ить ситуацию? Вы  никогда  не  позволяли  ему
забыть о том, кто был вашей истинной любовью. Вы сами дали  ему  понять,
кому достанется трон. Санелин или  никому.  Это  еще  чудо,  что  он  не
перерезал вам горло в первый же момент, когда узнал, как это делается.
   - Он пытался. Несколько раз. А я прощал его. Я люблю его, но не отдам
ему трон.
   - А что было бы, если бы Мирейн не пришел? - Я знал, что  он  придет.
Это не только было предсказано. В моих снах бог обещал мне, что  великий
появится здесь. Еще я знал, что моя дочь даже  меньше  меня  хотела  бы,
чтобы ее наследство попало в руки Одии из Умиджана.
   Вадин  изумился  тому,  что  сидит  здесь  перед  стоящим  королем  и
разговаривает с ним, словно он... ну да, словно он - это Мирейн.
   - Я не понимаю. Я видел мужчин, которых не вскармливали как  следует.
Но принц Моранден не имеет с ними ничего общего. Он сильный. Он  сильнее
всех в Яноне. Ему нет равных ни на поле брани, ни где бы то ни было..
   - В мире есть кое-что поважнее, нежели искусство  владения  мечом.  -
Король показал Вадину  ладони,  покрытые  мозолями  от  рукояти  боевого
оружия, и слегка улыбнулся. - Моранден - порождение своей матери.  Когда
она повелевает, он повинуется. Когда она ненавидит, он  тоже  ненавидит.
Она - форма, а он - отливка. Если он  взойдет  на  трон  Янона,  править
будет она. Она уже правит там, где он считается лордом.
   - Однако... - начал Вадин и замолчал. Зачем  говорить?  Король  знает
то, что знает. И не мужлану из Имехена убеждать его в обратном.
   Но, может быть, это все же нужно сделать. Вадин беспомощно заерзал на
стуле. Моранден  не  монстр.  С  парнем  из  чужой  страны,  который  не
представлял  угрозы  его  власти,  он  был  весьма  любезен.  Когда  его
слушались, он мог  быть  просто  очарователен.  Но  даже  когда  ему  не
служили, он оставался честным. Он был смертным человеком и, конечно,  не
без недостатков. Ну и что? Мирейн тоже далек от совершенства.
   Слуги стремились прислуживать  Мирейну.  А  имя  Морандена  встречали
пожатием плеч, вздохом, словно смиряясь с неизбежностью  долга.  Иногда,
признавали они, служить ему приятно, иногда - рискованно. Ведь он  лорд.
Чего от него можно ожидать?
   Но он не был жестоким. Он был капризным не больше, чем  любой  другой
принц. Мирейн был куда более непредсказуем.
   Мирейн есть Мирейн. Даже Вадин не мог представить его  другим;  и  уж
конечно, невозможно было вообразить, чтобы кто-то командовал им,  а  тем
более управлял за него. Моранден -  другое  дело,  Морапден  был  чем-то
похож на флюгер, и каждый знал это. Его  милости  можно  было  добиться,
пусть не при помощи меди или какого-то иного подкупа,  но  в  друзьях  у
него часто числились те, кто  наиболее  умно  льстил  ему.  Он  не  умел
проявлять терпение в  докучливой  государственной  работе:  на  советах,
аудиенциях, бесконечных и бесчисленных церемониях. Он низко пал в глазах
толпы, когда обвинил Мирейна в увиливании  от  подобных  обязанностей  и
попытался внушить людям, что сам посвящает этому долгие часы.  Вероятно,
он страшно мучился от скуки,  пока  король  не  призвал  его  на  защиту
Окраин.
   Вадин мысленно фыркнул. Теперь остается только оправдать  Мирейна  за
то, что он бесцельно слоняется по рынку,  в  то  время  как  королевство
неуклонно катится к войне. Но Мирейн вовсе не слоняется. Точнее, это  не
совсем так. Он просто знакомится со своим народом.
   - Если Моранден - марионетка в руках Одии, - произнес наконец  Вадин,
- то почему вы дали ему титул принца?
   - Титул принцессы я дал его матери. Это была моя цена. Она не  станет
натравливать на меня своего сына, а я предоставлю им  свободу  правления
там, где они захотят. В рамках закона. - Что вы и сделали. - Именно так,
- сказал король. Вадин откинулся на спинку стула. -  Зачем  вы  говорите
мне это, господин мой? И чего ждете от меня?
   - Чтобы ты помешал им убить друг друга.  -  Помешал...  -  Вадин  так
расхохотался, что чуть не сорвал голос. - Мой господин, я не  знаю,  что
вам наговорил про меня  Аджан,  но  я  всего  лишь  человек  и  не  могу
встревать между громом и молнией.
