и  о  покоях,
где на красавчика-чужеземца можно было бы взглянуть через скрытые  окна.
Однако он не посмел бросить ответный взгляд. Даже если бы ему вздумалось
подвергнуть риску свои глаза, пожелавшие видеть  королевскую  жену,  его
сладкоголосые собеседницы запретили бы ему это. То,  что  он  слышал  их
голоса, уже являлось грехом.
   Их сородичи были очарованы им. Он вызывал у них  восторженный  страх.
Они считали его великаном; они недоверчиво таращили глаза при виде столь
темной кожи, столь ярких волос и столь белых  зубов;  они  называли  его
Солнечным  лордом,  Рожденным  в  бурю  и  Повелителем  барсов.  Сареван
становился тщеславным, как солнечная птица, но он  понимал,  чего  стоит
лесть придворных. Это как золото колдунов.  Пока  заклинания  действуют,
оно ярко блестит. Но пролетит мгновение - и блеск меркнет.
   Аварьян  свидетель,  здесь  было   достаточно   колдунов.   Шарлатаны
попадались повсюду: люди, обладающие маленькой силой, но умеющие пустить
пыль в глаза, творили чудеса, предсказывали судьбы и  искали  потерянные
драгоценности для простачков придворных. Но они представляли собой  лишь
малую ветвь. Пока они убеждали скептиков Асаниана, что  людей,  подобных
им, не стоит опасаться, истинные маги совершали свои тайные деяния.  Это
были неопределенного вида личности, которых  редко  замечали,  хотя  они
всегда оставались на виду, облаченные в серые либо фиолетовые  одежды  и
нередко сопровождаемые зверем или птицей. Сареван и представить себе  не
мог, что некоторые из них пользуются благосклонным вниманием императора.
Они не признавались, а Зиад-Илариос не выставлял это напоказ. В основном
же он относился к Саревану весьма благосклонно. Когда Сареван  появлялся
на совете и на заседании суда, император не говорил  ни  единого  слова,
хотя глаза его блестели,  а  губы  сжимались  от  возмущения.  Император
отказывался видеть, что Сареван сует нос во все дела, и  не  ограничивал
его. Впрочем, в нужные моменты принц проявлял благоразумие.  Он  никогда
не делал попыток вмешаться в разговор, хотя слушал жадно,  и  часто  его
глаза сверкали, а челюсти напрягались, словно ему стоило большого  труда
сдержаться и не остановить поток чужой речи.
   Его называли  любимцем  императора.  Некоторые,  живущие  в  сельской
местности, где у людей языки подлиннее, назвали бы это иначе. Достаточно
вспомнить, кто его мать и кем она была  для  императора.  Возможно,  они
сочли бы своего повелителя околдованным.

***

   Но кое-кто ничего не говорил и никоим образом не показывал,  что  для
него  значит  возвращение  Высокого  принца  Асаниана  и  присутствие  в
Кундри'дж-Асане Высокого принца Керувариона. С Первого Дня Осени  Аранос
ни  разу  не  появился  при  дворе.  Это  воспринималось  как   обычное,
свойственное ему поведение. Он прославился своими странностями. Его  имя
произносилось чаще всего шепотом.
   Это был очень умный  поступок.  Если  придворные  Асаниана  и  любили
кого-то, то этим человеком был  их  блистательный  и  надменный  Высокий
принц. Араноса они боялись.
   - Ему даже  делать  ничего  не  надо,  -  сказал  Зха'дан.  -  Просто
спрятаться в своих покоях и не выходить. А люди пусть говорят.
   - Повадки змеи, - сказал Сареван.  Он  улыбнулся  стражнику,  который
стоял у дверей, ведущих в покои Араноса. Это  была  одна  из  его  самых
очаровательных улыбок. - Я хочу говорить с твоим господином, - сказал он
на асанианском языке.
   К его удивлению, воин уважительно склонился перед ним и  отступил  от
дверей.
   Маг ждал его. Сареван чрезвычайно обрадовался, увидев, что этот маг -
светлый. Чародей был весьма любезен. Он поклонился и провел  Саревана  в
черные с серебром комнаты.
   Аранос  не  счел  нужным  заставлять  Саревана  ждать,  хотя  мог  бы
рассматривать чужеземца как нежеланного гостя. Возможно, это было своего
рода оскорбление. Аранос находился в купальне.  Он  лежал  на  ковре  из
соболиных шкур, и один из рабов втирал в  его  кожу  благовонное  масло.
Другой раб  расчесывал  его  волосы.  Они  были  распущены  и  по  длине
превосходили его тело.
