ственное тело.
   Некоторые  встречные  оленейцы   показались   ему   чужеземцами,   но
большинство - нет. Один из них встал на его дороге.
   - Брат! Как ты добрался сюда?
   Быстрая улыбка, блеск глаз сквозь вуаль. Корусан также позволил  себе
улыбнуться.
   - Я-на сенеле. А ты?
   Мерид хлопнул правой рукой по рукоятке меча,  наполовину  приветливо,
наполовину предостерегая.
   - Твой плащ в пыли. У гвардейцев могут возникнуть вопросы.
   - Пустое. Куда ведет эта дверь?
   - Мне кажется, ты это знаешь.
   - Он там?
   Ему следовало говорить тише. Мерид вскинул руку.
   - Угомонись, парень. Сейчас ты не получишь его  крови.  Он  находится
под нашей защитой, и мы охраняем его, как настоящего императора. Это наш
долг. - Ты видел его? - спросил Корусан.
   Мерид   не   успел   ответить.   За   спиной   Корусана   послышались
приближающиеся шаги.  Они  отдавались  в  пустоте  караульной.  Мужчина,
одетый в алое и золотое, прошел мимо них. Его лицо... Корусан вздрогнул.
   - Кто? - быстро спросил он, когда мужчина прикрыл за собой дверь.
   - Его личный телохранитель,  -  усмехнулся  Мерид.  -  Очаровательная
мордашка, не так ли? Дикарь из  пустыни.  Говорят,  он  укокошил  дюжину
мужчин и  покалечил  другую  дюжину,  чтобы  отвоевать  себе  тепленькое
местечко при троне.
   У Корусана от удивления расширились глаза.
   - Он что, родился с таким лицом?
   - О нет. Это татуировка. Он иногда говорит  с  нами.  Неплохой,  надо
сказать, человек.
   Как  странно,  подумал  Корусан.  Мерид  с  симпатией   относится   к
чужеземцу. У него неожиданно свело желудок. Голодный спазм. Намек на то,
что пора подкрепиться. Знак, что он попал именно туда, где ему надлежало
быть.
   Он положил ладонь на дверную ручку. Мерид нахмурился.
   - Ты ведь не собираешься войти туда?
   В  ответ  Корусан  молча  толкнул  дверь.  Мерид  не  остановил  его.
Караульный обязан останавливать каждого незнакомца, следующего через его
пост. Но... Корусан не был незнакомцем,  и...  насчет  него  не  имелось
никаких указаний.
   Он знал эти покои как свои пальцы, он  жил  здесь  всю  свою  прежнюю
жизнь. Здесь он родился, здесь учился, здесь надеялся умереть. Сейчас он
проник сюда, как тень, как любой другой оленеец.
   Керуварионцы действительно были беспечны.  Корусан  всегда  относился
недоверчиво к россказням о них, но, кажется, эти побасенки оборачивались
правдой.  Открытые  покои,  гвардейцы,  не  задающие  лишних   вопросов,
придворные, слоняющиеся туда-сюда. И  абсолютное  отсутствие  каких-либо
турникетов, замков и запоров - во всех местах, кроме одного.
   Дверь в спальню императора  была  забрана  новой  решеткой,  все  еще
блестящей от обработки, и запиравший ее засов туго ходил в пазах.
   - Эй, ты! Чего тебе там понадобилось?
   Он обернулся поспешно, однако не слишком быстро.  Голос,  окликнувший
Корусана, был  мягок,  как  и  у  всех  варваров,  пытавшихся  подражать
асанианам, но в тоне говорящего слышались нотки враждебности. Перед  ним
стоял покрытый шрамами татуированный дикарь из южных пустынь.
   Корусан заговорил на том же диалекте, который  немилосердно  коверкал
варвар.
   - Вы что - превратили императора в узника?
   Глаза телохранителя сделались узкими, как щелки.  Он  пожал  плечами,
потом медленно заговорил.
   - Ты, наверное, новичок? Конечно, наш император свободен  как  птица.
Просто его отец когда-то погиб здесь. Его величество  не  желает,  чтобы
кто-либо входил в эту комнату.
   - Это произошло десять лет назад.  Любое  горе  забывается  за  такое
время.
   - Он не может забыть смерть отца. Его  до  сих  пор  посещают  черные
видения.
   - Он столь слаб?
   Глаза дикаря сверкнули.
   - Взгляни на него, и эти слова застрянут у тебя в глотке. Просто  наш
император сильно отличается от других людей.
   - Во всяком случае, мне  понятно,  -  сказал  Корусан,  -  что  слуга
императора любит своего господина.
