дец. Хорошо держался. О том, что ты встречался со
мной, никому ни слова.
   Понял?
   - Да, - впервые за время разговора улыбнулся Захар.

Глава 40

РАБОТЕНКА НЕ ПЫЛЬНАЯ - НАДО ГРОХНУТЬ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА

   Уже через неделю Тихоню перевели в  одиночку:  обыкновенный  каменный
мешок два на два метра. Особенно не разгуляешься. Но все же лучше, чем в
стакане, где  ему  однажды  пришлось  просидеть  две  недели.  Такой  же
каменный мешок, только еще меньше. Потолок  высотой  не  более  полутора
метров не давал возможности распрямиться, даже спать приходилось едва ли
не на корточках, и к концу второй недели подобные  неудобства  он  начал
воспринимать как естественное состояние. А когда был переведен  в  общую
камеру, то долго сутулился, ощущая  у  себя  над  головой  многометровый
каменный свод.
   Здесь легче. Можно сделать из угла в угол  пять  неторопливых  шагов.
При  желании  можно  заняться  даже  нехитрой  физкультурой,   например,
отжаться от пола или поприседать. В конце концов, несколько  дней  можно
посидеть и в одиночке, отдохнуть от многошумной  братвы  и  обязанностей
смотрящего по камере. Немного покопаться в себе и просто побыть  наедине
с собственными мыслями. Главное, чтобы одиночество не затянулось. Матвей
знал немало примеров, когда из  одиночки  возвращались  с  тараканами  в
котелке. И это те, кто всегда был в ладах с собственной головой.  А  что
говорить о тех, чья психика сильно расшаталась. А может, они только того
и добиваются,  чтобы  он  наконец  вольтанулся?  Не  дождетесь,  господа
красноперые, мы еще повоюем.
   На крохотном столике лежал "Новый  завет".  В  одиночной  камере  эта
книга пользовалась необыкновенной популярностью.  Листы  засалены  и  по
углам затерты до дыр. Но отношение к ней оставалось бережное - ни одного
вырванного листочка.
   Похоже, что все  десять  божьих  заповедей  в  этой  каменной  клетке
ценились.
   Неожиданно  отворилась  амбразура,  и  в  проеме  показалась   усатая
физиономия надзирателя. Странным было  то,  что  сейчас  время  было  не
обеденное, и Таракан, обычно не склонный к разговорам, вдруг заговорил:
   - К тебе гости... Чтобы не шалил! А то выйдет себе дороже.
   Амбразура шумно закрылась, и следом раздался скрип отворяемой  двери.
В проеме показался крепкий мужчина  лет  сорока.  По-хозяйски  шагнул  в
камеру и,  указав  вскочившему  Матвею  место  на  нарах,  повернулся  к
надзирателю:
   -  Откроешь  минут  через  пятнадцать,  у  меня  к  вашему   разговор
недлинный.
   - Если что случится, я здесь за дверью стоять буду, - заверил Таракан
и, не дожидаясь ответа, прикрыл дверь.
   Гость чувствовал себя очень уверенно, словно половину жизни провел  в
одиночной камере.
   - Меня зовут Сан Саныч.  Можешь  меня  так  и  называть,  я  тебе  не
гражданин начальник. В таком ведомстве, откуда я  пришел,  чинопочитание
не в чести. Хотя дисциплина у  нас  построже,  да  и  порядка,  пожалуй,
побольше будет.
   - Вы откуда, из ФСБ? - с интересом посмотрел на гостя Матвей.
   - Я вижу, что ты  проницательный.  Значит,  не  случайно  в  одиночку
заперли. Хочу тебя сразу предупредить, твоя судьба не такая мрачная, как
может показаться на первый взгляд. И все зависит от того,  как  сложится
наш разговор.
   - Вербовать, что ли, будете? - скривился  Тихоня.  -  Только  я  ведь
очень несговорчивый.
   - Наслышан... Значит, это ты замочил трех человек?
   - Так получилось.
   - И за что, разрешите полюбопытствовать?
   - Скажем так, они много от меня хотели. А мне это очень  пришлось  не
по душе.
   Сан  Саныч  должным  образом  оценил  дипломатию  Тихони   и,   скупо
улыбнувшись, произнес:
   - Никогда не думал, что в одиночке могут сидеть такие тонкие натуры.
   - Вопросы еще будут... Сан Саныч?
   - А зря  ты  на  меня  обижаешься.  Вон  даже  голос  у  тебя  как-то
недоброжелательно подсел. Я ведь тебя совсем не осуждаю. В жизни  всякое
случается. Люди, к которым тебя подсадили,  тоже  на  ангелов  не  очень
походили.
