил: через все эти уровни, все вниз и  вниз,
в глубины  твоего  разума,  где  мы  должны  отыскать  что-то,  хотя  бы
отдаленно напоминающее рассудок. Мне следовало бы знать,  что  здесь  мы
ничего не найдем.
   - Да брось ты, - безразлично проговорил  Мирейн.  -  Нечего  на  меня
кричать. Может быть, вы в конце концов  сядете?  Здесь  так  приятно.  -
Приятно?
   Элиан заглушила возмущенный возглас  Вадина,  приложив  палец  к  его
губам.
   - Это ловушка, брат, - сказала она, осторожно применяя это слово; но,
кажется, у Вадина было не то настроение, чтобы замечать подобные мелочи.
- Это Мирейн, но это  и  не  Мирейн.  Глаза  Вадина  расширились,  затем
сузились. - Что ты говоришь?
   - Это Мирейн, но только отчасти. Он окружен стенами  своей  трусости.
Он хочет удержать нас здесь ради своего спокойствия,  и  прежде  чем  мы
успеем  что-либо  понять,  мы  будем  уже  мертвы.  Вадин  вздрогнул   и
рассмеялся.
   - Видимо, в моем преклонном возрасте я сошел с ума. Конечно  же,  это
ловушка. Ведь я видел оборотную сторону смерти. И она была даже приятнее
этого. Я не желал возвращаться назад. Но он вернул меня. Ты вернул меня,
- сказал он  Мирейну,  который  зевнул,  потянулся  как  ленивый  кот  и
снисходительно улыбнулся неистовству Вадина. - Ты вернул меня,  будь  ты
проклят. И давно мне пора было вернуть тебе должок.
   - Долг? - удивился Мирейн. - Ты  мне  ничего  не  должен.  А  я  хочу
задержаться здесь на время.  Это  нечто...  -  Его  брови  едва  заметно
приподнялись, словно  в  голове  у  него  промелькнул  обрывок  каких-то
воспоминаний. - Не важно. Здесь очень приятно, вам  не  кажется?  И  так
всегда, что бы ни происходило  во  времени.  Если  что-то  вообще  будет
происходить.
   Вадин выпрямился во весь рост. И опять Элиан удержала его. Она хотела
закричать, нанести удар, побежать, сделать все что угодно, только бы  не
видеть этого фальшивого лица Солнцерожденного.
   - Это не Мирейн, - сказала она Вадину и самой себе. - Это не он.
   Она высвободила свою руку, сознавая, что разум ее  все  еще  движется
вместе с разумом Вадина. Это ощущение было столь явственно,  словно  она
чувствовала тепло тела Вадина рядом с собой.  Она  встала  на  колени  в
траве, обняла пустую улыбающуюся оболочку Мирейна  и  крепко  прижала  к
себе.
   - А теперь, - приказала  она  через  плечо,  поднимаясь  на  ноги,  -
наверх!
   Мирейн взметнулся. Начал сопротивляться, гибкий и сильный  как  змея.
Он был слишком велик для нее. И слишком силен.
   Элиан не отпускала  его.  Она  призвала  на  помощь  все  свои  силы.
Уцепилась за силу Вадина, присоединила ее к своей и сама стала ею. Он  и
она: могучее тело мужчины с огрубевшими  руками,  всю  жизнь  сжимавшими
меч, пику и лук, и сила, отточенная до чрезвычайной  остроты  величайшим
из мастеров, князем Орсаном, да и самим Мирейном. - Вперед!  -  крикнула
Элиан. - К свету! Змея превратилась в огненное  кольцо,  оно  растеклось
потоком воды и рассыпалось  в  воздухе.  Элиан  захлестнула  это  кольцо
арканом  своей  силы,  опутала  его,  заключила   в   кристалл.   Кольцо
превратилось в острый клинок. Кристалл  разбился  вдребезги,  и  об  нее
стукались лишь осколки и сталь. Мучительная боль пронзила все  ее  тело.
Но Элиан отбросила эту боль. И продолжала свой путь к свету.
   Впереди вырастала стена. Элиан вскрикнула от отчаяния. Нет ворот. Нет
прохода. Она ударится, упадет, погибнет.
   - Нет, - раздался голос Вадина, сильный и спокойный, хотя  и  немного
дрожащий.
   Теперь он вел ее, волочил вперед и вверх, а в ее  кровоточащих  руках
лежало то, что было Мирейном. Это существо  корчилось,  щелкало  зубами,
теряло свои очертания.  Единственной  его  формой  была  борьба.  А  она
прижимала его к груди.
   Они  наткнулись  на  стену.  Заскользили.  Мирейн  вырвался,  но  она
подхватила его.
   - Помоги, - задыхаясь, проговорил Вадин. - Помоги...
   Элиан рванулась вперед,  увлекая  их  за  собой.  Тьма  взорвалась  и
лопнула.  Звезды  запели  своими  холодными  чистыми  голосами.  Мужчины
плакали, женщины смеялись. Трава шептала.
   Элиан открыла глаза. Весь мир был размытым пятном с какой-то тенью  в
центре. Она моргнула.
   Они оба улыбались, глядя на нее сверху  вниз.  Вадин,  щеки  которого
ввалились даже сильнее, чем у нее, но улыбка  оставалась  все  такой  же
ослепительной, и Мирейн. Мирейн.
   Она кинулась к нему. Теплый и надежный, он был  обнажен,  как  в  миг
своего рождения.
   Со страшным усилием Элиан разжала пальцы. На них не было ни царапины,
ни отметины от зубов страшного существа.
   - Я спала, - сказала она. - Я спала... - Нет, ты не спала.
   Она уже забыла, как прекрасно звучит его голос.  Он  поцеловал  ее  в
лоб, потом в  губы.  Элиан  словно  раздвоилась  (сделать  это  было  не
труднее, чем вздохнуть) и взглянула в свое собственное смущенное лицо. И
снова, глядя со стороны, она увидела себя и Мирейна вместе. На ней  было
не больше одежды, чем на нем. Как безнравственно и как  красиво.  Глаза,
сверкавшие под черными бровями, действительно принадлежали  Мирейну,  он
смеялся, подняв руку и проводя ею по телу незнакомки, в котором  обитала
она сама.
   Элиан сделала резкий вдох, и живительный воздух наполнил  ее  легкие.
Вадин был Вадином, Мирейн, без сомнения, снова стал самим собой. Никакой
истомы, никакого безумия. Она сказала: - Все это  совершенно  сбивает  с
толку. Мирейн рассмеялся. Вадин отступил назад. Наконец-то она  увидела,
как поник его гордый взгляд, и та часть ее, которая была им, поняла, что
он покраснел