   - То же происходит со всеми, кто его знает.
   Из глубины покоев донесся какой-то звук. Дикарь встрепенулся.
   - Я здесь!  -  откликнулся  он  и,  вновь  повернувшись  к  Корусану,
добавил: - Он ищет меня. Ступай следом за мной, оленеец, но смотри, веди
себя хорошо, иначе он велит натянуть твою кожу на барабан.
   Корусан последовал за варваром, шагая вдоль шеренги других оленейцев,
не спрашивавших, что делает здесь их новый собрат.
   Он исполняет свой долг, считали они, подчиняясь чьему-то приказу,  не
зная, что по своему рангу приказы им должен отдавать именно он.
   Черный король находился в  покоях,  предназначенных  для  гостей,  и,
кажется, вознамерился превратить их в свои собственные.  Сейчас  молодой
император готовился к встрече с Высоким двором, и  слуга-южанин  помогал
ему переменить одежды.
   Корусан за последнее время достаточно нагляделся  на  северян.  И  во
дворце, и в городе, и на дорогах, ведущих к  столице.  У  этого  варвара
было смуглое лицо, характерный горбатый нос, иссиня-черные волосы, как у
множества варьянцев; при всем при том он казался неимоверно высоким.
   Нет, он не был великаном и, пожалуй,  только  на  голову  превосходил
Корусана, но рост узурпатора подчеркивала его худоба.  Длинноногий,  как
жеребенок, угловатый и  неуклюжий,  он  выглядел  мальчиком-переростком,
которому еще расти и расти, несмотря на то, что ширина его плеч  сделала
бы честь любому асанианскому атлету.
   Не красавец, отнюдь нет. Безобразен,  как  это  и  ожидалось.  Грубая
кожа, хищные лопасти носа, большой подвижный рот, прячущийся в  завитках
бороды.  Глаза,  вызывающие  шок.  Янтарные,  как  у   льва,   глубокие,
пронизанные  золотистыми  искрами,  зрачки  их  расширялись,  когда   он
перебрасывался со слугой короткими фразами.
   Корусан подкидывал эти наблюдения в  топку  своей  ненависти,  но  не
получал ожидаемого  эффекта.  Вместо  вспышки  гнева  или  волн  ярости,
затмевающих разум и ослепляющих зрение, он почувствовал,  что  всем  его
существом овладевает безграничная симпатия.
   Неуловимая грация  сквозила  в  каждом  движении  чужеземца.  Быстрый
поворот головы, взгляд через плечо на слугу, пальцы которого погружались
в массу тяжелых волос, белозубая улыбка на  темном  лице.  Слуга  замер,
потом расхохотался какой-то его шутке.
   Чему смеется этот дикарь? Корусан сердился. Он был желт,  как  речной
песок, и рядом с ним не было никого, кто мог бы о нем позаботиться.
   Он знал, что ему следует уйти, но тело не слушалось его. Здесь  стоял
враг, завладевший всем, что мог бы иметь Корусан.
   Он вселился в его  покои,  он  примерял  его  мантии,  длинноногий  и
длиннорукий, поеживающийся от неловких движений слуги.
   - Оставь в покое мою косичку, Годри, -  поморщившись,  бросил  он  на
гилени, - у тебя все равно ничего  не  выходит,  а  я  должен  выглядеть
хорошо.
   Корусан понял. Он изучил дикарский язык,  чтобы  лучше  знать  своего
врага.
   - Я делаю все что могу, сир, - непочтительно огрызнулся Годри.  -  Вы
сами разогнали всех своих слуг со скоростью, достойной  душевнобольного,
если не сказать хуже.  А  для  того,  чтобы  выглядеть  хорошо,  следует
наконец выбраться из дворца на свежую травку.  Что  вы  скажете  о  паре
раундов славного боя на мечах?
   - Потом, - капризно произнес узурпатор. Голос его был подобен рыканью
хищного зверя.
   Годри  попятился.  Медленно,   давая   хозяину   возможность   знаком
остановить его. Император не сделал этого, и южанин  удалился,  неслышно
ступая. Корусан неподвижно стоял возле стены.
   Черный король потянулся лениво, как кошка, и зевнул, обнажив крупные,
безукоризненной формы резцы. Его зубы  были  белы  как  мрамор,  гораздо
белее, чем зубы асаниан.
   Мантия соскользнула с его плеч, он остался совсем голым. Северянин  -
худой как палка. Кожа на мышцах натянута, округлостей нет и в  помине  -
одни плоскости и углы.
   Нагота  неприятна,  тяжела  и  несовершенна.  Противно  смотреть   на
неприкрытое человеческое существо. Этот не был противен. В чем его сила?