   Он, безусловно, являлся превосходной миниатюрой мужчины. Впрочем,  на
этот счет ходили разные слухи.  Насколько  всем  было  известно,  он  не
породил ни одного ребенка, а для асанианского принца несколькими  годами
старше Саревана это было форменным скандалом.
   Взглянув на него, Сареван все понял. Веки Араноса  опустились,  снова
поднялись. Он почти улыбался. - Да, это действительно так, - сказал  он.
Сареван посмотрел на рабов. Улыбка Араноса стала шире. - Они глухонемые,
- сказал он. - Самые полезные и самые неболтливые.
   - Но почему асанианский принц решил... - Ради силы.
   Сареван присел на край мехового покрывала и нахмурился. - Я слышал об
этом, но никогда не считал это правдой. Может быть, моя сила  -  другого
рода. Аранос был всерьез изумлен.
   - Воздержание тебе не помогает, но ты миришься с ним? - Ради клятвы и
ради таинства. И ради моего бога. - А.  -  Важная  асанианская  гласная,
красноречивая и многозначная. - И все-таки ты понял меня.
   - Неужели никто из твоего гарема никому ни слова не сказал?
   - Это ведь женщины, - сказал Аранос, не стараясь скрыть презрение.  -
Каждая из них верит, что я удостаиваю своими милостями другую. Некоторые
даже лживо утверждают это, чтобы извлечь для себя наибольшую  выгоду.  Я
потворствую  им.  Это  служит  мне  на  пользу:  успокаивает  моих   так
называемых наложниц.
   - А тебя?  Выиграл  ли  ты  что-нибудь?  Аранос  едва  заметно  пожал
плечами:
   - Я пока еще ученик. Мне сказали, что полная  сила  придет  вместе  с
полным знанием. - Ты не рожден в магии.
   На мгновение из-под  холодной  маски  показалось  человеческое  лицо.
Принц снова спрятал его.
   - Да.  Я  должен  учиться  летать  при  помощи  крыльев  из  воска  и
проволоки, в  то  время  как  ты  с  самого  рождения  наделен  орлиными
крыльями.
   Сареван  подавил  дрожь.  В  тот  момент,  когда  обнажились  чувства
Араноса, он разглядел отчаяние, ненависть и жгучую зависть.  И  все  же,
несмотря ни на что, он чувствовал сострадание.  Даже  сняв  маску,  этот
человек оставался асанианцем. Паутины внутри паутин.  Сареван  превратил
свой язык в меч, разрубающий их.
   - Я больше не летаю. Я хожу, как ходят все люди, и не более того.  Но
у  меня  осталось  кое-что  от  прежних  сил:  я  могу  видеть  ловушки,
расставленные у моих ног. Аранос молчал. Сареван стремительно ринулся  в
нападение. - Ты обещал стоять  за  спиной  твоего  брата,  объявить  его
наследником перед лицом вашего отца. Но ты не сделал этого.  Ты  обвинил
олениай в предательстве. А теперь  оказывается,  что  они  верны,  и  не
кому-нибудь, а вашему отцу. Откуда мне знать, что и все  твои  остальные
слова - не ложь? - Мой брат - Высокий принц, каким он и рожден  быть.  -
Надолго ли? Золотые глаза померкли.
   - Настолько, насколько  он  сможет  продержаться.  Саревану  хотелось
схватить его, но он решил не двигаться. - Ты хотел, чтобы мы  отделились
от Халида и его людей. Почему? - Я не могу тебе сказать. - Не можешь или
не хочешь? -И то, и другое. - Я могу вышибить из тебя правду. - Неужели?
   Сареван оценил взглядом расстояния, пути отхода, самого принца и двух
его молчаливых рабов. Он улыбнулся. Аранос улыбнулся в ответ.
   - Прекрасный варвар, должно быть, ты сильно искушаешь моего брата!
   Длинные пальцы Саревана впились в тонкую шею. - Лучше скажи мне,  как
я искушаю тебя. Скажи, каков заговор ты замыслил против нас.
   - Честно  говоря,  -  произнес  Аранос,  нисколько  не  обеспокоенный
железной рукой на своем горле, - я не могу. Да, у меня есть  собственные
планы, я охотно признаю это. Может быть, мой брат и не будет императором
так долго, как ему хотелось бы. Но что касается тебя... Я  часть  этого,
но я ничего не решаю. И я не волен сказать тебе больше...

***

   По спине Саревана прокатилась холодная волна. - Ты лжешь.
