вно чужаку.  -  Я
по крайней мере не собираюсь мокнуть под дождем.  Желаю  приятного  дня,
госпожа.
   Это обращение прозвучало как пощечина. Элиан смотрела ему вслед, не в
состоянии двигаться, не в  силах  говорить,  не  пытаясь  спрятаться  от
первых капель ледяного дождя.
   Она забилась в какой-то уединенный темный уголок  и  скрючилась  там,
дрожа от озноба. Сильнее и глубже ярости, ненависти или даже ужаса  была
гордость, которая и порождала все остальные чувства. Промокнув до нитки,
но не изменив себе, Элиан наконец вернулась в комнату Мирейна.
   Он сидел там, как она того и ожидала,  совершенно  один,  что  крайне
удивило ее. Она хотела бы спрятаться среди шумной большой  компании,  но
эта одинокая фигура в длинном белом одеянии, подбитом  мехом,  застывшая
возле  жаровни  с  книгой  на   коленях,   заставила   ее   замереть   в
нерешительности.
   Глаза его смотрели вниз, хотя книга была закрыта, л ее свитки связаны
золотыми шнурами. Он так  глубоко  задумался,  что  не  услышал  прихода
Элиан. Она замялась на пороге, готовая убежать,  и  капли  с  ее  одежды
падали на ковер. Мирейн выглядел так же, как Кутхан.  Чертовски  похоже.
Но дождь смыл остатки гнева с ее души, оставив только  его  отголоски  и
пустоту.
   Что-то отвлекло его, наверное, клацанье ее зубов. Внезапный блеск его
глаз чуть не свалил Элиан с ног. Обжигающе горячими руками Мирейн втащил
ее в комнату, усадил возле жаровни и снял с нее мокрую  одежду.  Обернув
Элиан собственной мантией и застегнув ее высоко под подбородком, он взял
ледяные ладони девушки в свои и принялся растирать их до тех  пор,  пока
она не почувствовала, что они болезненно горят.
   Она  хотела  отстраниться.  Он  был  королем,  и  не   пристало   ему
прислуживать своему вассалу.
   Мирейн нежно удержал ее на  стуле,  вытирая  намокшие  и  спутавшиеся
волосы своим полотенцем. Она стерпела это, как  стерпела  горькие  слова
Кутхана, с внутренним сопротивлением, показной беспомощностью.
   Когда Элиан высохла и почти согрелась, Мирейн потянулся  за  гребнем,
который принес вместе с чистой одеждой. Она схватила его за руку.  В  ее
пальцах почти не было силы, но он замер.
   - Скажи это, - процедила она сквозь зубы, - скажи мне все. - Все  уже
сказано.
   Он освободил руку и начал расчесывать спутанные волосы Элиан  намного
терпеливее и осторожнее, чем свои собственные.
   - Конечно, - сказал он, - это меньшее из того, что есть.
   Его ладонь задержалась на ее щеке, теплая, но не обжигающая. И тем не
менее это была правая рука, которая зажгла пламя бога, ослепившее убийцу
его матери. Элиан проглотила ком, стоявший в горле. - Кутхан сказал  мне
правду. Настоящую отвратительную правду. Но я не могу... не могу...
   Мирейн стоял сзади, и она не видела его лица. Он тихо сказал:
   - Элиан, сестра моя. Только слабый отказывается плакать.
   - Я не буду! - выкрикнула она, вскакивая на ноги и глядя ему в  лицо.
- У тебя есть обязанности. У нас  обоих  они  есть.  А  на  тебе  только
набедренная повязка. Ты можешь умереть от холода. - Элиан.
   - Нет. - Она запуталась в шнурах мантии, с трудом  развязывая  их.  -
Нет. Нет... еще нет.
   Это минутное признание было таким  же  жестоким,  как  расставание  с
Кутханом. И тем  не  менее  Мирейн  принял  его  с  большим,  чем  могла
представить Элиан, достоинством, которое на самом деле  скрывало  тихий,
незаметный и обоснованный упрек.

Глава 16

   - Здесь, - сказал Мирейн, - я построю мой город.
   Со стороны реки через равнину дул холодный, пронизывающий  ветер,  но
все равно слова Мирейна  прозвучали  мягко  и  ясно.  Он  стоял,  широко
расставив ноги, лицо его горело, глаза  сияли,  плащ  развевался  -  его
согревало собственное пламя, пламя пророческого дара.
   Он широко распростер руки, словно обнимая вершину холма. С  севера  и
востока его защищали крутые склоны, на западе  струился  глубокий  поток
Сувиена, к югу склон понижался до ветреных равнин Хан-Гилена  и  вдалеке
раскинулся на белый город князя.
