льцы рук  короля  изгибались,  начиная  царапать
грудь. Одна из бровей Мирейна шевельнулась в грозном изломе.
   Вэньи рванулась вперед, но упала. Она всю себя вложила в  бесполезную
сеть и теперь слабо ворочалась на полу, как опрокинутая на  спину  божья
коровка.
   Саревадин плавно раскачивалась  над  спящим.  На  ее  лице  светилось
восхищение. Эсториан обхватил Скиталицу обеими руками и крепко сжал. Вот
так же какое-то время назад он удерживал Корусана. Однако в  отличие  от
оленейца Саревадин была надежно  защищена.  Ее  сумасшествие,  казалось,
лишь помогало ей.
   Он стиснул зубы. Его тело дергалось, но он держал. Его кровь кипела и
грохотала в висках, а мозг распух, грозя разломить череп.
   Он держал.  Она  не  могла  закончить  работу,  пока  он  впивался  в
смертельно опасный щит, сковывая ее  движения.  Она  тянула  из  спящего
силу, вливая ее  в  свой  барьер,  он  выливал  эту  энергию  в  плотный
сгустившийся воздух. Кожа его горела, ломило в костях,  Касар  распух  и
начинал шевелиться.
   Предохранительные кольца слетали с него одно за другим. Он  не  знал,
как ему удалось это, но радовался такой удаче. Он был  воин,  а  воин  в
битве идет до конца.
   - Остановись, - бешено заорала она, - ты сгоришь заживо!
   Но  разве  он  не  сгорит,  когда  Солнцерожденный   проснется?   Она
извернулась и вонзила ногти в его  лицо.  Гордая  принцесса,  наследница
лорда Мирейна, Солнечная леди и грозная императрица опустилась до  того,
что  дралась,  как  уличная  потаскуха,  оберегающая  свой  кошелек.  Он
рассмеялся. Ее коготки даже не причинили ему боли. Но глотка его горела.
Он больше не мог да и не сумел бы себя сдержать.
   Сейчас он разрушится, сейчас  он  умрет.  Последнее  кольцо  лопнуло,
разлетаясь на части.
   И он стал шире и выше того, кем  только  что  был.  Так  раскрываются
цветы и растут дети. Их рост заложен в них  самой  природой,  его  можно
прервать,  но  невозможно  остановить,  и  горе  тому,  кто   попытается
повернуть вспять естественные процессы жизни.
   Его  тело  стало  совершенно  здоровым,  но  дух  все  еще  трепетал,
обожженный горем, исцелить которое могла только полная потеря памяти.
   Противостоящая ему сила словно опала. Она уходила  из  Саревадин,  из
щита, который ее окружал, и - о всемогущее Небо! - из облака заклинаний,
которым Скиталица окутала спящего.
   Эсториан вдруг похолодел,  осознав  собственную  ошибку.  Это  облако
вовсе не пробуждало, оно, наоборот, усыпляло спящего короля, а  Эсториан
только что пытался поменять направленность его действия. Что это на него
нашло, он не мог бы сказать, но Саревадин, кажется,  основательно  вышла
из строя.
   Сила все еще пребывала в  ней.  Она  не  могла  исчезнуть  полностью,
покуда Саревадин жила, но для борьбы  ее  явно  не  хватало.  Взбешенная
старуха толкнула Эсториана в грудь и отошла от постамента. Она  казалась
весьма раздраженной.
   Вэньи, сидя на полу, продолжала плести сеть. Словечки, слетавшие с ее
губ, не были  похожи  на  заклинания.  Она  выдергивала,  морщась,  нити
энергии из своей сущности и связывала их с волнами набегающего  от  стен
света.
   - Помоги ей.
   Эсториан вздрогнул.
   В широко открытых глазах Саревадин не было ни насмешки, ни гнева.
   - Она не сможет сделать это одна. Помоги.
   Он помотал ноющей головой.
