ляясь ее радости.
   Мать взяла его на руки, хоть он и был уже большим парнем, семи лет от
роду, и делал первые успехи в военных занятиях.
   - Ты знаешь его. Только сегодня утром я видела его в тебе  и  тебя  в
нем, когда ты скакал на своем пони вдоль реки.
   - Это был не бог. Это было... было... - Он не мог  найти  слов.  -  Я
просто был счастлив, и все.
   - Это был твой отец. Свет,  радость  и  яркое,  сильное  присутствие.
Разве ты не чувствовал, что весь мир любит тебя и ты отвечаешь  ему  тем
же? Что с тобой есть кто-то, разделяющий твою радость, поднимающий тебя,
когда ты спотыкаешься?
   - Лучше бы у меня был кто-то, кого можно увидеть. - У  тебя  есть  я.
Есть князь Орсан, и Хал, и... - Они мне не нужны. Мне  нужен  отец.  Она
рассмеялась. Она была наполнена смехом, эта жрица Хан-Гилена.  Некоторые
были недовольны ею, они считали, что невеста  самого  бога  должна  быть
печальной и суровой; Санелин была созданием света. И он еще ребенком,  к
своему смятению, обнаружил, что не может оставаться хмурым рядом с  ней.
Смех уже начинал клокотать в нем. Как глупо требовать отца, когда  он  у
него уже есть, лучше, чем у кого-либо другого. Отец,  который  всегда  в
нем и с ним. А когда ему действительно нужно было кого-то видеть,  то  у
него был ни больше ни меньше как сам владыка Хан-Гилена, высокий мужчина
с суровым лицом, веселыми глазами и волосами цвета солнечного огня.
   Санелин умерла, от князя Хан-Гилена его отделяло много лиг.  Но  бог,
когда Мирейн искал его, всегда был там, в глубине его собственной  души:
близость слишком сокровенная, чтобы иметь имя или  лицо.  И  утешения  в
словах он тоже  не  давал.  Все  было  гораздо  глубже.  Но  еще  глубже
пробрался страх. - Отец, завтра я могу умереть. Я наверняка умру.  Враг,
с которым мне предстоит биться, слишком силен для меня.
   Стоит ли бояться смерти? Ведь она  -  только  переход,  а  после  нее
наступает несказанная радость.
   - Но умереть сейчас, когда мое предназначение все еще  не  выполнено,
знать, что своей смертью я оставляю королевство во  власти  слуг  твоего
Врага, - можно ли это вынести?
   А, так, значит, не смерти он боялся. Он боялся, что не сможет жить  и
сдерживать богиню. В нем жило ощущение собственной  ценности.  -  И  кто
породил его во мне? Чтобы сделать его сильным, а не высокомерным.  -  Но
тогда все это не имеет значения. Если Моранден убьет меня, трон будет  в
безопасности. Его мать не будет управлять сыном с помощью своих магов  и
жрецов, заставляя весь Янон поклоняться богине.
   А ведь может быть и по-другому.  Возможно,  Моранден,  получив  трон,
сможет противостоять своей матери, а возможно, он окажется слишком  слаб
перед ней. Возможно также, и наиболее вероятно,  что  произойдет  именно
то, что предвидит Мирейн.
   - "Возможно" - тревожное слово, когда его произносит бог.  Для  своих
целей бог может захотеть думать как человек. Он может  пожелать  оказать
помощь там, где она необходима, если ее ищут на верных путях. - Отец! Ты
будешь со мной? Бог всегда со своим сыном.
   - Ты утешаешь меня, - произнес Мирейн с оттенком  иронии.  Но  не  до
конца.
   - Конечно, нет. Я знаю, что эта битва значит для тебя. Еще один удар,
направленный против твоей сестры. - Мирейн  откинул  назад  свою  густую
гриву, вздрогнув от приступа страстного гнева. - Но почему?  Почему?  Ты
бог. Она богиня. Ведите свою борьбу в своем мире. Дайте нам жить!
