мотрит  охотник  на
раненого кабана, пытаясь на глаз определить, сколько килограммов  выйдет
живого мяса из этой мохнатой туши.
   - А что нам остается?
   Керосин стоял у самых дверей. Вид его был жалок. В эту минуту  трудно
было поверить, что еще полчаса назад он уверенно вошел в дверь камеры  с
видом бывалого уркача и своим добродушием мгновенно  расположил  к  себе
всех сидельцев.
   Сейчас он походил на обыкновенного опущенного, каких в каждой колонии
мужики используют вместо баб.
   - Да вы что, братва?! За что же?
   - Что?! - шагнул навстречу Керосину Рваный. - Ты нас братвой назвал?!
В петушиную стаю зачислил!
   - Да я...
   Мощным ударом в челюсть Рваный сбил Керосина  с  ног  и  потом  долго
пинал его башмаками.
   - Вот тебе, пидор! Вот! - Рваный старался угодить  носком  ботинка  в
лицо Керосину. - Мы его за человека посчитали, рядом с собой посадили. А
он запомоить нас решил!
   Рваный  успокоился  только  тогда,  когда  Керосин  громко  захрипел,
изрыгнув на пол кровавую пену - Никак убил? - безучастно поинтересовался
Лука.
   - Да живой! Такая падаль, как эта, долго живет, - зло процедил Рваный
сквозь зубы. И, оглядев насторожившихся мужиков, добавил:
   - В общем так... Кто возьмет на себя грех и порешит падлу? Если мы не
сделаем этого, тогда каждый из  нас  будет  запомоенным...  Я  предлагаю
кинуть жребий!
   Лука оказался провидцем. Едва Рваного посадили в камеру, как он сразу
понял, что именно с этим кадром в  дальнейшем  у  него  возникнут  самые
крупные неприятности.
   Рваный был коренным  обитателем  тюрьмы,  держался  среди  осужденных
уверенно и делал заявку на лидерство, а вот этого Лука простить  ему  не
мог.
   Смотрящий не любил командовать, но также не привык подчиняться  чужой
воле и готов был спорить даже в том случае, когда правда была на стороне
Рваного.
   - Нас здесь тридцать человек, Рваный, но никто из  нас  не  сидел  за
убийство...  -  упрямо  заметил  Лука.  -  Одно  дело   потрошить   хату
расхитителя  социалистической  собственности,  и  совсем  иное  дело   -
замочить человека...
   Рваный нахмурился:
   - Что ж ты предлагаешь, Лука? Чтобы после  СИЗО  мы  пополнили  барак
пидоров?
   Он  даже  и  не  пытался  скрыть  своего  раздражения.  Ему   надоело
бессмысленное  противоборство  с  Лукой,   который   хотя   и   считался
авторитетом, но частенько вел себя как размазня и баба...
   Керосин уже занял место у входа. Было видно, что парашу ему  довелось
обжить еще до этой хаты, а верхом на крышке он чувствовал  себя  так  же
уверенно, как казак на резвой кобыле.
   Лука мог бы настоять, чтобы кто-то из новичков взял на себя  смертный
грех, однако он предпочел устроить дискуссию.
   - А где  гарантия,  что  после  смерти  Керосина  кто-то  из  нас  не
проболтается? А?! Ведь тогда могут и суд устроить? А там спросят строго!
   Рваный не мог не признать, что в словах Луки была своя  правда,  хотя
бы потому, что каждый из них жил по  законам  тюрьмы,  нарушать  которые
было куда опаснее, чем  уголовный  кодекс.  А  пренебрежение  неписаными
правилами,  выработанными  многими  поколениями  зеков,   воспринималось
ворами едва ли не как личное оскорбление.
   Одна из тюремных заповедей  гласит:  о  всех  происшествиях  сообщать
смотрящему СИЗО.
   - И что же ты предлагаешь? - Голос Рваного слегка смягчился.
   - Нужно отослать ответную маляву на Камчатку Там сидят воры неглупые,
мне кажется, они нас должны понять, А теперь спросим у всех...
   Братва, кто за то, чтобы отписать авторитетам?
   Самые  уважаемые  воры  тюрьмы  сидели  в  хате,  которая  называлась
Камчаткой. Свое название она получила оттого, что помещалась на  верхнем
этаже тюрьмы,  в  дальнем  конце  коридора.  Там  хата  была  светлая  и
просторная, и если в обычные камеры запихивали как минимум  по  тридцать
человек, то на Камчатке их было всего лишь пятеро. Именно они  управляли
жизнью СИЗО  и  разгуливали  по  коридорам,  как  по  собственной  даче.
