дверью и дальше идти не смог. Девушки  его  и  не  заметили.  Они  ждали
Мирейна. Ждали скромно, с достоинством своего  положения,  но  глаза  их
сверкали, взгляды были быстрыми и ожидающими. Бог, полубог или  смертный
мужчина, он был молод, хорошо сложен и  вовсе  не  неприятен  для  глаз.
После старого Рабана он должен был показаться восхитительным.
   Мирейн тоже остановился, словно его ударили, но  он  был  слеплен  из
более прочного материала, и ему удалось заставить себя пройти вперед. Он
даже  сумел  изобразить  что-то  вроде  беспечности,  хотя   спина   его
напряглась. Он повернулся вокруг, рассматривая потупленные лица. У одной
из девушек был замечательный каскад кудрей. У другой  -  глаза  лани,  и
взгляд их таял на нем. А одна девушка, хрупкая, как  цветок,  была  даже
меньше самого Мирейна. В ней текла асанианская кровь:  об  этом  говорил
золотисто-медовый цвет  кожи  с  намеком  на  розовый  румянец,  который
сгустился под его взглядом. Она робко улыбнулась.  Должно  быть,  Мирейн
улыбнулся ей в ответ, потому что лицо ее засветилось словно лампа. Затем
легко, с королевской благосклонностью, Мирейн отдал себя в их руки.
   Когда его отмыли дочиста, то не стали одевать. Никакой одежды тут  не
было.  Девушки  побрили  короля,  причесали  его  своевольные  волосы  и
пригладили их, насколько  сумели;  они  умастили  его  нежными  маслами,
касаясь лба,  губ,  груди,  рук,  детородных  органов,  ног.  Затем  они
поклонились одна за другой, от самой низкородной до самой  высокородной,
причем самой высокородной оказалась золотая принцесса, и она  поцеловала
его ожерелье и золотую ладонь.
   Трон Я нона больше не стоял в зале. Ночью  сильные  мужчины  пронесли
его через анфиладу дворов во Двор Ворот и поставили там перед народом на
высоком возвышении. Копейщики в алом держали свободным длинный проход от
ворот к трону, лорды и  князья  стояли,  окруженные  рыцарями  короля  в
полном вооружении.
   Между королевской ванной и внешним двором  находились  только  пустые
залы. Мирейн должен был пройти их  обнаженным  и  один,  покинутый  даже
своим оруженосцем, у  которого  едва  хватило  времени  выскочить  через
боковой ход и через толпу пробраться к приготовленному  для  него  месту
рядом с троном.
   Эти долгие минуты ожидания  под  Аварьяном  показались  бесконечными.
Дыхание   Вадина   успокоилось,   его   охватило   что-то   похожее   на
умиротворение, и он попытался не думать о  ножах  убийц  и  засадах,  об
одиноком,   невооруженном   и   неодетом   еще-не-совсем-ко-роле.   Шум,
создаваемый собравшимися людьми, начал медленно стихать.  Все  глаза,  и
его собственные тоже, устремились к открытым пустым воротам.
   Зазвонил  колокол,  дальний  и  сладостный.  Многие  взглянули  в  ту
сторону, откуда доносился его звук. Когда они перевели  взгляд  обратно,
кто-то уже стоял под аркой воротна таком расстоянии вырисовывалась всего
лишь тень, силуэт мужчины с широкими плечами и узкими  бедрами.  Вот  он
шагнул вперед, стал Мирейном. Никто другой не обладал походкой  пантеры,
ни у кого не было таких прямых плеч  и  такого  поворота  головы.  Никто
другой не мог так перекраивать мир по своей мерке. Он  шел  между  ними,
как высокий янонец, взрослый мужчина, мудрый не по годам - никакие  годы
не могут этого дать - и по-королевски гордый; и в то же  время  это  был
юноша, почти мальчик, одинокий и испуганный, без единого лоскута,  чтобы
прикрыть наготу. В безжалостном свете они видели все:  длинный  шрам  со
следами швов на боку, там,  где  его  когда-то  пропорол  клыками  дикий
кабан, чуть не убив его; тонкие серые отметины  от  меча  и  втянувшаяся
внутрь кожа там, где во время битвы в него  попала  стрела;  болезненные
новые мозоли на ягодицах и бедрах - память о безумной скачке в  Умиджан.
Они видели, что он смертей и несовершенен, ростом меньше любого из них и
не слишком красив лицом; но он был мужчиной,  здоровым  и  сильным,  без
изъянов или недостатков, а те, что были,  только  подчеркивали,  что  он
мужчина и воин. Не какая-нибудь переодетая женщина,  не  евнух,  живущий
ложью, не ленивый трус, претендующий на трон воинственных королей.