   - Легко защищаться, - сказал Кутхан.  -  С  высоким  валом  вокруг  и
хорошей дорогой к воротам ваше положение будет не  хуже,  чем  у  любого
живого короля. - Даже лучше,  чем  у  многих.  -  Аджан  ходил  по  краю
обрывистого  холма.  -  Здесь  обилие  источников  и  много  места   для
крестьянских хозяйств. - А река не только дает возможность передвижения,
но и открывает простор для торговли, - добавил Кутхан.
   Мирейн засмеялся, как это бывало с ним иногда, - просто от радости.
   - Это будет богатейший город мира, и величайший, и величественнейший.
Смотрите: белые стены,  белые  башни,  золотое  Солнце  над  воротами  и
солнечный свет над жителями - и всем этим правит рука божья.
   Элиан отошла в сторонку от группы, обступившей короля, думая о городе
из теней, возведенном с помощью силы и  солнечного  света  на  удивление
свиты. Такие спектакли ей были не нужны, ведь она  умела  видеть  правду
так же хорошо, как и Мирейн. Небольшим  усилием  она  прогнала  видение,
оставив лишь увядшую  траву  и  пустой  воздух  да  судорожное  дрожание
солнечного света.
   Ноги сами принесли ее  на  берег  Сувиена.  Черная  и  холодная  вода
бурлила, накатываясь на выступающие камни и  яростно  стремясь  вниз  по
склону. Противоположный берег возвышался неприступно и неумолимо. Там не
было широкого приветливого холма, лишь выступ  голого  камня,  такой  же
черный, как сама река, избегаемый даже птицами.
   - Эндрос Аварьян, - сказала Элиан сама себе. Трон  Аварьяна.  На  нем
лежит проклятие, или рок. Никто не может ходить здесь, кроме  рожденного
от бога, и даже он не должен задерживаться здесь, чтобы не сойти с ума и
не погибнуть.
   Никто, кроме Мирейна, который совершенно по-детски отважился на  это:
юный и  дикий,  вооруженный  своим  происхождением,  он  был  достаточно
безумен, чтобы осмелиться бросить вызов этому страшному проклятию.
   И Элиан. Он не знал, что  она  идет  за  ним,  пока  не  остановился,
запыхавшись, на вершине. Она карабкалась по его следам, отстав всего  на
расстояние человеческого роста. Внезапно ее нога  скользнула  по  камню,
она оступилась и с пронзительным, отчаянным криком полетела вниз.
   Падение было недолгим - до  очередного  выступа  крутого  склона.  Но
Мирейн с яростью, смешанной со смертельным ужасом, ринулся  вниз,  чтобы
удержать ее. Под влиянием страха и сконцентрировав все  свои  силы,  она
схватилась за его руки и взобралась на край скалы, представлявший  собой
голый холодный камень. Там она легла, задыхаясь, пока он не  оттащил  ее
от края.
   - Дура! - закричал он. - Идиотка! Ненормальная! Ты погибнешь здесь!
   Его голос сорвался в истошный вопль. Элиан ничего не  могла  с  собой
поделать и засмеялась. В приступе  веселья  она  перекатилась  на  самую
вершину трона Аварьяна, и само солнце в изумлении  уставилось  на  такое
святотатство.
   Мирейн  схватил  ее  в  охапку  и  тряс  до  тех  пор,  пока  она  не
успокоилась. Элиан взглянула на него, моргая и икая. Каким-то образом ей
удалось выдавить:
   - Я не погибну. - Но проклятие...
   - Я не погибну. - Она  знала  это  так  же  хорошо,  как  и  то,  что
проклятие реально и исходит от камня. - Это не может повредить мне. Ведь
я не мужчина.
   Внезапно он стал намного  выше  ее  и  переменился:  его  распущенные
волосы оказались заплетенными  в  косичку,  на  шее  появилось  ожерелье
жреца.  Ее  пронизали  судороги  памяти.  Охваченная  ими,  не  чувствуя
времени, она видела Мирейна будущего и Мирейна настоящего, а над  ним  и
вокруг  него  бились  мрак  и  алмазный  свет.  Его  руки  схватили  ее,
удерживая. - Смотри, - сказала Элиан. - Башня.  Но  кто  осмелился...  -
Башня? Он что, слепой?
   - Башня! Там, на Эндросе. Кто-то построил башню на...
   Голос ее затих. Все было ясно, так ясно. Башня,  высокая  и  ужасная,
словно скала из черного камня, отполированного и ровного как стекло, без
дверей и окон, с солнечным диском на шпиле. Пока Элиан глядела  на  нее,
башня стала мерцать и вдруг исчезла. Теперь перед ней были только скала,
ветер и пустое небо.