Поговаривали, что, когда ворами в  здании  СИЗО  был  организован  сход,
начальник тюрьмы лично распорядился принести в хату к  авторитетам  ящик
водки. Ни для кого не было секрета в том,  что  они  частенько  покидали
здание тюрьмы, сопровождаемые доверенными лицами хозяина.
   - Возможно, Лука прав,  -  высказался  Чешуя.  -  Чего  нам  напрасно
нарываться  на  неприятности?  Воры  все  равно  узнают   обо   всем   в
подробностях.
   Тогда уж точно не отмоешься. Нужно отписать!
   - Кто  еще  хочет  высказаться?  -  Лука  посмотрел  на  помрачневших
мужиков.
   - Нужно отправить!
   - Согласен!
   - Согласен!
   - Пусть Камчатка нас рассудит.
   - Воры там с понятием, мужика просто так в обиду не отдадут.
   - Чешуя, достань бумагу! -  распорядился  Лука.  Он  с  удовольствием
отметил, что сокамерники вновь подчинились его воле.  -  Пиши!  -  Чешуя
вырвал из блокнота лист и выжидательно посмотрел на Луку.  -  "Камчатка,
обращается к вам хата триста восемьдесят пять, как  к  высшей  власти  в
нашем каземате. Очень надеемся,  что  вы  поймете  нас  и  рассудите  по
совести. А дело вот в чем... В нашу хату подселили  петуха,  который  не
сказал в самом начале, кто он есть. Петух сел за  наш  стол...  жрал  из
нашего общака... а потом пришла малява от  вас,  и  мы  узнали,  что  он
опущенный. Камчатка, только в ваших силах смыть с нас пятно  позора".  А
теперь, братва, ставьте свои подписи!
   Первым расписался Чешуя: угловатая размашистая закорючка  залезла  на
последнюю строчку и криво уперлась в самый  край  листка  бумаги.  Затем
расписался Рваный, а уж потом поставили свои закорючки остальные мужики.
   Последним расписался Лука. И когда была поставлена  последняя  буква,
он аккуратно свернул маляву и протянул ее Чешуе.
   - Поставь на дорогу. Скажи, что для  Камчатки.  Маляву  закрепили  на
"дороге",  а  потом  потянули  за  крепкую  шелковую  нить,  и  письмецо
отправилось в обратный путь.
   - Братва, это посланьице для Камчатки! Ждем  ответа,  как  матушкиной
посылки! - Не беспокойся, браток, доставим  к  месту,  -  заверил  Чешую
сильный звонкий голос из соседней хаты.
   - Ждем, мужики... А ты, сучара, молись Богу, - бросил Лука Керосину.
   - Если что... так собственноручно придушу!
   Ответная малява вернулась через два с половиной часа. По "дороге" она
подошла к оконному проему и застыла в самой середине решетки.  Небольшой
листок был воплощением воли Камчатки - высшего суда тюрьмы.
   Чешуя осторожно снял маляву с дороги, как если  бы  это  была  редкая
рыба, угодившая на крючок, и, едва скрывая волнение, развернул письмо.
   - Читай! - коротко распорядился Лука.
   - "Братва! Привет вам от Камчатки. Хотим сказать,  что  долго  думали
над вашей бедой и очень высоко оценили вашу  искренность.  Поступок  ваш
вызывает уважение, не каждый из мужиков способен на такое. А потому  нам
вас жаль чисто по-человечески. Но исходить  мы  должны  из  тех  правил,
которые выработала нам Госпожа Тюрьма. - Чешуя оторвал взгляд от  письма
и посмотрел на мужиков, которые с открытыми ртами взирали на  читавшего.
- Среди вас имеются мужики, за плечами которых не одна ходка,  а  потому
они должны согласиться с нами, что каждый, кто сел за стол с  опущенным,
считается запомоенным. Выходит, запомоенной должна быть вся ваша хата, -
понизил голос Чешуя почти до шепота. - Мы вправе пустить маляву по СИЗО,
что триста восемьдесят пятая хата запомоена целиком, но  мы  ценим  вашу
честность и воздерживаемся от такого решения. Мы  не  станем  определять
вашу судьбу. А потом, среди нас нет законного, что посмел бы взвалить на
себя такой груз. Советуем  вам  отписать  маляву  в  колонию  к  Мякишу,
который там за смотрящего. Как он решит, так тому и быть! А петуха,  что
запомоил всю хату, нужно наказать крепко, так, чтобы  это  было  хорошим
уроком для прочих недоумков. Бог вам в помощь. Сидельцы Камчатки".  Все,
братва, что делать-то будем? Лука?
