о  ты,  Тимофей
Егорович...
   - Думаешь, заливаю? - недовольно, с обидой оборвал его старик.  -  Ты
что же это, так ничего и не понял? На хрена же я с тобой второй день тут
толкую? Не заливаю я. Все так и было. Да,  Варяг.  Когда  я  понял,  что
Мякиш  свой  план  по-серьезному  обдумал  и  у  меня  не  было  никакой
возможности его остановить,  я  тогда  твердо  решил,  что  Бирюка  надо
спасать. Веришь или нет, но мне тогда подумалось, что, спасая Бирюка,  я
спасаю Россию - от бандитского отродья. Я в те пару дней, после того как
мне эта мысль в голову пришла, многое передумал.
   Две ночи не спал. Все  думал.  Всю  свою  жизнь  дурацкую  передумал.
Горько было мне, Варяг, очень горько. И втемяшилось мне в башку  крепко:
надо спасать Бирюка! Нельзя, чтобы такой правильный вор  зазря  погиб  в
моей глуши. Выживет Бирюк, вернется на волю - может, через него на  Руси
больше порядка станет. Тем более что для этого наступил удобный  момент.
Пришла ему с воли малява...

***

   Бирюк сидел на нарах напротив Муллы.
   - Мулла, расскажи мне, что стало с теми  ворами,  которые  уцелели  в
беспаловской зоне.
   Мулла зажал одну ноздрю, а потом с шумом вдохнул в себя  "сахарок"  -
понюшку кокаина, заначенную в кармане лагерной робы.
   - А чего тут рассказывать! - недовольно поморщился  Мулла.  -  Тимоха
Беспалый уничтожил тогда почти всех  воров  в  законе.  Остались  только
ископаемые вроде меня.
   - Мамонты? - улыбнулся Бирюк.
   - Ну да, - кивнул Мулла, - можно сказать,  что  мамонты.  А  те,  кто
остался в живых, работали на него, как шестерки на пахана.  Ты  думаешь,
они только плац  подметали?  Хотя  само  по  себе  и  это  западло!  Они
опоганили свои руки, данные им для воровства, тем, что чистили  сортиры.
Вот этого братва им простить  не  могла,  и  когда  они,  закончив  свой
трудовой почин по организации мебельной фабрики, стали  разъезжаться  по
разным колониям, так блатные перекололи их заточками, как баранов.  Лишь
немногие  сумели  уцелеть,  да  и  те,  кто  не  запачкался  по   жизни.
Веселенькая  история  получилась,  не  правда   ли,   Бирюк?   -   хмуро
поинтересовался Мулла.
   Станислав посмотрел на старика. Он  подумал,  что  Муллу  можно  было
назвать "железным" -  таким  же,  каким  некогда  был  Феликс,  один  из
создателей советской лагерной системы. Они были похожи не только  внешне
- оба сухощавые, как породистые борзые, - но и  внутренне  -  ненавидели
мягкотелых  соглашателей  различных  мастей  и  расправлялись   с   ними
одинаково жестоко. Оба имели схожие пристрастия: если Феликс  Эдмундович
тайком  кололся   морфием,   то   Мулла   баловался   высококачественным
кокаинчиком.
   Сейчас Мулла получал кайф,  и  в  такие  минуты  тревожить  его  было
грешно.  Пускай  поблаженствует  старик.  После  дозы  на  Муллу  напала
необычайная  веселость  -  он  напоминал  деревенского  жителя,  впервые
попавшего на представление  в  цирк.  Немного  побалагурив,  он  лег  на
шконку, заложил руки за голову и стал разглядывать  облупившуюся  краску
на втором ярусе. Вскоре  дурь  крепко  закрутила  его  память,  унеся  в
далекую юность: лицо его приняло почти мечтательное выражение.
   Мулла пришел в себя довольно скоро. Свесил худосочные длинные ноги  и
спокойно продолжал, как будто это не он всего лишь несколько минут назад
переживал сладостные мгновения:
   - Так вот, наш барин по старой  привычке  приложит  максимум  усилий,
чтобы уничтожить тебя, Бирюк!
   Станислав с сомнением покачал головой.
   - Мулла, твой уголовный опыт у любого урки вызывает  уважение.  Может
быть, ты посоветуешь мне, что делать?
   - А что тут советовать? - Мулла даже не пытался скрыть  удивления.  В
его понимании ответ напрашивался сам собой. - Бежать тебе надо. Бирюк, и
чем раньше, тем лучше.
