мечом творила чудеса среди асанианских придворных, но перед ним был маг,
к тому же в своем собственном владении.  И  Сареван  осторожно  подбирал
слова. - Посуди сам. В Асаниане приготовили ловушку. Принц угодил в  нее
из-за собственной гордыни и лишился своей  силы.  Могущественный  мастер
магии гнался за ним через две империи, но не смог найти его,  и  тем  не
менее Глаз Силы нашел того, для  кого  он  предназначался.  Случайность?
Может быть. Или воля таинственных богов? Однако  двум  принцам  на  двух
сенелях и дикому коту удалось  сбежать  из  самого  сердца  Керувариона,
из-под наблюдения Солнцерожденного, с предательством в душе. Они бежали,
а слухов об их побеге или об их предательстве не  появилось  и  не  было
признаков погони. Это вовсе не случайность.  Это  работа  магов.  -  Или
искусный обман.
   - Нет, - сказал Сареван.  -  Чтобы  обмануть  моего  отца,  требуется
большая сила. Сила и великая храбрость. И  все  же  кто-то  сделал  это.
Кто-то сделал все, чтобы замести мои следы, чтобы  освободить  мне  путь
через весь Керуварион. - Мы не единственные маги в мире.
   - Вы единственные маги, если не  считать  жрецов  Солнца  в  Эндросе,
которые подчиняются крепкому правлению. И они никогда не стали бы плести
эту паутину: слишком отдает предательством по отношению  к  моему  отцу.
Маленький принц - часть этого дела. Он признался мне, что  не  руководит
всем этим, но это не очень похоже на правду. Он не раб, он служит только
самому себе, и никому  другому,  однако  в  данный  момент  ему  выгодно
изображать из себя лояльного заговорщика.  Он  не  был  бы  лояльным  по
отношению  к  человеку,  к  которому  не  испытывает  даже   притворного
уважения.
   - Ты видишь большие сложности в том, что является всего лишь судьбой,
случаем и заговором принцев. - Может, и так. Я сам принц и  единственный
сын. Я избалован. И  прошу  снисходительности.  -  Сареван  ослепительно
улыбнулся. - У твоих людей есть основания не любить моего отца.  Он  был
слишком негибким по отношению к ним. Он поставил условие: либо он  будет
править  ими,  либо  им  придется  покинуть  его  империю.  Они  выбрали
изгнание. Теперь давай предположим, - продолжал Сареван, - что кто-то из
них придумал способ, как одновременно отомстить  ему  и  добиться  мира.
Заговор с целью предотвратить эту войну, отнять у  Солнцерожденного  его
наследника и в конце концов, если уж на то пошло, заполучить назад  свою
собственную  страну.  Солнцерожденный  благополучно  умрет,   а   кто-то
молодой, хорошо управляемый и бессильный, займет его место. - Логично, -
сказал магистр. Сареван поклонился, принимая  похвалу.  -  Моя  душевная
болезнь стала настоящей удачей.  Я  не  просто  оказался  не  у  дел;  я
оказался в долгу перед вашим заговором. Не находишь ли ты,  что  настало
время для правды? Невозможно платить, если не знаешь, кому ты должен.
   - Если бы  ты  узнал,  -  поинтересовался  магистр,  -  то  хотел  бы
заплатить?
   - Смотря что и кому. В этой паутине может скрываться намного  больше,
чем мне позволено видеть.  И  она  может  привести  к  такой  гнусности,
которую я не способен вытерпеть. - Тебе уже доводилось совершать гнусные
поступки? - Я здесь, не так ли? Магистр гильдии улыбнулся.
   - Меня предупреждали, Солнечный принц. Твой отец  признан  величайшим
хитрецом Керувариона,  однако  найдется  немало  людей,  которые  станут
оспаривать это; они отдадут пальму первенства Саревану Ис'келиону.
   - И ты тоже? Улыбка мага стала шире.
   - Солнцерожденный не знает о том, что он прекрасен. - Зато он  знает,
что ни разу  не  предал  истину.  Воцарилась  звенящая  тишина.  Магистр
медленно произнес: - Для него никогда не существовало проблемы выбора. Я
завидую его уверенности. Хотел бы я, чтобы она была дарована мне.
   - Ни ты, ни я не являемся сыновьями бога. Магистр опустил голову.
   -  Кое-что,  принц,  я  могу  сказать  тебе.  Паутина   действительно
опутывала тебя. Я не скажу, что ты был ее центром. Для мира и  для  силы
есть нечто поважнее, чем парочка воюющих империй. И тем  не  менее  твои
поступки вплелись в узор этого полотна. - И что это за узор? - Ты  видел
его.
