ью. - Ради некоторых вещей стоит умереть. - Но не ради меня?
   Сареван сжал губы. Хирел не раскаивался  в  своих  словах,  но  глаза
опустил.
   - Дитя, - сказал  Сареван  со  зловещей  мягкостью,  -  стань  умнее.
Излечись от меня. - А если я не хочу? -  Тогда  ты  еще  глупее,  чем  я
думал. - Ты тоже, - бросил Хирел, вставая, чтобы выпить вина. И все-таки
Хирел проявил благоразумие. В постель с собой он взял Зха'дана.  Сареван
свернулся клубочком  в  уголке,  прижавшись  к  теплому  боку  Юлана,  и
старался не слушать, что они делают, даже если они не делали ничего.  Он
сказал себе, что он не любитель мальчиков, и это было чистой правдой. Он
сказал себе, что дорожит клятвами, данными богу, и это было еще  большей
правдой. Еще он сказал себе, что у него нет никаких причин для терзаний,
но это абсолютно не соответствовало истине.
   Будь проклят этот  мальчишка,  открыто  заговоривший  о  том,  о  чем
Сареван заставлял себя забыть. Будь проклят он сам за то,  что  позволил
этим мучениям одолеть себя. Победа его святости далась ему нелегко.  Его
тело знало, какова цена этой победы,  и  испытывало  к  обету  жреца  не
больше симпатии, чем сам Хирел. Стоило Саревану подумать о женщине,  как
оно восставало против него.
   Когда он думал о Хиреле, его тело даже не вздрагивало.  Но  его  душа
еще никогда не  была  так  близка  к  падению;  его  душа  находилась  в
смертельной опасности.
   То, что происходило между ним и его братом-принцем, не было  дружбой.
Очень часто их отношения сводились к прямо противоположному.  И  тем  не
менее мысль о разлуке, о том, что он  больше  никогда  не  увидит  этого
несносного ребенка или, хуже того, что  он  встретится  с  ним  на  поле
брани, была невыносима для Саревана.
   В ранней юности он никак не мог понять одну вещь и  не  знал,  как  к
этому подступиться. У других детей были матери, отцы,  дядья:  это  было
нормально и правильно. Но ни одна мать, ни один отец или  дядя  не  были
похожи на  его  собственных.  Перед  глазами  его  магической  силы  они
представляли собой единое тело,  в  котором  явственно  различались  все
трое. Когда Мирейн творил свою великую магию, он  никогда  не  обходился
без своей императрицы и без своего побратима.
   - Он не  может,  -  как-то  раз  сказал  лорд  Вадин,  когда  Сареван
осмелился спросить об этом.
   Мирейн был слишком исполнен королевской  гордости,  чтобы  подойти  к
нему с подобным вопросом, а Элиан  не  относилась  к  тому  типу  людей,
которые отвечают на трудные вопросы о  себе.  Вадин  же  всегда  находил
время для маленького принца со всеми его проблемами. Хотя он  был  самым
блестящим лордом в своем северном наряде и самым  высоким  человеком  из
всех, кого знал Сареван, хотя его борода сверкала сединой, когда ему  не
было еще и тридцати, он никогда  не  вел  себя  сурово  или  надменно  в
общении с детьми.
   Он сидел на голубой мягкой траве  Аншан-а-Ормала,  на  склоне  холма,
который спускался к лагерю Солнцерожденного, и улыбался Саревану.  После
недолгого раздумья Сареван решил, что лучше получить  удовольствие,  чем
тешить свою гордость; он устроился на коленях  своего  дяди  и  принялся
играть одной из многочисленных  цепочек,  которые  поблескивали  на  его
груди.
   - Твой отец не может творить великую магию без нас, - повторил Вадин.
Он обладал еще одним достоинством: никогда не относился к Саревану как к
малому ребенку. Они всегда разговаривали как равные.  -  Каждый  из  нас
является самим собой, насчет этого можешь не волноваться.  Но  когда  мы
пользуемся силой,  мы  становимся  единым  существом.  Возможно,  кто-то
сочтет это ужасным, неестественным. А я назвал бы это просто необычным.
   - Никто из  вас  не  стремился  к  этому,  -  сказал  Сареван.  Вадин
рассмеялся.
   - Да уж конечно! Если бы в ту пору, когда мы  впервые  встретились  с
Мирейном, мне сказали, во что мы превратимся, я думаю, что убил бы  его,
а потом и себя. Или убежал  бы  куда-нибудь  далеко,  чтобы  никогда  не
возвращаться. - Почему?