   - Что делать, спрашиваешь? У нас ничего не остается, как описать  все
это Мякишу на зону.
   - Лука, ты многих  авторитетных  знаешь,  с  Мякишем  не  приходилось
встречаться?
   - Приходилось, - протянул Лука в задумчивости.

Глава 32

   Одно время Лука работал на  авторынке  с  бригадой  "кидал",  которым
покровительствовал новоиспеченный вор в законе Мишка  Мягков  по  кличке
Мякиш. Он был необычайно жаден до денег, и в его кассу шли отчисления  -
треть выручки.
   Однажды бригада стала роптать, воспротивившись таким поборам, но  уже
на следующий день лидера; группы, красивого  высокого  парня  по  кличке
Блондин, нашли с перерезанным горлом. Поговаривали, что в органах у него
имеются весьма высокие покровители, однако  такой  упрек  ему  никто  не
осмелился бы бросить в лицо.
   И все-таки Мякиш был вором, за которым стояли не  только  шестерки  и
быки, но весьма уважаемые люди, с которыми невозможно было не считаться.
   Мякиш был из тех воров, которые во всем искали свою выгоду. А если он
выступал в роли третейского судьи, то непременно с каждой  стороны  брал
огромные комиссионные. И многие говорили о  том,  что  его  личный  счет
давно перевалил шестизначную цифру в долларовом эквиваленте.
   Второй раз Лука  столкнулся  с  Мякишем  четыре  года  назад,  когда,
оставив воровское ремесло,  решил  заняться,  как  ему  казалось,  более
доходным ремеслом - старательством. Он тогда даже и не  подозревал,  что
обширные магаданские земли уже давно были распределены  между  законными
ворами и каждый дикий добытчик обязан был после окончания сезона  внести
внушительную сумму в воровскую кассу. Бывали  такие  смельчаки,  которые
отваживались говорить  авторитетам:  "Нет!"  -  и  неведомыми  дорожками
пускались через всю Сибирь. Многих из них потом находили с проломленными
черепами за тысячи километров от старательских мест.
   Мякиш отвечал за доставку золота на Большую землю, и по  его  каналам
проходили  килограммы  драгоценного   металла.   Курьерами   назначались
наиболее доверенные люди сходняка, но даже они не  подозревали  о  длине
цепи и о конечном пункте маршрута.
   В курьеры Лука попал не по собственной воле: в его планы  не  входило
трястись в пассажирском вагоне,  ночевать  на  пыльных  полках  с  чужим
золотишком под головой. Лука  намеревался  отоспаться  после  длиннющего
полярного дня где-нибудь в сосновом бору в Подмосковье, поближе к  воде,
чтобы можно было подергать из прозрачной речки карасиков и  помечтать  о
предстоящей безбедной жизни. А потом,  вдоволь  насладившись  бездельем,
поменять намытое золотишко на английские фунты или американские "грины".
   Однако сладостным планам осуществиться было не суждено, хотя  вначале
все складывалось именно так, как он и предполагал, - ему удалось  скрыть
часть намытого золота и поэтому в воровскую кассу  он  сделал  небольшой
вклад. А на следующий день он не удержался и рассказал  об  этом  шлюхе,
которую подцепил в дешевом ресторане на три часа.
   А утром к нему заявился Мякиш в сопровождении трех урок и, достав  из
кармана колоду карт, заговорил:
   - Я слышал, что ты большой игрок в карты. Вот  я  тебе  предлагаю  на
выбор. Если ты вытаскиваешь пиковую  масть,  то  твою  голову  найдут  в
мусорном ящике. Догадываешься почему?
   - Догадываюсь, - не стал препираться Лука, полагая, что  в  противном
случае визитеры могут ускорить свое обещание. Всему виной  была  бутылка
виски, которую он взял с собой.  Она-то  и  заставила  его  позабыть  об
обычной осторожности и способствовала тому, что он развязал язык.
   Мякиш тщательно размешал карты и протянул их Луке:
   - Не переживай, они не крапленые.
   - Ты не сказал, что будет, если я вытащу другую масть.
   - Ах вот оно что... Тогда ты будешь жить! - заверил Мякиш. -  Но  все
твои сбережения поступят в воровскую кассу... Чего ты молчишь? Или ты не
желаешь помочь ворам? Молчишь... Ну и хорошо. Я знал,  что  мы  с  тобой
поладим.
   Разве таким симпатичным людям, то есть твоим гостям, можно  отказать?