   Ему показалось, что образ бога улыбнулся, и  улыбка  эта  была  полна
грусти. Мысль его ясно  облеклась  в  слова,  произнесенные  глубоким  и
мягким голосом, похожим и в то же время не похожим на  его  собственный:
"Еще раз говорю тебе, еще раз прошу тебя запомнить: когда  мы  создавали
твой мир, мы принесли клятву о перемирии. Война между нами разрушит все,
что мы  создали  вместе.  Чтобы  не  ставить  все  это  под  угрозу,  Мы
поклялись, что все наши  битвы  будем  вести  с  помощью  тех,  кого  мы
сотворили". Губы Мирейна искривились.
   - Отец, да ты жесток! Скажи об этом прямо. Скажи, что  ты  играешь  с
нами, как кошка играет со своей жертвой. "Нет. Это не так".
   - Если это не так, то как насчет  твоей  соперницы?  Она  мечтает  об
уничтожении. Почему бы ей нс нарушить клятву и не завоевать все?
   "Уничтожение нужно ей не больше, чем мне. Она разрушила  бы  то,  что
радует меня, и накрыла бы мир покрывалом ночи, которую она сотворила,  и
правила бы им единовластной королевой и единовластной богиней". - А ты?
   "Я установил бы равновесие. Разделил бы свет и тьму и указал  каждому
из них надлежащее место".
   - И был бы единовластным королем и единовластным богом.  "Это  сказал
ты, а не я".
   - Да, - горько произнес Мирейн. - Всегда я говорю это. Я люблю тебя и
не могу сдержаться. Но, отец, я смертен и молод,  и  у  меня  нет  твоей
мудрости, чтобы всегда видеть то, что я должен.
   "Победи в своей битве. Остальное придет, когда настанет время".
   - Победи в своей битве, - повторил Мирейн. - Победи.  -  Он  бросился
ничком на постель. - О боги, мне страшно!
   Лампа замигала; легкий холодный ветерок пронесся по шатру  и  улетел.
Вадин обнаружил, что он стоит, склонившись  над  Мирейном,  и  не  может
унять дрожь. Ему трудно было объяснить, что же потрясло его так  сильно:
то ли ужас от того, что бог полыхал и горел в нем, то ли страх от  того,
что король, съежившись, дрожит на походной постели. Бог без лица  и  без
живого голоса и король, похожий  на  испуганного  мальчишку.  Парадоксы.
Вадин был простым человеком, воином, выросшим в горах. Он не был  создан
для этого.
   Он прошел через смерть в свет жизни. Он был  отмечен  силой  Мирейна,
которая пришла от бога.
   Вадин опустился на колено. Мирейн  перестал  дрожать  и  свернулся  в
клубок, став таким маленьким, что почти вызывал жалость. Вадин  легонько
коснулся его плеча.
   - Убирайся, - произнес тот спокойно и холодно. Вадин  не  двинулся  с
места. Мгновение  растянулось,  измеряемое  медленным  дыханием.  Мирейн
сжался еще больше.
   Внезапно он распрямился как пружина,  вскочил  на  ноги  и  опрокинул
Вадина на спину. - Убирайся, дьявол тебя побери. Убирайся! Вадин глубоко
вздохнул, восстанавливая дыхание и прогоняя боль.
   - Почему? - ровным голосом спросил он. Мирейн  поднял  его  на  ноги.
Король не имел права быть таким сильным и таким опасным, как  вспугнутый
леопард, но Вадин  не  испытывал  страха  даже  тогда,  когда  маленькие
сильные руки встряхнули его, словно пучок соломы. Он весь  подобрался  и
сжал зубы, ожидая, когда пройдет буря.
   Мирейн разжал руки. Вадин пошатнулся и выпрямился.
   - Почему я должен убираться? - спросил  он  опять.  -  Потому  что  я
увидел, как ты один раз стал человеком?