   Как говорится, на войне как на войне. И чем же ты их,  заточкой,  что
ли? - и, заметив изменившееся лицо Тихони, продолжал:
   - Нет, ты не думай ничего такого, я не  из  кровожадности  спрашиваю.
Меня, скажем так, как специалиста интересует чисто  технический  вопрос.
Если бы ты расстрелял их из пистолета, все тогда  было  бы  понятно.  Но
заточкой... Это требует большого мастерства.
   - Я не особенно старался, - фыркнул Тихоня, - просто жить хотелось.
   - Желание понятное. Ладно, поговорим о  деле.  Ты  не  догадываешься,
почему я здесь?
   - Если не за тем, чтобы сделать меня стукачом, тогда почему?
   - Я пришел сюда... по просьбе твоего друга Захара.
   - Ах, вот как, кажется, у него случились неприятности по службе?
   - Для арестанта следственного изолятора ты неплохо информирован.
   - Все-таки не на необитаемом острове живем...
   - Ты знаешь, что тебе грозит остров Огненный?
   -  Догадываюсь,  не  дурак.  Три  трупа  на  шее  многовато,  а  если
учитывать, что этим я еще и насолил администрации, можно  гарантировать,
какие характеристики отправят в суд.
   Сан Саныч сложил руки на груди и произнес:
   - Суда может и не быть. Матвей не выглядел удивленным:
   - Ну да, конечно, мы живем в  царстве  гуманизма.  Чего  же  мучиться
бедному узнику? Просто однажды ко мне в хату ввалятся  четверо  амбалов.
Один сядет на ноги, двое будут держать руки, а четвертый -  спокойненько
так, со знанием дела,  начнет  душить  подушкой.  А  потом  можно  будет
отписать письмо мамане, что, дескать, скончался от сердечного  приступа.
Я уже к такому раскладу готов...
   - Ну, насчет мамаши ты, конечно, загнул. Насколько мне  известно,  ты
вместе с Захаром в одном детдоме рос.
   - Вижу... Сан Саныч, от вас ничего не скроешь.
   - Это ты верно сказал. Знаю я и  о  том,  что  ты  вместо  него  срок
отмотал.
   Матвей встрепенулся:
   - Об этом никто не знает... вот разве что сам Захар рассказал.
   - Не переживай, - мягким движением руки успокоил его Сан Саныч, - так
оно и было. Захар нам все сам рассказал. Так вот, я тебе хочу сказать, у
тебя есть возможность не только выбраться отсюда невредимым,  но  еще  и
начать свою жизнь заново, сменив привычки, имя, может быть,  даже  лицо.
Наколки? - посмотрел он на пальцы Тихони, густо облепленные перстнями. -
Можно вывести в косметическом салоне.  Останутся  всего  лишь  небольшие
рубчики,  совсем  незаметные.  Правда,  я  слышал,  что  это   недешевое
удовольствие, но новая жизнь стоит того. Тебя как,  устраивает  подобный
расклад?
   - И что же я должен за это сделать?
   - А ничего особенного, - вяло отреагировал Сан Саныч, - точнее, то, к
чему  ты  уже  начал  привыкать.  Работенка  не  пыльная.  Убить  одного
человека. Это тебе не заточкой направо и налево  кромсать,  когда  кровь
отовсюду фонтаном брызжет. Нажал себе на курок и получил все, что хотел.
   - И что это за человек? Можно взглянуть на его фотографию?
   - Вот это уже деловой подход, - энергично качнул головой Сан Саныч. -
Вижу, что наши отношения развиваются по спирали. Фотографию я тебе  дать
пока не могу. И знаешь почему?
   - Не доверяете? - Если бы не доверял, меня здесь просто бы не было. А
потому,  что  стрелять  ты  пока  не  умеешь.  Это  тебе   не   ножичком
размахивать. Этому, дорогой ты мой, нужно еще  учиться.  И  учеба,  хочу
тебе сказать, будет самая серьезная. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   - Как же не понимать, - скривились губы Тихони в злой усмешке. -  Как
говорится, из огня да в полымя.
   - Возможно. Но у тебя нет другого выбора. Ты  будешь  действовать  не
один, а с такими же гвардейцами, как  и  сам.  Никаких  вопросов  им  не
задавать.
   Друг друга вы будете знать только по кличкам. Абсолютная конспирация,
тебе все понятно?
   - Но я еще не дал согласия.
   - Хм... мне показалось, что ты на все согласишься, только бы не гнить
заживо на острове. Ну, так что, решайся. Если ты говоришь "да",  то  дня
через три, в крайнем случае через неделю, ты получишь новенький паспорт,
на котором только-только просохла тушь, и блестящие перспективы  на  всю
дальнейшую жизнь.
   - Хорошо, я согласен.