   Внезапно холод охватил ее до самых костей. Мирейн молча обвернул себя
и ее своим плащом. Ее воля требовала, чтобы  она  отстранилась,  а  тело
льнуло  к  теплу.  Вокруг  нее  витали  чьи-то  мысли,  беспорядочные  и
беззащитные, внебрачные дети разумов без силы. Одни были забавны, другие
- досадны, некоторые - даже завистливы. Они видели лишь  то,  что  могут
видеть глаза: две головы рядом - одна темная, другая рыжая  и  два  тела
под одним плащом. - Они мне завидуют, - сказал Мирейн.  -  А  надо  мной
смеются.
   Элиан вздрогнула и замерла; видения исчезли. Ее тело снова  стало  ее
телом. Она осторожно отстранилась от Мирейна. Он не стал ее  удерживать,
и от этого ее гнев почему-то  возрос.  Она  размашисто  зашагала  сквозь
толпу стражников, друзей и свиты, дерзко вглядываясь в их лица. Никто не
осмеливался глядеть на нее. Все слишком  старательно  обсуждали  будущий
город.
   Илхари паслась на южном склоне, один  или  два  жеребца  пожирали  ее
глазами: это был золотой конь Илариоса и  высокий  серый,  принадлежащий
Кутхану.  Серого  жеребца   Халенана,   которому   она   явно   отдавала
предпочтение, здесь не было. Анаки пришло время рожать, и принц старался
не уезжать от нее далеко. Даже Мирейн не просил его об этом.
   Элиан прижалась щекой к теплой густой шерсти, вдыхая  запах  ветра  и
травы и лошадиной шкуры.
   - Ох, сестренка, - сказала она, - повезло тебе. Никаких  предвидений,
никакого рока, никакой семьи, которая огорчала бы тебя.
   Кобыла подняла голову, скосила глаза на серого,  дерзнувшего  подойти
слишком близко. Тот опасливо отошел подальше, и кобыла возобновила  свое
занятие. О да, у сенелей есть ощущения и  чувства,  хотя  жеребцы  могут
быть ужасно надоедливы. Кто-то приходит в ярость,  кто-то  находит  себе
пару, кто-то воспитывает жеребенка. Кто-то рожает  его,  кто-то  кормит,
кто-то приучает его пастись, и  так  было  всегда.  Никаких  бесконечных
безумств, свойственных двуногим. Но ведь люди прокляты, не так  ли?  Они
никогда не наедаются и всегда в гневе.
   Сама того не желая, Элиан рассмеялась. - Прямо в яблочко, как всегда.
А когда к этому прибавляется сила,  то  это  хуже,  чем  проклятие.  Это
просто сущий ад.
   Илхари фыркнула. Глупости. Хороший галоп быстро излечит от них.
   Или скроет их. Элиан уселась в седло, и кобыла понеслась вперед.
   Они помчались наравне с ветром вокруг холма, на котором встанет город
Солнцерожденного, и ворвались  в  открытую  долину.  Илхари  взбрыкнула,
всадница вскрикнула. Это была мудрость сенеля, звериная мудрость: рок  и
безумие будут прокляты, а с ними города, короли и надежды династий.  Кто
бы ни правил, земля, и ветер, и солнце, путешествующее над ними по небу,
будут вечны. Элиан запела.

***

   Когда Илхари вознесла Элиан назад на вершину холма, королевская свита
скрылась от ветра в небольшой выбоине, уничтожая остатки  принесенной  с
собой еды. Аджан, мастерство  которого  доходило  почти  до  колдовства,
сумел разжечь костер. Мирейн передал  Элиан  вино  в  своем  собственном
походном кубке, оно источало пар, горячий и острый от пряностей.
   Едва она сделала глоток, как Илариос положил рядом с ней  салфетку  с
хлебом и мясом. Плохой это был день для ее мысленной защиты. Она поймала
представление стражника о ее судьбе. "Вот ей прислуживают императоры,  а
по справедливости, покинув свой пост, она не заслуживает  ничего,  кроме
строгого осуждения".
   Она криво усмехнулась. Зиад-Илариос улыбнулся в ответ.  Мирейн  этого
не видел: он отвернулся поговорить с Кутханом.
   Пальцы Элиан крепче сжали резную  поверхность  кубка.  Настроение  ее
сегодня менялось, как весенний ветер. Может, начинаются месячные?..
   Она сделала щедрый глоток остывшего вина. Нет, нс станет она обвинять
себя за эту слабость. Ей и так  уже  досталось  с  тех  пор,  как  армия
двинулась к Хан-Гилену, а здесь стало еще хуже.