   Сареван поднялся. Он оперся на руки, сдерживая гнев и заставляя  себя
улыбнуться сквозь зубы.
   -  Все,  что  ты  сказал,  было  мне   уже   известно.   Неужели   ты
рассчитываешь, что я уйду удовлетворенным?
   Магистр  взглянул  на  Саревана,  остановив  холодные  глаза  на  его
разгоряченном лице.
   - Ты не был рожден для того, чтобы испытывать чувство удовлетворения.
Я хотел бы объяснить тебе  то,  что  ты  хочешь  узнать,  насколько  это
касается  тебя,  но  я  не  могу.  -  Увидев,  что  разъяренный  Сареван
выпрямился, он добавил: - Пока  не  могу.  Я  магистр  гильдии.  И  могу
приказывать моим союзникам не больше, чем принц Аранос. Ни одному из нас
это не дано. Я должен поговорить с остальными и  получить  их  согласие,
прежде чем раскрывать наши секреты. Сареван фыркнул от отвращения.
   - У кого вы позаимствовали этот ритуал? У магистрата Девяти Городов?
   - Любой народ севера  подчиняется  подобным  законам.  Сам  император
Керувариона учитывает мнение своих лордов на совете.
   - Но в конце концов правит он, - сказал Сареван. - Итак, ты  признал,
что я был частью происшедшего с самого начала. И ты уж прости меня, но я
чувствую, что меня использовали. И к тому же использовали дурно. Магистр
развел руками.
   - Принц, это будет исправлено. Обещаю  тебе.  Сареван  повернул  руку
ладонью вверх. Солнечный диск горел и сиял. - Поклянешься на этом?
   Магистр глубоко вздохнул, словно охваченный мрачным предчувствием. Но
его палец коснулся Касара.  Сверкнула  искорка  -  магистр  отпрянул.  -
Клянусь твоей силой.
   Кулак Саревана сжался. От прикосновения мага боль не усилилась,  хотя
ему показалось, что старик побледнел и задрожал,  словно  ему  досталось
больше, чем он ожидал. - Я принимаю твое обещание.
   - Оно будет  выполнено,  -  сказал  магистр.  -  Ты  узнаешь  истину,
насколько это будет возможно. Я посоветуюсь с моими  соратниками.  Когда
мы закончим, позволишь ли ты вызвать тебя?
   Сареван посмотрел на мага, подумал о его  словах  и  о  его  чести  и
сказал: - Позволяю.

***

   Саревана ожидало подлинное чудо. Хирел вел  себя  не  просто  вежливо
после их стычки. Он  был  великодушен,  как  истинный  принц.  Он  решил
простить Саревану даже самые обидные его слова.
   Простить самого себя Саревану оказалось намного сложнее. О  том,  что
произошло с Вуадом и Сайелом, ему рассказал  вовсе  не  Хирел.  Один  из
придворных  поведал  об  этом,  охваченный  восхищением,   смешанным   с
недоверием. Обритых наголо принцев поместили в императорскую темницу,  и
спустя ночь и день, по истечении которых они оказались близки к безумию,
с минуты на минуту ожидая появления  холостильщиков,  появился  Хирел  и
предоставил им выбор: либо вольная жизнь  и  права  евнухов  при  Низшем
дворе в дальних пределах империи, либо чин офицеров императорской  армии
и  военная  служба,  грозящая  смертью  в  бою,  но  дающая  возможность
восстановить свой ранг и снова  завоевать  благосклонность  брата.  Вуад
нашел выбор до смешного легким.  Сайел,  по  слухам,  колебался.  Однако
Сайела не слишком любили в кругах Золотого двора. И он отправился вместе
с братом служить на восточных границах. Прежде чем уехать, они  принесли
великую клятву верности своему Высокому принцу.
   Когда Сареван стал  искать  Хирела,  оказалось,  что  он  закрылся  в
гареме, выполняя свой долг перед наложницами, которых у него было триста
шестьдесят. Сареван  допускал,  что  ради  такой  причины  ему  придется
подождать. Но ему это вовсе не понравилось.
   Он бродил по своим покоям. Бродил по комнатам Хирела. Он  выпил  вина
больше, чем требовалось, и  затеял  шутливую,  но  жаркую  потасовку  со
Зха'даном, после чего почти решил, что Хирел заслуживает извинений.
   Вино оказалось крепче, чем ожидал  Сареван.  Оно  подтолкнуло  его  к
мысли о том, что он должен сделать нечто  из  ряда  вон  выходящее.  Оно
заставило его решиться.