   - А чтобы ты поверил, что я не шучу,  как  только  переступишь  порог
тюрьмы, я дам тебе поговорить с твоим приятелем Захаром. Устраивает?
   - Вполне.
   Сан Саныч поднялся. Секунду помешкав, протянул руку:
   - Ну что ж, до встречи.

Глава 41

ГНИЛЫХ В СЕМЬЮ НЕ ПРИНИМАЮТ

   Раздался робкий стук, и Шибанов, подняв голову, негромко произнес:
   - Войдите.
   Дверь  распахнулась,  и  на  пороге  показалась  красивая  девушка  в
лейтенантских  погонах.  Елизавета  Петровна.   Или   просто   Лизонька.
Черноокое двадцатидвухлетнее дитя с  огромной,  толщиной  в  мускулистую
руку, косой.
   Она работала в информационном отделе  и  считалась  квалифицированным
специалистом в компьютерном деле. Внешне строгая, почти неприступная. Но
многим в отделе было  известно,  что  это  не  так  и  ее  расположением
пользуется майор Усольцев. Посмотрев на длинные ноги коллеги, Шибанов  с
тоской подумал о том, как бы он хотел оказаться на  месте  счастливчика.
Лизонька мило улыбнулась и несмело прошла в кабинет. В  руках  несколько
листочков, слегка колыхавшихся при каждом шаге.
   - Все документы, кроме одного, являются фальшивыми. Подлинные  только
водительские  права,  выданные  на  имя  Мерзоева  Василия   Федоровича,
уроженца города Альметьевска.  Трижды  судимого,  -  ласково  защебетала
девушка.
   Как-то однажды Лизонька призналась, что на втором курсе была  избрана
"Мисс красавицей" института. Что ж, в это нетрудно поверить. Вот  только
чем сумел взять ее Усольцев? Далеко не Аполлон. Росточка  небольшого,  а
кроме того, имеет хвост из трех малолетних детей. И поди ж ты,  охмурил!
Интересно вот только, где  они  встречаются?  У  нее  дома,  где,  кроме
сердитой мамы, имеется еще и престарелая бабушка, или  прямо  в  рабочем
кабинете старшего опера?
   - Спасибо, Лизонька, вам не стоило беспокоиться, я бы  сам  пришел  к
вам за распечаткой, - пробормотал капитан.
   Елизавета Петровна неопределенно пожала плечами:
   - Это моя работа,  -  и,  едва  встретившись  с  Шибановым  взглядом,
повернулась к двери.
   На  мгновение  Григорию  показалось,  что  между   ними   протянулась
невидимая  нить,  и,  желая  проверить  собственную  догадку,  он,  чуть
волнуясь, произнес:
   - Елизавета...
   - Да? - девушка повернулась, чуть улыбнувшись уголками губ.
   - А что вы делаете сегодня вечером?
   Взгляд слегка удивленный, в глазах понятное недоумение.  Шибанов  уже
ненавидел себя за просящий тон. Можно  было  бы  сказать  как-то  иначе,
небрежнее, что ли. Как бы мимоходом, а то и голосок даже слегка дрогнул,
как будто от ее решения зависит едва ли не его жизнь.
   - Я сегодня вечером занята, - неопределенно протянула Лизонька,  -  у
подруги день рождения.
   Григорий едва ли не стукнул себя кулаком по лбу, ну конечно,  как  же
он мог запамятовать. Сегодня четверг. А именно в этот день Усольцев брал
у своего приятеля ключ от дачи.
   Боже, чего только не померещится с похмелья!
   - Извините, не знаю, что это на меня нашло, - волна смущения  накрыла
его с головой. Он  уже  дал  себе  твердую  клятву,  что  не  выкинет  в
следующий раз ничего похожего.
   - Знаете что, давайте встретимся с вами послезавтра, я  взяла  билеты
на концерт, но моя подруга пойти не  может,  и  я  буду  рада,  если  вы
составите мне компанию... Что же вы молчите? Или раздумали?
   Голос у  нее  был  слегка  дразнящим,  так  и  заманивал  в  какие-то
заповедные кущи.
   - Нет, что вы! С большим удовольствием.
   - Вот и договорились, -  улыбнулась  она  мягкой  улыбкой  и  золотой
рыбкой выскользнула из кабинета.
   Личная жизнь понемногу налаживалась.
   Итак,  что  мы  имеем.  Капитан  Шибанов  поднял  листы  и   принялся
вчитываться  в  текст.  Оказывается,  господин  Мерзоев  был   человеком
довольно опытным. Дважды сидел за  грабеж  и  один  раз,  последний,  за
вооруженное ограбление. С такими статьями он вправе был  рассчитывать  в
местах заключения на самый радушный прием. Через  три  года  пробился  в
лагерную элиту. Прописан на данный момент по улице Багрицкого. Не мешало
бы осмотреть апартаменты покойного. Ладно, отложим на потом.