   - Я боюсь. Я опять что-нибудь  натворю.  Я  чувствую  себя  словно  в
посудной лавке. Не так повернусь и обязательно что-нибудь разобью.
   Саревадин сердито нахмурилась и вздохнула.
   - Конечно, ты еще не очень-то ловок, но время не ждет. Иди  к  ней  и
учись, и как можно быстрее. Она может полностью истощить себя. Разве  ты
этого хочешь?
   - Но я...
   - Заткнись и делай, что тебе говорят.
   Он не маг. Он не знал, как.
   Саревадин цеплялась за него, как утопающий за соломинку. Ее руки были
обжигающе холодны.
   - Делай, она скрежетала зубами, - делай же, дьявол тебя раздери!
   Он выбросил робкие стрелы силы. Они вернулись, столкнувшись с защитой
Вэньи.
   Саревадин трясла его, как мальчишка фруктовое дерево.
   - Делай!
   Он не мог. Его касания были слишком сильны. Они рвали в клочья тонкую
паутину.
   - Глупец! - выругалась Саревадин. Она прикрыла глаза.
   Он едва успел подхватить ее и понял, что попался. Она довольно крепко
держалась  на   собственных   ногах.   Смешение   энергий   закружилось,
потрескивая, вокруг них, не давая ему опомниться.
   Он поймал брошенную стрелу и пропустил ее сквозь свое  сердце.  Потом
еще одну и еще. Стрелы связывались в узлы, где-то мелкие, где-то  совсем
грубые. Ячейки текли и текли. Делай  их  прочными.  Наращивай  там,  где
слабо. Пошевеливайся, ибо лежащий человек может в любой момент встать.
   Мирейн дернулся, пытаясь сбросить набегавшие на него петли. Его  руки
поднялись над грудью, пальцы зашевелились, как ноги морского  паука.  Он
все еще спал, но гнев его пробуждался.
   Саревадин тихо пела - о себе и о том,  что  могло  быть,  о  рыбаках,
умеющих делать крепкие сети, о том, как сладко спится под шум прибоя  на
морском берегу.
   Она черпала энергию из силы Эсториана, брала сколько  нужно  и  плела
сеть заново, вместе с ней изменяя себя, обретая  молодость,  бодрость  и
свежесть.
   Вэньи  работала  отстраненно  от  предмета  своей  работы,  Саревадин
вкладывала  в  него  душу.  И  преображалась,  поскольку   только   сила
поддерживала в ней жизнь. Она менялась, как тогда, на волшебной  дороге,
становясь то женщиной, то мужчиной, то девицей, то юношей, то вообще без
формы и пола, но неуклонно продолжала тянуть свою песнь.
   Спящий боролся с ней в сонном  оцепенении,  которое  в  любой  момент
могло полыхнуть огНем. Саревадин пела. Она  охлаждала  Мирейна  сумраком
ночных рощ, снегом северных гор, легким дождем, стучащим по  раскаленным
крышам. Надо спать, говорила она, надо  усмирить  ярость,  и  тогда  сон
станет совсем глубоким.
   Солнцерожденный не хотел  покориться.  Правая  рука  его  рухнула  на
покрывало и вытянулась вдоль тела. Пальцы были сжаты в кулак.  Он  вновь
готовился взяться за переустройство мира, этот человек, более  привычный
к тропам войны.
   Но он был уже крепко связан.
   Саревадин тяжело вздохнула, все еще не отпуская  Эсториана.  Она  уже
стала собой, хрупкой, но аппетитной штучкой без возраста, глаза ее стали
спокойными и почти счастливыми. Наверное, она и была именно такой до тех
пор, пока Хирел не умер.
   Она улыбалась. Ее голос казался ниткой, едва выдерживающей вес  слов.
- Это остановит его на некоторое время. Ну, теперь ты  веришь  мне  хоть
немного, малыш?
   - Я всегда верил тебе!
   - Не лги. Ложь делает людей суетливыми, а суетливость тебе не идет.