   - Я не был рожден магом, - сказал Вадин.  Теперь  он  не  смотрел  на
Саревана; его глаза были устремлены на солнце. Сареван знал, что  никто,
кроме Вадина, Элиан, Мирейна и его самого, не может этого делать. Только
в их жилах течет кровь Солнца. Он очень гордился этим, хотя и  испытывал
легкий страх.  Солнечные  лучи  наполнили  черные  глаза  Вадина  огнем,
подобно тому как вода наполняет  чашу.  Он  продолжал  говорить,  словно
вспоминая то, что произошло давным-давно, но не стерлось из памяти:
   - Я был простым человеком, наследником одного лорда с  гор.  Я  знал,
каков будет мой удел. Вырасти в доме отца вместе с братьями и  сестрами.
Отправиться на службу к королю на пару лет, чтобы оправдать честь  моего
дома. Вернуться домой и готовиться стать повелителем  Гейтана,  а  после
смерти моего отца занять  его  место,  обзавестись  женами  и  законными
наследниками и править страной так  же,  как  это  делали  до  меня  мои
предки. И вот однажды я стоял на страже у  ворот  замка  в  Яноне.  Было
прекрасное утро ранней весны, на стене крепости стоял старый  король,  и
вдруг  появился  незнакомец,  который  лишил   меня   моей   безмятежной
уверенности  в  будущем.  Его  звали  Мирейн.  Он  объявил  себя   сыном
наследницы Янона, погибшей где-то далеко на юге, и  король  признал  его
своим наследником и сделал меня его личным оруженосцем. Я ненавидел  его
так глубоко, что не  мог  придумать  лучшей  мести,  чем  заставить  его
принимать мои услуги. - Но ведь сейчас ты  не  испытываешь  ненависти  к
нему. Вадин улыбнулся, глядя на солнце. - Иногда я и  сам  удивляюсь,  -
сказал он. - Мы с ним выше ненависти. Я думаю, что мы даже  выше  любви.
Твоя мать знает об этом. Она, как и мы, тоже не желала этого. Она хотела
получить твоего отца, это правда, но никто не думал, что я стану  частью
этого. Ты знаешь, что я умер за него.  Его  убийца  метнул  копье,  и  я
остановил его, но и сам был остановлен. Однако Мирейн не хотел отпускать
меня. У него был свой собственный  план  мести,  и  мы  заключили  пари,
ставкой в котором была наша вечная дружба. Он сказал, что  я  стану  его
другом. Я сказал, что этого не будет никогда. В конце концов я, конечно,
проиграл. Он вернул меня к жизни, но во мне осталась какая-то часть  его
магической силы, так же как и часть  его  самого.  А  потом  настал  его
черед: он чуть не погиб во время тайной схватки с прислужницей тьмы.  Мы
вместе с Элиан вернули его к жизни, и тогда произошло слияние нас  троих
в единое целое.
   - Я тоже был частью этого, - сказал Сареван. - Но я еще не родился.
   - Твоя жизнь тогда только-только зародилась, дитя, - сказал Вадин.  -
Но теперь, когда мы воздвигли Башню Эндроса,  все  обстоит  по-иному.  К
тому времени ты уже достаточно вырос,  чтобы  выражать  недовольство,  и
вложил в нашу работу частицу себя. Именно тогда  мы  и  поняли,  что  ты
будешь магом. - Я всегда был магом.
   - С незапамятных времен, - авторитетно подтвердил  Вадин,  но  в  его
голосе послышались ехидные нотки. - Вот видишь, иногда бывает  так,  что
сила не обязательно содержится в теле  только  одного  мага.  Иногда  их
бывает двое или трое. Думаю, с душами происходит то же самое.  Некоторые
из них не созданы для одиночества. Они могут не  знать  об  этом,  могут
долгие годы жить  в  блаженном  уединении.  И  вдруг  появляется  другая
половинка или треть, и бедная душа изо всех сил пытается  не  подпустить
их к себе, но только это безуспешная борьба. Души и силы знают, что  они
собой представляют. Только разумы и тела сопротивляются,  стараясь  быть
такими, какими они себе кажутся.

***

   Разум  и  тело  Саревана,  ставшего   взрослым   и   решившегося   на
предательство всех трех ликов этой великой  сияющей  силы,  не  обладали
собственной магической силой, поэтому сопротивляться  ей  не  могли.  Но
оставалась душа, и эта душа нашла  свою  половинку.  Другой  человек  не
понимал, что происходит, называл это желанием  и  отчаянно  стремился  к
тому, чего не мог получить.
