ать, интеллектуальный фундамент той грандиозной  воровской  империи,
которую он, Медведь, начал строить еще в  двадцатые  годы  в  Соловецком
лагере особого назначения.  Там-то  он  и  познакомился  с  политическим
заключенным, академиком Нестеренко.
   - Я предлагаю, - все так же тихо говорил Нестеренко, - найти молодого
перспективного  парня  и  сделать  на  него  ставку.  Он  мог  бы  стать
продолжателем нашего дела, а в  перспективе  -  смотрящим  всего  Союза.
Пройдет еще лет десять-пятнадцать - и ты уже не сможешь держать все  под
контролем. Нас с тобой ждет судьба Брежнева! Ты посмотри:  он  же  живой
труп, посмешище! Выживший из ума больной старик не может управлять таким
грандиозным хозяйством, как у нас...
   Медведь положил нож и вилку.
   - Я согласен с тобой, Егор, тебе не надо меня  долго  агитировать.  Я
тоже об этом думаю. Но кого? Есть у меня на примете пара-тройка молодых.
Здесь, в Москве, в Ленинграде, в Казани. Ты же понимаешь, такой  человек
должен обладать определенными качествами. А самое главное, чтобы на него
можно было положиться как на самого себя.
   - Я бы на твоем месте отобрал нескольких кандидатов, Гера.
   Присмотрелся бы к ним, а потом начал готовить. Первым шагом могла  бы
стать их коронация на большом сходе. Второй шаг введение их в элиту.  Им
можно было бы даже разрешить сделать главную наколку.
   -  Парящих  ангелов?  -   нахмурился   Медведь.   -   Почетный   знак
принадлежности к нашему сообществу?
   Именно, - кивнул  Нестеренко.  -  Нового  лидера  впоследствии  нужно
полностью вывести из тени.  Он  должен  порвать  со  старыми  воровскими
традициями и привычками, и стать  самым  обычным  гражданином,  о  есть,
конечно, не обычным, а  выдающимся.  Неплохо  было  бы  двинуть  его  по
научной или общественной линии, чтобы он стал известным деятелем.  Может
быть даже и на международной арене.
   - Ну, это уже в твоих силах, - усмехнулся Медведь,  -  ты  же  у  нас
академик, экономист-международник...
   - Я помогу, - твердо  сказал  Егор  Сергеевич.  -  Главное,  отобрать
достойных людей.
   - Мне рассказывали об  одном  молодом  воре  в  Казани,  -  задумчиво
почесал  висок  Медведь.  -  Щербатов  его  фамилия.  Кличка  Варяг.  Из
воровской семьи, в пятнадцать  лет  уже  прописался  в  "малолетке",  но
главное не в этом.
   Очень неглупый, толковый, у него  отличная  память,  в  общем,  можно
сказать, вундеркинд.
   - А лет ему сколько, этому казанскому вундеркинду?
   - Двадцать...
   Егор Сергеевич покачал головой:
   -  Совсем  зеленый.  Нет,  не  годится.  Ты  к   нему,   Гера,   пока
присматривайся, но ему еще рановато. А кто у тебя в Ленинграде есть?
   Медведь,  видно  вспомнив  про   своего   ленинградского   кандидата,
ухмыльнулся:
   - Сам я его не знаю, ни разу не встречал. Но верные люди отзываются о
нем  очень  хорошо.  Станислав   Бирюков.   Сильный,   умный,   упрямый,
справедливый, честный. Хороший кадр. Кстати, имеет высшее образование.
   - Да? - оживился Нестеренко. - Это очень кстати. Чем он занимался  по
жизни?
   - Фарцевал, чем же еще!  Английские  пластинки  американские  джинсы,
французские духи и противо зачаточные таблетки. Но это так,  для  отвода
глаз. А вообще-то у него масса воровских  специальностей.  Его  Смоляной
очень ценит.
   Он-то про него мне и рассказывал. Как раз накануне своей  поездки  на
рыбалку.. - Медведь потянулся  к  графину  с  водкой.  -  Давай  помянем
Смоляного. По-глупому человек погиб. Странно все это - ехал  по  пустому
шоссе, скорость, правда, была приличная, и откуда ни возьмись  МАЗ.  Мне
звонили рассказывали, что его "Волга" в гармошку сложилась. Его труп  из
салона пришлось вырезать автогеном...
   Нестеренко поднес наполненную рюмку к губам. Со  Смоляным,  смотрящим
Ленинграда, он пару раз встречался в Москве, в доме у Медведя.  Смоляной
ему не понравился - слишком заносчиво себя  держал,  в  споре  частенько
балансировал на грани хамства, вообще гоношистый был... Хотя, по отзывам
Медведя, смотрящим был честным, аккуратным и строгим.