   Она изменялась, худея на глазах, ноги ее  подкосились.  Он  придержал
ее, намереваясь усадить на пол.
   - Нет-нет, лучше положи меня рядом с ним. Не волнуйся, я не  оскверню
величия спящего. Пройдет совсем немного времени, и я обращусь в пыль.
   - Ты не умрешь, - сказал Эсториан, но сердце  его  сжалось.  Она  уже
весила не больше ребенка и увядала быстро, как срезанная лоза.
   - Они говорили, что я не смогу умереть. Я и сама не предполагала, что
мне это удастся, пока не подключилась к нему.  Он  гложет  силу,  словно
точило булат. Мы  славно  поработали,  я  ни  о  чем  не  жалею.  -  Она
усмехнулась. - Не кисни, малыш. Наше путешествие было  весьма  приятным.
Оно подарило тебе себя, а мне... мне...
   - Смерть, -  сказала  Вэньи.  Она  уже  поднялась  с  пола,  но  была
мертвенно-бледной и вся тряслась. Она протянула руку к Саревадин, но так
и не осмелилась коснуться  ее  щеки,  вернее  скулы,  обтянутой  темной,
утончающейся на глазах кожей. - Скалы прочнее  моря,  но  все-таки  море
стирает их в порошок и уносит прочь.
   Саревадин уже не могла ничего сказать, но глаза ее улыбались. Куб, на
котором лежал Солнцерожденный, был достаточен для двоих. Эсториан уложил
дочь рядом с отцом и устроил ее поудобнее. Он поискал  глазами,  чем  бы
укрыть Скиталицу, но Саревадин уже стала настолько  хрупкой,  что  любое
покрывало могло ее раздавить. Жизнь вытекала из Солнечной леди  медленно
и спокойно, словно вода из треснувшей чаши.
   Одежда истлела первой, затем мышцы Саревадин срослись  с  костями,  а
кости рассыпались в прах. Ни боли, ни страха не  было  в  этой  кончине,
только тихая радость, как будто  в  воздух  вдунули  веселящий  порошок.
Что-то  крылатое  и  яркое  пронеслось  над  ними  и  растаяло  в  толще
магического кристалла.

Глава 51

   Солнцерожденный вновь погрузился в глубокую дрему. Сиротливую горстку
праха, темневшую возле него, разметало  внезапным  сквозняком.  Эсториан
обернулся.
   Грани кристалла за его спиной словно раздвинулись,  открывая  вход  в
Сердце Мира. Там стояли маги. Один, облаченный  в  разноцветные  мантии,
казался выше, на остальных были простые  накидки  серого  и  фиолетового
цветов. Их полукругом оцепляли люди в черных плащах, с закрытыми  лицами
- оленейцы. Крайний из них, стоявший чуть в стороне, был  так  похож  на
Корусана,  что  Эсториан  едва  не  окликнул  его.  Но  Корусан   лежал,
привалившись к усыпальнице лорда Мирейна, скорченный и бездыханный.
   Голос Вэньи привел его в чувство.
   - Я запрещаю вам нарушать эту границу!
   В тоне ее не было ни нотки страха.
   - Разве ты Солнечной крови? - спросил главный маг.  -  Разве  у  тебя
есть право распоряжаться здесь?
   - А разве в твоих жилах течет Солнечная кровь? - парировала Вэньи.  -
Разве ты можешь войти сюда без опасения потерять рассудок? Разве  ты  не
боишься смерти?
   - Старые басни, - отмахнулся Мастер. - Ложь, чепуха.
   - Тогда входи. - Вэньи холодно усмехнулась. - Твой шпион  уже  мертв.
Сумасшедшая женщина тоже. Солнцерожденный вряд  ли  проснется  на  вашем
веку, тем не менее он с удовольствием отблагодарит тебя за все,  что  ты
сделал для его дома.