   - Аварьян, -  прошептал  Сареван.  -  О  Аварьян,  неужели  это  тебя
забавляет? Из всех душ мира ты выбрал для меня эту. И поместил ее именно
в это тело. Ведь мы не можем быть вместе как мужчина и  женщина.  Мы  не
можем разделить правление миром. Мы даже не можем стать братьями, а  тем
более любовниками, потому что на мне  твое  ожерелье.  Так  чего  же  ты
хочешь от нас? Чтобы мы страдали молча? Терзались в разлуке? Убили  друг
друга?
   Ответом бога было молчание. Сареван зарылся лицом в теплый мех Юлана.
Кот едва слышно замурлыкал. Сареван медленно погрузился в сон.

***

   Зха'дан даже и  не  помышлял  о  злорадстве,  однако  выглядел  очень
довольным.
   - То, что говорят про искусство асанианцев, правда, -  сказал  он  на
закате следующего дня.
   - Я не сомневался в этом. - Сареван старался оставаться невозмутимым.
Однако его язык был не столь сдержанным. - Но хочет-то он  меня,  знаешь
ли. Зха'дан и глазом не моргнул.
   - Конечно, мой лорд. Только он понимает, что эта честь слишком велика
для него. - По своему положению он не ниже меня. Зха'дан знал, что такое
вежливость. Он не стал произносить вслух те возражения, которые  Сареван
прочел в его глазах.
   Следующий постоялый двор был таким же переполненным, как  и  прежний,
но  договориться  с  хозяином  оказалось  намного  труднее.  Он  пытался
возражать против присутствия Юлана и двух рабов  молодого  лорда.  Хирел
уже выразил свои пожелания. Он запретил сажать кота в  клетку  во  дворе
или загонять в пустой хлев. Рабы должны были остаться с ним.
   Халид вел переговоры  с  хозяином,  постепенно  добиваясь  успеха.  В
ожидании Хирел расположился поудобнее, усадив принца и дикаря на  ковры,
наваленные кучей возле  его  ног,  покоившихся  на  расслабленной  спине
Юлана. Зха'дан с видимым удовольствием  привалился  к  Хирелу,  позволяя
гладить себя и кормить кусками мяса с асанианского блюда.  Саревану  все
это было весьма неприятно, но сопротивление здесь, в переполненном зале,
вызвало бы подозрения. И он должен был уступить.
   В ответ на его протестующий взгляд Хирел улыбнулся и сунул ему в  рот
кусок лепешки, который предварительно обмакнул во что-то темное, острое,
обжигающее как огонь. Сареван задохнулся, стал отплевываться и  чуть  не
бросился на своего обидчика. Но мучитель  удержал  его,  приблизив  лицо
словно для поцелуя.
   - Видишь тех двоих в дальнем углу? Сареван замер. Гнев в  его  глазах
превосходил жар в горле. Он не стал поворачиваться и разглядывать тех, о
ком говорил Хирел, но краем глаза заметил их. В дальнем углу сидели  два
асанианца, которые ели и пили, как и остальные посетители.  Ничто  в  их
поведении не вызывало подозрения. Их прически выглядели странно: от  лба
до макушки волосы были сбриты, а с затылка длинные пряди свободно падали
на плечи.
   - Это жрецы Уварры, - прошептал Хирел. - Прошлой ночью  они  были  на
постоялом дворе вместе с нами. И следили за нами так же, как делают  это
сейчас.
   - Мы вызываем интерес, - сказал Сареван, - и мы находимся  на  прямой
дороге к Кундри'джу. Возможно, они тоже направляются туда.
   Хирел заставил его пить вино  мелкими  глотками,  изображая  из  себя
юного лорда, который забавляется со своим любимым рабом.
   - Жрецы Уварры носят такую тонзуру только в том случае, если служат в
главном храме Кундри'дж-Асана. И они не скитаются, как вы, если только в
этом нет большой необходимости.
   - Они слишком заметны, чтобы быть шпионами. - Может быть, им,  как  и
нам, известна простая истина: легче спрятать то, что лежит на виду. - Но
почему... - Они маги.
   Зубы Саревана сжались. О, конечно, это чересчур явное совпадение.  Но
откуда мальчишка знает об этом? Ведь он не обладает силой.
   Сареван украдкой бросил взгляд на незнакомцев. Одеяние одного из  них
было светлым, скорее всего серым.  Другой  был  в  темной,  по-видимому,
фиолетовой одежде. Цвета гильдии. Маги светлый и темный.