   - Или не по-глупому погиб. Автомобильные аварии у нас в стране  редко
бывают случайными. Ты же сам знаешь, скольких неудобных людей  устранили
в таких, с позволения сказать, авариях, - практика  наладилась  еще  при
Иосифе Виссарионовиче.
   Они, не чокаясь, выпили.
   -  Скоро  придется  созывать   сход,   выбирать   нового   смотрящего
Ленинграда, - продолжал Медведь. - Может, стоит Бирюка  двинуть.  Момент
удобный...
   Нестеренко замахал руками:
   - Гера, это уже сугубо твое дело. Не хочу ничего слушать. Сам решай -
кого поставишь смотрящим, с тем и будем работать. Хочешь Бирюка -  давай
Бирюка. Но только поторопись. Ленинград - кусок лакомый. Многие  захотят
его заглотнуть. Как  бы  там  не  передрались  тамошние  воры  за  место
смотрящего...

Глава 29

   После убийства Смоляного законные  все  пристальнее  всматривались  в
молодого ленинградского вора по кличке Бирюк. Он сумел сохранить  костяк
бригады Смоляного, и уже во время траура его новые подопечные  научились
заглядывать ему в рот и торопились предугадать любое его желание.  Такое
верноподданничество осиротелой  братвы  не  доставляло  радости  лидерам
других группировок, и они старались избегать встреч с Бирюком.
   Часть группы Смоляного разбежалась к другим паханам, но Бирюк  никого
не уговаривал. Однако те, кто хорошо знал его, не  сомневались,  что  он
сполна рассчитается за подобное предательство.
   Законные были осведомлены и о том, что в течение  последних  двадцати
дней Бирюк трижды приглашал ленинградских лидеров сесть за круглый  стол
и решить все возникшие за  последнее  время  разногласия,  а  уже  затем
сообща выбрать нового смотрящего города. Но все его предложения остались
без ответа, каждый из лидеров поглядывал на свою  братву  и  видел  себя
новым правителем северной столицы.
   - О том, что это межгород, Бирюк догадался сразу  короткие  и  резкие
звонки  нахально  ворвались  в  квартиру.  От  вчерашнего   застолья   у
Станислава болела голова, и, как обычно, он хотел  отлежаться  обеда,  а
потом выпить холодного пивка.
   То, что звонит кто-то чужой, он понял сразу. В его  окружении  знали,
что каждое воскресенье Бирюк восстанавливает силы после тяжкой субботы и
поэтом беспокоить его можно было только далеко за полдень...
   В субботу Станислав вместе с друзьями традиционно  проводил  время  с
девочками, которые пять дней в неделю работали  у  гостиницы  "Астория",
выбивая - вернее, вылеживая - у иностранцев  твердую  валюту.  В  шестой
день  он  проводил  "субботники":  проститутки  должны  были  поработать
бесплатно, обслуживая  Бирюка  или  его  приятелей,  а  также  возможных
почетных гостей.
   Вчера Бирюк отобрал с десяток смазливых телок с кроткими  монашескими
лицами и, стоя рядом с ними,  ощущал  себя  завоевателем,  вторгшимся  в
божий храм, так что девицам ничего более  не  оставалось,  как  подарить
свою любовь его воинам.
   Девушки удовлетворяли любое  желание  его  гостей,  демонстрируя  как
преданность рабынь, так и мудрость гейш, умеющих  поддержать  за  столом
беседу, благоприятную для пищеварения.
   Для веселого уединения  Бирюк  выбрал  восемнадцатилетнюю  девушку  -
хрупкое создание невысокого роста. Несмотря на юный  возраст,  она  была
одной из самых дорогих и престижных проституток Ленинграда и ее  рабочий
стаж превысил уже пять лет.
   Рядом с ней Бирюк чувствовал себя богатырем, и  это  очень  нравилось
ему. Позже он смог убедиться  в  ее  высоком  профессионализме.  Девушка
удивила Станислава своей изобретательностью,  и  ему  оставалось  только
догадываться о ее опыте и  удивляться,  как  такое  маленькое  худенькое
тельце вмещает столько страсти и силы.
   Накануне вечером он перепробовал всевозможные напитки, какие  были  в
баре "Астории", и сейчас каждое движение вызывало у него тошноту.
   - На проводе! - прохрипел Бирюк в телефонную трубку.
   - Я разговариваю со Станиславом Вадимовичем Бирюковым?
