ими на свете: безликий и бесформенный силуэт  Севайин  и
зубастая улыбка Юлана. Он обхватил руками их обоих.
   Они подняли его на ноги. Когда Дочь Солнца и  кот  поддерживали  его.
Хирел мог стоять. Он бросил взгляд на свою  ногу.  Сапог  превратился  в
жалкие лохмотья. А плоть... Он не желал знать, что маг  сотворил  с  его
спиной. - Когда-то я был красавцем, - произнес его собственный голос.
   Севайин потянула его. Он покачнулся. Юлан  припал  к  земле.  Наконец
Хирел понял, чего от него хотят, и был чрезвычайно  горд  этим.  Он  сел
верхом на гибкую спину. Кот поднялся. Ноги Хирела свисали, одна  из  них
горела адским огНем. - Вайин, - сказал он очень спокойно, - Вайин, я  не
думаю, что могу...
   - Успокойся, -  сказала  Севайин,  но  в  ее  голосе  вовсе  не  было
спокойствия.
   Юлан двинулся с места, и она вместе с ним, быстро и плавно. Но  ничто
в мире не могло смягчить его боль.
   Солнце переместилось. Земля выросла в стену. Внезапно  Хирел  услышал
шум падающей воды и сладкую и невероятную здесь птичью трель. Он  совсем
не удивился. Миры изменяются. Такова была его новая  мудрость.  В  стене
прятались ворота. Они поглотили беглецов.

***

   Сквозь сон Хирел постоянно слышал голоса. Они завораживали его.  Один
принадлежал Севайин, тихий и спокойный.
   - Я не для того бежала из одной тюрьмы, чтобы попасть в другую.
   - А я не позволю тебе умереть, как ты намереваешься. Хирел узнал этот
низкий голос с хрипловатыми нотками. Но имя никак  не  шло  ему  на  ум.
Мелькнуло лишь воспоминание о  силе,  видение  огня,  превращающегося  в
пепел.
   - Я не собираюсь умирать, - сказала  Севайин.  -  Разве  я  могу?  Ты
сделал меня женщиной, и теперь я должна позаботиться о двух своих детях.
- Ты так думаешь, Дочь Солнца?
   "Я так не  думаю?"  -  выкрикнул  бы  Хирел,  если  бы  его  тело  не
отказывалось повиноваться ему. Севайин по-прежнему спокойно  продолжала:
- Я знаю, что, если умру я, они тоже погибнут. А  я  люблю  их,  как  бы
глупо это ни выглядело.
   Глаза Хирела с трудом раскрылись.  Севайин  стояла  лицом  к  лицу  с
князем Хан-Гилена:  старость  и  молодость,  мужчина  и  женщина,  он  -
утомленный грузом своих лет, она - округлившаяся юная красавица.  И  все
же, несмотря ни на что, они были кровной родней. Маги  гилени  с  рыжими
гривами, прячущие свой пылкий нрав за бесстрастными  лицами.  Хирел  был
здесь чужаком, в нем не было и малой доли их сдержанности.
   Он увидел, что Севайин прикрывает свой живот, словно  желая  защитить
его. - Отпусти нас, - сказала она.
   - Твой принц не сможет  идти  дальше,  если  не  получит  надлежащего
лечения.
   - Тогда помоги ему. Ведь это твой прислужник ранил  его.  -  Нет,  не
мой. Она усмехнулась.
   - Не надо играть словами, дедушка. Итак,  это  был  твой  приспешник.
Который утвердился в мысли, что человеку нужна лишь весьма  малая  часть
тела, чтобы зачать сына. И который сделал все, что мог,  чтобы  осталось
как можно меньше других частей.
   - Севайин, - сказал Красный князь, - я не имею с этим ничего общего.
   - Неужели мы заблуждаемся? Разве это не твой летний дворец? Разве  мы
не попали в него из самого сердца Золотой империи?