   Бирюк нахмурился: такого ответа он не ожидал. Для коронованного  вора
тюрьма больше, чем родной дом, и бежать из  него  для  уркача  считалось
почти  постыдным  делом.  Вор  досиживает  срок,  как  правило,   всегда
полностью и покидает  порог  тюрьмы  с  последним  звонком,  а  заводить
разговор о досрочном освобождении для него так же постыдно, как  просить
милости у "барина".
   Бегут  из  тюрем  те  заключенные,  которым  находиться  там   совсем
невмоготу. Хотя наверняка мысль об удачном побеге свербит каждого зека с
настойчивостью дождевого червя, вгрызающегося в рыхлую землю.  И  каждый
удачный побег, позже обрастая массой интересных деталей,  превращался  в
лагерный эпос.
   Уходят  из  лагеря  "черти",  "мужики",  блатные   объединяет   таких
разномастных беглецов - отчаяние. Бирюк помнил случай, когда одному зеку
с десятилетним сроком до освобождения оставалось всего  лишь  месяц,  но
он, впав в невероятную тоску, ударился в бега. На холодную голову  он  и
сам потом не мог объяснить себе, почему он это сделал - на зоне  его  не
щемили, он пользовался заслуженным авторитетом, да и режим зоны  не  был
для него особенно тяжелым.
   Просто он поддался сиюминутному порыву, который всецело охватил его и
заставил с риском для жизни перебираться через  колючие  заграждения,  а
потом и голодать в тундре.
   Другой заключенный бежал из зоны за три недели до своего освобождения
- ему приснилась умирающая мать, и он хотел увидеть ее  и  облегчить  ее
страдания. Самое удивительное, что, как правило, такие сны бывали вещими
- мать действительно  умирала,  а  парня  вернули  в  колонию,  прибавив
огромный срок.
   Бежали из зоны и  за  день  до  освобождения  -  это  были  те,  кого
проиграли в карты. Встречались такие, кто бежал из удальства,  что  было
сродни игре в "русскую рулетку".
   Бирюк не подходил ни под одну из категорий.  Он  не  мог  податься  в
бега, как пацан, соскучившийся по маме; не  мог  бежать  от  отчаяния  и
безысходности, он обязан был выносить любые  невзгоды  и  потрясения  со
стойкостью оловянного солдатика. Он был  вор,  для  которого  отсидка  в
тюрьме была не прозябанием, а нормой жизни. И бежать его могли заставить
только чрезвычайные обстоятельства.
   - Ты же знаешь, что я не могу бежать, - угрюмо отозвался Бирюк.  -  А
потом, как это сделать, когда  за  мной  в  четыре  глаза  смотрят  все,
начиная от самого последнего ссученного и заканчивая барином.
   - Здесь  есть  над  чем  подумать,  -  согласился  Мулла.  Глаза  его
блестели, как у юнца, впервые  отведавшего  "дури".  -  А  знаешь,  тебе
пришла малява. - В руках он держал небольшой клочок  бумаги,  исписанный
ровным  почерком.  Такие  строчки  обычно  получаются   у   старательных
первоклашек, успешно осваивающих азы чистописания.
   - От кого? - спросил Бирюк. Он мгновенно узнал почерк  автора  -  так
мог писать только один человек. Егор Нестеренко из Москвы.
   - Прочтешь, узнаешь, - не сумел скрыть лукавой улыбки Мулла,  которая
свидетельствовала о том, что он знает больше, чем говорит.
   Бирюк взял маляву и спросил старика:
   - И как же к тебе попала эта грамотка?
   - А ты думал, что я только молитвы могу читать да  кокаин  нюхать?  -
улыбнулся Мулла. Лицо его напоминало старую ветошь, оно  было  испещрено
морщинами и  многочисленными  шрамами,  изрезавшими  кожу  на  множество
неровных лоскутов. Количество морщин увеличивалось, когда он улыбался. -
Не расколюсь, Бирюк, не надейся, у меня тоже есть кое-какие секреты.  Но
знай, что без моего участия эта малява на зону не попала бы.
   Бирюк взял письмо. Бумага была мятой, буквы во многих местах  изрядно
стерты, но записка читалась. Станислав бы нисколько не удивился, если бы
Мулла поведал трогательную историю о том, что при переправке  малявы  на
зону зекам во время обысков пришлось прятать ее чуть ли не в заднице.
   Нестеренко начинал с главного:
   "Твоим  освобождением  занимаюсь  крепко,  но  слишком  много   людей
заинтересовано в том, чтобы убрать тебя  подальше.  Мне  сложно  с  ними
бороться, но со своей стороны я делаю все возможное".