   Голова  прояснилась  мгновенно.  Так  к  нему  обращались  только   в
отделении милиции, прежде чем  защелкнуть  на  его  сомкнутых  запястьях
холодные браслеты. Он привык  к  своему  погонялу,  как  к  собственному
имени.
   - Да. Кто это?
   - Привет тебе от Секача.
   - От Секача?! - выдохнул радостно Бирюк.

***

   С Секачом он был знаком по Крестам, куда угодил за  вымогательство  в
восьмидесятом году. Смотрящим тюрьмы  в  то  время  был  Секач  -  Игорь
Сукачев. Он имел отдельную камеру и свободно расхаживал  по  коридору  в
мягких тапочках и теплых трениках.  С  воли  ему  бесперебойно  поступал
грев, а на столе, кроме традиционных коньяка и водки, можно было увидеть
разнообразные заморские ликеры да ананасы, до  которых  он  был  большой
охотник. Сытно жилось в Крестах Секачу..
   В его камеру частенько захаживали высокие  милицейские  чины,  вместе
они травили анекдоты и рассказывали друг другу воровские байки.  Ни  для
кого не было  секретом,  что  Секач  был  одним  из  хозяев  Крестов,  и
начальник  тюрьмы,  чтобы  не  сделать   опрометчивый   шаг,   частенько
советовался с законным вором о том, как решить  судьбу  того  или  иного
арестанта. Это был некий тандем,  вдвоем  они  вели  политику  казенного
дома. Зеки знали, что Секачу иногда  разрешалось  тайно  покидать  стены
тюрьмы, чтобы в диком разгуле где-нибудь на окраине  города,  на  берегу
Финского залива, в окружении красивых девок скрасить бесцветное тюремное
проживание. Потом он отлеживался два дня  в  камере  и  лечил  распухшую
голову холодным пивом. Батарея  пивных  бутылок  открыто  стояла  в  его
камере.
   В Кресты Секач попал не случайно -  таково  было  решение  воровского
сходняка. В последние годы  там  поселился  беспредел,  и  даже  рядовая
прописка молодняка, которая в  обычных  СИЗО  больше  напоминает  шутку,
здесь принимала формы  изуверских  издевательств  и  нередко  трагически
заканчивалась для новичков.
   Хуже всего было  то,  что  первоходки  сумели  навязать  тюрьме  свой
порядок,  который  больше  подходил  бы   к   вольеру   с   оголодавшими
волкодавами. Здесь торжествовал сильнейший,  как  в  джунглях.  Молодняк
также стал участвовать в судилищах  и  сурово  карал  новичков  даже  за
невинные проступки.
   Воры в законе всполошились  только  тогда,  когда  зараза  беспредела
перекинулась на другие тюрьмы области и Кресты стали кузницей "петухов".
В зонах для них теперь отводились не углы около входа, а строились целые
бараки.
   Страшно было то, что они попадали  в  касту  отверженных  задолго  до
того, как им разъясняли тюремные традиции.
   Воры в законе больше терпеть этого не могли - в крытки  и  зоны  были
направлены  крепкие  смотрящие  и  "положенцы",  которым   сходняк   дал
неограниченные полномочия.  Зарвавшиеся  тюремные  беспредельщики  скоро
были наказаны и теперь разделили участь тех, кого они сами  еще  недавно
преследовали.
   Устроившись  в  Крестах,  Секач  отменил  прописку,  пообещав  сурово
наказывать за ослушание. Первым, к  кому  он  применил  свою  кару,  был
блатной   по    кличке    Слизняк,    который    осмелился    "опустить"
семнадцатилетнего паренька за то, что тот был с ним не очень  почтителен
и не пожелал проходить прописку.
   Узнав об этом, Секач, пользуясь своими привилегиями, явился вечером в
камеру к Слизняку и на веселое приветствие сурово отозвался:
   - Не слышу в голосе почтения! И что это за дурная  манера  обращаться
так к вору в законе? Изволь по имени и отчеству!..
   - Секач... С каких это пор?..
   - Как?! Ты не знаешь моего имени и отчества? А чего ты тогда требовал
от пацана, которого опустил сегодня утром? Ну-ка,  мужики,  повеселитесь
над Слизняком вволю!
   К вечеру блатной Слизняк переродился в рядового "петуха", и довольные
мужики пинками затолкали недавнего пахана под нары.
   Бирюк появился в Крестах через неделю после этого  случая.  В  "хате"
верховодил вор по кличке Шмыга. Разглядев вошедшего новичка, он довольно
хмыкнул под громкий хохот братвы:
   - Вот этот ишак  и  повезет  меня  к  параше.  Бирюк  попытался  было
сопротивляться, но, когда  Шмыга  все-таки  запрыгнул  ему  на  спину  и
воткнул пятки в бока, тот, недолго думая,  опрокинул  наглеца  прямо  на
парашу.