   Сареван совсем потерял здравый смысл.  Он  оставил  возмущенного,  но
покорившегося Зха'дана в покоях Хирела. Для охраны ему хватало и Юлана.
   Они  прошли  через  пустынные  внутренние  дворики,  пересекли  редко
посещаемый коридор. Сегодня нежные голоса не окликали его через  скрытые
решетки. Сареван шел по новому для него пути, пролегавшему вдали от них.
   Золотой дворец состоял из двух миров. Внешний был наполнен  мужчинами
и евнухами. Внутренний состоял из  женщин  и  евнухов.  Евнухи  свободно
перемещались из одного  мира  в  другой.  Мужчина,  не  лишенный  своего
мужского естества, мог  проникать  только  в  ту  обитель,  где  являлся
полновластным хозяином, где  находились  женщины,  принадлежащие  только
ему. Во внешнем мире Сареван был чужаком. О  внутреннем  нечего  было  и
говорить. Женщины, которые находились там, никогда не  видели  неба,  не
очерченного квадратом окна  или  стен.  Они  никогда  не  встречались  с
каким-либо мужчиной,  кроме  отца,  брата  или  хозяина,  которого  лишь
немногие из них могли назвать  мужем,  поскольку  каждый  из  пятидесяти
принцев имел соответствующее его положению количество наложниц.
   Сареван уже усвоил, что каждая наложница  мечтает  о  том,  чтобы  ее
хозяин женился, ибо, согласно обычаю, после этого  он  может  распустить
гарем. А еще лучше для наложницы, если ей  удается  родить  сына  своему
повелителю, потому что после  этого  ее  не  только  освобождают,  но  и
наделяют правами, почетом и могуществом придворной леди.
   Если бы Сареван не знал, что гарем - это настоящая тюрьма,  он  нашел
бы  его  не  более  странным,  чем   остальная   часть   дворца.   Здесь
господствовала пресыщенность, здесь  благоухали  незнакомые  притирания,
здесь было множество извилистых коридоров, напоминавших  лабиринт.  Роль
стражников выполняли евнухи, но евнухи высокие и  сильные,  сжимавшие  в
руках обнаженные  мечи.  Черные  евнухи.  Северяне,  лишенные  бород,  с
обритыми  черепами  и  выразительными  глазами,  напоминающими  коровьи,
темными, бесстрастными и непреклонными. Сареван  ничего  не  значил  для
них. Он был мужчиной и не имел права пройти.
   Он чуть было не повернул назад. Но, забравшись  так  далеко,  уже  не
хотел сдаваться.
   - Высокий принц встретится со  мной,  -  сказал  он.  -  Можете  меня
задерживать. Моему  мохнатому  другу  это  вряд  ли  понравится.  Трудно
представить, что он сделает в этом случае.
   Два меча весьма  красноречиво  опустились  и  замерли  на  расстоянии
протянутой руки от живота Саревана. Юлан глухо зарычал.
   Бронзовые  клинки  опустились  на  ладонь  ниже.  Сареван   попытался
улыбнуться.
   За спинами евнухов открылась дверь. Появился,  страшно  взволнованный
асанианец. Не обратив ни  малейшего  внимания  на  стражников,  с  явным
нетерпением он позвал Саревана:
   - Пойдем, пойдем. Что ты тут прохлаждаешься? Время не ждет!
   Сареван застыл в замешательстве. Маленький евнух досадливо хлопнул  в
ладоши. - Ты собираешься идти? Тебя ждут!
   Сареван взглянул вниз. Мечи дрогнули. Медленно, с трудом сдерживаясь,
чтобы не прикрыть свое нежное сокровище обеими  руками,  он  протиснулся
между стражниками. Асанианец ждал его, с трудом сдерживая нетерпение.
   Каким бы размашистым ни был шаг Саревана, он  с  трудом  поспевал  за
своим проводником. Коридоры гарема слились в сплошное размытое пятно. По
пути им никто не встретился; возможно, это было организовано намеренно.
   Несмотря на ошеломление, Сареван задавал себе множество вопросов.  Уж
не похитили ли его, словно умного  дурака  из  непристойной  песенки?  И
теперь его  навечно  заточат  среди  женщин,  сделав  рабом  каждого  их
желания.
   Он тихо засмеялся и сам удивился своему смеху.  Уж  слишком  серьезно
все складывалось.
   Проводник втолкнул его в дверь, и он оказался в комнате,  похожей  на
остальные комнаты дворца. Помещение  не  слишком  просторное,  но  и  не
тесное.  Низкий  стол,  гора  подушек,  развевающиеся  шелковые  завесы.