   Бирюк понял это по-своему:  потерпи,  мол,  возможно,  тебе  придется
посидеть некоторое время на нарах.
   "Будь осторожен, даже в кругу друзей могут найтись  люди  с  чертовой
отметиной".
   Станислав и в этих  словах  уловил  второй  смысл:  не  доверяй  даже
ближайшему окружению.
   "Мне стало известно, что там действует провокатор, который следит  за
каждым твоим шагом. Если тебе станет нечем  дышать,  так  не  мучайся  -
попробуй выйти на свежий воздух".
   Бирюк внимательно перечитал последнюю фразу. ;Побег!  Егор  предлагал
ему побег. Он словно почувствовал, что  Станиславу  невмоготу  созерцать
серое небо Заполярья.
   Бирюк знал  о  том,  что  это  был  план  "Д",  который  разрабатывал
Нестеренко на самый крайний случай. Видно, это время  уже  наступило.  В
некий назначенный день все воровские зоны России поднимут бунт,  который
до основания протрясет ГУЛАГ. По  единому  приказу  будут  "разморожены"
десятки российских лагерей, и бродяги высыплют из бараков,  как  семечки
из дырявого кармана.  Потом  лагерное  начальство  начнет  заигрывать  с
блатными - самой реальной силой всех лагерей. А отсюда уже  недалек  тот
момент, когда можно будет навязать администрации воровскую волю.
   Бывали случаи, когда  заключенные  добивались  смещения  "барина".  И
часто бунт в колонии напоминал шторм, после  которого  со  своих  теплых
мест, без содержания и пенсии, падали крупные  тюремные  чины.  В  таких
случаях начальство готово было идти на любые компромиссы с главарями,  а
приглашение воров к сотрудничеству становилось обычной практикой.  Бирюк
знал,  что  в  этот  раз  в  колониях   будут   требовать   освобождения
ленинградского пахана.
   Параллельно  со  всеобщим  неповиновением   законные   проведут   еще
несколько страшных акций: в Ленинграде  будет  взорвана  станция  метро;
одновременно в  городе  объявится  сразу  несколько  серийных  убийц,  и
общественность будет раздражена  бездеятельностью  властей;  в  Смольном
будут застрелены несколько высокопоставленных функционеров. Затем  будут
учинены перестрелки с милицией: за хорошие бабки отмороженные  забросают
гранатами пару-тройку  районных  отделений,  будет  предпринята  попытка
освободить законных, томящихся в Крестах.
   И беспорядки в северной столице будут напоминать события семнадцатого
года. Все акции  пройдут  в  течение  каких-то  двух-трех  недель,  и  у
советского обывателя создастся впечатление, что  Ленинград  стремительно
движется к криминальному беспределу.
   И вот с этого момента начнется  заключительный  этап  операции  -  на
высшие милицейские чины города начнут давить все: Москва, Кремль, Старая
площадь,  "большой  дом"  на  Лубянке...  Ленинградская  милиция   будет
напоминать больного льва, которого  может  пнуть  даже  трусливый  заяц.
Сначала в прессе мелькнет статейка: а не пора ли, мол,  навести  порядок
силами самих же преступных группировок - и это будет лишь  пробный  шар,
на который, словно рыба  на  наживку,  бросится  разозленный  обыватель,
готовый  заплатить  за  свое  благополучие  даже  такую  цену.  Затем  в
нескольких центральных  газетах  появятся  публикации  крупных  юристов,
которые будут задаваться вопросом - не  лучше  ли  освободить  некоторую
часть законных, провести амнистию для них,  и  тогда  они  сами  наведут
порядок в своих владениях?
   И первым в длинном списке на амнистию будет  значиться  ленинградский
вор с погонялом Бирюк...
   Станислав  сложил  маляву,  большим  ногтем   провел   по   сероватой
поверхности, оставив на листке глубокую складку, потом вытащил маленькую
зажигалку в виде крохотного  чертика  (искусная  работа  одного  старого
зека, который подарил свою поделку Бирюку в знак благодарности, когда-то
он защитил его от двух молодых  "пехотинцев",  задиравших  старика  ради
забавы) и, чиркнув, поднес красное пламя к самому уголку. Бумага  горела
быстро, выбрасывая вверх горячие язычки, а когда пламя подползло к самым
ногтям, он разжал пальцы.
   Сожженная  бумага,  обращаясь  в  пепел,  закрутилась  в  воздухе   и
спикировала в самый угол барака.
   - Что же ты решил? - Мулла носком сапога поддел пепел, и он мгновенно
рассыпался.
   - Нужно бежать, раз он дает добро...
