а. Эсториан  ласково  потрепал  ее  по
загривку.
   - Даже ты понимаешь, насколько все это бесполезно.  Провертеть  сотни
пещер в толще скалы, наделать  усыпальниц  для  королей  на  тысячу  лет
вперед, а потом взять и заколдовать свое творение.  Это  ни  на  что  не
похоже, малыш. Туда нет дороги. Туда можно проникнуть только через Врата
или вооружившись ключом, который я никак не могу отыскать.
   Юлию совершенно не интересовал Замок, чернеющий на той стороне  реки.
Ее занимали голуби, вьющие гнездо в бойнице соседней башни.
   Эсториан усмехнулся. Кошка была  практична,  как  и  большинство  его
подданных. Лучше синица в руке, чем журавль в  небе.  Что  с  того,  что
Солнцерожденный, готовясь к  смерти,  заточил  себя  в  Замке?  Из  этой
истории сапог не сошьешь. Молва гласила, что старый король  не  умер,  а
просто погрузил себя в  длительный  сон,  потому  что  войска  его  были
разбиты и для новых сражений не хватало бойцов. Он проснется, когда  бог
прикажет ему встать и вновь взяться за оружие.
   - Это всего лишь легенда, - раздумчиво произнес Эсториан. -  Что  тут
правда, а что ложь, теперь разобраться трудно. Ясно  одно,  я  император
этой дурацкой страны, и  мне  самому  придется  расхлебывать  заваренную
моими предками кашу.
   Он поморщился от укола солнечного луча, прилетевшего  с  той  стороны
реки.
   - Меня ждет другой замок - в Кундри'дж-Асане. Мой отец так и не  стал
в нем хозяином. Ему не дали. Он был сумасшедшим, так они  говорят.  А  я
утверждаю, что он  был  поумнее  их  обоих.  Как  и  многих  других.  Он
ненавидел Асаниан.
   - И поступал глупо.
   Эсториан не обернулся. Его коробили внезапные появления матери, но он
предпочитал не делать по этому поводу никаких замечаний. Он не говорил с
ней со дня своего восшествия на престол, мать  тоже  не  делала  попыток
сблизиться с ним. К обоюдному удовольствию, почему-то подумалось ему.
   - Император не должен  ненавидеть  половину  собственной  империи,  -
сказала она. - Если, конечно, он хочет остаться императором.
   - Они рассчитывают на обратное, не правда ли? - спросил он горько.  -
Они, скорее всего, полагают, будто моя ненависть велика  настолько,  что
позволит им уйти из-под моей власти?
   - Возможно, - сказала леди Мирейн.
   Он скривил губы.
   - Возможно, говорите вы? Что ж. Я готов предоставить им  такой  шанс.
Что вы скажете, матушка, если я отрекусь от Асаниана?  Если  оставлю  их
гнить в собственном дерьме?
   - Такой шаг чреват для нас гибельными последствиями,  сын.  Окрепнув,
они поднимутся и потрясут восток. Так однажды случилось много лет назад,
и мы были вынуждены жить под железной пятой завоевателей.
   Эсториан повернулся к ней.
   - Послушай себя! Даже сейчас ты, не задумываясь, в  разговоре  делишь
мир на мы и они. Мы - это Керуварион. Они - Асаниан. Эти державы  разные
и никогда не  были  единой  империей.  И  никогда  не  станут.  Это  два
непримиримых врага.
   - Осознать это, - произнесла леди Мирейн спокойно, -  значит  сделать
первый шаг на пути к примирению. У тебя хватит на это сил.
   - У меня была сила! Каждый знает об этом! Много силы! Но ее почему-то
не хватило даже на то, чтобы спасти от смерти отца. Она только выкрутила
меня, как мокрую рубаху, потом вываляла в грязи, потом высушила!..
   Он неожиданно рассмеялся.
   - Вот почему я и вырос такой, - он пощелкал пальцами, подбирая слово,
- такой... перекрученный.
   - Ты действительно полоумный, - сказала мать. Она не смеялась.
   Наступило молчание. У них бывали размолвки  и  прежде,  и  они  потом
долго и плохо сходились. Но - не так долго. И не  так  скверно.  Трещина
между ними все расширялась. И он  не  понимал,  как  поправить  дело,  с
какого конца за него взяться.
   После продолжительной паузы она заговорила, тщательно подбирая слова.
Она всегда так делала, когда волновалась.
   - Сейчас послушай меня внимательно. Обстоятельства складываются  так,
что я вряд ли смогу сопровождать тебя  в  Кундри'дж-Асан.  Кому-то  надо
остаться здесь - регентом Керувариона.