   Шмыга упал на спину, разбрызгивая вонючую жидкость во все стороны.
   Когда он, отряхиваясь, поднялся, кто-то из мужиков со смехом бросил:
   - Вот тебя ишак до самой параши и довез... как ты и просил!
   - Зашкварился, Шмыга! - загалдели со всех сторон.
   - Да вы что, мужики... - опешил вор.
   -  А  ну  не  подходи,  зашкваренный,  а  то  пришибем!  -  раздались
угрожающие голоса.
   - Да какой я вам зашкваренный, если бы не этот мерин...
   - А ты словами  не  бросайся  и  голос  на  мужиков  не  поднимай,  -
высказался степенный арестант лет сорока. - Чего хотел, то и получил.  А
если кого-нибудь из нас попытаешься зашкварить, то до рассвета  тебе  не
дожить...
   Скажем, что чифиром подавился.
   О Бирюке на время забыли, а он стоял, спокойный и неподвижный, словно
могучий утес посреди бушующего моря, раздумывая, как следует вести  себя
дальше.
   - Пусть Секач нас рассудит! - пожелал Шмыга.
   - Пусть рассудит! - согласился степенный арестант. - Это его право.
   Секач появился  после  отбоя.  В  новом  спортивном  костюме,  гладко
выбритый, он, казалось, сел в тюрьму только для того, чтобы отдохнуть от
городской суеты и накопить побольше сил для новых подвигов.
   - Так, значит, вы говорите,  мужики,  что  Шмыга  хотел,  чтобы  этот
новичок вез его до параши?
   - Да, Секач!
   Смотрящий горестно вздохнул:
   - Я тебя не узнаю, Шмыга! Что на тебя нашло? Мне ли  тебе  объяснять,
коренному  обитателю  тюрьмы,  что  за  каждое  оброненное  слово  нужно
отвечать. Ты себя повел как первогодок. Если бы  мне  сказали,  что  так
поступил чувак, который пришел с воли и не знает наших  порядков,  я  бы
поверил... Но ты?! Шмыга, ты прекрасно знаешь,  что  новичку  нужно  все
растолковать! - Секач ткнул пальцем  в  стоящего  рядом  Бирюка.  -  Это
должен был сделать ты, как старший,  для  того,  чтобы  уберечь  его  от
глупостей. Только после этого с него можно спрашивать. А потом, разве он
козел, чтобы возить блатаря до параши?
   Секач говорил спокойно, но  его  сиплый  голос  в  примолкшей  "хате"
звучал как колокольный звон.
   - Секач, я хотел пошутить, - попытался оправдаться Шмыга.
   - Пошутить?.. Что я слышу? Каждая шутка имеет свои границы.  Если  ты
таким образом пошутил бы с одним из нас, то, поверь мне, никто не оценил
бы твоего остроумия, так почему его должен понять этот парень? Ты дважды
зашкваренный, Шмыга. Первый твой грех - это беспредел,  а  второй  -  ты
выкупался в параше!
   - Секач...
   - Я все сказал. А ты откуда? - Смотрящий повернулся к Бирюку.
   - Здешний.
   - Здешний?! - И первый раз за время разговора лицо Секача  осветилось
радостью. - Откуда именно?
   - С Лиговки.
   - Вот это да! - продолжал восторгаться  Секач.  -  Я  ведь  и  сам  с
Лиговки! Знаешь что, парень, ты мне нравишься.  Завтра  я  переговорю  с
Антонычем, чтобы тебя перевели ко мне. Как тебя величать?
   - Бирюков Станислав.
   - А погоняло?
   - Еще не обзавелся.
   - Будешь теперь Бирюком. Не обидно?
   - Нет, - улыбнулся Станислав.
   Бирюк прожил в одной хате с Секачом четыре месяца,  а  потом  его  по
этапу отправили в марийские леса. Но встреча с известным вором в  законе
не прошла бесследно, и от Секача  он  успел  перенять  многое  -  умение
завоевать внимание братвы, неторопливость в суждениях. Бирюк ловил  себя
на том, что порой сипел точно так же, как Секач...

***

   - Да, от Секача, - подтвердил незнакомец твердо.
   - Я давно его не видел, хотелось бы  встретиться...  Передай  ему  об
этом. Но ведь его не найти, где он сейчас?
   - За бугром, - последовал короткий ответ.
   - А с кем я говорю?