   Шагая медленно, с застывшим суровым лицом, устремив взгляд  на  трон,
он приближался к помосту.  Круг  рыцарей  сомкнулся.  Перед  ним  стояла
старшая жрица Аварьяна в Яноне, старая, но еще энергичная, одетая во все
солнечно-золотое. Когда Мирейн приблизился, она широко распахнула  руки,
преграждая ему путь. Он остановился, и она заговорила высоким старческим
голосом, который все еще был силен и звучен: - Кто приближается к  трону
Янона? Мирейн на миг задержал  ответ,  словно  не  доверяя  собственному
голосу. Но когда он раздался, то звучал четко,  спокойно,  благословенно
глубоко - голос мужчины, которому неведомы сомнения. - Я, - сказал он. -
Король Я нона. - Король, говоришь? По какому праву? - По праву  мертвого
короля, да упокоит бог его душу, который избрал меня своим преемником, и
по праву моей матери, его  дочери,  которая  когда-то  была  наследницей
трона Янона. Во имя бога, почтенная  жрица,  и  во  имя  Аварьяна,  отца
моего, дай мне пройти.
   - Я бы так и сделала, - сказала она,  -  но  эта  власть  принадлежит
лордам и народу Янона. Это они должны позволить тебе  пройти,  а  не  я.
Мирейн поднял руки, медленно поворачиваясь.  -  Мои  лорды!  Мой  народ!
Хотите ли вы, чтобы я был вашим королем?
   Они позволили ему сделать полный круг,  и  когда  он  снова  оказался
лицом к трону, высокородные преклонили колени. Позади и вокруг него люди
издали единый крик:
   - Да!
   Жрица  низко  поклонилась  и  отошла  в  сторону.  Круг  разомкнулся,
пропуская небольшую группу оруженосцев. Вадин шел во главе них, стараясь
делать это с достоинством и надеясь на  снисхождение.  Почти  невозможно
было догадаться, что он дрожит, когда преклонял колени и подавал  сигнал
остальным. Мирейн стоял на удивление спокойно, позволяя  наряжать  себя,
словно статую бога. Килт из белой кожи, выделанной до мягкости  бархата,
и  широкий  золотой  пояс  с  янтарными  украшениями,  большой   золотой
нагрудник,  браслеты  для  запястий  и  предплечий,  серьги  -  все   из
солнечного металла; и нитки золотых бус, вплетенные в путаницу его  кос,
- это было обязанностью Вадина, который ругался про себя и в кои-то веки
возблагодарил бога, что  у  Мирейна  нет  бороды,  с  которой  ему  тоже
пришлось бы сражаться. Как раз в тот момент, когда он закрепил последнюю
непокорную косу, остальные возложили на плечи Мирейна  королевский  плащ
из выкрашенной в алый цвет кожи, подбитой бесценным белым мехом,  каждая
ворсинка которого отливала золотом.
   Напоследок Вадин обул Мирейна в белые сандалии, ремешки которых  были
окаймлены золотом. Он поднял глаза на Мирейна, все  еще  стоя  на  одном
колене, и встретил ответный взгляд. Взгляд теплый, почти  смеющийся,  но
вместе с тем слегка отчужденный, будто бог ждал момента, чтобы заполнить
его. Не раздумывая, Вадин схватил ближайшую к его лицу руку и  поцеловал
полыхающую ладонь. Церемониалом это не предусматривалось, но то, что  он
произнес, соответствовало ритуалу:
   - Повелитель и король, трон ждет вас.  Будет  ли  вам  угодно  занять
его?
   Теперь путь к трону был свободен.  Глаза  Мирейна  поднялись,  и  бог
вошел в  них,  сделав  принца  по-настоящему  величественным.  Медленно,
сквозь все возрастающий шум, он  поднялся  на  возвышение  и  повернулся
лицом к своим  подданным.  Народ  неистовствовал,  выкрикивая  его  имя,
провозглашая его господином, королем, Солнцерожденным, зачатым богом. Он
снова воздел вверх руки. Рев толпы стих. Люди желали,, чтобы он поскорее
занял свой трон.
   В почти полной тишине хрипло пропел рог. По камню застучали копыта. В
открытые ворота ворвались верховые. Люди разбегались перед  ними,  крича
от гнева и боли. Сенели,  тренированные  для  битвы,  атаковали  рогами,
зубами и заточенными копытами; всадники прокладывали себе дорогу, ударяя
плашмя мечами.
   Крики превратились в вопли. Между  всадниками  промчалась  колесница,
военная колесница-косилка, а в ней - сверкающая фигура  воина  в  полном
вооружении.