   - Да, - говорил Мирейн Кутхану, - вот и началось. Он  знал,  что  это
случится сегодня. Молодой лорд рассмеялся.
   - Можно подумать, что он сам собирается рожать. - Думаю, что, если бы
мог, он  сделал  бы  и  это.  Но  Анаки  знает  свое  дело.  Она  рожает
благополучно и легко и так же спокойно, как делает все остальное.
   - Действительно, замечательная женщина. - Она даже лучше, чем  о  ней
думает большинство людей. Если  бы  она  захотела,  то  могла  бы  стать
королевой. - Императрицей?
   Мирейн отбросил назад свою тяжелую косу и улыбнулся.
   - Ее отец мог бы добиться и этого,  если  бы  принуждал  ее.  Но  она
никогда бы не подчинилась.
   Элиан осторожно поставила пустой  кубок.  Она  почувствовала,  о  чем
говорит Мирейн. Начинались роды. Много времени это не займет, все  будет
как обычно. С Анаки так было всегда. К тому  времени,  когда  Мирейн  со
своей свитой подойдет к городу, над его стенами  уже  будут  развеваться
флаги в честь рождения королевской дочери.
   Тепло от выпитого вина улетучилось, и  Элиан  внезапно  задрожала  от
холода.

***

   Когда последние лучи Аварьяна коснулись  башен  города,  над  ним  не
развевались никакие флаги:  ни  золотых  цветов  принца,  ни  зеленых  -
принцессы. Ах вот как, подумала Элиан, значит, еще рано.  Она  сглупила,
так много думая  об  этом.  Какое  ей  дело  до  того,  сколько  времени
потребуется Анаки? Она в этом не участвует. Она отделила себя от  своего
рода.
   Ни князь, ни княгиня не пришли ужинать в зал. Мирейн, все еще сияющий
от мыслей о своем городе, был склонен подождать, развернув  на  убранном
столе большие пергаментные свитки и наклонившись  над  ними  с  пером  и
кисточкой в руках. Когда  Элиан  вышла,  он  был  погружен  в  беседу  с
маленьким человечком в голубом, архитектором ее отца.
   - Когда он спит, - сказал Илариос, оказавшийся рядом  с  ней,  -  ему
снится его цель.
   Она шла вместе с ним по коридору, освещенному лампами.
   -  Мирейн  спит  без  сновидений.  Его  посещают  только  пророческие
видения. Даже когда он был ребенком,  он  никогда  не  произносил  слово
"если". Он всегда говорил "когда".
   - Этот парень великолепен в своей уверенности. -  Высокородный  принц
заложил руки за спину, внимательно глядя на  Элиан.  -  Госпожа,  у  вас
неприятности? Ее брови сдвинулись. - С чего бы это? Илариос слегка пожал
плечами. Элиан повернулась с резкостью, свойственной ее темпераменту,  и
ринулась  в  боковой  проход.  После  мгновенного  замешательства  принц
последовал за ней. Она не смотрела в его сторону,  но  прекрасно  видела
краем глаза его золотое одеяние.
   - Почему вы всегда одеваетесь в золотое? Таков закон? - Я думаю,  это
идет мне. - Идет, - согласилась она.
   - Может быть, мне стоит попробовать другой  цвет,  для  разнообразия?
Зеленый? Или алый? - Черный. Это будет  потрясающе.  Илариос  полонился,
явно испытывая удовольствие.  -  Пусть  будет  черный.  Цвет  тайны.  Вы
замечали это? Если мужчина предпочитает в одежде один цвет и один фасон,
ему стоит только сменить их, и его никто не узнает. - Вас узнают все.
   - Да? Предлагаю пари, госпожа. Ставки назначаются вами.
   Элиан  остановилась.  Он  смеялся,  довольный   собой.   -   Что   вы
предлагаете, мой господин? - Я,  моя  госпожа...  я  осмелюсь  поставить
топаз из моей короны против... - Он замялся, сверкая глазами.  -  Против
поцелуя. Она скривила губы.
   - В таком случае вы глупец. Если я выиграю, то получу  драгоценность,
если проиграю, то ничего не потеряю.
   - Тогда два поцелуя и прядь волос. - И этот нож,  которым  она  будет
отрезана. - Согласен, моя госпожа. - Он поклонился галантно и  в  то  же
время насмешливо. - Могу ли я проводить вас в вашу комнату? - Благодарю,
- сказала она, - не надо. Теперь он хорошо знал ее и не пытался  давить.