   - У меня что, нет права на одиночество? Вадин глубоко вздохнул. Ребра
его болели от падения и от  жестокой  хватки  Мирейна.  Он  посмотрел  в
пылающее яростью лицо своего короля. - Ты и в самом деле хочешь остаться
один?
   - Я... - такое случалось не часто, чтобы Мирейн не мог найти слов.  -
Ты проник в мои мысли. - Разве?
   А чья вина, что он смог это сделать? Мирейн услышал все: и сказанное,
и не сказанное. - Ты не имел никакого права, - произнес он. - Даже права
друга?
   Повисла звенящая тишина. Вадин  сказал  это  не  думая,  направляемый
угасающим блеском бога. Сначала Мирейн услышал только рев своего  гнева.
Когда гнев поутих, глаза его расширились; Вадин почувствовал, что с  ним
происходит то же самое. Сердце его забухало как молот. Кулаки сжались до
боли. Мирейн осторожно и мягко проговорил: - Скажи это еще  раз,  Вадин.
Скажи это сам, пусть мой отец не ведет тебя.
   В горле у Вадина пересохло. Ему захотелось проклясть бога и  все  его
безумие. Он сказал:
   - Друг. Друг, разрази меня гром, и если ты хотя  бы  наполовину  маг,
которым себя называешь, то ты должен знать, что я давным-давно  проиграл
свое пари. А разве у друга нет права быть там, где он нужен? Особенно, -
добавил он мрачно, - если бог понудил его сделать это. -  Мне  никто  не
нужен.
   Высокомерные и глупые слова, да к тому же совершеннейшая ложь.  Вадин
не удостоил их вниманием.
   - Друг, - сказал он и добавил немного смущенно: -  Брат.  Я  не  стал
думать о тебе хуже оттого, что ты испытал страх. Только дураки, младенцы
и, может быть, боги не знают страха.
   - Боги...  боги  могут  испытывать  страх.  -  Мирейн  опять  потерял
самообладание, в нем  взыграла  гордость,  ставшая  его  оружием.  -  Ты
думаешь, что способен мне чем-нибудь помочь? Ты, который даже  не  умеет
написать буквы своего имени?
   Вадин расхохотался. Даже  погруженный  в  пучину  ужаса,  Мирейн  был
достоин всяческого уважения,  потому  что  страх  его  был  мужественным
страхом сильного мужчины и мага. Но  чтобы  он,  такой  мудрый,  поносил
Вадина за то, чем гордится каждый лорд Янона...
   - Мой господин, я что, все понял не  так?  Ты  собираешься  сражаться
стилом и табличками? Верно, что я не умею написать и слова,  но  я  могу
заточить твое стило; может, мне  его  еще  и  оперить  и  показать,  как
сделать из него дротик?
   Мирейн вздернул подбородок. Несмотря на свое бесшабашное  настроение,
Вадин на миг похолодел и засомневался, не зашел ли он слишком далеко.
   - Ты смеешься надо мной, - произнес король, снова становясь  холодным
и спокойным.
   - Послушай меня, - вскричал Вадин  в  порыве  чувства.  -  Завтра  ты
должен выйти на бой и сражаться в полном одиночестве, и никто не  питает
особых надежд на то, что ты победишь. Возможно, ты погибнешь. И  ты  так
напуган, что ничего не видишь, но все равно пойдешь на этот бой,  потому
что ты должен. Потому что у тебя нет выбора. Ты предпочтешь, чтобы  тебя
сожрали демоны, чем покажешь, что готов наложить в штаны.
   - Не готов, - рявкнул Мирейн. - Уже  наложил.  Вадин  на  миг  затаил
дыхание. Он и сам не поверил, что отважился улыбнуться.
   - Ну конечно, ты хотел остаться один на один со своим позором. Ты  не
мог позволить, чтобы весь мир узнал, что ты - человек,  а  не  герой  из
легенды. - Вадин ударил рукой об руку. - Идиот! Интересно, как ты будешь
себя чувствовать к утру, если проведешь всю ночь в раздумьях, трясясь от
страха и ненавидя себя за свой  страх?  Ты  что,  хочешь  проиграть  эту
схватку?