   Колесничий остановил покрытых пеной сенелей  у  подножия  возвышения.
Даже рыцари Янона не посмели выступить  против  смертельных  лезвий.  Он
глухо и раскатисто засмеялся над ними внутри шлема.
   - Трусы и дети! Воистину вы получили короля,  которого  заслуживаете.
Вот он стоит, радуясь  своей  власти,  убийца  короля.  Ведь  Рабан  был
отравлен, не так  ли,  твое  величество?  И  сразу  же,  как  только  ты
отделался от своего единственного соперника.
   По  толпе  шепотом  пробежало  имя,  которое  люди   запрещали   себе
произносить. Моранден. Моранден. - Моранден!
   Голос Мирейна хлестнул их, заставив смолкнуть. - Это не он!
   К человеку в латах он обратился спокойнее, но все еще с нотой приказа
в голосе:
   - Сними шлем.
   Тот довольно охотно повиновался. Это  был  крупный  молодой  мужчина,
судя  по  акценту,  житель  Окраин.  Он  смотрел  на  Мирейна  с  хорошо
разыгранным презрением.
   - У меня для тебя весточка, мальчик. Мирейн ждал. Воин скривился,  но
не смог выдержать его взгляд.
   - Я пришел к тебе от истинного короля  Янона,  который,  хотя  и  был
несправедливо изгнан, тем не менее покоряется воле того,  кто  ушел.  Он
повелел мне сказать тебе: "Не  весь  Янон  уведен  твоим  колдовством  с
праведного пути. Те, кто знает правду, придут  ко  мне;  на  самом  деле
многие уже пришли и  склонились  предо  мной.  Признайся  в  своей  лжи,
бастард жрицы, и сдавайся, пока еще можешь надеяться на милость".
   - Если мой дядя принимает свое вечное изгнание, - сказал  Мирейн  без
намека на гнев, - каким образом он надеется занять трон  Янона?  Как  он
только смеет его требовать?
   - Он истинный король. Когда весь Янон позовет его, он вернется.
   - А если весь Янон этого не сделает? - Королевство ослеплено  скорбью
по  старому  королю,  которого  ты,  в  свою  очередь,   ослепил   своим
колдовством. Южанин, колдовской отпрыск, не  все  попали  в  твои  сети.
Когда люди дадут себе время задуматься, где ты будешь тогда?
   - На троне, который мой  дед  оставил  мне.  Мирейн  сел  на  трон  с
достоинством,  но  без  церемоний.  Взгляд  его  не  отрывался  от  лица
посланника.
   - Мой дядя говорил и делал  много  того,  что  можно  счесть  знаками
вражды, было и то, что можно было бы назвать государственной изменой. По
мнению моего предшественника, он более чем заслуживал  изгнания.  И  все
же, - произнес он, сидя прямо и не возвышая голоса,  хотя  тот  достигал
самых дальних уголков  двора,  -  я  готов  вернуть  его.  Губы  мужчины
искривились. - Какой ценой?
   -  Вот  такой,  -  сказал  Мирейн.  -  Пусть  он  явится  с  истинным
раскаянием; пусть просит прощения у всего Янона за то, что  сделано  его
именем, и пусть поклянется в верности мне как своему господину и королю.
Посланец расхохотался.
   - Может, ему приползти к твоим ногам,  о  недостойный  стоять  в  его
тени? - Он сплюнул в пыль. - Ты не король ему и нам.
   Когда эхо его слов замерло, толпа возроптала.  Звук  был  тихим,  еле
различимым, однако от него кровь стыла в  жилах.  Никто  по-прежнему  не
осмеливался приблизиться  к  косилке,  но  давление  на  верховых  стало
плотнее, не давая двигаться сенелям.
   Мирейн поднял руку. Посланец инстинктивно отпрянул, натягивая  вожжи.
Колесница чуть подалась назад и резко затормозила. Плотная людская стена
преграждала ей путь к бегству. Кобылы  посланца  задрожали  и  покрылись
потом, закатывая глаза. Мирейн тихо произнес:  -  Передай  это  послание
моему дяде. - Он уничтожит тебя.
   - Скажи ему. - Мирейн  немного  повысил  голос,  обращаясь  теперь  к
своему народу: - По моей воле эти люди проникли сюда невредимыми,  иначе
Башни Рассвета не пропустили бы их.  Теперь  отпустите  их,  как  они  и
пришли, невредимыми.
   Ропот перешел в рокот. В воздухе  ощутимо,  витал  гнев,  сбиваясь  в
грозовые тучи. Один из  сенелей  заржал  и  встал  на  дыбы.  Сотня  рук
потянула его вниз, прежде чем седок смог вытащить меч из ножен.