   - Клянусь, это правда, как  правда  и  то,  что  я  никогда  не  знал
женщины.
   Сареван посмотрел на него почти с яростью. Это  было  так  ясно,  так
очевидно. И если он лгал... но он не лгал. Этого было достаточно,  чтобы
свести с ума кого угодно. - Но если не ты, тогда кто?  -  Мне  запрещено
говорить тебе. Сареван оскалил зубы.
   - Ты второй принц Золотой империи.  Кто  может  осмелиться  запретить
тебе что-либо? - Мой отец.
   Сареван почти попался в ловушку. Но он знал Зиад-Илариоса.  Испытывал
к нему симпатию и, может быть, даже немного любил. Однако эти чувства не
могли ослепить его. Зиад-Илариос был сильным королем, хорошим человеком,
насколько это позволительно императору Асаниана, и искусным  интриганом.
И все-таки...
   - На него это не похоже. Как и на моего отца. Никто из них не стал бы
организовывать то, что произошло, в империи  противника.  Одно  время  я
обвинял его даже в потере моей силы. Но недолго. Это  слишком  смахивало
на проделки магов. Слишком... смахивало...
   Сареван застыл, осененный внезапно мелькнувшей мыслью. Глаза  Араноса
были круглыми и ясными, как топазы.
   - Похоже на магию, - пробормотал Сареван. В его душе родилось сладкое
бешенство. Будь он под открытым  небом,  оно  вышло  бы  наружу  в  виде
торжествующего вопля.
   - Ах, маленький человек, - сказал он мягко, - как умно спланировал ты
эту игру. А они знают, твои  собратья?  Они  хоть  знают,  насколько  ты
опасен? - Любой человек опасен. - Не надо играть словами.
   Аранос ничего не ответил. Наконец Сареван улыбнулся и  отпустил  его.
На шее цвета слоновой кости уже начали появляться синяки. Кожа асанианца
была такой нежной, что ни одна женщина не сравнилась бы с ним в этом.
   - Ты опасен. Твой брат опасен. Я... я неистов и поэтому тоже опасен.
   - Ты хитрее, чем думаешь, Солнечный принц. -  Боже  упаси,  -  сказал
Сареван. Он встал и безо всякой иронии  поклонился.  -  Благодарю  тебя,
принц.
   - Может быть, в конце тебе и не захочется меня благодарить.
   Сареван помедлил. Он совершенно не понимал этого принца.  Наконец  он
пожал плечами и сказал: - Будь что будет. Доброго  тебе  дня,  маленький
человек.

***

   Гильдия магов располагалась в нейтральном квартале  города,  в  пятом
круге, между текстильным рынком и главным  храмом  Золотоглазой  Уварры.
Там,  вдоль  узкой  извилистой  улочки,  оканчивавшейся  площадью  перед
храмом, устроились мудрецы  и  предсказатели,  колдуны  и  черные  маги,
чудотворцы и заклинатели. Они разделили силу на свет и  мрак.  Они  дали
имена более могучим силам, которыми оказались пророчество и  врачевание,
управление людьми и демонами, господство на земле и  хождение  по  грани
между мирами, а также воскрешение из мертвых. Они не забыли  и  о  менее
значимых, среди которых  были  мысленная  речь  и  искусство  воспитания
животных, извлечение огня, полеты,  управление  облаками  и  способность
изменять  вещества  при  помощи  одной  лишь  воли.  Они  даже   создали
специальный цех, который превратил  дар  таинственных  богов  в  предмет
изучения.
   Сареван  нашел  гильдию  по  ощущению  пульсирующей  боли  в  глазных
яблоках. Дверь, перед которой он очутился, не была скрыта  от  глаз  или
снабжена табличкой с названием ордена. Это оказалась простая  деревянная
панель за бронзовой калиткой, возле которой дежурил привратник. Взглянув
сквозь решетку, он впустил незнакомца в полном дворянском облачении  Ста
Царств, с шапкой, из-под которой виднелись его яркие длинные  волосы,  а
также дикого кота  и  раскрашенного  зхил'ари,  охранявших  его.  Взгляд
привратника  не  выдал  удивления.   Калитка   и   дверь   распахнулись;
привратник, асанианец неопределенного возраста, поклонился и сказал:
   - Не угодно ли следовать за мной, принц? Дом казался  самым  обычным.
Здесь не было узких извилистых коридоров. Здесь не пахло снадобьями и не
слышалось бормотания заклинаний.  Здесь  не  было  мерцающих  колдовских
барьеров.  Сквозь  открытые  двери  Сареван  видел  мужчин   и   женщин,
склонившихся над  книгами,  или  погруженных  в  беседу,  или  обучающих
новичков.   Почти   все   учителя   оказались   жителями    востока    с
землисто-коричневой  кожей   или   белыми   как   кость   островитянами.