Откуда берется могущество? На  правой  ладони  варвара  горел  солнечный
знак.
   Император шагнул к стене, завешанной плотной тканью, взялся  за  край
портьеры и рванул ее на себя. Раздался треск, занавеска, клубясь, опала,
и комнату залил поток нестерпимо ярких солнечных лучей. Одну  за  другой
император сорвал все шторы с окна, выходящего в парк, распахнул рамы, не
заботясь о том,  что  кто-нибудь  может  увидеть  его  наготу.  Он  чуть
наклонился вперед и сказал в напоенный солнцем простор:
   - Иногда мне кажется, что мои кошмары сбылись, что Золотой  дворец  -
это и есть весь мир и никакого Керувариона не существует.  Мне  кажется,
что я навек приговорен дышать  затхлым  воздухом  каменных  помещений  и
таскать  на  себе  мантии  асанианских  владык.  Что  скажешь  на   это,
стражник?
   Он говорил по-асаниански. Плохо, но достаточно внятно, чтобы  Корусан
мог разобрать, о чем идет речь.
   - Ответь, молчаливый стражник. Что ты думаешь обо мне?
   Корусан прижался к стене. Глупо, ведь он знал,  что  его  присутствие
обнаружено. Однако инстинкт всегда берет верх над логикой.
   Солнечные лучи позолотили кожу черного  короля.  Они  растекались  по
всему его телу, собирались в ручьи и сбегали к ногам, оставляя  на  полу
блестящие лужи. Невероятное,  невозможное  зрелище.  Магия.  Колдовство.
Рассчитанное  на  то,  чтобы  внушать  благоговейный  страх  тому,   кто
осмеливается шпионить. Тому, кто недоверчив, враждебен и желтокож.
   Но это не отвращало. Корусан потянулся к нему, двигаясь  на  кончиках
пальцев, осторожно, неслышно. Что-то вспыхнуло и загорелось  в  воздухе,
причиняя боль. Он так же осторожно отступил,  краешком  глаза  следя  за
пылающим варваром. Император стоял, откинув голову,  отдаваясь  яростной
ласке жгучих лучей.
   Когда он повернулся, глаза его были печальны.
   - Пойдем со мной, стражник. Никто на свете не может сказать,  кто  из
нас больший раб - ты или я.
   Странное  заявление.  Корусан  усмехнулся  в  густую  вуаль  и  решил
следовать за черным королем. Но не из послушания, нет.  Из  любопытства,
которое переполняло сейчас всю его сущность.

Глава 22

   Эсториан выигрывал отдельные стычки. Лорд Фираз гюбеждал в глобальной
войне.
   От такого положения вещей молодому императору делалось тошно.  Мутное
состояние души толкало  его  на  разного  рода  выходки  и  необдуманные
поступки.
   Вот и сейчас он тащился, сгибаясь под гнетом  многочисленных  мантий,
на послеобеденное заседание Высокого двора. Он  уже  успел  побывать  на
утреннем заседании,  которое  соизволил  покинуть,  не  дожидаясь  конца
процедуры,  что  было  неслыханным  нарушением  этикета.  Сознавая,  что
допустил оплошность, он позволил своему раздражению излиться  на  Годри,
потом нагишом торчал у окна, выходящего в многолюдный парк, потом  вновь
решил посетить  Высокий  двор,  прихватив  с  собой  в  качестве  стража
оказавшегося  под  рукой   оленейца.   Возможно,   лишь   затем,   чтобы
подольститься к лорду Фиразу, который всегда и во всем оказывался  прав.
Высокий двор окатил  императора  мелким  дождем  косых  взглядов.  Потом
сановники поочередно поклонились его  величеству,  демонстрируя  выучку,
потом он опять устроился в просторном, заваленном  подушками  кресле,  и
лорд Фираз, на лице которого  не  мелькнуло  и  тени  упрека,  продолжил
беседу с очередным просителем.
   Мелкий лорд из далекой западной провинции с трясущейся  от  древности
головой бубнил что-то о необходимости возвести на свое ложе  новую  жену
и, кажется, испрашивал на то высочайшего разрешения.  Его  семимантийное
высочество лорд Фираз указывал досточтимому лорду на более настоятельную
необходимость заполнить прежде вакансии в гаремах его сыновей.
   Эсториан в который раз подивился  умению  регента  решать  щекотливые
дела так, что ущемленная сторона, уходя восвояси, вовсе  не  чувствовала
себя таковой.