   Он растерялся.
   - Регентом Керувариона? Не ты ли сама не так давно говорила мне,  что
я должен самостоятельно править моей империей?
   - Шрамы слишком глубоки. Их не излечишь в один день.
   - Почему ты только сейчас говоришь мне об этом?
   - Никто не мешал тебе самому  прийти  к  этому  выводу.  Она  сделала
паузу. Чтобы перевести дыхание. А может быть, чтобы успокоить нервы. Или
чтобы переждать вспышку гнева. Но он молчал.
   - Тебе очень хочется, чтобы я поехала с тобой?
   - Разве у меня есть выбор?
   - Да.
   Он посмотрел на нее как на помешанную. Он, конечно, любил  ее,  этого
нельзя отрицать. Но любовь и ненависть вылупились из одного яйца. Кто-то
верно подметил это много лет назад. Один из его остроумцев предков.  Они
понимали толк в подобных вещах.
   - Так, - язвительно произнес он. - Ты, значит,  поедешь  со  мной?  И
станешь контролировать каждое мое движение? И будешь сводничать для меня
в гаремах Золотой империи?.. Она пропустила его слова мимо ушей.
   - Красный принц мудр. Народ любит его. Он успешно сможет осуществлять
регентство в твое отсутствие.
   - Он не намного старше меня.
   - Ты - император.
   Эсториан отсалютовал ей рукой, как шпагой.
   - Прекрасный вид, матушка!  В  моей  империи  все  все  умеют,  кроме
единственного человека, мешающего всем. Его боятся оставить дома,  чтобы
он ничего не напортил, и опасаются отпускать одного в дорогу по  тем  же
соображениям. Вы думаете, я этого не вижу?
   - Я думаю, что ты нуждаешься во мне,  -  сказала  леди  Мирейн,  -  и
именно поэтому так грубо со мной обращаешься.
   Она стояла  по-прежнему  прямо  и  была  безупречно  красива,  но  на
ресницах ее заблестели слезы. Эсториан ощутил жжение  в  переносице,  но
тут же одернул себя.
   Он опять чуть не попался на удочку. Его матушка была  непревзойденной
мастерицей придумывать разного  рода  штучки  и  женские  уловки,  с  их
помощью она всегда добивалась  своего.  Кроме  того,  она  зачастую  без
зазрения совести пускала в ход свои чары, абсолютно не заботясь  о  том,
что у него после ее проделок разламывается голова.
   И  все-таки  он  размяк.  Глупо,  совсем  по-детски,  хотя  отчетливо
сознавал, что она не даст ему ни минуты покоя, если он разрешит ей ехать
с собой.
   Честно  говоря,  он  действительно  нуждается  в  ее  поддержке.  Она
обладает проницательным умом, сильной волей и достаточно  поднаторела  в
искусстве  плетения  интриг  и,  наоборот,  в  случае  надобности  умело
расплетает их. Все это может очень ему пригодиться. Особенно в Асаниане,
где коварство считается естественным свойством  человеческой  натуры,  а
убийство - приятным времяпрепровождением.
   - Хорошо, - сказал он. - Мы едем. Я принимаю  такое  решение,  потому
что сам хочу этого, а не по каким-либо иным соображениям.
   - Разве когда-нибудь было иначе? - сказала она.
   Некоторое время она не сводила с него пристального взгляда. В  скором
согласии сына ей чудился скрытый подвох. После ее ухода над башней долго
витал тонкий аромат благовоний.

***

   Прошло  девять  дней  вместо  намеченных  трех,   прежде   чем   Двор
мало-мальски подготовился к отъезду. И все же камергеры сбивались с ног,
продолжая свою хлопотливую деятельность. Ближе к вечеру  Эсториан  решил
объявить главному распорядителю этой кутерьмы свою волю.
   -  Простые  сержанты  за  полдня  могут  поднять  в  поход  армию  из
двенадцати тысяч человек. А ты вот уже десять  дней  возишься  с  кучкой
придворных.
   Нуриан  затрясся  от  обиды  и  пустился  в  пространные  объяснения.
Эсториан жестом велел ему умолкнуть.
   - Я уезжаю, - сказал он, - завтра утром. Кто  успеет  собраться,  тот
едет со мной. Кто опоздает, тот опоздал.
   -  Но,  сир,  -  пискнул  Нуриан.  -  Как  же  быть  с   багажом,   с
продовольствием, с вашим гардеробом?
   Эсториан выругался. Коротко и энергично. Камергер оскорбленно затих.