Большинство  учеников  были  асанианцами.  Некоторые  из  них  провожали
Саревана  взглядами  любопытными  и  даже  зачарованными,  но  вовсе  не
удивленными.
   Сареван предполагал, что его ждут. Но он не думал,  что  это  заденет
его за. живое. Они могли хотя бы притвориться, будто поражены  тем,  что
сын Солнцерожденного осмелился показаться среди них.
   Следуя за своим проводником,  Сареван  поднялся  по  лестнице,  затем
прошел по коридору. Одна из дверей была открыта. Комната, в  которую  он
попал, оказалась библиотекой: здесь высились ряды  полок  со  свернутыми
или сложенными свитками, здесь стоял длинный стол, заваленный книгами, и
за ним работал человек. Его возраст невозможно было  определить.  Волосы
побелели,  но  кожа  оставалась  гладкой,  спина  сгорбилась,  но  глаза
блестели, а истончившиеся пальцы, сжимавшие перо,  не  потеряли  силы  и
гибкости. Спутника мага Сареван не обнаружил, да и не ожидал увидеть. Он
склонил свою измученную болью голову. - Мастер, - сказал он.
   И ничего больше. Никакого имени. Маги ордена сообщают свое имя только
как великий дар. Магистр поклонился в ответ.
   - Принц, - сказал он, - прошу прощения, я не  могу  подняться  и  как
подобает приветствовать тебя. Не угодно ли тебе сесть подле меня?
   Привратник ушел. Зха'дан обосновался возле двери, Сареван сел за стол
напротив мастера, а Юлан, примостившийся рядом с ним, положил подбородок
на стол и уставился на магистра  магов  немигающим  взглядом  изумрудных
глаз.
   Все ждали. Сареван не намеревался говорить первым.  Он  посмотрел  на
ближайший к нему свиток. Это был трактат, посвященный темным искусствам.
Его дед, Красный князь, когда-то заставил его прочесть этот  труд.  "Маг
должен знать все возможности своей силы", - сказал тогда князь Орсан.
   "И ее неправильное употребление", - ехидно заметил Сареван.
   "Темные искусства - вовсе не неправильное употребление силы. Они  так
же естественны, как и искусства света. Но  там,  где  свет  лечит,  мрак
разрушает".
   "Я никогда не паду так низко, - заявил тогда Сареван. - В моих  жилах
течет кровь самого Солнца. Тьма - мой кровный враг. Я всегда буду лечить
и никогда не стану разрушать".
   Теперь, вспоминая об этом, он горько улыбнулся. Он чересчур  гордился
собой. И вот теперь он, предатель  Керувариона,  сидит  перед  магистром
гильдии, которая повернулась спиной к его отцу.
   - Дело в том, - сказал старик, - что он  хотел  подчинить  нас  своей
воле. А мы никогда не станем отрицать мрак, мы не откажемся от  практики
его мастерства. Иначе нарушится равновесие мира.
   Сареван заставил себя сидеть спокойно. Магистр мог читать  его  мысли
только по выражению лица, но не более того. Его разум  был  все  так  же
скрыт и неприступен, несмотря на попытки проникнуть в него.
   - Я слышал, - сказал Сареван, - что  вы  хотите  запретить  искусства
света и все повергнуть во мрак.
   - Есть и такие, кто хотел бы сделать это из алчности или обиды. Я  не
из их числа. - И все же вы их терпите.
   - До тех пор пока они мне повинуются, я не буду избавляться от них.
   - Даже если из-за них ваша магия вызывает отвращение? - Что  вызывает
твое  отвращение,  принц?  Отказ  предать  своих  богов  и   поклоняться
Аварьяну? Упорное стремление сохранить собственные  ритуалы  и  молитвы?
Сопротивление законам, которые они считают тираническими?
   - Если тирания запрещает убийство детей, - ответил Сареван, - то  да.
Я знаю, о каких ритуалах ты говоришь.  Жертвоприношение  Перелома  Зимы.
Призывание смерти и кормление богов. Изготовление Глаз Силы.
   Магистр сложил свои длинные прекрасные руки. На его  пальце  сверкало
кольцо с топазом.  Саревана  передернуло.  С  недавнего  времени  он  не
выносил вида топазов. Маг тихо сказал:
   - Мир жесток. И боги тоже. Если они хотят крови, они ее  получают.  И
не нам осуждать их.