   - Отпустите их.
   Мирейн не вставал  и  не  кричал,  однако  его  все  услышали.  Рокот
захлебнулся. Бесконечный миг судьба посланцев висела на ниточке.
   Мирейн  опустил  руки  и  откинулся  на  спинку  трона.  Медленно,  с
нежеланием, столь же  ощутимым,  как  и  нанесенное  оскорбление,  толпа
освободила своих  пленников.  Вторгшиеся  так  же  медленно  попятились.
Посланец повернул  свою  колесницу,  успокаивая  перепуганных  кобыл.  С
внезапным криком он хлестнул их  и  послал  вперед.  Его  сопровождающие
ринулись следом за ним.
   Даже за воротами было слышно, как все глотки взревели хвалу  сидящему
на троне королю.

Глава 17

   Мирейн с радостью пировал бы до рассвета. Его лорды  и  народ  так  и
намеревались сделать, но с закатом Имин подала сигнал, о  котором  Вадин
был предупрежден заранее.
   Хотя Мирейн выпил значительно больше, чем съел, он  был  не  пьян,  а
весел и радостен и не скупился одаривать своей радостью  других.  Бросив
плащ на спинку высокого кресла, он облокотился на  стол  и  наблюдал  за
кольцом танцовщиц,  находчиво  отвечая  на  опасно-остроумные  замечания
какого-то  лорда,  сидевшего  около  помоста.  Когда   Вадин   попытался
дотронуться до его плеча, Мирейн резко отмахнулся и осушил бокал.  Затем
он со смехом обернулся к  Вадину,  и  этой  простой  близости  оказалось
достаточно, чтобы Вадин почувствовал, как ослабели его колени.
   - Мой господин, - произнес Вадин, заикаясь от волнения,  хотя  он  не
заикался с того времени,  как  стал  говорить.  -  Ваше  величество,  вы
должны...
   Блеск в глазах Мирейна не померк, но взгляд стал  сосредоточенным,  в
нем  промелькнуло  беспокойство.  -  Что-нибудь  случилось,  Вадин?  Тот
рассмеялся, слегка дрожа: - О боже, нет! Но уже пора,  мой  господин.  -
Пора? - Мирейн нахмурился. - Разве я ребенок, которого укладывают  спать
с заходом солнца?
   Наконец к Вадину вернулось самообладание, и он ухмыльнулся.
   - Конечно, нет, мой повелитель. Ты - король,  и  надо  завершить  еще
одно дело, чтобы скрепить его печатью, и лучше всего  покончить  с  этим
побыстрее, пока никто ничего не понял. Ну же, оставь  здесь  свой  плащ,
пусть все думают, что ты просто вышел по нужде.
   Вадину показалось, что  Мирейн  будет  сопротивляться.  Но,  конечно,
король знал, что ему следовало делать. Он был Сыном Солнца и  знал  все,
только поступал так, будто знание это ему неведомо. Возможно, это так  и
есть?..
   Мирейн ушел, но не сразу. Может быть, он  применил  магию:  никто  не
проявил интереса к тому, что он  уходит.  Вадин  повел  его  к  потайной
двери, за которой находились покои, теперь принадлежавшие Мирейну. Здесь
уже появились кое-какие его вещи, но в этих комнатах еще все  напоминало
о предшественнике Мирейна, короле Рабане.
   Однако Вадин привел сюда Мирейна  не  для  того,  чтобы  скорбеть  об
умершем. Он направился к спальне, открыл дверь и отступил:
   - Мой господин...
   Даже если Мирейн и начал понимать, в  чем  дело,  он  был  достаточно
пьян, чтобы действовать без колебаний.  Он  вошел  в  огромную  комнату,
аскетизм которой был смягчен светом ламп и  благоуханием  цветов.  Здесь
его ждали. Всего их было девять, как сосчитал Вадин,  глядя  от  дверей.
Десять вместе с Имин.
   Десять женщин сидели или стояли,  ожидая,  в  блеске  драгоценностей.
Нескольких из них Вадин уже видел в королевской купальне, только  теперь
на них были украшения, соответствующие их  положению.  Вадин  узнал  еще
нескольких - он видел их в замке.  Среди  них  была  и  одна  девушка  в
ошейнике рабыни, но глаза у нее были красивые и смелые, и сама она  была
одна из самых красивых, дочь бархатной ночи.
   Мирейн остановился как вкопанный под их взглядами - почти так  же  он
стоял в воротах перед ритуалом посвящения в  короли.  Вадин  слышал  его
тяжелое дыхание и видел,  как  напряглась  его  спина.  Имин  улыбнулась
Мирейну.