   Глаза главного мага были широко раскрыты,  словно  он  только  сейчас
сумел рассмотреть, что находится внутри магического  кристалла:  и  тело
спящего  на  возвышении  короля,  и  скорченную  фигурку   Корусана,   и
юл-котенка, сидящего подле нее.
   Оленеец, руки которого лежали на эфесах мечей, не шелохнулся.  Взгляд
его, устремленный на Эсториана, был холоден и невозмутим. Впрочем, в нем
угадывался безмолвный вопрос.
   - Да, я убил его, - кивнул Эсториан. - Я имел на то право. Его  жизнь
принадлежала мне, так же как моя - ему.
   Оленеец чуть наклонил голову.
   - Да, ваше величество.
   Эсториан замер.
   - Вы по-прежнему служите мне?
   - Мы служим императору, - сказал оленеец.
   - Ты. - Эсториан вдруг четко осознал,  что  роднит  этого  мужчину  с
Корусаном. Бестрепетный взгляд  и  гордая  осанка  выдавали  в  оленейце
человека, привыкшего  повелевать.  -  Ты  капитан  оленейской  стражи  в
Золотом дворце?
   - Я - вождь оленейцев. - Мужчина снова отвесил едва заметный поклон.
   Эсториан придержал дыхание.
   - Тогда ответь, император ли я для вас?
   Оленеец молчал. Эсториан замер в ожидании  ответа.  Он  заметил,  что
маги также напряжены.  Мастер  Гильдии  выглядел  как  человек,  который
хочет, но не решается что-то сказать.
   - Да, - ответил наконец вождь. - Ты - император.
   Они завоевывали свои вуали и черные одежды в сражениях. Убийством  их
принца и лидера Эсториан доказал свое право ими повелевать. Свежий шрам,
рассекающий его щеку, пылал. Предсмертный удар  ножа  Корусана  посвятил
его в оленейцы.
   Он понял это, но не ощутил радости.
   - В таком случае немедленно арестуйте этих  людей.  Они  предатели  и
изменники. Убейте того, кто будет сопротивляться.
   Маги,  казалось,  отказывались  верить  своим  ушам.  Даже  когда  их
союзники сомкнулись вокруг них, обнажив мечи. Даже когда  под  вспышками
стали рухнули наземь те, что попытались бежать.
   Главный маг был разворотливее своих приспешников. Он прыгнул  вперед,
в проем Врат, и тут же закрыл их за собой для  вящей,  как  он  полагал,
безопасности. Оленейцы и маги скрылись за плотной завесой  сгустившегося
поля.
   Эсториан рванулся, выхватывая Вэньи из облака  клубящейся  магической
силы. Она извернулась и вырвалась из  его  рук,  шипя  и  оскалив  зубы.
Мастер Гильдии висел во Вратах. Его сила бушевала.  Он  метнул  в  Вэньи
молнии, она шутя отбросила их и нанесла ответный удар, вложив в него все
свои горести, страхи, обиды и поражения, скатав отчаяние и  ненависть  в
единый тугой энергетический шар.
   Маг принял удар и завертелся от  боли.  Вэньи  устремилась  в  брешь,
проделанную энергетической массой, намереваясь вцепиться в горло  врага.
Маг рассмеялся. Глупая женщина сама угодила в ловушку.
   Он поймал ее в воздухе, легко, как  игрок  ловит  мяч,  и,  пока  она
неистовствовала, выбрасывая вперед руки и  ноги,  он  накрыл  ее  волной
своего волшебства и улыбнулся, предвкушая расправу.
   Она обмякла в его руках. Он усыпил ее и теперь мог делать с  ней  все
что угодно: убить кулаком, силой, огнем  или  искалечить,  обезобразить,
лишить рассудка. Эсториан не  мог  прийти  ей  на  помощь,  находясь  за
тройным кольцом незримых магических стен.
   Маг чуть ослабил хватку и принялся опутывать сетью ноги Вэньи.
   Она взорвалась, как туго скатанная  пружина.  Маг,  удивленно  моргая
глазами, упал. Она тут же связала его своей сетью, не давая  опомниться,
работала быстро и яростно, как голодный паук.