   -  Я  знал,  когда  ты  сотворила  свои  ворота.  Я  знал,  куда   ты
направишься, если тебя не поймают. Я боялся, что  вы  попадете  в  беду.
Слава Аварьяну, тебя не  схватили,  а  он  только  слегка  задет.  -  Ты
называешь это "слегка"?
   - Пострадала его плоть, но кости целы, - сказал князь, - и  ты  могла
бы это заметить, если бы  не  была  ослеплена  страхом  за  него.  -  Он
наклонился над Хирелом, встретил  спокойный  серьезный  взгляд  юноши  и
снова обратился к Севайин: -  Я  вылечу  его.  -  А  дальше?  -  Мы  еще
поговорим. Хирел попытался приподняться.  Ему  даже  удалось  встать  на
колени. Он был обнажен. Сначала он не заметил этого, а теперь  ему  было
все равно.
   - Мы поговорим прежде, чем ты дотронешься до  меня.  Ты  скажешь  им,
почему мы должны доверять  тебе,  человеку,  который  пожертвовал  своим
единственным внуком ради своего бога.
   Принц Орсан разглядывал Хирела. Он вспомнил о  длинной  веренице  его
пращуров, о жертвах, принесенных во имя бога, или ради власти, или  ради
удовольствия. Красный князь сказал:
   - Вам ничего не остается, как довериться мне. Маги не смогли удержать
вас, потому что не знали, каков размах вашей силы. Мне же он известен, и
мне известно также, что хоть я и не  сильнее  вас,  но  все  же  обладаю
величайшим мастерством. И от меня вы не скроетесь.
   - Мы можем попытаться, - сказала Севайин. - А  дальше?  -  прозвучало
холодное эхо ее слов. - Что ты еще надумала? - Я хочу остановить войну.
   - Нет, - произнес Красный князь. - Скажи мне правду, жрица.
   Услышав это слово, она замерла. Ее ноздри раздувались от  гнева,  она
была не в силах говорить.
   - Я сам скажу тебе, - продолжил он. -  Наши  пророчества  совпали,  и
именно это заставило меня покинуть Сердце Мира.  Круг  смертей,  который
должен замкнуться ради мира. Ответом по-прежнему было молчание.
   Хирел не выдержал. Все предстало перед ним с ужасающей ясностью.
   - Это скоро произойдет. Со дня на день, если только уже не произошло.
   - Еще нет.  -  Красный  князь  выглядел  очень  старым.  Он  медленно
опустился в кресло и с бесконечной усталостью наклонил голову. - Я хотел
задержать вас здесь, если бы вам удалось добраться сюда.  Я  думал,  что
смогу смириться со  всем  этим  ради  будущего  мира.  Даже  со  смертью
любимого приемного сына.
   - А почему бы и нет? Твой родной сын вполне благополучен. И он станет
регентом, когда роды убьют меня. - Севайин в яростном отчаянии отбросила
назад свои огненные кудри. - Ну  и  пусть,  старик.  Ты  вылечишь  моего
принца, потому что знаешь: не  видеть  тебе  покоя,  пока  он  не  будет
здоров. Мы приложим все усилия, чтобы вырваться  из  твоих  когтей.  Тем
временем наши отцы  погибнут,  война  окончится,  а  маги  получат  свою
победу. О чем еще тут можно говорить?
   - Действительно, о чем еще? - с удивившей ее резкостью сказал  Орсан.
- В твоем сердце поселилась ненависть ко мне. Ты любила меня больше всех
на свете, а я так ужасно предал тебя.
   - Вот именно.
   Хирел притворился, что падает, и закричал. В единый миг они оказались
рядом с ним. В глазах Севайин он увидел страх, который был лишь  немного
сильнее, чем страх Красного князя.  Хирел  подавил  улыбку.  Значит,  он
все-таки заслуживает минутки внимания и заботы. Он  улегся  лицом  вниз,
изображая страдание, и позволил им заботиться о  себе.  Их  гневный  пыл
угас, а вместе с ним успокоилось и жжение в его ранах. Это зачаровывало.