   - Да, мой повелитель. Остается  еще  одно,  последнее  испытание  при
посвящении в короли. Как священной певице  мне  дана  власть  освободить
тебя от твоего  обета.  Как  королевской  певице  мне  поручено  принять
свидетельство совершенного от той дамы, которую ты выберешь. Или от дам,
- добавила она с легкой язвительностью. Голос Мирейна прозвучал глухо:
   - Я не желаю принимать участия в  этом  ритуале.  -  Ты  должен,  мой
господин. Таково предписание. Янон знает, что ты  мужчина  и  не  имеешь
изъянов, которые могли бы ослабить страну.  Сейчас  ты  должен  доказать
свою силу. Было время, когда ты мог совершать это в полях под звездами и
любой желающий мог быть свидетелем происходящего. И ты сохранил бы часть
своего семени для самой земли. - А теперь?
   - Теперь ты лишь должен удовлетворить свою избранницу, которая убедит
меня, что ты достоин, а я засвидетельствую это перед твоим народом. -  А
если я... не смогу?
   - Сможешь, - уверенно  сказала  она,  затем  вышла  вперед  и,  низко
поклонившись, протянула к Мирейну руки.  -  С  твоего  позволения,  твое
ожерелье, мой повелитель. Его рука потянулась к шее. - Я не...
   Он остановился, снял все украшения и швырнул к ее ногам. Но одежда  и
ожерелье  по-прежнему  были  на  нем.  Наконец  он  с  видимой  неохотой
расстегнул ожерелье и поднял его  на  раскрытых  ладонях.  При  этом  он
произносил слова на неведомом Вадину языке. Они звучали тихо  и  быстро,
почти сердито.
   Имин  подняла  руки  и  ответила  столь  же  высокопарно.  С  должным
почтением она взяла ожерелье, поцеловала его, поклонилась  ему  и  снова
вернула ожерелье хозяину.
   "Так просто?" - удивился Вадин. Но это лишь казалось простым.  Мирейн
глубоко вздохнул, его поза выражала некоторое сожаление и великий страх,
но также и огромное облегчение; впрочем, он бы, наверное,  скорее  умер,
чем признался в своих ощущениях. Когда он  заговорил  снова,  голос  его
звучал как обычно.
   - Почему мне предоставлен такой большой выбор? Девять  необыкновенных
красавиц - как я смогу выбрать?
   -  Король  всегда  должен  выбирать,  -  проговорила  Имин,  и  в  ее
мелодичном голосе зазвучал металл.
   Мирейн медлил, это было очевидно. Нервный, как дева, он, возможно,  и
чувствовал себя так же. Теперь,  после  столь  долгого  воздержания,  он
должен был доказать, что он  мужчина,  но  последствия  его  неопытности
могли быть горьки. Вадин отчаянно желал  сделать  хоть  что-нибудь.  Что
угодно. Но ему даже не полагалось находиться в этих покоях.  Он  закусил
губу, сжал кулаки и заставил себя не вмешиваться. В конце концов, Мирейн
это Мирейн. А Янон нуждался в сильном короле. Внезапно Мирейн взял  себя
в руки и засмеялся. - Тогда я начну выбирать, и пусть бог направляет мою
руку.
   Он совершил медленный обход, останавливаясь  перед  каждой  женщиной,
беря ее руку и говоря слово-другое. Дольше  всего  он  задержался  около
златовласой принцессы, которую уже видел в ванной комнате, у нее он даже
поцеловал руку, и она смотрела на него с любовью. Но слово,  которое  бы
скрепило его выбор, произнесено не было.  Мирейн  отошел  назад,  и  все
ждали, тяжело дыша.
   Он повернулся к Имин и протянул  руку.  -  Подойди,  -  произнес  он.
Наступила оглушительная тишина. Даже она не ожидала  этого.  Определенно
он насмехался над ней, мстя за тяжкое испытание,  которое  она  навязала
ему.
   Она сказала вслух то, о чем все подумали:
   - Я вдвое старше тебя.
   - И на голову выше, - охотно согласился Мирейн. - И не юная  дева,  и
моя избранница. Разрешено, чтобы я  выбрал  кого  пожелаю.  -  Он  опять
протянул руку. - Подойди, певица!
   Если ей и хотелось протестовать, то она не  подала  вида.  Холодно  и
спокойно она отпустила женщин, которые были отобраны с такой заботой,  и
поручила Вадину позаботиться о них. Последнее, что он  увидел,  закрывая
дверь спальни, было то, как они смотрели др