Одалисок, ждущих его, Сареван не увидел и почувствовал разочарование.
   В комнате было вино. Он  помедлил,  вспоминая  коварство  Асаниана  и
асанианцев, и понюхал жидкость. Она отличалась тонким  ароматом  и  была
страшно кислой: по асанианским понятиям, великолепный  напиток.  Если  в
вине и был яд, кислота безусловно убила его. Сареван налил  себе  кубок,
осушил его и прогулялся по комнате. Юлан, как  более  мудрый,  устроился
по-королевски на горе подушек.
   За одной из завес было скрыто  окно  с  решеткой.  Сареван  напрягся,
вспомнив о носилках и о том долгом безумном дне. Он сурово приказал себе
забыть об этом и  выглянул  через  решетку  на  улицу.  Внизу  находился
дворик. Он показался ему знакомым. Если бы кто-то стоял прямо под окном,
и если бы этот человек был высокого, по здешним меркам, роста и  у  него
были бы чудесные яркие волосы, а женщина или несколько женщин встали  бы
у решетки, наслаждаясь приятным времяпрепровождением...
   Сареван медленно обернулся. Начал  говорить  -  и  тут  же  замолчал.
Хирел! Хирел в платье и покрывале, с  танцующими  глазами,  насмешливый,
сводящий с ума.
   Хирел  был  юношей,  наделенным  необыкновенной  и   почти   девичьей
красотой. Однако ни у одного юноши не могло  быть  такой  полной  груди,
таких чудесных округлых бедер, окутанных шелком. Хирел никогда не  ходил
так, как двигалось это создание, легко и изящно, восхитительно изгибаясь
и улыбаясь под своим покрывалом. Эта женщина была воплощением  нежности,
но - ах! - как озорно она посмеивалась  над  ним,  словно  говоря:  экая
нескладная деревенщина с челюстью, отвисшей до груди. Ее голова как  раз
доставала ему до подбородка. Она стояла, смотрела на  него  и  смеялась,
заливисто, словно птичка, радующаяся своему пению.
   Саревану пришлось сесть, потому  что  колени  его  подгибались  и  он
ничего не мог поделать. Он  вцепился  в  Юлана  и  замер,  улыбаясь  как
последний идиот.
   Ее веселость прокатилась мягкой волной. Она стояла и улыбалась, глядя
на него. Сареван сказал: - Ты так похожа на... - Почему бы и  нет?  Ведь
он мой брат. Ее голос. Он узнал его. - Джания! Она присела в реверансе.
   - Принц Сареван! Ты... выглядишь... намного импозантнее, когда нас не
разделяет решетка.
   Он не чувствовал себя таким высоким и таким неуклюжим с тех пор,  как
в юности всего за три месяца вырос на целую голову.  Его  тогда  мучило,
что он слишком долговяз, что руки у него чересчур длинные и худые, а нос
сильно смахивает на орлиный клюв.  И  все  это  заставляло  его  яростно
краснеть, хотя никто и не замечал этого.
   - Джания, - спросил он, - откуда ты узнала, что я здесь? Она  указала
на решетку:
   - Я тебя увидела. А потом услышала, что ты стоишь у дверей.
   - И позволила мне войти. - Он резко вздохнул.  -  Тебе  не  следовало
этого делать. Твои няньки сдерут с тебя кожу заживо.
   Джания надменно тряхнула головой, так же как это делал Хирел.
   - Нет, не сдерут. Еще до того как мне стало известно, что ты идешь, я
попросила брата разрешить мне поговорить с тобой. Он проявил мудрость  и
разрешил. - Ее глаза заблестели. - Иногда бывает выгодно напомнить  ему,
что если бы я родилась мужчиной, то не быть бы ему Высоким принцем.
   Сареван  глупо  моргал.  Он  уже  познакомился  с  ее  характером   и
восхищался им, несмотря на то, что их разделяла решетка. Но тогда он  не
знал, кто она такая. Неожиданно он рассмеялся.
   - Знал бы мой отец! - Теперь настала ее  очередь  удивленно  молчать,
ожидая разъяснений. - Тебя могли  бы  отдать  за  меня.  Отец  собирался
попросить у императора Асаниана руку одной из его дочерей для меня.
   - У моего отца целый легион дочерей, - сказала она. - Но только  одна
рождена для золота. - Ты думаешь, что достоин меня?
   Это  был  поистине  королевский  поединок.  Сареван   растянулся   на
подушках, снова превратившись в  Саревана  Ис'келио-на  с  его  упрямыми
черными глазами и ослепительной улыбкой. - Твой брат признал меня равным
себе. - А, - протянула Джания, -  мой  брат.  Огонь  всегда  кружил  ему
голову.