Это было приятно,  словно  первые  движения  высокого  искусства.  Очень
похоже.
   Руки Севайин разгладили его  кожу  там,  где  уже  поработал  Красный
князь. Она коснулась поцелуем его затылка и прошептала в самое ухо:
   - Ты был  неподражаем,  львенок.  Ты  очень  убедительно  притворился
больным.
   Хирел зевнул. Нога зудела, и он почесал ее. Она оказалась  совершенно
здоровой. То же самое произошло и с его  спиной.  Эта  магия  -  удобная
вещь.
   - Я вспомню об этом во время следующей ссоры, - лениво сказал он.
   Севайин ущипнула его. Он  лишь  коротко  рассмеялся.  Ее  родственник
смотрел на них. Хирел сказал:
   - Я не доверяю тебе, Красный князь. Полагаю, ты  отпустишь  нас.  Моя
жена вне опасности, пока вынашивает ребенка. И она может сотворить чудо:
положить конец войне и предотвратить  гибель  императоров.  -  Ты  умен,
рассудителен и мудр, - сказал Орсан. - Если бы тебе не повезло  полюбить
мою внучку, я раздавил бы тебя как скорпиона. Хирел улыбнулся.
   - Я тоже ненавижу тебя, старая  змея.  И  я  не  собираюсь  совершать
ошибку, недооценивая тебя.
   Они поняли друг друга, как подобает настоящим врагам.  Красный  князь
снизошел до легкой улыбки. Хирел отсалютовал ему как  воин,  оказывающий
противнику уважение, но не дающий пощады. Ни сейчас, ни когда-либо.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СЕВАЙИН ИС'КИРИЕН
Глава 22

   Никто не знал, как яростно ненавидела  она  это  тело.  Ненавидела  и
любила его мягкость, его округлость, его нежную кожу. Эти тяжелые груди,
покачивающиеся при движении; этот гротескно выступающий живот; эти  руки
и  ноги,  тонкие  и  хрупкие,  как  у  паука.  Ей  было   известно   его
предназначение: получить мужское семя и выносить ребенка.
   Ребенка, этого чужака, этого незнакомца,  растущего,  шевелящегося  и
спящего в ее утробе. Севайин ненавидела его так же, как тело, в  котором
он был зачат. Она любила его с таким неистовством, что  по  сравнению  с
ним Касар казался тусклым и  холодным.  Когда  на  дороге  она  чуть  не
потеряла связь с жизнью, а вместе с ней и сына, ей стало ясно, что  если
он умрет, то она тоже не сможет жить. Она часто прикасалась к нему рукой
и разумом, чтобы удостовериться, что с ним все  в  порядке,  что  он  не
пострадал, что он превосходно развивается.  Сильнее  она  любила  только
Хирела. Свое тело она тоже немножко любила, потому что один из них любил
его, а другой рос внутри него, и к тому же она  выбрала  его,  полностью
сознавая свои действия.
   Она до сих пор еще  не  познала  своего  тела  во  всей  полноте,  не
привыкла к нему.
   Но суть дела была совершенно проста. Форма изменилась - душа осталась
прежней. Понимая это, Севайин засмеялась,  лежа  в  темноте.  Невозможно
было убежать от  сложного  переплетения  любви  и  ненависти,  страха  и
радости, изъянов и совершенства, имя которому было Саревадин.
   Она ненавидела его. Она любила его.  Она  медленно  начала  принимать
его.
   В последнюю ночь перед встречей с их отцами Севайин  лежала  рядом  с
Хирелом и смотрела на него спящего. Сама она совсем не хотела спать.  Ее
бил лихорадочный озноб, она старалась побороть  свои  страхи.  Она  тихо
лежала, не отрывая глаз  от  лица  Хирела.  Во  сне  он  казался  совсем
ребенком.