   Король схватил его, как грудного ребенка, поднял на ноги и  встряхнул
так, что у оруженосца помутилось в глазах.
   - Ты сделаешь это. Ты встанешь между ними и не позволишь им погибнуть
от руки друг друга. - Только в этот раз.
   Пальцы короля вцепились в косички  Вадина,  голова  юноши  откинулась
назад.
   - Нет, до тех пор, пока я жив. Поклянись, Вадин аль-Вадин.
   - Не могу, - задыхаясь, выдавил Вадин. - Моранден - это еще  куда  ни
шло, но Мирейн... -  Король  судорожно  сжал  пальцы.  Он  был  безумен.
Совершенно безумен. - Мой господин, я...
   Старик отпустил его. Вадгш упал  на  четвереньки.  В  голове  у  него
гудело, он задыхался от злости. Дрожа и ненавидя за это самого себя,  он
поднял голову. Король стоял рядом с ним на коленях. И  Вадин  с  горькой
ясностью увидел в его глазах не безумие,  а  любовь.  Король  разрывался
между ними обоими. Голос его звучал хрипло, но в  нем  не  было  и  тени
уступки.
   - Ты должен попытаться. Ты - все, что я имею. И ты единственный, кого
они оба любят. Единственный, кому я могу доверять.
   Это было уж слишком. Мирейн, а теперь еще и король. Вадин сгорбился и
дрожал. Король прикоснулся к нему, и он вздрогнул, точно пугливый олень.
   - Это цена, которую ты платишь за свое достоинство, - сказал король.
   Мало-помалу Вадин успокоился и заставил  себя  выпрямиться.  Половина
его косичек расплелась. Он отбросил их с глаз и взглянул на короля.
   - Мой господин, я сделаю все что смогу, даже если  это  будет  стоить
мне жизни.
   - Это может стоить жизни всем нам. - Король поднял  его  и  обнял  из
последних сил. - Иди. Защищай своего господина.  Даже  от  него  самого,
если понадобится.

***

   Холодный  свет  зари  успокоил  Мирейна,  но  воля  его   по-прежнему
оставалась непреклонной. Вадин взглянул на него  и  сам  не  понял,  что
испытывает: отчаяние или бешенство.
   - Клянусь Аварьяном, - пробормотал  он  еле  слышно,  -  если  король
разобьет свое сердце из-за этого безумца, то я... я...
   Рами напряглась под ним, встревоженная. Он подавил непрошеные слезы и
сверкнул глазами на своего сумасшедшего  хозяина.  Мирейн  не  собирался
показывать, что он королевской крови, и был вооружен мечом и копьем, как
и все остальные. Кроме этого у него был щит, легкие  доспехи  и  простой
шлем. И тем не менее невозможно было ошибиться, что это именно он скачет
на диком черном демоне без поводьев и узды и  хохочет,  глядя,  как  его
зверь разгоняет  солдатских  меринов.  Высокая  фигура  пешего  человека
приблизилась к нему. Бешеный  замер  и  вскинул  уши,  блестя  янтарными
глазами в свете факелов. Мирейн  поклонился  в  седле.  -  Доброе  утро,
дедушка.
   - Ты едешь, - сказал король. Это не  было  вопросом.  Что-то  от  его
бывшего холодного безумия отразилось на его лице. - Хорошо  сражайся  за
меня, молодой Мирейн. Но не настолько хорошо, чтобы умереть.
   - Я не собираюсь умирать, - сказал Мирейн. Он склонился  и  поцеловал
короля в лоб. - Жди меня, когда снова прибудет Ясная Луна.
   - И каждый день после этого.  Король  резко  развернулся  и  оказался
лицом к  лицу  с  Моранденом.  Старший  принц,  занятый  осмотром  своих
отрядов, еще  не  сел  в  седло;  конюх  держал  повод  его  сенеля.  Он
встретился  взглядом  с  отцом,  глаза  его  были  спокойны,  холодны  и
непроницаемы.
   - Возвращайтесь ко мне оба, - сказал король. - Живые и здоровые.
   Моранден ничего не ответил, но склонился в поклоне и взлетел в седло.
Ворота распахнулись,  чисто  и  звонко  протрубил  рог.  Армия  с  шумом
устремилась вперед.