   - Вадин, - проговорил Мирейн с подчеркнутым терпением. -  Вадин,  мой
невольный брат, я, как и любой другой, знаю, каковы  мои  возможности  в
схватке с великим бойцом Янона. Я также знаю, какова моя мера  раздумий,
а для того, чтобы отдохнуть, у меня есть мое  искусство.  Если,  -  едко
добавил он, - ты мне дашь им воспользоваться.
   - Ты опять играешь с истиной. - Вадин уклонился от шутливого удара  и
схватил Мирейна. Король  напрягся,  но  не  сопротивлялся.  -  Моя  душа
принадлежит тебе, Мирейн. Она твоя, и ты можешь делать с ней,  что  тебе
угодно. Даже выбросить, если тебе так захочется.
   - Это будет страшной потерей. - Находясь в кольце рук Вадина,  Мирейн
вынужден был задрать голову, чтобы посмотреть  ему  в  лицо.  Король  не
улыбнулся, и выражение его лица не смягчилось, но глаза  стали  яснее  и
увереннее. - Ты назвал меня по имени.
   - Сожалею, мой господин.
   - Разумеется, ты сожалеешь, - передразнил его  Мирейн.  Тонкая  линия
появилась  у  него  меж  бровей,  составляя  контраст  с  едва   заметно
искривленными  губами.  -  Ты  больше  не  будешь  называть  меня   "мой
господин", когда мы наедине. Довольно того, что мне приходится  выносить
это от всех остальных.
   -  Надо  было  подумать  о  таких  вещах  до  того,  как  ты  родился
королевским наследником.
   - Хорошая мысль, но запоздалая. - Мирейн наконец  улыбнулся,  хотя  и
почти  незаметно.  -  Я  думаю,  ты  мне  полезен.  Как   сильная   доза
слабительного. - О боги! Неужели я так  кошмарен?  -  Даже  хуже.  -  Но
настроение Мирейна уже переменилось, черное  безумство  перерождалось  в
нем во что-то светлое. -Горькое, но, я бы сказал, бодрящее лекарство. Ты
будешь завтра моим свидетелем? -  Это  политика?  Князь  Мехтар...  -  К
дьяволу князя Мехтара, - произнес Мирейн подозрительно мягким голосом  и
крепко взял Вадина за руки так, что тот  не  мог  вырваться.  -  Если  я
останусь жив, то у меня хватит сил разобраться с ним. Если  я  умру,  то
это уже будет безразлично. И, - добавил он, - я бы предпочел иметь  тебя
перед глазами, чем чтобы ты подкрадывался сзади.
   Уши Вадина запылали. - Я бы никогда...
   - Ну а теперь кто лжет? - Мирейн отпустил  руки  Вадина,  придвинулся
ближе и неожиданно заключил оруженосца в  крепкие  объятия.  -  Брат,  я
смиряюсь, я признаю  это.  Ты  нужен  мне.  Ты  будешь  моим  свидетелем
завтра?
   "Да", - подумал Вадин, зная, что Мирейн услышит.  Немного  смущенный,
он тоже сомкнул объятия и, сам не зная почему, вдруг подумал о Лиди. Она
была его женщиной. Мирейн был его, его...
   - Братом, -  сказал  Мирейн  и,  улыбаясь,  отодвинулся  от  него.  -
Сделать, чтобы она оказалась здесь?
   Вадин не сомневался, что Мирейн мог это сделать. Но он поднял руку  в
знак отказа.
   - Спасибо, не надо. Нет необходимости прибегать  к  магии.  Я  вполне
способен на небольшое самопожертвование.
   Мирейн слегка пожал  плечами,  как  бы  не  соглашаясь,  но  отпустил
Вадина. - Спокойной ночи, брат,  -  пожелал  он.  -  Спокойной  ночи,  -
ответил Вадин. - Брат.