   - Колдуны, - прошептал Зха'дан, положив голову на колено Хирела.
   Сареван сверкнул на  него  глазами.  Да,  Зха'дан  может  это  знать.
Колдунья зхил'ари была его бабушкой. Он стал ее учеником и  наследником,
он был почти рожден в магии, как сам Сареван, хоть и не  столь  свободно
владел ею. Маги диких племен не имеют полной силы до тех  пор,  пока  не
станут достойными ее.
   Это был хороший обычай, и Саревану следовало бы  придерживаться  его.
Он  встретился  глазами  со  Зха'даном,  голова   которого   по-прежнему
покоилась на коленях Хирела.
   - Ты поставил заслоны? - спросил он на языке зхил'ари почти  шепотом.
Глаза Зха 'дана блестели.
   - Мне это едва ли нужно. А ты защищен.  Кто  закрыт,  тот  становится
невидимым для силы. Я бы дорого заплатил за то, чтобы  узнать,  как  это
делается.
   - Плата за заклинание высока; оно накладывается на каждого  во  время
посвящения. И содержится в амулете. -  У  Саревана  не  было  настроения
просвещать невежд, пусть даже и ради благой цели. - А львенок?
   - В безопасности, -  сказал  Зха'дан.  -  Правда,  с  моей  небольшой
помощью. Теперь он следит за своими мыслями. Ему известно, как  оградить
свой разум. - Он не маг. - Да, но у него есть защита.
   Сареван нахмурился. Когда он еще обладал  силой,  у  Хирела  не  было
никакой защиты. Его разум был открытым и беззащитным, как и разум любого
другого человека, с  барьерами,  ограждающими  воспоминания,  приносящие
боль; но маг при желании с легкостью проникал сквозь эти преграды.
   Хоть это и озадачивало Зха'дана, все-таки  не  слишком  нарушало  его
покой. Он потерся щекой о ногу Хирела, словно кот,  и  улыбнулся  своему
нахмурившемуся "хозяину".
   - Мы говорим о том, что ты очень красивый, -  сказал  он  на  наречии
торговцев. Хирел вспыхнул, но ему пришлось подавить вспышку гнева. Халид
наконец выиграл бой с владельцем  постоялого  двора,  которому  пришлось
признать важность удовольствий молодого лорда. Он развлекал всю компанию
своей болтовней до тех пор, пока наконец его не прогнали. К тому времени
Хирел забыл о наглости Зха'дана или просто  решил  не  обращать  на  нее
внимания. За ними следили.
   "Это было заметно  не  всегда.  Дороги  были  забиты  толпами  людей,
путешественников и торговцев. Но Сареван запоминал лица, к тому же  если
одного желтокожего пухлого асанианца и можно было спутать с  другим,  то
тонзура Уварры и цвета гильдии магов исключали возможность ошибки. Он не
каждый день замечал их и не каждую ночь встречался с ними  на  постоялом
дворе или почтовой станции. И все-таки он  видел  их  достаточно  часто.
Возможно, у них были  союзники,  люди  менее  заметные,  но  удивительно
цепкие. Одни и те же лица или лица, очень похожие, мелькали все  чаще  и
чаще.
   - Они не так уж сильны, - сказал Зха'дан, имея в виду магов. - А кому
нужна сила? - спросил Сареван. - Им только и надо знать, где в последний
раз видели двух черных рабов. Зха'дан посмотрел на свои руки,  сжимающие
поводья. - Уж лучше черные, чем желтые, как желчь, - сказал он.  Сареван
подавил смех.
   - О, конечно! Но отсюда до самых Лунных Озер не  найдется  ни  одного
человека, похожего на нас. Наш вид бросается в глаза.
   3хил'ари бросил взгляд на окружавших их олениай, на принца,  сидящего
верхом на голубоглазом жеребце, на  оживленный  поток  людей.  -  Может,
применить иллюзию? - предложил он.
   - Слишком поздно. Стоит им почувствовать твою силу, как  они  заманят
нас в ловушку.
   Несколько повозок сцепились между собой и перегородили путь. Саревану
с  трудом  удалось  остановить  своего  конягу  с  рыжей  мордой  позади
Брегалана. Жеребец по-прежнему не желал уставать: он не хромал и даже не
казался утомленным. Быть может, он научился пить солнечный свет. Бешеный
умел это, так почему бы и сыну его дочери не делать то же самое?
   Сареван напрягся в седле и сжал зубы. Вот уже два  или  три  дня  его
голову сдавливали  болезненные  спазмы.  Они  случались  нечасто,  через
разные  промежутки  времени.  Сначала  он  думал,  что  причина  боли  в
солнечном свете, но сегодня было пасмурно, тяжелые тучи  затянули  небо,
обещая дождь.