   - И как ты себе это представляешь?  Бирюк  внимательно  всмотрелся  в
лицо старого зека и, как бы раздумывая, ответил:
   - Пока еще не надумал. На том они и разошлись.

***

   Тимофей Егорович прилег на подушку и накрылся одеялом.
   - Что-то зябко стало... - И, помолчав, продолжал:
   - А я про эту маляву прознал  от  одного  своего  верного  человечка,
который ее пронес на зону и одним глазком в нее заглянул. Тогда я понял,
что более удобного случая  не  представится.  Вызвал  как-то  к  себе  в
кабинет Бирюкова, посадил его  на  стул  перед  своим  столом,  дал  ему
закурить и все начистоту выложил. Он, конечно, мое предложение поднял на
смех. Но я его не уговаривал. Я ему просто сказал: "Мякиш на  тебя  перо
уже наточил. Не сегодня завтра его малолетние бойцы тебя порвут -  прямо
на  зоне,  средь  бела  дня,  на  глазах  у  всей  зоны,  -  и  я  этому
воспротивиться не смогу. Всех же не посадишь в ШИЗО. Да  и  повода  нет.
Видал, на зоне тишь да гладь? Лагерь полторы дневные  нормы  выдает!"  А
надо сказать, после выборов  смотрящего,  когда  Мякиш  подтвердил  свое
превосходство над Бирюком, на зоне и впрямь воцарился покой. А  я-то  по
многолетнему опыту знал: это всегда не к добру. Это всегда затишье перед
большой бурей. Вот я и сказал Бирюку: "Дело, конечно, твое, но  я  знаю,
что тебе предложено бежать..." При этих моих словах он так и вспыхнул  -
чуть не швырнул  в  меня  чугунной  чернильницей  со  стола.  Но  я  его
охолонил. Мне это, говорю, доподлинно известно.
   И еще я знаю, что законным ворам негоже бегать - закон требует, чтобы
они сидели от звонка до звонка, но сейчас дело идет не  только  о  твоей
чести, но и о судьбе воровской идеи.  А  для  правильного  вора  главное
постоять за идею, а не за личную судьбу. И к тому  же  тебе  из  столицы
добро на побег дали.
   И я ему изложил коротко свой план. Все было просто. Каждую пятницу  -
а наш разговор с Бирюком происходил в четверг - на зону приходил  крытый
"ЗИЛ" из райцентра, привозил запчасти, консервы, обмундирование,  чистое
бельишко - у нас как раз в тот месяц прачечная встала, котел в бойлерной
разорвало, и приходилось грязное белье возить в город. В  общем,  удачно
все  складывалось.  Я  ему  говорю:   в   одиннадцать   приедет   "ЗИЛ",
шофера-сержанта я в баньку отправлю, приведу  ему  пухлую  телку  спинку
потереть, а тебе дам втихаря старую сержантскую  форму  -  переоденешься
солдатом - и в кузов, а как приедешь в город -  там  уж,  будь  любезен,
поступай сам знаешь как. Ты уж позаботься о том,  чтобы  тебя  в  городе
встретили. Заловят тебя там патрули - извини, а сумеешь уйти - я о твоей
пропаже заявлю только в понедельник. И у тебя будет полных  двое  суток,
чтобы слинять за тыщу верст от Североуральска...
   Бирюк на меня долго смотрел и молчал. Потом спрашивает: "Ну допустим,
я тебе поверил, Тимофей Егорович. Допустим, я убегу. Но зачем это тебе?"
Я ему на это кое-что порассказал о  своей  житухе  -  ну  вот  как  тебе
сейчас. Про товарища Веселовского, про совещание у Берии. И в конце  так
вот прямо и говорю ему:  "Веришь  ли,  Бирюк,  я  пытаюсь  старые  грехи
замолить. А что касается твоего побега, если  ты  завтра  же  отсюда  не
исчезнешь, то срок твой - до субботы, в крайнем случае - до воскресенья.
Мальчики Мякиша тебя обязательно прирежут. Так что у  тебя  нет  выбора.
Бирюк".
   На следующий день, в пятницу, все прошло, как я и  задумал.  Часов  в
двенадцать Бирюк загодя зашел в лазарет, вроде как  за  лекарством,  там
его уже ждал тючок с гимнастеркой, бриджами,  пилоткой  да  сапогами.  А
лазарет у нас был аккурат напротив прачечной. "ЗИЛ" туда и подкатил, как
обычно. Я лично сержанта-водилу в баньку  отвел,  Маньку  Шестопалову  к
нему привел, нашу вольнонаемную повариху. Ну и загудел водила в  баньке.