***

   Имин сидела на земле  возле  шатра  Мирейна  -  серая  тень  на  краю
освещенного пламенем костра круга. Но Вадин, выйдя  под  открытое  небо,
увидел ее так же легко, как и она его. Глаза их встретились. "Его глаза,
- подумала Имин, - перестали быть глазами мальчика, да и на глаза  воина
они теперь совсем не похожи". Ей пришлось напрячь всю свою  волю,  чтобы
выдержать их взгляд.
   Он слегка кивнул головой в знак понимания и  ободрения  и  неожиданно
улыбнулся, сверкнув белыми зубами. Имин поднялась. Ее сердце, это глупое
существо, сильно стучало. Когда она  оглянулась  назад,  оруженосец  уже
занял ее место и ее пост.
   Мирейн лежал на кровати, заложив руки за голову, и глядел  на  лампу.
Она сбросила платье и легла рядом с ним, обняв его и положив  голову  на
его грудь, как на подушку. Он опустил руки, чтобы обнять  ее,  поцеловал
гладкий пробор в ее волосах. Его пульс  участился,  но  он  еще  не  был
готов. Имин лежала тихо, ничего не говоря, не  думая  ни  о  чем,  кроме
покоя.
   Голос его прозвучал мягко, низко и все же очень молодо.
   - Любимая, знаешь ли ты, как тревожит твоя красота?
   - Тревожит, мой дорогой господин? - Очень. Я совершеннейший трус, моя
госпожа. Все пугает меня. - Даже битва?
   - Больше всего.  У  меня  нет  никакого  мужества,  кроме  показного.
Инстинкт, слепой и абсолютно неразумный, который неотвратимо влечет меня
к тому, чего я боюсь больше всего.
   - Я думаю, - сказала Имин, -  что  это  и  есть  настоящее  мужество.
Знать, какой ужас тебя ожидает, бояться его и тем не менее  сразиться  с
ним без дрожи в руках.
   - Тогда мужество - просто изнанка трусости? - Конечно. - Имин подняла
голову, чтобы посмотреть ему в лицо. - Я  бы  не  назвала  тебя  трусом,
Мирейн Ан-Ш'Эндор.
   - Но я трус! - Он прикусил губу. - Я трус, - повторил он. - А  еще  я
безумец, дурак и так далее. Я слишком хорошо это  знаю.  И  хочу  забыть
это. На время. Пока мне не придется вспомнить.
   - В Яноне, - начала Имин, - в старые времена, до того, как наши  люди
стали следовать обычаям Запада и изнеженного Юга,  когда  король  хранил
бодрствование накануне битвы, был такой ритуал. Он давал силы королю,  а
через него и всему королевству; часто он приносил победу.
   Мирейн сидел неподвижно, широко открыв глаза, отражающие свет лампы и
лицо Имин. Она продолжала спокойным,  ровным  голосом:  -  После  захода
солнца, пока воины стояли в ночном  дозоре,  король  оставался  в  своем
шатре, совсем один или с одним-двумя людьми, близкими ему,  как  братья.
Там он вел тайную битву со своими страхами,  битву  за  себя,  за  своих
людей. Но никогда не считалось мудрым вести  эту  битву  слишком  долго.
Должен был прийти кто-то, кто не только помог  бы  ему  бороться,  но  и
заставил бы его забыться. Это всегда была женщина, не девушка  или  мать
семейства, а та, которая своими обетами и по своей воле избрала для себя
долю не просто давать плотскую любовь, а быть  чем-то  гораздо  большим.
Святая. Сила короля. - И его певица? - И это тоже. Иногда.
   - Тогда, кажется, я сделал мудрый выбор в ночь своего  восшествия  на
королевский трон. Выбрал именно ту единственную  из  всех,  кого  я  мог
пожелать. - Голос Мирейна стал жестче. - Но  сегодня  нет  необходимости
выдумывать титулы и ритуалы. Просто скажи. Скажи прямо. Ты считаешь, мне
нужна женщина?