   Он дергался, словно огромная муха, попавшая в паутину, и словно  муха
с ужасом глядел в глаза надвигающейся  смерти.  Вокруг  него  собирались
тени. Наблюдатели. Волки с волшебной дороги. Они подвигались все  ближе,
морща носы и обнажая клыки.
   Юл-котенок  взвыл  и  прыгнул.   Наблюдатели   отступили.   Попав   в
энергетическую сферу, детеныш Юлии значительно увеличился в размерах.  В
проеме Врат стоял сильный зверь с черной лоснящейся  шкурой  и  золотыми
глазами. Он припал к полу, глядя на  мага  и  хищно  поигрывая  хвостом.
Мастер Гильдии затрепетал, но голос его прозвучал на удивление спокойно.
   - Отпусти меня, жрица. Возьми все, чего пожелаешь, но отпусти.
   - Что ты можешь дать нам? - холодно спросила она. - Что в тебе  есть,
кроме предательства и смерти?
   - Я ошибался, признаю  это.  Я  буду  теперь  служить  вам  честно  и
беззаветно. Только позволь мне уйти.
   - Нет, - сказала Вэньи.
   Он предлагал ей золото. Он предлагал ей рабов. Он обещал  сделать  ее
императрицей. Как, удивился Эсториан, это бы ему удалось?  Он  предлагал
ей  всю  магию  мира,  все  Врата,   все   мастерство   Гильдии.   Вэньи
демонстративно заткнула уши.
   - Возьми его, - сказала она юл-коту.
   Черный зверь двинулся к магу. Мастер Гильдии пронзительно завизжал.
   - О богиня! - произнесла с отвращением Вэньи. -  Ничто  еще  даже  не
коснулось его.
   Ничто, подумал Эсториан, ничто, кроме ужаса.
   Юл-кот  медленно  кружил  вокруг  тяжело  ворочающейся  жертвы.   Маг
безостановочно  визжал,  пытаясь  освободиться  от  пут.   Ячейки   сети
лопались. Юл-кот вновь припал к полу, затем прыгнул.
   Это было великолепное убийство. Один прыжок, одно касание клыка.  Шея
Мастера  Гильдии  окрасилась  кровью.  Крик  оборвался,  распавшись   на
горловые  булькающие  звуки.  Зверь  замер  над   распростертым   телом,
удивленно  сморщив  морду,  словно  спрашивая  окружающих,  почему  этот
человек больше не дергается и не визжит.
   Тишина наступала медленно. Юл-кот всем своим видом выражал  презрение
к происходящему. Он отскочил в  сторону,  тряся  перепачканной  в  крови
лапой, потом принялся брезгливо вылизывать ее.  Его  действия  послужили
для наблюдателей сигналом. Их  вожак  коротко  рявкнул,  и  стая  волков
сомкнулась над телом Мастера.  Раздался  отвратительный  хруст.  Детеныш
Юлии не обращал никакого внимания на пирующих возле него нелюдей.
   Он легко выпрыгнул из магического  кокона  и  сел  у  ног  Эсториана,
продолжая  вылизывать  лапы,  бока  и  живот,  изредка  громко  чихая  и
вздрагивая всем телом. Вэньи  не  спеша  последовала  за  ним.  Эсториан
поразился ее бледности. Лицо жрицы было искажено гримасой усталости. Ему
захотелось обнять эту маленькую гордячку, он истосковался по ее телу, по
запаху ее кожи и шелесту дивных волос. Но что-то подсказывало  ему,  что
этого делать нельзя.
   Вэньи встала рядом с ним и обернулась к Вратам. Легко, как бы походя,
она распахнула магические створки и сказала вождю оленейцев:
   - Отведите негодяев в  При'най.  Император  последует  за  вами,  как
только закончит свои дела.
   Оленейцы взглянули на  Эсториана.  Он  колебался.  Врата  неторопливо
гудели, волки продолжали свой пир.