***

   Они миновали Башни Рассвета, когда уже наступило  утро.  Оставили  за
собой  Дол,  прошли  высокое  ущелье,  а  затем  спустились  по   крутым
извилистым тропам к дальним границам Янона. Долгий путь убаюкал  Вадина,
подарив ему некоторое  успокоение.  При  расставании  король  был  полон
бодрости, а Мирейн далек от смерти, и Вадин отлично знал, что по крайней
мере десятая часть воинов,  окружавших  его,  принадлежала  королю.  Это
только  доказывало,  что  все  так  и  есть,  как  кажется:   подавление
восстания,  первая  проверка  наследника  Янона  в  бою.  Моранден   был
достойным человеком; он не мог  допустить  убийства,  которое  наверняка
повлечет за собой смерть его отца.
   Вадин решил предоставить ход событий судьбе. А пока он старался  быть
мудрым: он распахнул  душу  навстречу  чистому  прозрачному  воздуху,  и
людям, окружавшим его, и сильному животному, на  спине  которого  сидел.
Зеленый Аркхан расстилался под копытами Рами; Аварьян восходил к  зениту
и сиял на востоке над горными пиками.
   Мирейн оказался образцовым солдатом. Он  держал  свое  место  в  ряду
всадников, бок о бок с Вадином и чуть впереди  оруженосцев  на  запасных
сенелях; он сдерживал  шаг  Бешеного  и  не  допускал  вспышек  буйства,
характерных для нрава жеребцов. Когда все молчали,  он  тоже  молчал,  а
когда все пели, то, казалось, нет песни, которой  бы  он  не  знал.  Как
подметил Вадин, даже акцент Мирейна  изменился.  По-янонски  он  говорил
теперь не хуже самого Вадина, если не лучше: у него не  было  картавости
имехени, зато в его  говоре  звучали  свойственные  лорду  из  Хан-Янона
ясность и мелодичность,  несколько  преувеличенные,  чтобы  было  хорошо
слышно и в поле, и в  зале.  Его  присутствие  рождало  магию.  Человек,
оказавшийся рядом с ним, подпадал под его чары;  Вадин  наблюдал  это  в
течение пути. Люди пока еще не падали к его ногам.  Но  они  согревались
возле него. Они забывали о ненависти к нему; что  касается  того,  чтобы
остерегаться его, - эта битва была уже проиграна.
   Моранден знал об этом. Он не  показывал  вида,  но  Вадин  чувствовал
нарастающую  в  принце  угрюмость.  Она  наваливалась  на   его   плечи,
отражалась на настроении его мышастого жеребца.

***

   - Ты же понимаешь, что это не поможет. Они встали лагерем на границах
Медраса,  пожертвовав  удобствами   королевской   залы   ради   быстроты
продвижения и бесшумности. Была прекрасная безоблачная  ночь,  и  Мирейн
решил расположиться возле своего коня, довольствуясь  теплым  одеялом  и
небольшим костром. Бешеный должен был служить  ему  стражем  и  защитой.
Жеребец смирился с присутствием Вадина, считая безопасность  Рами  такой
же важной, как и безопасность Мирейна; он  проявлял  интерес  к  кобыле,
достаточно целомудренной, потому что ее время еще нс пришло, однако  она
не собиралась разочаровывать его. Больше никто не  решался  подходить  к
ним близко или даже думать об этом.
   - Это не поможет, - повторил Вадин. - Ты можешь ослеплять людей своим
блеском, когда они приближаются к тебе,  но  когда  они  опять  обретают
возможность видеть, они всегда поворачиваются лицом к твоему дяде.
   Мирейн подкинул в костер хвороста, в изобилии имевшегося в  зарослях,
где они остановились.  Язычки  пламени,  взметнувшись,  преобразили  его
лицо: горбатый нос заострился, впадины на щеках стали еще глубже,  глаза
засверкали.
   - Ослеплять людей своим блеском, Вадин? Как я могу это делать?
   Нетерпение и раздражение заставили Вадина отмахнуться.
   - Нечего передо мной разыгрывать невинность, - огрызнулся  он.  -  Ты
переманиваешь людей на свою сторону под самым носом их господина.  И  он
это видит так же хорошо, как и я. - Но я не...
   Мирейн резко вскочил. Бешеный фыркнул и  задрал  голову.  Принц  стал
успокаивать его, сосредоточившись на этом,  и  не  обращал  внимания  на
Вадина.  Но  тот  продолжал  отстаивать   свои   позиции.   -   Конечно,
переманиваешь. Ты разговариваешь с ними, как уроженец севера. Со мной же
ты шепелявишь так же мягко и по-южному,  как  и  прежде.  Кто  тут  кого
надувает?