   - Разве нет? - спокойно спросила она, хотя и знала,  что  это  сводит
его с ума. Взбешенный,  он  захотел  причинить  ей  боль.  -  Почему  ты
думаешь, что именно ты мне нужна? Может  быть,  на  этот  раз  я  изберу
кого-нибудь, более подходящего мне по росту. Кого-нибудь, кто  возрастом
не годится мне в матери.
   Она рассмеялась своим неповторимым журчащим смехом, в котором  Мирейн
не услышал боли.
   - Возможно, это мудро; возможно также, что время для  этого  настало.
Но я уже здесь и притом довольно нежна. А ты  слишком  разборчив,  чтобы
спать с обычной лагерной шлюхой. Он поперхнулся  от  ярости.  -  Как  ты
смеешь!
   Он почти взвизгнул, и  это  было  так  позорно,  что  весь  его  гнев
улетучился.  Смех  заполнил  образовавшуюся  тишину,  смех  безудержный,
заразительный, который снял все напряжение и бросил его,  задыхающегося,
в ее объятия.
   Имин перестала смеяться одновременно с ним, но улыбка задержалась  на
ее губах. В глазах плясали смешинки.
   - Такой ритуал на самом деле был, - сказала она. -  И  мне  на  самом
деле, кажется, нужна... Дьявол тебя побери, Имин! - Он весь горел под ее
руками. Внезапно он оторвался от нее и вскочил  на  ноги.  -  Почему  ты
возвращаешься ко мне? Что ты от этого получаешь? Ты делаешь это  потому,
что это твоя работа, твоя обязанность? Или... ты...
   - В тебе есть красота. Она не  такая,  как  у  других,  она  сильнее,
необычнее. Она  поет  в  крови.  У  тебя  есть  сила,  которая,  созрев,
превратит тебя в великолепного мужчину. В тебе есть  что-то  неуловимое,
королевское. И, - сказала она, беря обе его  руки  и  прикладывая  их  в
своему сердцу, - в тебе есть то, за что я тебя люблю.
   Мирейн наклонил  голову  и  посмотрел  на  нее.  Лицо  его  мгновенно
сделалось холодным и неподвижным.
   - Я не буду твоей любовью на всю жизнь, - сказала она. - И  не  прошу
об этом. Но то, что я могу дать тебе, то, что я всегда  давала  тебе,  в
эту особенную ночь я тебе даю.
   Он почти зарыдал. Он почти засмеялся. Ей удалось то, чего она хотела:
король забыл о своем черном страхе. И пусть  для  нее  он  был  заботой,
настолько же  сладкой,  насколько  и  болезненной.  Лицо  ее  оставалось
безмятежным, улыбка - неомраченной, мысли - ясными и спокойными. Она  не
думала о том, что понимали они оба: что, может быть, им  никогда  больше
не придется лежать в одной постели.
   Но Мирейн был слишком великим магом и истинно Солнцерожденным. Он  не
увидел, но почувствовал. Имин отпустила его руки, и он  погладил  ее  по
щеке.
   - Я не принесу тебе печали, - очень нежно сказал он. - Тогда дай  мне
радость.
   И она  расцвела  в  нем.  Даже  не  имея  его  волшебной  силы,  Имин
почувствовала это. Она обняла его и притянула к себе.

Глава 24

   К заходу солнца тень над лагерем противника  как  будто  растаяла.  В
полной темноте часовые на вершине холма могли различить  противоположный
лагерь, который почти ничем не отличался от их собственного,  с  тем  же
равномерным  расположением  сторожевых   костров.   Пространство   между
лагерями, где водный поток что-то нашептывал на бегу, было слишком черно
даже для тех, кто хорошо видел  ночью.  Алидан,  совершенно  обнаженная,
ползла вниз по склону с осторожностью охотника; волосы ее были заплетены