   - Как, принцесса! Ты не находишь меня обворожительным?  -  Я  нахожу,
что у тебя избыток самомнения. Заметив его негодование, она рассмеялась,
склонилась над ним, перегнувшись через тело Юлана, яркая и  бесстрашная,
и провела пальчиком по его бороде. Когда его лицо  зажило,  он  сохранил
ее, назло всем чисто выбритым придворным. Сегодня утром Зха'дан  украсил
ее золотыми нитями, потратив на это больше часа.
   - Ты прекрасен, - сказала она. - Правда? Неужто поэты  изменили  свои
правила? - К черту правила.
   Она была немного опрометчива, произнося это. Она вела себя  вызывающе
и попирала все законы. Сареван рассмеялся.
   - Осторожней, принцесса. А не то я безумно влюблюсь в тебя.
   - Я должна этого бояться?
   Прекрасные, смелые слова,  однако  они  не  значили  для  них  ничего
конкретного. Казалось, Джания  была  не  в  силах  совладать  со  своими
пальцами, которые вплетались в косички его бороды. Ни одна женщина, даже
его мать, никогда так не касалась его. Так жадно, так уверенно.
   - Золото - лучший цвет для его глаз, - сказал Сареван мечтательно.
   - Нет, черный, - возразила она.
   Они оба засмеялись. Ее грудь была полной, мягкой  и  соблазнительной.
Ее губы были медом и пламеНем. Обруч  жреца  легко  разрушал  эти  чары.
Опасность не грозила Саревану. Он испытывал лишь восхищение.  Его  разум
помнил о том, что можно, а чего  нельзя,  и  его  тело  было  более  чем
благодарно, узнав об этом.
   Золотые волосы Джании рассыпались и накрыли их обоих, словно  плащом,
она не убирала их. Она превратилась в пламенную расплавленную бронзу.
   Под взглядом ее ясных глаз Сареван встал на колени и обнял ее  обеими
руками за талию. Смеясь, он вырвал у нее поцелуй. И еще один. И еще.
   Он и сам не понял, что заставило его остановиться. Возможно,  рычание
Юлана. Или странная тишина.  Все  еще  стоя  на  коленях,  закутанный  в
золото, Сареван обернулся.
   Больше он никогда не смог бы перепутать Джанию с ее братом. Они  были
очень похожи, но их разделял целый мир. Мир женщин и мир мужчин.
   Среди мыслей, кружившихся в его голове, выделилась одна - о том,  что
видел Хирел со стороны. Его  сестра,  обнимающая  мужчину,  стоящего  на
коленях. Ее платье, его кафтан и штаны сохраняли вполне  благопристойный
вид. Однако ее покрывало было сброшено, волосы перепутались, а  огненная
грива Саревана, казалось, позабыла о косичке. Несомненно, они  выглядели
так, словно намеревались пойти дальше. И разве  это  не  соответствовало
истине?
   Сареван встал. Джания не пыталась удержать его. Ее голос был спокоен.
- Добрый день, младший брат.
   Хирел наклонил голову. Его лицо ничего не выражало. - Старшая сестра.
Высокий принц.
   Сареван  почувствовал  себя  слабым  и  одиноким.  Вино,  опрометчиво
выпитое им, тяжело давило на желудок.  Тусклый  огонь  зарделся  на  его
скулах.
   Хирел был одет для визита  в  гарем:  восемь  платьев  из  легчайшего
полотна,  перехваченные   золотым   поясом.   Он   выглядел   спокойным,
царственным и невозмутимым. Его занятия даже не  повредили  позолоты  на
веках. Он сказал:
   - Ты, конечно, простишь меня, принц. Мне передали, что ты меня ищешь.
Я буду ждать тебя в моих покоях. - Нет, подожди, - сказал Сареван. - Это
не... У него ушло  слишком  много  времени  на  то,  чтобы  собраться  с
мыслями. Хирел ушел. Сареван проводил его пылающим взглядом.
   - Проклятие, - сказал он. - Проклятие.  -  И  еще  раз  проклятие,  -
добавила Джания. В ее голосе звучал все тот же смех. - Мой евнух лишится
за это клочка кожи.
   Сареван уставился на нее, едва слыша ее слова. - Ты предназначена для
того, чтобы стать императрицей. - Что, мой евнух?
   Он не обратил  внимания  на  ее  безрассудство.  -  Знаешь,  тебе  не
следовало затевать все это