   Ему казалось, что кто-то острым  кинжалом  прокалывает  его  мозг  за
глазными яблоками. Он задохнулся от боли.
   - Хирел, - сказал кто-то, добродушно подтрунивая. - Хирел, подумай  о
прошлой ночи, о Зха'дане и о той женщине,  страсти  которой  хватило  бы
сразу на двух любовников. Этот кто-то оказался им самим,  Сареваном.  Он
сходил с ума. Хирел стал багровым, что вызвало у  Зха'дана  усмешку,  но
его глаза, устремленные на Саревана, были спокойны и задумчивы.
   Боль  медленно  отступила.  Сареван  чуть  не  потерял  сознание   от
облегчения. И от того, что он понял.
   Теперь ему предстоит страдать не только в те моменты, когда он  будет
пытаться выбраться из глубин собственного  разума,  но  и  когда  кто-то
будет пытаться проникнуть в него.
   Так сказали старые  мастера.  Для  него,  который  при  помощи  магии
совершил убийство, не будет искупления. Даже если он и не  желал  этого.
Даже если это было сделано из лучших побуждений. Даже...
   - Нужна более сильная защита, - произнес Зха'дан на своем наречии.  -
Сны-стражники. Я поставлю их. Я заманю наших преследователей в ловушку с
помощью ложных снов.  -  Это  касается  даже  нашего  молодого  хозяина?
Зха'дан рассмеялся.
   - Да,  даже  этого  маленького  жеребца,  хотя  он  и  сам  прекрасно
управляется. Может быть, когда он умрет, он вернется  обратно  одним  из
нас.
   Детеныш льва ужаснулся бы, услышав о  подобной  перспективе.  Сареван
глотнул вина из фляги,  притороченной  к  его  седлу,  прогоняя  горький
привкус боли. Они поравнялись со сцепившимися повозками. Халид,  ехавший
впереди всех, дал сигнал двигаться быстрее.
   -  Расскажи  мне  о  своем  брате,  -  попросил  Сареван.  Скромность
асанианцев имеет свою  выгоду.  Молодой  лорд  мог  купить  помещение  в
купальне, где на двери была задвижка и где ему прислуживали  собственные
рабы. Он развалился на скамье над раскаленными камнями,  положив  голову
на колени Зха'дана, а Сареван  сел  неподалеку,  соблюдая  благоразумную
дистанцию. Хирел с удовольствием разглядывал  его.  Без  туники  Сареван
превратился в странное,  пестро  раскрашенное  существо,  меднокожее  на
груди, животе и бедрах, тогда как все  остальные  части  его  тела  были
по-прежнему темными.
   Внезапно юноша сел, наклонился к Саревану и вгляделся в его лицо.
   - Скоро тебе снова понадобится краска. - Но ведь мы нанесли ее  всего
два  дня  назад.  -  Твоему  телу  это  не  понравилось.  Чернота  хочет
превратиться в ржавчину. А потом, как я могу предположить,  в  чистейшую
медь.
   - Слишком чистую для моего спокойствия.  Краска  почти  кончилась.  -
Сареван потер подбородок, который постоянно  чесался,  причем  этот  зуд
усиливался. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не чесаться все время. -
Может быть, мне следует побрить лицо, углем  подрисовать  брови,  вымыть
волосы и найти головной убор,  чтобы  прикрыть  их.  Так  будет  намного
проще. Это может сработать. Кто узнает меня, даже если я и потеряю  свою
шапку? Ты полтора месяца путешествовал со  мной,  и  мы  не  вызвали  ни
малейшего подозрения.
   Хирел так потянул Саревана за бороду, что тот зашипел от боли.
   - Я был отъявленным дураком. А наши... наши друзья - нет.  -  Почему?
Что такого они узнали? Я раб. А рабы ничего не стоят.
   Возможно, в его словах слишком явственно прозвучала горечь.
   Хирел посмотрел на него странным взглядом, Зха'дан сказал:
   - Я готов покрасить волосы в красный цвет, чтобы стать неотразимым  и
запутать наших преследователей, но бороду я не дам. Я вам не каплун  для
супа. Сареван сощурился.
   - В самом деле, Зханиедан? Неужели ты действительно пройдешь путь  от
мрака к пламени?
   - С наслаждением. Но только, - горячо сказал Зха'дан, -  не  путь  от
мужчины до евнуха. Хирел переводил взгл