   Может быть, она должна уйти. Оставить его здесь, в надежном  укрытии,
в безопасности, а позже смягчить его гнев. Он ничем сейчас  не  поможет.
Ведь это не его отец намерен вести  войну  до  полной  и  сокрушительной
победы. И только она способна остановить  это,  она  и  растущий  в  ней
наследник обеих империй.
   Хирел шевельнулся, прижимаясь к ее теплому телу. Его  рука  коснулась
ее живота. Даже во сне он улыбнулся. Ему снился  рыжеволосый  мальчик  с
темной кожей и удивительными глазами.
   Севайин зарылась лицом  в  его  волосы.  Нет.  Она  лжет  сама  себе.
Невозможно покинуть его.  Она  нуждается  в  нем.  Ее  сон  давным-давно
подсказал ей это. Хирел - ключ ее силы. И она даже не  может  ненавидеть
его за  это,  ибо  вокруг  слишком  много  такого,  что  заслуживает  ее
ненависти.

***

   Князь Орсан не поехал с ними. Он так часто менял свои убеждения,  что
эта последняя измена подорвала его силы. Человек, который смотрел на них
в  предрассветной  мгле,  был  незнакомцем,  больным  и  старым,  тяжело
опирающимся на посох. Несмотря на их сопротивление, он стал  их  слугой:
кормил, купал. Он подарил им одежду, подобающую принцам, которые  должны
предстать перед своими народами, роскошную и  богато  разукрашенную,  но
достаточно практичную, несмотря на обилие золота и  драгоценных  камней.
Хирел получил все восемь одеяний, напоминающих его свадебный  наряд,  но
предназначенных для путешествия; их тяжелые складки с  успехом  заменяли
доспехи. Бриллианты, усыпавшие ткань, делали его тело неуязвимым;  горло
прикрывал тяжелый золотой воротник с алмазами, а  венец,  выполненный  в
старинном стиле, напоминал военный шлем с короной.  Надевая  его.  Хирел
едва заметно улыбнулся.
   Убранство Севайин меньше походило на военное снаряжение, но  было  не
менее древним. Мужчины и женщины Хан-Гилена носили его тысячу лет назад.
В роскоши оно уступало моде Асаниана: на  востоке  любили  простоту.  На
Севайин были сапоги из зеленой кожи с золотыми каблуками, длинные  штаны
из золотой парчи, подбитой асанианским бархатом, специальный  нагрудник,
который она надела без излишних возражений, и тяжелая от вышивки туника,
доходившая до колен, поверх  рубашки  из  тонкого  льна.  На  плечи  был
наброшен  просторный  сверкающий  полуплащ-полукафтан,   полы   которого
красиво ниспадали со спины сенеля. Его вышивка служила отличной  защитой
от стрел, а широкие складки скрывали как пол, так и  положение  Севайин.
Обруч жреца защищал ее шею, а  волосы,  заплетенные  в  косы,  уложенные
вокруг головы на манер королев Янона и украшенные изумрудами,  стали  ее
короной. Хирел помог ей одеться: она не позволяла Орсану прикоснуться  к
себе. Она почти жалела его, потому что причиняла ему сильную боль, а  он
стал слишком слаб, чтобы скрывать свои чувства. Но вести себя по-другому
она не могла.
   В тихом зеленом дворике их ждали кони. Увидев одного из  них,  самого
маленького, Хирел чуть не забыл  о  своем  королевском  достоинстве.  Со
времени их последней встречи красота и бойкий нрав кобылки  зхил'ари  не
изменились, и к тому же к ней снова вернулись силы.  Она  приветствовала
своего хозяина так, словно он  был  ленивым  ребенком  и  слишком  долго
заставил  ее  ждать  себя,  но  ее  ноздри  трепетали  от  сдерживаемого
радостного ржания. Хирел подтянул подпругу и  сверкнул  на  нее  сияющим
взглядом из-под полуприкрытых век. Они были созданы друг для друга.