   - Мы утверждаем, что кровь им не нужна.  Это  все  людская  скупость,
жестокость и алчность силы.
   - А твой Аварьян разве  чист,  принц?  Разве  он  не  попирал  кровь,
пролитую в его честь? Разве он не подверг даже свою невесту  смертельной
боли?
   - Это людская жестокость, магистр. Людская ненависть и предательство.
   - Тем хуже для тех, кто совершил эти  преступления,  ибо  у  них  нет
бога, который превратил бы кровопролитие в священный акт.
   Сареван откинулся назад, поглаживая бороду. Это было верным признаком
того, что он разгорячен спором и ему невмоготу остановиться.
   - Может быть, мы и ошибаемся. Может быть,  ошибаешься  ты.  Возможно,
равновесие - это другое название мягкотелости. Аварьян  провозгласил  на
весь мир о своем существовании. Никакой другой бог не  сделал  этого.  И
никакой другой бог не сделает. Никто, кроме него.
   - И кроме его сестры, согласно твоей же вере. Она дарует темноту  для
его света, лед для его пламени,  тишину  для  могучего  рева  его  силы.
Другую половинку для него самого.
   -  Таково  асанианское  учение.  Мы  говорим,  что   они   существуют
раздельно. Он заковал ее в цепи, иначе она погрузила  бы  мир  в  вечную
тьму.
   - Или помешала бы ему нарушить равновесие. Солнце  дарует  жизнь,  но
оно и разрушает ее. Избыток света служит причиной человеческой слепоты.
   - Нет, если человек чистосердечен. - А ты чистосердечен, принц?
   - Едва ли. - Улыбка Саревана очень напоминала гримасу. - Если бы  это
было так, я вряд ли находился бы здесь. Я бы  странствовал,  пребывая  в
благословенном неведении, или правил бы в Яноне. Магистр молча ждал.
   Сареван позволил ему насладиться этой победой. - Да, да, я сомневаюсь
в моем боге. Иногда я спрашиваю себя, не сошел ли с ума мой отец.  И,  в
конце концов, не служат ли асанианцы истине - двуликой  Уварре,  стоящей
над всеми богами?
   -  Уж  не  за  ответом  ли  ты  пожаловал  ко  мне?  Сареван  коротко
рассмеялся.
   - Я целый час провел в  храме  Уварры.  Он  очень  похож  на  другие.
Разукрашен драгоценностями,  задымлен  ладаном,  заполнен  жрецами,  для
которых нет другого бога, кроме золота. Божественный образ  заставил  бы
покраснеть даже девок из публичного дома Сувиена. И все же, несмотря  на
все это, когда я поклонился и вознес  молитву  Аварьяну,  меня  поразила
безумная мысль. Мне показалось, что мои слова донеслись до  Уварры.  Это
была светлая Уварра и темный  Ивурьяс  в  одном  лице.  И  темнота  была
прекрасна, магистр. Она взывала ко мне. Она  предлагала  мне  мою  силу,
темную силу, от которой я отказался и которая все  еще  во  мне,  и  мне
нужно только захотеть освободить ее.
   - Нет закона, который запрещал бы богам лгать. - То же самое  ответил
и я, - сказал Сареван. - Но  если  я  могу  чувствовать  ложь,  то  могу
чувствовать и правду. И в храме я чувствовал правду. - Всегда приходится
чем-то расплачиваться. - Конечно. И цена этого -  жизнь  моей  матери  и
сердце моего отца. Я отказался. Это было слишком  легко,  маг.  Чересчур
легко. - Сареван перегнулся через стол. - Выбор  делать  трудно.  Думаю,
мне все же предстоит сделать его.  Я  знаю,  что  ты  к  этому  каким-то
образом причастен. - А откуда ты знаешь это? Сареван нахмурился.  Голова
болела, и он обхватил ее руками.
   - Может быть, мною управляет мой бог: каков  бы  он  ни  был,  но  он
истинный бог. Может быть, я сошел с ума. Мне кажется, что я  избран  для
чего-то. Если только не для смерти в наказание за  предательство.  -  Ты
хочешь получить предсказание? - Я хочу добиться  правды.  Я  отдаю  себе
отчет в том, что сделал, и знаю, почему я это сделал.  Но  это  выглядит
слишком гладко, маг. Слишком просто. Я думаю, мне кто-то помогал, и этот
кто-то не желает выдавать себя. Магистр поднял брови. - Неужели?
   - Конечно, - сказал Сареван, подавляя нетерпение. Тактика  орудования