   Даже затылок Мирейна выражал упрямство. Принц молчал. Лишь  рубиновый
глаз сверкал поверх его плеча возле смертоносно-острого рога. Рами мирно
паслась возле костра, не обращая внимания на проблемы двуногих.  Уже  не
первый раз Вадин проклинал всех  этих  магов  и  их  бескомпромиссность.
Разве простому человеку под силу пробудить в подобных созданиях какие-то
чувства? Мирейн обернулся.
   - Чувства? Какие чувства? Ты обвиняешь меня в каких-то интригах, чего
у меня и в мыслях не было. Ты придираешься ко мне за то, что я  стараюсь
изъясняться с ними на хорошем языке, и  за  то,  что  я  расслабляюсь  с
тобой, кто все понимает и иногда даже забывает презирать  меня.  Я  что,
должен отказаться от общения  с  этими  людьми,  рядом  с  которыми  мне
предстоит сражаться?
   - Собирай свои вещички и  отправляйся  назад  в  Хан-Янон,  там  твое
место.
   - О нет, - сказал Мирейн. - Тебе не  удастся  отправить  меня  назад.
После того как мы с Моранденом встретились на рынке, это уже невозможно.
   - Вам бы следовало быть братьями, раз вы так страшно ненавидите  друг
друга.
   - Я не испытываю к нему ненависти, - сказал Мирейн, словно сам  верил
в это. Может быть, и верил. Может быть,  в  это  верил  и  Вадин.  -  Он
страстно желает заполучить все, что принадлежит мне. Но он никогда этого
не получит. Возможно, в один прекрасный день я смогу научить его если не
любить меня, то по крайней мере смириться с правдой.
   -  Ты  и  впрямь  до  такой  степени  высокомерен  или  же  настолько
простодушен? Люди, подобные ему, никогда не отступают.
   - Но их можно убедить сделать шаг в сторону. Вадин сплюнул в огонь.
   - А луны будут танцевать  танец  мечей,  а  солнце  будет  сиять  всю
ночь...
   К его великому изумлению (а ведь он уже привык не  удивляться  словам
или поступкам Мирейна), принц уселся рядом с ним и  ухмыльнулся.  -  Еще
одно пари, о недоверчивый? - На этот раз я не намерен  грабить  тебя,  о
безумец. Мирейн улыбнулся. Его зубы ослепляли белизной. Он вытянулся  на
земле, положил голову на седло, завернулся в одеяло и блеснул на  Вадина
глазами.
   - Я не стану убивать его. Это было бы слишком  примитивно.  Я  просто
одержу над ним победу. Я покорю его, и без всякой магии.
   - А я тогда кто? Мишень для тренировочных ударов?
   - Ты - мой друг. - Мирейн прятался в тени,  даже  его  глаза  па  миг
перестали  блестеть.  А  потом  они  распахнулись,  лишив   Вадина   сил
протестовать. - Я сделаю это, Вадин.
   Вадин мог понять, каким  Мирейну  представлялся  Моранден.  Человека,
страдающего помрачением рассудка, ненавидеть невозможно. Его можно  лишь
пожалеть или сделать безнадежную попытку вылечить его. Они оба  сошли  с
угла, эти принцы. И поэтому они собирались умереть. Но что тогда будет с
Яноном без короля?
   Мирейн уснул. Он мог себе это  позволить:  забыться  между  вдохом  и
выдохом,  предоставив  мучиться  менее  значительным  личностям.   Вадин
склонился над ним. Принц не пошевелился. Не сдвинулся и более бдительный
Бешеный. Вадин всмотрелся  в  лицо  Мирейна.  Огонь  угасал,  отбрасывая
сумеречные тени, но его черты были освещены достаточно, чтобы  запомнить
их. Это лицо было невозможно забыть. Кто-то когда-то  уже  сказал:  Имин
или король. Это было и в песне. Мирейн расхохотался, услышав ее. "Да,  -
сказал он, - я достаточно безобразен, чтобы обратить на себя внимание".
   Он  был  слеп,  как  камень,  и  совершенно  безумен.   Издав   звук,
напоминавший не то рычание, не то стон, Вадин завернулся в одеяло.  Боги
хранят страдальцев, сказали жрецы. так пусть они и делают это, а  бедным
смертным подарят спокойствие.

***

   Возможно, боги все-таки выполняли свой долг. Никто не пытался подлить
яду в походные кушанья Мирейна или вонзить ему в спину кинжал.  Моранден
уделял ему внимания не больше и не меньше,  чем  любому  другому  воину;
Вадин ни разу не слышал здесь тех слов, которые были сказаны принцем  на
рынке Хан-Янона. Старший принц владел собой и управлял своими людьми.