   Здесь, глубоко под Замком, толщу утеса омывает река, на другом берегу
которой  раскинулась  столица  Керувариона.  Он  сердцем  чувствовал  ее
неумолкающий веселый гул.
   Он мог, отыскав выход из этого замкнутого пространства, спуститься  в
Эндрос и знал, что в любой таверне его встретят ликование и любовь.
   Или, пройдя сквозь Врата, он мог вернуться в При'най, к зимним снегам
и к мятежникам, еще не  знавшим  о  гибели  своих  вожаков.  Сердце  его
сжалось при мысли об Асаниане. Даже Галия, даже Зиана, ожидающие  его  в
Кундри'дж-Асане, даже все его желтоликие жены не могли бы унять объявшей
его душу тоски. Он был благодарен им, и не более того. Асаниан никак  не
сопрягался ни с его вольнолюбием, ни с его образом  жизни.  Желтые  люди
никогда не полюбят того, кто их покорил.
   Он встал на колени и потянулся к Корусану. Он уложил голову  мальчика
так, чтобы она не  казалась  неестественно  вывернутой,  и  вгляделся  в
дорогое лицо. Синие пятна с  него  схлынули,  Корусан  как  будто  спал,
пребывая в покое, которого ему не давала жизнь. Дети Льва обретают покой
лишь в смерти, и Эсториан теперь был последним из них.
   Не считая ребенка, живущего под сердцем Галии.
   Он наклонился и поцеловал холодные губы.
   - Я любил тебя. - Он едва сдерживал слезы. - Наверное,  недостаточно,
но любил. Ни один человек не может  любить  другого  больше  собственной
жизни. А я даже не человек. Я всего лишь Солнечный лорд.
   Он не мог положить оленейца рядом с Мирейном и не хотел уносить.
   Он встал, прижимая к груди коченеющее тело мальчика.  Он  чувствовал,
что приток силы пенится в нем, как только что налитое в чашу вино. Замок
реагировал на его чувства. Кристалл словно запел. Одна из граней стены с
тонким звоном исчезла, открывая в хрустальной толще прямоугольную  нишу,
подобную тем,  что  таились  в  громаде  утеса,  лелея  останки  умерших
королей.
   Он поместил Корусана в пронизанный светом альков.  Ниша,  позванивая,
затянулась. Он долго смотрел сквозь пластину прозрачного камня  на  тень
своего возлюбленного, врага и брата. Потом поцеловал пылающую  ладонь  и
приложил к стене. Он не говорил ничего. Все,  что  можно  сказать,  было
сказано. Теперь в свои права вступали безмолвие и тишина.

***

   Они почтительно ожидали: оленейцы и связанные единой веревкой маги  в
пещере, именуемой Сердцем Мира. Вэньи и юл-кот  стояли  по  эту  сторону
Врат.
   - Освободите пленников, - повелел Эсториан молчаливым стражам.
   Оленейцам не  пришелся  по  нраву  этот  приказ,  но  он  исходил  от
императора. Черные воины повиновались. Блеснули ножи, разрезающие  путы.
Освобожденные маги вели себя по-разному. Одни так и остались  на  месте,
словно  потеряв  способность  двигаться,   другие   встряхивались,   как
закопавшиеся в песок куры, Несколько человек шагнули к Вратам.
   Очевидно, они-то и составляли мятежное ядро Гильдии.
   - Я выиграл эту битву, - сказал он им.
   - Но не войну, - возразила женщина  в  сером.  Ее  темный  двойник  в
фиолетовой тоге стоял рядом, не сводя с императора внимательных глаз.
   - Войну тоже. - Эсториан вглядывался в напряженные лица. - Я  слышал,
что в прежней Гильдии существовал интересный обычай. Тот,  кто  побеждал
верховного мага, автоматически занимал его пост. Так ли принято у вас?
   Женщина-маг поморщилась. Вопрос явно был неприятен ей. Тем