Ха-ха! Но это еще не все, остальное будет зависеть  от  того,  какую  ты
вытащишь масть. А теперь тяни! Карты некрапленые.
   Лука, стараясь не выдать своего волнения, потянулся к  колоде.  Выпал
бубновый туз.
   - Видно, тебе придется еще  пожить.  Мы  забудем  твой  грешок  перед
общаком,   если   ты   перевезешь   двадцать   килограммов   золота   до
Екатеринбурга. Не думай, что ты будешь один, за  тобой  будут  следовать
мои  люди.  Но  предупреждаю,  если  произойдет  что-то  непредвиденное,
например пропажа золота или вдруг на тебя натолкнется наряд милиции... -
вот в этой сумке будет твоя голова. - И  он  кивком  головы  показал  на
одного из визитеров, сжимавших в руках огромную сумку.
   - Возьми билеты. - Мякиш небрежно бросил на стол небольшой сверток. -
Сначала поедешь автобусом до Октябрьска, а оттуда на попутках доберешься
до Магадана. В здании аэровокзала  тебя  встретит  невысокий  человек  с
седыми усами,  кликуха  у  него  Палыч.  Ты  будешь  выполнять  все  его
распоряжения. Он поможет тебе доставить золото в самолет, а уже в Москве
тебя встретят мои ребята.  В  этом  сверточке  немного  денег.  -  Мякиш
усмехнулся и добавил:
   - Не вздумай играть в карты и не покупай  больше  виски.  Это  весьма
пагубно может отразиться на твоем здоровье.
   Лука довез золотишко по назначению и вручил его плешивому крепенькому
мужичку, который не преминул поинтересоваться, крепко  ли  держится  его
голова.
   А потом Лука в течение года частенько просыпался от  кошмарного  сна:
голова его вдруг слетала с плеч и катилась по ступеням, конца которым не
было видно...
   Лука знал о Мякише немного, но то, что он был коварен  и  злопамятен,
слышали многие, и это, естественно, отпугивало от него людей.  И  только
острая необходимость заставила Луку обратиться к этому опасному  вору  в
законе.
   - Я сам отпишу Мякишу,  -  хмуро  пообещал  Лука,  -  думаю,  он  нас
рассудит.

Глава 33

   Свою карьеру смотрящего Североуральской колонии вор в законе Мякиш, а
в миру Михаил  Петрови  Мягков,  начал  после  разговора  с  полковником
Тимофеем Беспалым в 1975 году. В  то  время  Мякиш  бы  "гладиатором"  у
одного из авторитетов беспаловской зоны  и  в  его  обязанности  входило
душить всякое сопротивление в стане "мужиков".
   Несмотря на то, что  Мякиш  был  среднего  роста  и  имел  щупловатую
фигуру, его побаивались - он был резок и непредсказуем  и  одним  ударом
мог опрокинуть двухметрового верзилу.
   Самое большее, чего он желал, впервые загремев в зону  еще  в  начале
шестидесятых, так это стать одним из авторитетов или, во всяком  случае,
добраться до подпаханника и жировать вместе с блатными за одним  столом.
О роли смотрящего он и мечтать не мог...
   С мусорами, как и всякий вор,  Мякиш  всегда  держался  на  стреме  и
общался с ними только по делу, прекрасно сознавая, что такое  знакомство
для многих блатных может закончиться не только  сломанной  карьерой,  но
даже преждевременной смертью. Если и возникали между вертухаями и зеками
какие-то приятельские отношения, то прочие  уголовники  посматривали  на
них  косо,  полагая,  что  от  всего  этого   веет   ядовитым   запашком
предательства.
   Однако с Тимофеем Беспалым у  Мякиша  вышло  по-другому.  Барин  умел
расположить к себе: держался запросто, весело,  заразительно  хохотал  и
лихо рассказывал похабные анекдоты. Позже  Мякиш  убедился  в  том,  что
правильно говорили в лагере, будто бы в каждом отряде у  Беспалого  были
свои люди и о жизни на зоне он был осведомлен не хуже, чем сам пахан. За
маской простака  скрывался  необыкновенно  изворотливый,  расчетливый  и
гибкий ум.  Тимофей  Беспалый  способен  был  благодаря  своему  обаянию
обратить в свою веру любого зека. Если бы не знать, что он  носит  форму
офицера МВД, то его вполне можно было бы принять  за  блатного,  который
чалился едва ли не во всех зонах Сибири-матушки. В облике Беспалого было
что-то от авторитетного вора, знающего себе цену.