   Севайин  заставила  себя  сделать  шаг  вперед.  Ее  поджидал   Юлан,
родственная душа, которому было все  равно,  женщина  она  или  мужчина.
Рядом с ним, насторожив уши, стоял Брегалан в роскошной попоне.  Он  был
без узды, а на его спине красовалось тисненое  и  позолоченное  седло  -
вариант простого дорожного седла без высокой луки, словно в насмешку над
неуклюжей фигурой Севайин. Она  почувствовала  радость  Брегалана.  "Иди
сюда, - говорили глаза жеребца, - иди  и  скачи,  мы  будем  свободны  и
вместе, душа,  душа  и  душа,  хищник,  боевой  конь  и  маг  -  потомок
сверкающего бога".
   Он был поэтом, этот Брегалан, хотя и презирал глупые  слова.  Севайин
улыбнулась, с нежностью подумав о нем, но сердце ее оставалось  суровым.
Потому что он стоял в центре круга ее почетной стражи. Это  были  девять
зхил'ари в полном  вооружении  своего  племени.  Девять  гордых  юношей,
которые знали принца Керувариона. На  их  варварски  раскрашенных  лицах
сверкали глаза, спокойно, ясно и неотступно следящие за Севайин.
   - Мы принадлежим  тебе,  -  сказал  Газхин.  Огромный  буйвол  Газхин
никогда не лгал, потому  что  не  видел  в  этом  нужды,  и  никогда  не
кланялся, потому что истинный король всегда знает, кто предан ему, а кто
нет. - Ты величайший  человек,  Рожденная  Дважды,  пребывающая  в  двух
домах, познавшая тайну и принесшая жертву. Мы твои. Мы  умрем  за  тебя.
Смех Севайин был похож на звон мечей. - Не надо. Я не стою этого.
   Девять пар глаз  смотрели  на  нее,  отказываясь  верить  ее  словам.
Наконец Зха'дан повторил: - Мы принадлежим тебе.
   Она взглянула на него. Он напустил на себя невиннейший вид  и  широко
раскрыл ясные глаза.
   - А что сказала бы на это твоя бабушка? - спросила Севайин.
   Глаза  юного  мага  были  непроницаемы.  Но  невинным  он  больше  не
выглядел.
   - Иногда приходится делать выбор, - сказал  он.  Несколько  мгновений
она молчала, потом поклонилась ему и остальным.
   Брегалан слегка топнул копытом по дерну, оставив едва  заметный  след
на безупречно зеленой  поверхности.  Не  успев  даже  подумать,  Севайин
оказалась на его спине. Никто не удивился подобному подвигу. Она никогда
не была ни изнеженной, ни больной, ни тем более слишком старой, чтобы не
совладать со своим телом. Она просто вынашивала ребенка.
   Жалость к себе - это проклятие. Так учил ее дед. Проехав  мимо  него,
она не удостоила его взглядом и не попрощалась. За нее это сделал Хирел,
снисходительно выбранив ее.
   У ворот она обернулась. А быть  может,  развернулся  Брегалан.  Орсан
одиноко стоял на притоптанной траве, сгорбленный и слабый,  но  все  еще
окутанный своей волшебной силой. Он открывал им магический путь прямо  в
Асациан и ничего не просил  у  нее:  ни  понимания,  ни  одобрения,  ни,
конечно же, прощения.
   - Не сейчас, - сказал он. - Сейчас не  время  для  подобного  выбора.
Отправляйся с богом, Саревадин.
   Севайин не ответила ему ни благословением, ни проклятием. Она подняла
свою горящую золотом руку, и Брегалан ринулся вперед.