   Следующий посетитель,  представленный  как  принц  пяти  мантий,  был
облачен всего в три из них, но  даже  и  эти  покровы  казались  слишком
тяжелыми для него. Кланяясь, он оступился и чуть  не  упал,  отягощенный
чрезмерным весом. Совсем ребенок, подумал Эсториан, разглядывая  круглое
непроницаемое  личико,  показавшееся  ему  странно  знакомым.  Маленькая
фигурка дышала отчужденностью, словно проситель  заранее  был  уверен  в
неуспехе своего предприятия.
   - Он пришел, - заявил лорд Фираз, - просить ваше величество  извинить
проступок его отца.
   Эсториан вопросительно вскинул брови.
   Полное имя мальчика оказалось длиннее, чем можно было предположить, и
указывало на его родство с тремя знатнейшими домами  Асаниана,  а  также
особами королевской крови.
   Он заговорил сам, ибо такая привилегия позволялась ему протоколом.
   - Мой отец, - сказал мальчик ясным и  твердым  голосом,  -  умер.  Он
глубоко сожалел о своем проступке, покрывшем его имя  позором.  Он  умер
достойно и уважительно.
   - Как можно умереть уважительно?
   Голос Эсториана, грубый голос варвара и дикаря, впервые  прозвучал  в
этих стенах, отдаваясь эхом в углах зала. Мальчик  был  слишком  юн  или
слишком пунцов, чтобы казаться шокированным этим.
   - Он пожелал, чтобы вы, ваше величество, узнали о его смерти.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Ваше величество, - вмешался в диалог лорд Фираз, -  его  отцом  был
тот, кто осмелился выразить вам непочтение в вашем дворце - в Эндросе.
   Голова Эсториана словно опустела на миг. Потом вспышка памяти озарила
сознание. Асанианский посол, приносящий присягу  керуварионскому  трону.
Ошибка, допущенная Эсторианом в обращении с ним. Демарш  гордого  лорда,
осмелившегося взглянуть молодому императору прямо в глаза.
   Сын был похож на отца - теперь Эсториан ясно видел это. Правда,  лицо
его  еще  не  успело  отвердеть  и   в   движениях   скользила   детская
неуверенность.
   - Он убил себя? -  Эсториан  хотел  убедиться,  что  не  ослышался  и
правильно все понял. - Убил из-за того, что между нами  вышла  маленькая
размолвка?
   - Никто не смеет оскорбить императора безнаказанно.
   Голосок Низада из Ушавара был по-прежнему тверд.
   Ну нет, подумал Эсториан. Я не отдам этого малыша им на съедение.
   - Мы готовы уплатить любой штраф, который соизволит наложить  на  нас
ваше величество, - продолжал мальчик. - Отец умер, его прах  развеян  по
ветру, его титул изъят из его имени. Что еще  угодно  вашему  величеству
потребовать от нас? Мы готовы отдать вам все, что у нас есть.
   - Нет, - сказал Эсториан, его сердце сильно заколотилось. - Нет. Я не
хочу, чтобы мои подданные так умирали.
   - Он проявил непочтение, - сказал маленький лорд. - Он заслужил  свою
смерть. Он покрыл наше имя позором.
   - Нет, не так. - Эсториан привстал с кресла. - Он не  опозорил  себя.
Он поступил так, как считал правильным. Я был не прав. Я плохо говорил с
ним. Я не думал, что он поплатится жизнью за это.
   Низад широко раскрыл круглые, как бронзовые  монетки,  глаза,  но  не
смотрел в лицо императору.  Эсториан,  тяжко  влача  мантии,  подошел  к
мальчику и тронул маленькую холодную руку.
   Двор ужаснулся. В который раз. Эсториан сердито поморщился.
   - Я возвращаю тебе титулы твоего отца, - сказал он. -  А  также  все,
что у него взято. Это был смелый и благородный человек. Я  сожалею,  что
он умер из-за такой малости.
   - Вы можете все. - Низад поклонился. - Вы - император.
   У него засосало под ложечкой. Нет, никого из них нельзя убедить ни  в
чем.
   - Ступай, - сказал он первое, что пришло в голову. -  Будь  счастлив.
Расскажи всем, что  император  не  так  глуп,  чтобы  не  разбираться  в
вопросах чести.
   Нормальный ребенок, скорее всего, улыбнулся  бы  этим  словам.  Низад
заплакал. Мелкие слезы стекали по плоским щекам к круглому подбородку.

***

   - Они презирают нас, - обратился Эсториан к Годри. - И не любят меня.
Как я могу управлять ими? Я их совершенно не понимаю.
   Молчаливый сквайр вынырнул из пучины непроницаемого безмолвия.