   Мякиш знал, что  про  Беспалого  ходят  всякие  слухи:  будто  Тимоха
начинал как вор в нэпманской Москве, и, повернись его  судьба  по-иному,
вместо ретивого опера из него  вышел  бы  крепкий  пахан.  Даже  сейчас,
попади Беспалый в колонию, он сумел бы укрепиться в  лагере  и  стал  бы
вскоре законным. Ведь именно такие, как он, верховодят в зонах.
   Первое  настоящее  испытание  Мякиш  прошел  на  второй  год   своего
знакомства с Беспалым, когда к ним в колонию перевели пацана, с  которым
он чалился когда-то на малолетке. Звали пацана Рябина. Кликуху  свою  он
получил за прекрасный цвет лица - яркий румянец на обеих щеках делал его
похожим на школьника-старшеклассника, прибежавшего в теплую  квартиру  с
ядреного январского мороза.
   Пробыв положенный месяц в карантине, Рябина сразу заявился к Мякишу.
   - Привет, земеля! Едва на зону попал,  а  о  тебе  мне  уже  все  уши
прожужжали. Никогда бы не подумал, что ты в отрицалы подашься. А ведь  я
тебя совсем другим знал! -  доброжелательно  скалился  Рябина.  -  Потом
Клест мне  кое-что  порассказал,  слыхал  о  таком?..  Чего  же  ты  так
расстроился, Мякиш? Я вижу, что ты в лице даже переменился, а  говорили,
что ты ничего не боишься и что будто бы для тебя карцер домом родным уже
стал. Неужели, земеля, зеки врут?
   Когда Мякиш услышал о Клесте, он едва  удержался,  чтобы  не  всадить
"вилку" из растопыренных пальцев Рябине в оба глаза. Но, вспомнив  наказ
Беспалого,  сразу  остыл:  начальник  колонии   предостерегал   его   от
необдуманных шагов и подсказывал, что путь наверх легче  осуществить  не
через мордобой, а с помощью тонкой интриги. Да и что это за вор, если он
при первом удобном случае машет кулаками.
   Мякиш через силу улыбнулся:
   - Видно, врут.
   Рябина по-приятельски потрепал кореша по плечу и объявил:
   - Я так и думал, дружище!
   И, пропев какой-то куплетик, не спеша отошел в сторону.
   В этот  же  вечер  Мякиш  встретился  с  Беспалым.  Тимофей  Егорович
внимательно выслушал его, потом метким броском закинул окурок "Беломора"
в корзину для мусора.
   - Он съест тебя! - сказал Беспалый. - Ты  не  хуже  меня  знаешь  эту
породу. И если ты разок спасуешь перед Рябиной - все равно на  зоне  все
об этом будут знать.
   - Что же вы мне посоветуете в таком случае?
   - Советы здесь не помогут, нужно действовать, да так, чтобы  об  этом
узнали все!  Конечно,  я  могу  перевести  его  в  другой  лагерь,  могу
поместить в пресс-хату, где сластолюбивые мужики распорют его до  кишок,
но у меня для него есть оружие пострашнее. Да, кстати, ты слышал о таком
законнике, как Бирюк?
   Мякиш  даже  слегка  обиделся.  Бирюк  был   законником   всесоюзного
масштаба, и о нем знал каждый блатной.
   - Лично с Бирюком  мне  не  приходилось  встречаться...  Все-таки  он
законный, а я всего-навсего пацан. Но слышать о нем приходилось.
   - По данным МВД, это один из  самых  авторитетных  в  Союзе  воров  в
законе. Его влияние в зонах увеличивается с каждым годом. Мне непонятно,
кто его поддерживает, но за ним, похоже, стоят  какие-то  очень  крупные
фигуры. Я это вот к чему все говорю... Сразу после последней ходки Бирюк
по поручению сходняка отправился по республикам  Союза,  чтобы  ускорить
перевод денег в общак.
   Воры готовили тогда крупную акцию, и во многих колониях  должны  были
произойти волнения, а  для  этого  требовались  большие  деньги.  Трудно
представить, что было бы, если бы в  одно  и  то  же  время  заключенные
разных лагерей Союза, вооружившись заточками, бросились  бы  на  охрану.
Чтобы усмирить эту армию зеков, не хватило бы всех советских войск.  Вся
операция проводилась в чрезвычайной тайне, о ней знал  только  небольшой
круг людей. Утечка информации произошла за неделю до назначенного срока.
Мы вовремя приняли надлежащие меры - наиболее дерзких отправили в  ШИЗО,
остальных перебросили в другие  колонии.  После  провала  акции  воры  в
законе устроили в Куйбышеве большое то