Элиан посмотрела ему вслед, повернулась и пошла, куда несли ее ноги. Она
не знала, куда ей хочется идти.
   Некоторые из дворцовых переходов кишели людьми; она пыталась  попасть
туда, где народу было поменьше, и бродила по лабиринту, теперь,  правда,
не страшась заблудиться. Ни один из детей Халенана не осмеливался делать
это, тем более здесь, в покоях, построенных Красными князьями.
   Наконец Элиан остановилась. Дверь, находившаяся перед ней, отличалась
от других, она  была  украшена  богатой  резьбой,  изображавшей  птиц  и
зверей. Стоило толкнуть ее, и она с легкостью поддалась.
   Внутри было темно и пусто, как в любом помещении,  которым  никто  не
пользуется. Элиан зажгла в ладони колдовской огонь и медленно  двинулась
вперед. Ничего не изменилось. Кровать с  зелеными  драпировками,  ковер,
похожий на цветочные луг, стол и большое серебряное зеркало, ее доспехи,
в этом неясном свете похожие на стражника. Поверх  них  висела  шелковая
вуаль, которая была здесь с незапамятных времен и которую Элиан повесила
сюда, повинуясь капризу.
   Установив огонек так, чтобы он парил над ее головой, она взяла вуаль.
Огрубевшие пальцы ощутили тонкость ткани. Элиан накинула вуаль,  прикрыв
ею щеку. В зеркале отразилась странная картина: королевский оруженосец с
девичьим лицом. Элиан хрипло засмеялась.
   Ее платья лежали в своих футлярах и пахли сладкими травами.  Зеленое,
золотистое, голубое, белое. А  вот  алого  не  было.  Красное  платье  и
красные волосы - неудачное сочетание.
   Элиан достала  темно-зеленое  платье,  роскошное,  но  вместе  с  тем
простое,  сшитое  из  асанианского  бархата  и   украшенное   крошечными
сверкающими камнями. Князь Орсан приказал сшить его для нее, а княгиня и
ее дамы расшили его множеством драгоценностей, - это был подарок ко  дню
рождения Элиан.
   Платье все еще хорошо сидело на ней. Рост ее остался  прежним,  и  уж
ясно, что она не пополнела, а вот лиф почему-то оказался теснее,  чем  в
те времена, когда она его носила. Теперь несоответствие  между  короткой
прической мальчика и телом цветущей девушки еще более  усилилось.  И  ее
лицо с натянутым,  недовольным  выражением,  конечно,  больше  подходило
девушке, нежели парню.
   - Кажется, - сказала Элиан своему отражению, - твоя жизнь не  слишком
ладится.
   Она села. Юбка  широкими  складками  спадала  с  ее  коленей.  Словно
птичка, которая чистит  перышки  даже  в  клетке,  Элиан  бессознательно
расправила  юбку,  глядя  на  алую   ткань   своей   формы,   валявшейся
беспорядочной кучей на полу. Здесь, именно здесь она все это  начала.  И
сюда в конце концов она вернулась. Чтобы посмеяться над тем, во что  она
превратилась, чтобы порадоваться своей победе, чтобы скорчиться на полу.
Душа ее была слишком холодна, чтобы плакать, и слишком опустошена, чтобы
испытывать ярость.
   Вот, значит, в чем заключается исполнение ее присяги. Закрытая  дверь
и темная комната, и нет никого, кому было бы дело  до  нее.  Не  у  кого
спросить, некому рассказать... Она вскочила на  ноги.  -  Будь  они  все
прокляты!

***

   Князя не было в его комнате, княгини - в ее беседке; кровать, которую
они делили,  была  пуста,  их  слуги  встретили  разгоряченную  Элиан  с
озабоченно-вежливыми лицами. Раз уж она унизилась так  сильно,  ей  была
нестерпима любая помеха. - Где они все в конце концов? - взорвалась она.
Ей ответил камердинер отца. Он всегда держался с  большим  достоинством,
но когда Элиан была совсем маленькой девочкой и он играл с ней в прятки,
глаза его, устремленные на нее, были теплыми  и  до  краев  наполненными
сияющей радостью.
   - Разумеется, моя госпожа знает,  где  они.  Они  у  моего  господина
Халенана.
   Халенана, который находился подле своей жены в своем большом доме,  в
скорлупе молчания. Ни один ребенок правителей Хан-Гилена не  должен  был
подвергнуться зловредному  действию  вражеского  .  колдовства,  поэтому
каждого новорожденного прикрывал щит силы  всего  его  рода.  Элиан  так
сильно была поглощена собственными переживаниями, что напрочь забыла  об
этом.
   Она застыла в нерешительности. Конечно, ее дел