   - Это Медведь.
   - Медведь!!
   - Мы с Секачом большие друзья, - уклончиво сказал собеседник.
   - Вы же мне позвонили не для того, чтобы передать привет от Секача?
   - А ты молодец, мне нравится твой  деловой  подход,  -  похвалил  его
Медведь. - Я хочу у тебя уточнить, верно ли говорят,  будто  ты  пытался
договориться со всеми ленинградскими, чтобы выбрать единого смотрящего?
   - Верно, Медведь.
   - Ты, оказывается, еще и дальновиден, чувствуется  школа  Секача!  Он
мне всегда говорил, что из тебя мог бы  получиться  неплохой  смотрящий.
Вот только жалко, что вы рано  расстались  с  ним.  Ты  бы,  Бирюк,  мог
многому у него поучиться. Я знаю, что твое предложение было отклонено, а
Степа Червовый даже не пожелал пожать твою протянутую руку.
   Червовый был давний недруг Бирюка, об этом были  наслышаны  все.  Эта
вражда родилась еще в юности, когда рабочий квартал, в котором  они  оба
проживали, раскололся на два непримиримых лагеря. Червовый и Бирюк  были
лидерами двух уличных шаек и пользовались любым случаем, чтобы  покрепче
ущипнуть соперника. С годами неприязнь друг к другу усилилась еще  более
и переросла в открытую вражду.
   - И что с того? Мы с ним и раньше были не особенно дружны.
   - А ты разве не видишь, что Червовый поступает не по нашим понятиям?
   Нельзя отвергать протянутую руку. Ты крепкий парень, Бирюк, но  и  ты
не вечен.
   Мне известно, что  тебя  хотят  устранить.  Поверь  мне,  ты  слишком
неподходящая фигура для беспредельщиков, никто не захочет согнуть  перед
тобой шею.
   - Так что от меня требуется. Медведь? В конце концов,  моя  смерть  -
это мое личное дело.
   - Ты ошибаешься, Стасик, ты нужен нам, и мы  хотим  тебе  помочь.  Ты
должен согласиться с тем, что смотрящим Ленинграда  первое  время  будет
Червовый, - тебе же отводится роль  его  правой  руки.  А  дальше  будет
видно...
   - Когда нужен ответ?
   - Я могу дать тебе минуту на размышление. Кто знает,  может,  у  тебя
под окнами уже маячит стрелок, чтобы шмальнуть тебе в затылок. Ты должен
помнить, что твоя голова стоит значительно дороже.  Соглашайся,  у  тебя
нет другого выхода. Все остальное мы берем на себя.
   - Хорошо... Я согласен.
   - Советую тебе съехать из Ленинграда недели на две,  а  может,  и  на
месяцок. Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Глава 30

   Сорок дней в  северной  столице  было  удивительно  спокойно.  Старые
оперативники за многие десятилетия службы  не  могли  припомнить  такого
штиля.
   Даже  ножевые   раны,   полученные   в   субботних   пьяных   драках,
рассматривались как событие исключительное.
   Но в милиции хорошо знали, что этот покой  не  вечен  и  едва  минуют
сороковины Смоляного, как вновь начнутся разборки преступных авторитетов
с целью выяснения, кто сильнейший в городе.
   Кабан, он же Серега Юдин, с утра находился в приподнятом расположении
духа. Последние две недели его беспокоила весть об исчезновении  Бирюка,
и он разослал гонцов во все концы города и области, чтобы  выяснить  его
местонахождение. Он опасался,  что  Стасик  усиленно  готовит  для  него
неприятный сюрприз, и хотел подготовиться к  возможному  повороту  своей
судьбы.
   Обнаружить Бирюка удалось только на третий день. Как  оказалось,  тот
обживал  новенький  кирпичный  дом  своей  давней  приятельницы  Надежды
Гусевой в Комарове, где вел образ жизни настоящего  дачника  -  спал  до
самого обеда, ел с куста спелые ягоды, а по вечерам почитывал  в  гамаке
свежие газеты.
   Этому однообразию в жизни Бирюка Кабан решил положить  конец  сегодня
же вечером. Он уже дал скромный аванс одному отмороженному,  который  за
пять тысяч "гринов" готов  был  бросить  гранату  под  гамак  ничего  не
подозревающего Бирюка.
   Серега Юдин неторопливо вышел из подъезда. Под его окнами  находились
новенькие бордовые "жигули". Он привычно отомкнул дверь, бросил портфель
на заднее сиденье, вставил ключ в замок зажигания и повернул его.
   Взрыва Кабан не услышал. Он просто  увидел,  как  капот  взо