Тем временем "ЗИЛ" разгрузили, загрузили, Бирюк тихо в мешках спрятался.
Через полтора часика сержант  разомлевший  из  баньки  вышел,  пообедал,
потом за баранку сел - и за ворота! Лето  было,  как  сейчас  помню.  За
"ЗИЛом" тем только пыль столбом. Ну а в понедельник, как  полагается,  я
тревогу поднял. Мол, побег. Местные менты бросились искать -  туда-сюда,
нет нигде. Тундру прочесали, лес. Ни следа. А Бирюк через  сутки  уже  в
Свердловске был.
   - Ушел? - недоверчиво спросил Варяг, вдруг вспомнив, как сам  он  два
года назад бежал из того же лагеря по подземному лазу. Ему-то  начальник
лагеря не помогал в бега податься...
   - Уйти-то ушел, - вздохнул Беспалый. - Да не очень далеко. Все ж таки
завалили Бирюка. Но там я уж  ему  не  мог  ничем  помочь.  Свои  его  и
грохнули...

Глава 43

   Малик мог только дивиться тому, как четко работает служба  информации
у Червового.  Как  его  и  предупреждали,  Станислав  Бирюков  прибыл  в
Куйбышев из Свердловска простым  пассажирским  поездом.  И  поселился  в
лучшей городской гостинице -  "Волга-Интурист".  За  неделю  до  приезда
Бирюка в гостиницу поступил запрос из Москвы на бронирование номера  для
профессора  Сычева  Валентина  Николаевича.  Запрос  был  отправлен   из
Президиума Академии наук за подписью академика Нестеренко. Малик все это
знал, потому  что  люди  Червового  заранее  известили  его  о  маршруте
следования Бирюка - уж как это им удалось, он понятия не имел, но ему  и
не надо было загружать голову лишней информацией. Но  вот  что  касается
проживания  Бирюка   в   "Волге",   тут   Малику   пришлось   поработать
самостоятельно.
   Малик появился в городе за три дня до приезда Бирюка,  закорешился  с
девицей - дежурным администратором гостиницы, которую он пару раз сводил
в кабак да разок затащил в койку, - и она, глупышка, выболтала ему  все,
что требовалось, про появившегося в "Волге"  важного  гостя.  "Профессор
Сычев" поселился в лучшем  номере-люкс  на  шестом  этаже  и  все  время
проводил там.
   Но сегодня постоялец вышел из гостиницы рано утром и в  сопровождении
шестерых быков куда-то уехал. Малик решил, что пришла пора  действовать.
Главное - ему надо  было  под  каким-то  подходящим  предлогом  выманить
Бирюка из гостиницы и войти с ним на территорию парка отдыха.  А  там  в
одном из укромных уголков неожиданно набросить ему на  шею  удавку  и...
Малику это было не впервой. Так он по приказу Червового убрал  в  Москве
уже троих, причем ликвидация прошла тихо и без пыли. Скорее  всего,  так
же произойдет и на этот раз. Была только одна проблема - как  избавиться
от быков Бирюка, которые тенью ходили за своим шефом.
   Надо было что-нибудь придумать. Главное - выманить хитрого волчару из
его логова...
   Сейчас Малик стоял  в  торговом  зале  большого  универмага  напротив
гостиницы "Волга" и через витринное стекло смотрел на площадь.  Ровно  в
двенадцать к главному подъезду подкатили два  такси.  Из  первой  машины
вышел "профессор Сычев" в сопровождении двух рослых молодцов.
   Из второго такси вышли четверо быков. Малик посмотрел на часы.
   Бирюку потребуется не менее получаса, чтобы подняться на шестой этаж,
выставить охрану в холле и расположиться в номере.
   Малик решил  немного  подождать  и  вышел  на  улицу  Номер  Бирюкова
находился на шестом этаже в конце коридора. В целях безопасности  беглый
вор в законе выбрал наиболее удачное место: чтобы попасть  в  его  окно,
снайперу следовало, как минимум, взобраться на  крышу  строящегося  дома
рядом с универмагом. Малик вновь взглянул на часы: прошло ровно двадцать
минут.
   За это время он успел выкурить три сигареты, затем смахнул  с  рукава
пепел, решительно отбросил окурок в сторону и двинулся через  площадь  к
гостинице.
   Он поднялся на шестой этаж.  Как  и  предполагал  Малик,  в  коридоре
отирались молодые крепкие ребята,  в  которых  он  узнал  телохранителей
Бирюка. Он спиной чувствовал их настороже