   - Я ношу то, что могу носить.  Остальное  великолепно  разместится  в
дорожной суме. Разве в Асаниане нет  купцов?  Разве  там  нет  ювелиров,
шляпников, обувщиков?
   - Императору в Золотом дворце не нужна обувь.
   Нуриан  не  на  шутку  разволновался,  если  посмел  прервать  своего
господина.
   - Но ведь отец выезжал в свет? Или куда-нибудь еще?
   - Нет, - ответил Нуриан, - нет,  сир.  Он  никогда  не  покидал  стен
дворца.
   Так полагал камергер. Эсториан придерживался другого  мнения,  но  не
стал вступать в дискуссию со слугой.
   - Утром я еду, - спокойно сказал он. - Двор может следовать за мной.

***

   Стояло прекрасное утро, когда он покидал столицу. Солнце ярко сияло в
безоблачном небе, свежий ветерок  колыхал  флаги.  Обоз,  состоявший  из
повозок, облепленных верховыми и пешими слугами, тянулся за ним. Гвардия
императора красовалась в походных доспехах красных и золотых  расцветок,
охранницы леди Мирейн  предпочитали  зеленый  цвет.  За  ними  двигались
разодетые придворные - лорды верхом, дамы в носилках, окруженные  толпой
стражей, грумов и лакеев. Маленькая группка жрецов и жриц  выглядела  на
их фоне очень скромно. Крученые ожерелья и гладкие волосы, заплетенные в
тугие косички, выдавали их принадлежность  к  касте  служителей  культа.
Вэньи находилась среди них.
   Эсториан  двигался  во  главе   колонны.   Сенель   <Сенель   рогатое
парнокопытное животное, подобное лошади.> под ним был черен как  ночь  и
хороших кровей. Крупные, голубые, как незабудки, глаза, остро отточенные
рога и белая звездочка между ними делали его просто неотразимым. Он  был
еще  молод  и  не  прочь  подурачиться,  но  достаточно  смышлен,  чтобы
повиноваться малейшему  движению  поводьев.  Сейчас  Умизан  неторопливо
трусил по дороге, беззлобно  пофыркивая  на  Юлию,  бежавшую  рядом.  Он
ничего не имел против королевской кошки, потому что еще жеребенком играл
с ней и рос. Рысь лениво  огрызалась,  но  все  же  старалась  держаться
подальше от острых  раздвоенных  копыт,  с  царственной  невозмутимостью
игнорируя толпу обступивших дорогу зевак.
   Казалось, весь  Эндрос  хлынул  за  пределы  крепостных  стен,  чтобы
проводить своего императора. Гром приветственных криков и  рукоплесканий
не смолкал вокруг него, но лица многих горожан были  опечалены.  Простой
люд искренне симпатизировал своему  молодому  правителю,  и  его  отъезд
воспринимался как  ощутимая  потеря  в  жизни  столицы.  Конечно,  через
какое-то время мальчик  вернется  в  родные  края,  в  чем  он  публично
поклялся, глядя на черные башни Замка, но кто знает,  как  оно  все  там
устроится. Прошлый император вот так же клялся, отбывая в чужую  страну.
Вернуться-то он вернулся, но неживой, и  косточки  его  теперь  в  толще
скалы.
   Эсториан обернулся в седле. Он оглядел белые стены столицы и  перевел
взгляд на мрачные зубцы башен; над ними парил собирающий солнечный  свет
кристалл. Он отсалютовал ему правой рукой. Кристалл вспыхнул и послал  в
его сторону пучок нестерпимо ярких лучей. Молодой император рассмеялся.
   - Привет  тебе,  -  негромко  произнес  он.  -  Приглядывай  за  моей
столицей, пока я в отъезде.
   - И ты говоришь все это с легким сердцем?
   Эсториан обернулся и бросил взгляд на  жреца,  который  приноравливал
бег своей кобылы к размашистой трусце Умизана. Лицо его было серьезно.
   - Это такая сила,  -  медленно  произнес  Айбуран,  -  перед  которой
трепещут боги.
   - Разве твои слова, воспитатель, не ересь?
   Эсториан   ослепительно   улыбнулся   толпе.   Умизан,   почувствовав
настроение  хозяина,  вильнул  крупом  и  замахал  кисточкой  вскинутого
хвоста. Жрец, не прибавив ни слова к сказанному,  поклонился  и  отъехал
прочь.