   - Я думаю, они сами вряд ли себя понимают, милорд.
   Эсториану захотелось стащить с себя дурацкие мантии и  зашвырнуть  их
подальше. Но он уже проделывал это. И не раз.  Он  проделывал  все,  что
позволяют себе бунтовщики, узники и капризные дети.
   - И что же? Они все равно окружают меня, мучают, одолевают.  И  плюют
на мои вспышки протеста.
   Годри молчал. Бедный Годри. Хозяин изводит его так  же,  как  Асаниан
изводит хозяина. Но Годри любит своего господина, а  Эсториан  ненавидит
своих мучителей всей душой.
   Ненависть эта  не  приносит  плодов.  А  посему  ее  давно  следовало
отбросить, как бесполезную вещь. Пора принимать реальность такой,  какая
она есть, и мыслить конкретными категориями. Почему бы, например, не...
   Он усмехнулся. То, что забрезжило вдруг в его мозгу,  даже  не  успев
оформиться в четкий образ, казалось чрезвычайно занятным.
   Годри посмотрел глазами напуганного сенеля.  Эсториан  улыбнулся  еще
шире, заметив, что его веселость насторожила слугу.
   - Предположим, - произнес он мечтательно, -  предположим,  мой  милый
Годри, что я пойду им навстречу. Что случится тогда? Позволят ли они мне
быть самим собой? Ослабят ли свою хватку?
   - Не знаю, милорд. - Слуга подчеркивал  своим  тоном,  что  прекрасно
осведомлен, как его господин реагирует на правду, исходящую из уст  даже
самых близких ему людей.
   - Вряд ли они расслабятся, думаешь ты про себя, мой верфный Годри.  И
все же, если я в игре против них выброшу фальшивую кость, будешь  ли  ты
судить меня строго?
   - Вы все равно сделаете то,  что  вам  взбредет  в  голову,  -  хмуро
пробормотал Годри. - Вам абсолютно не важно, что я при этом скажу.
   Эсториан обнял слугу за плечи и  притянул  к  себе.  Шепот  господина
вызвал на лице Годри гамму  быстро  сменяющихся  чувств  -  от  холодной
недоверчивости до изумления. Потом  физиономия  его  выразила  искреннюю
веселость.
   - Это пахнет потасовкой, милорд, - сказал он.  -  Но  очень  неплохой
потасовкой.
   Вдохновленный поддержкой верного сквайра, Эсториан не мешкая принялся
готовиться  к  битве.  Он  удивил  своих  желтолицых  слуг   неожиданным
требованием облачить его в самые  пышные  мантии,  а  затем  повелел  им
пригласить к себе персону, с  которой  ему  последнее  время  совсем  не
хотелось встречаться в часы досуга.
   Лорд  Фираз  явился  на  зов  без  свиты  и  держался,  как   всегда,
спокойно-невозмутимо. Правда, вино и фрукты, предложенные ему, он прежде
позволил отведать неприметной серо-коричневой личности, исполняющей  при
нем роль дегустатора. Несмотря на столь явную демонстрацию холодности со
стороны высокочтимого лорда, Эсториан, лучась дружелюбием, заявил:
   - Я хочу разослать  приглашения  лордам  Высокого  двора.  Их  частые
напоминания о том, что я должен вступить в брак, нашли  наконец  в  моей
душе  подобающий  отклик.  Я  решил  жениться,  мой  друг,  и  предлагаю
знатнейшим семействам столицы представить на императорский  смотр  своих
дочерей, из которых я выберу себе будущую супругу.
   Лорд Фираз стал мельче  в  собственных  глазах.  Некоторое  время  он
переваривал ошеломительное известие, потом, запинаясь, пробормотал:
   - Значит ли это, ваше величество, что мы должны подготовить церемонию
в будущем цикле Ясной Луны?
   - Нет, - сказал  Эсториан.  -  Смотрины  должны  состояться  сегодня.
Скажем, через час-полтора.
   - Но, сир, - заговорил регент с чрезвычайной деликатностью в  голосе,
- сейчас при дворе, конечно, имеются знатные девушки, однако они...
   - Не сомневаюсь, что каждая из них была подготовлена к этому  событию
уже тогда, когда я пересекал границу Асаниана. Или  вы  хотите  сказать,
что невесты покинули столицу, не ожидая нашего вызова?
   - Ваше величество очень стремительный человек,  -  сухо  сказал  лорд
Фираз. В его голосе явственно сквозило неодобрение.  -  Может  быть,  вы
позволите нам назначить церемонию чуть  позже,  ближе  к  вечеру,  когда
дн