***

   Армия Солнца и войска Льва стояли лицом  к  лицу  по  разные  стороны
мертвого  поля.  Прежде  здесь  был  город  Индуверран,  Город   Колота,
прикрывавший подступы к самому сердцу Асаниана. Маги  превратили  его  в
развалины, вступив в битву друг с другом; они налетели на него  огненным
порывом и черным ветром,  разрушили  башни,  сровняли  стены  с  землей.
Святыня и храмы разных богов превратились  в  дымящиеся  развалины.  Все
мужчины города были убиты; дети умерли, или скитались  по  дорогам,  или
вопили и плакали в пустоту. Женщины лежали на земле, покрытой пеплом,  и
причитали.
   Севайин осадила коня на вершине высокого холма, окутав всю кавалькаду
покровом своей силы. Воздух стал густым от смрада  смерти.  Смерти  -  и
магии. Здесь ее выпустили на свободу, здесь она вкусила крови. И теперь,
подобно живой твари в поисках пищи, бродила по полю.
   Все  это  было  ужаснее  кошмарного  сна:  стоны  и  вопли,  зловоние
мертвечины. Бестия, рыскающая среди  руин,  то  ли  тень,  то  ли  живое
существо,  питающееся  ненавистью  враждующих  магов.  Их  открытый  бой
прекратился.  Императоры,  которым  подчинялись   маги,   приказали   им
остановиться. Путы императорской воли с трудом  выдерживали  напряжение:
бестия огрызалась, словно ее прогоняли из отвоеванных владений.
   Глазами  силы  Севайин  охватила  все  сразу.  Она   увидела   армии,
выстроившиеся на  тлеющей  земле.  Золотые  асанианцы,  золотые  и  алые
варьяни, храбрые и  сверкающие  доспехами.  Их  стройные  ряды  застыли,
готовые  ринуться  в  бой:  настал  момент,  когда  необходимые  ритуалы
соблюдены, когда герольды перестали препираться с противником, а  отряды
заняли  свои  места,  сосредоточившись  в  ожидании  сигнала.   Генералы
выдерживали последнюю паузу.
   Даже животные - верховые и впряженные в колесницы сенели, боевые псы,
коты и орлы - даже они замерли.
   Все это напоминало фигуры на игровой  доске,  застывшие,  прекрасные,
понятные. Зиад-Илариос избрал для  атаки  классическую  тактику  запада:
"Три волны Великого моря". Первая  волна  -  пехота,  крепостные,  рабы,
полуобученные и полувооруженные крестьяне, которых словно  скот  погонят
перед колесницей со смертоносными вращающимися ножами. Они умрут,  чтобы
помешать вражеским рыцарям, а  колесницы  будут  надвигаться,  сминая  и
своих и чужих. Вторая волна - лучники,  встречающие  врага  смертоносным
дождем стрел. Третьим, сокрушительным  валом  налетят  принцы:  воины  в
тяжелых доспехах на жеребцах, огромных как  быки,  и  быстрые  и  легкие
уланы-олениай на стремительных кобылах, и вместе с  ними  ужасная  стена
колесниц.
   Перед  этой   грозной   упорядоченностью   армия   Мирейна   казалась
разбросанной, каждый отряд находился там, где хотел. Но Севайин, которая
была рождена на поле битвы и выросла в военных  походах,  узнала  четкий
порядок в притворном замешательстве.  Три  крыла  разнообразных  военных
сил, три армии, приученные драться как единый  организм,  построились  в
соответствии с ходом  боя.  "Трем  волнам"  они  противопоставили  стену
щитов, стену конных лучников и огромную толпу пехотинцев  и  рыцарей  на
конях и колесницах. Сверху Севайин  видела,  что  фланги  армии  варьяни
тоньше, чем центр,  в  сердце  которого  трепетал  алый  огонек.  Солнце
отражалось от его золотого шлема с короной, черный жеребец в  нетерпении
метался, пронзая рогами тяжелый воздух. Рядом  с  ним  застыл  рыцарь  в
зеленых доспехах на красно-золотой кобыле: как всегда, императрица  была
по правую р