   Через какое-то время добровольный эскорт, сопровождавший  императора,
стал редеть, и приветственные возгласы  постепенно  смолкли.  К  полудню
повернули  восвояси  самые  решительные  из  провожающих.  Когда  солнце
склонилось к западу, голова каравана достигла пограничного камня, белого
столба, стоящего на меже, отделявшей территорию Эндроса  от  земель  Ста
Царств. За ними возвышался пологий  холм,  рассеченный  надвое  рекой  и
увенчанный подобием гребня. Этот холм не шел  ни  в  какое  сравнение  с
величественными хребтами северных гор, но здесь, на равнине, даже  такой
плюгавый бугор казался серьезной преградой.
   Эсториан оглядел свиту. На лицах придворных  читалось  явное  желание
передохнуть,  и  даже  мать  его  выглядела  усталой.  Он  усмехнулся  и
пришпорил Умизана.
   - Вперед, - сказал он. - Только вперед.
   Некоторое время копыта сенелей упорно месили мягкое покрытие  дороги,
постепенно превращая его в  грязь.  На  вершине  холма  Эсториан  бросил
поводья.
   Умизан коротко  всхрапнул  и  опустил  морду  к  земле.  Юлия  игриво
подпрыгнула и покатилась по траве,  издавая  воркующие  звуки.  Судя  по
всему, она чувствовала себя прекрасно, совсем не сожалея о том,  что  ее
вынудили  бросить  город,  в  котором  она  родилась.  Ее  дикая  натура
наслаждалась свободой  и  первозданными  запахами,  идущими  от  влажной
земли.
   Эсториан посмотрел в сторону столицы. Она стала такой крошечной,  что
ее можно было взять в ладони и, как следует  все  рассмотрев,  поставить
обратно. Изящная безделушка, вырезанная из  слоновой  кости,  украшенная
золотыми накладками.
   После смерти отца ему не раз приходилось покидать ее. Но эти  поездки
совершались только в северном или восточном направлении. И никогда  -  в
западном.
   Почему-то он ощущал себя сейчас птицей, вырвавшейся из клетки. В душе
его роились разные чувства; но и  страх,  и  смятение,  и  неуверенность
побеждало нечто такое, чему он не знал названия.
   И вот оно явилось. Сверлящая радость! Ощущение полной свободы! Пускай
непрошеной, пускай из-под палки. Оно явилось внезапно и  уже  не  желало
покидать его.
   Ужасно, чудесно, великолепно.
   Он тронул  пяткой  тугой  бок  Умизана.  Жеребец  подхватил  с  земли
последний клочок травы и, описав  полукруг,  отвратил  взор  хозяина  от
скучной равнины. Теперь перед ним расстилалось  иное,  еще  неизведанное
пространство, в котором смутно белела стена Хан-Гилена.
   - Вперед, - промолвил он. - Только вперед!

Глава 6

   Императорский  поезд  двигался  в  хорошем   темпе,   среднем   между
марш-броском армии и выездом  лежебок  на  загородный  пикник.  Бодрость
сенелей  и  погода  способствовали  путешествию,  но  изгибы  дороги   и
неровности ландшафта  существенно  замедляли  его.  Частые  остановки  в
городах и храмах также наносили  ущерб  скорости  продвижения  каравана,
однако Эсториан был упорен  и  терпелив.  Пьянящее  чувство  свободы  не
покидало его, он правил своими людьми железной рукой, что,  впрочем,  не
мешало ему пребывать в отличном настроении и потакать прихотям Умизана.
   Весна разгоралась. В солнечном свете ярко блистали воды реки  Сувиен,
за белой стеной Хан-Гилена клубились причудливые  туманы.  Они  миновали
покрытые рощами холмы Айбена и Сареса и въехали в дремучие леса Куриона.
Городков на их пути поубавилось, все  чаще  попадались  одинокие  замки,
стоявшие на обрывистых берегах Сувиен или целиком  занимавшие  отдельные
острова в центре ее стремнины. Хозяева их не всегда приходили в восторг,
обнаружив  за  воротами  своих  крепостей  гомонящую  толпу,  но,  узнав
императора,  меняли  свое  отношение  к  происходящему.  Он  знал,   как
обращаться с ними. Иногда крепкое словцо  в  беседе  с  простыми  людьми
значит много больше, чем ласковая речь и ослепительная улыбка.
   - Порой я не понимаю, чего они хотят, - пожаловался он Вэньи  однажды
утром,  -  подольше  задержать  меня  у  себя  в  гостях  или   поскорее
выпроводить.
   Она бросила поводья, рассчитывая, что ее  сумасбродная  кобылка  сама
одолеет  крутой  склон,  и  призадумалась,  потом  заговорила  тщательно
подбирая слова. Лицо ее неожиданно зарумянилось,  возможно,  от  свежего
воздуха и быстрой езды.