   На третий день погода испортилась. Утренняя заря была блеклая, восход
солнца - алый с серым; к полудню на них обрушились потоки  дождя.  Воины
обернули свое оружие в промасленную кожу, а сами спрятались  в  складках
тяжелых плащей с капюшонами и поспешили  вперед,  не  останавливаясь  на
привалы.
   Хотя стояло раннее лето,  дождь  этот  был  обычным  северным  горным
дождем. Холод пробирал  до  самых  костей.  Люди  ворчали  сквозь  зубы,
заключали пари, прикажет ли  им  принц  закаляться  и  дальше,  разбивая
лагерь под открытым небом. У Мирейна было на этот счет свое мнение.
   - Он не прикажет, - сказал юноша. - Сегодня вечером мы будем отдыхать
в тепле и сухости.
   Он вынул кинжал с серебряной рукояткой. Потому что когда  серый  свет
начал меркнуть и сменяться темнотой, Моранден повел свой отряд по тропе,
которая вилась  в  направлении  какого-то  замка.  Он  был  меньше,  чем
Асан-Гейтан, и еще беднее, но там была  крыша,  под  которой  они  могли
укрыться от дождя. Воины радостно закричали, когда  ворота  распахнулись
им навстречу.
   Мирейн с удовольствием расположился бы в помещении для стражи  вместе
с остальными. Но едва он  двинулся  в  угол,  позвав  за  собой  Вадина,
Моранден окликнул его: - Лорд принц!
   Моранден был оживленным  и  приветливым,  он  даже  улыбался.  Хозяин
замка, худой пожилой человек, казалось, вот-вот потеряет сознание. Когда
Вадин вместе с Мирейном пробрался через толпу, он с трудом подавил смех.
Бедняга был слишком напуган,  чтобы  изображать  гостеприимного  хозяина
перед величайшим лордом Янона, а теперь еще этот  лорд  знакомил  его  с
самим наследником  трона,  который  выглядел  как  ребенок,  дрожащий  и
промокший насквозь. Но вот он поднял  голову  и  внезапно  вырос,  точно
башня, полный божественной силы. Он разговаривал с  бароном  на  местном
грубом диалекте, и его слова проникали в самую душу.
   Вадин тащился за ними словно в оцепенении. Причиной этого в  основном
были сырость и усталость, но  в  какой-то  степени  -  чары.  Прежде  он
никогда так близко не сталкивался с магией Мирейна;  во  всяком  случае,
ему не доводилось видеть ее столь сокрушительного действия.  Только  это
было не совсем магией: заклинания и колдовство тут были ни при чем. Дело
заключалось в самом Мирейне. В его лице, осанке, в  его  присутствии.  В
его безошибочном знании, что говорить, когда и как. И в его ни с чем  не
сравнимых глазах.
   Им предоставили то лучшее, чем  располагал  замок:  Моранден  получил
комнату для гостей, а Миренн - спальню  самого  хозяина.  Рабы  разожгли
огонь в очаге, от чего комната наполнилась дымом, зато стало тепло. Даже
оруженосец получил теплую и довольно чистую одежду и  чашу  подогретого,
почти кипящего вина, а рабы не позволили ему прислуживать его господину.
Вадин сам стал здесь господином. Рабы  были  крайне  запуганы,  а  перед
Мирейном они так благоговели, что вообще с трудом  могли  двинуть  рукой
или ногой. Наконец принц одарил их словом и улыбкой;  тут  они  чуть  не
передрались за право угождать ему.
   Постепенно Вадин высох и согрелся, вино бежало по  его  жилам,  и  он
стал выходить из заторможенного состояния. После  Хан-Янона  этот  замок
казался жалким, запущенным и не совсем  чистым,  но  здесь  было  уютно;
здесь пахло домом. Рабы были грязноваты, но пребывали  в  сытости;  вино
было хорошее; на кровати лежало великолепное покрывало. Вадин обратил на
него внимание, и Мирейн улыбнулся.
   - Работа вашей госпожи? - спросил  он  человека,  который  подкидывал
дрова в огонь, стараясь, чтобы дым попадал не в комнату, а в дымоход.
   Раб принялся прилежно и низко кланяться, и тем  не  менее  его  ответ
прозвучал достаточно внятно.
   - О да, мой господин, его сделала леди Гитани. Боюсь, это не такая уж
хорошая работа для столь великого человека, как вы,  но  зато  эта  вещь
теплая, а шерсть мы получили от наших собственных стад.
   - Это прекрасная, великолепная  вещь.  Смотри,  Вадин,  какой  чистый
голубой тон, он похож на цвет зимнего неба. И где же ваша госпожа  взяла
такие краски?
   - Вам