   - Конечно, им хочется удержать тебя.  Ты  хорошо  относишься  к  ним,
помогаешь решать спорные вопросы, исцеляешь недуги и  благословляешь  их
коров и женщин. Они любят тебя.
   - Они улыбаются, когда  мои  придворные  как  саранча  уничтожают  их
скудные съестные припасы.
   - Это гордость. - Она поправила непослушную прядь волос,  упавшую  на
лицо, но свежий ветерок тут же вернул ее на место.
   Кобылка Вэньи оступилась на мокром камне, и девушка ласково похлопала
ее по лоснящейся от пота шее. Кто-то чуть пониже ростом, но энергичный и
бодрый, также ожидал знаков  внимания.  Зеленые  глаза  рыси  неотступно
следили за ней. Юлия подпрыгнула и в полете потерлась о руку девушки.
   Не дождавшись ответа, Вэньи снова заговорила.
   - Они дают тебе больше, чем обязаны давать господину вассалы, но ведь
и сами извлекают из этого пользу. Ты очень полезный во  всех  отношениях
гость, хотя бы потому, что твое посещение на долгие годы  даст  им  пищу
для разговоров. Он посмотрел вниз и обнаружил  беспорядок,  возникший  в
центре каравана. Замешательство вызвал местный  лорд,  с  восхитительным
упорством пытавшийся  завернуть  колонну  в  сторону  своего  обиталища.
Подъехавший Айбуран завел с ним  непринужденную  беседу.  Непринужденную
для верховного жреца Эндроса и довольно мучительную для жителя  дремучих
лесов. Эсториан потер подбородок. В последнее время  он  стал  все  чаще
отлынивать от бритья, и его щетина  превратилась  в  роскошную  кудрявую
поросль. Холодная вода, холодная бритва  -  достаточно  веские  причины,
чтобы оправдать леность.
   Вэньи по утрам любила играть с его бородкой. Она вновь  покраснела  и
рассмеялась.
   - Я думаю, - сказал он,  -  сегодня  ночью  мы  разобьем  собственный
лагерь. Мне говорили, что день или  два  нам  не  будут  встречаться  ни
поселки, ни замки.
   - Но один из них все же находится где-то поблизости, - возразила она,
- и уж его владелец не преминет заполучить нас в свои сети.
   - Что ж, придется предложить ему стать нашим  гостем  и  поскучать  с
нами под лунами. Это внесет в его жизнь некоторое разнообразие.
   - Это не оскорбит его?
   - Нет, если приглашение сделаю я, со всем присущим мне обаянием.
   - Ах, - сказала Вэньи, лаская его взглядом, - ты все-таки неисправим.
   Он поцеловал свою ладонь и приложил ее к щеке спутницы.
   - Благословляю тебя и весь твой род, дитя мое!
   Вэньи напряглась и побледнела.
   - Никогда, - сказала она  звенящим  от  ярости  голосом,  -  слышишь,
никогда больше не шути со мной так.
   - Вэньи! - Он попытался обнять ее.
   Она уклонилась так резко, что зубы ее клацнули.  Растрепавшаяся  коса
колыхнулась  на  узких  плечах.  Она  ударила  пятками  кобылку,  и  та,
удивленно хрюкнув, дернулась в сторону. Эсториан хотел поддержать Вэньи,
но она опять увернулась, и  взволнованные  сенели  заскользили  вниз  по
крутому склону, с трудом удерживая равновесие.
   Когда дорога выровнялась, Вэньи вновь обрела дар речи,  но  голос  ее
все еще дрожал.
   - Я не корова и не деревенская плодовитая дурочка. Я не могу подарить
тебе ребенка до тех пор, пока мое Странствие  не  закончится.  Зачем  ты
обижаешь меня?
   Вэньи была права,  он  сморозил  глупость,  но  гордость  мешала  ему
признать это. Он усмехнулся и холодно произнес:
   - Твое Странствие это также и мое Странствие. Я думал, ты понимаешь.
   - Ты отмечен милостью Небес. - Слова давались ей с трудом, но она все
же не собиралась  уходить  от  разговора.  -  Ты  -  император,  и  твое
Странствие может считаться во всех отношениях приятным.
   - Если исключить из него Асаниан, - язвительно заметил он.
   Вэньи призадумалась, рассеянно  поглаживая  по  холке  свою  кобылку,
которая, расшалившись, стала шарахаться от каждой тени.  Умизан  фыркнул
на нее и опустил рога. Это была демонстрация высшей  степени  отвращения
жеребца к глупой твари противоположного  пола.  Кобылка,  прижав  уши  к
безрогому черепу, фыркнула в ответ, но все же присмирела.
   - Да, -  с