   Интересно, какой он был при  жизни?  Капитан  нажал  на  клавишу.  На
экране компьютера появилось две фотографии Мерзоева  -  тюремные,  самые
что ни на есть обыкновенные, напрочь  лишенные  каких-то  художественных
изысков - в анфас и в профиль. Крупное волевое лицо с мясистым носом.  В
облике  ничего   интеллигентного.   Такого   человека   запросто   можно
представить где-нибудь в темном переулке,  сжимающего  в  могучих  руках
черенок  от  лопаты.  Дальше  фотографии  вполне  мирные:  вот   Мерзоев
нанизывает небольшие куски мяса на шампур, на столике  лежит  нарезанный
лучок, аппетитно алеют дольки нарезанных помидоров.
   Немного в сторонке - бутылка красного вина. Все как и положено! Рядом
две девушки - очень красивые, с распущенными волосами.  Наверняка  взяты
напрокат из какого-нибудь модельного агентства. Девушкам хорошо -  мясца
покушают, да и менеджеры тоже внакладе не останутся.
   Дело  Мерзоева   оказалось   очень   большим.   Кроме   обвинительных
заключений, включавших по  несколько  десятков  страниц,  оно  содержало
множество  показаний   свидетелей   и   просто   донесений   оперативных
источников. Судя по записям, на допросах он вел себя дерзко и  признавал
собственную вину только тогда, когда пол  под  ним  начинал  трещать  от
тяжести  изобличительных  материалов.  В  целом  фигура  не  слабая,   с
бесспорными заявками на лидерство.  Во  всех  трех  ограблениях  он  был
ведомый и получал минимальные сроки. Досрочного освобождения не заслужил
и, что называется, отсидел от звонка до звонка.
   Дело изобилует фотографиями,  но  они,  как  правило,  не  прибавляли
ничего нового: похоже, круг общения у него сложившийся,  одни  и  те  же
физиономии, вот только женщины менялись да ландшафт.
   Фотографии были собраны в компьютере, как в хорошем альбоме: их можно
было быстро  полистать,  разложить  из  них  пасьянс  и  даже  увеличить
отдельные  части  снимка.  Одна   фотография   особенно   заинтересовала
Шибанова. Видно,  что  компанию  из  двадцати  человек  сняли  во  время
застолья. На именины не похоже - на столе блины с медом, кутья,  да  вот
еще  водка  во  множестве.  Такое  впечатление,  что  ребятки   поминают
безвременно усопшего. Да  и  лица  хмурые,  некоторые  откровенно  злые.
Только в дальнем углу сидели двое мужчин и натянуто строили  друг  другу
улыбки. Первого капитан Шибанов узнал сразу  -  это  был  Мерзоев,  чуть
помоложе, с короткой модной стрижкой. А вот второй... Тоже как будто  бы
знакомое лицо. Определенно, где-то он его уже  видел.  Григорий  щелкнул
мышкой, и фрагмент  снимка  увеличился  втрое.  Утонченные  черты  лица,
длинный, с небольшой горбинкой нос, глаза пронзительные,  острые,  какие
могут быть только у орлана, высматривающего  на  далекой  земле  добычу.
Соседом Мерзоева был Закир Каримов.
   С минуту капитан Шибанов осознавал собственное открытие,  разглядывая
снимок. А потом выключил монитор.
   Напряжение сказалось - заломило под  лопаткой.  Григорий  поднялся  и
сделал несколько вращательных движений  плечами,  немного  полегчало.  В
сейфе на самой верхней полке лежало дело Каримова, но он  специально  не
спешил  его  вытаскивать  и  как  бы  растягивал  удовольствие,   словно
предчувствуя, что в толстой папке его ожидает немало интересного.
   Размявшись,  Шибанов  выдвинул  ящик  стола,  в  нем  под   тоненькой
ученической тетрадкой лежал ключ от сейфа - длинный  штырь  с  глубокими
бороздками на конце. Его, конечно,  можно  было  бы  упрятать  поглубже,
хотя, с другой стороны, вроде бы и ни  к  чему.  Кругом  свои,  и  среди
сослуживцев не водилось привычки рыскать по чужим  сейфам.  За  подобное
пристрастие в органах карают не менее строго, чем крысятников на зоне.
   Григорий вставил ключ в скважину. Дверца легко распахнулась,  обнажив
темное металлическое нутро. На самой  нижней  полке  лежало  три  папки,
справа - в синем переплете  -  досье  Закира  Каримова.  Капитан  помнил
каждый листок из дела.
   На трех из них были заметны круглые следы. Наверняка  опер,  что  вел
следствие, любил баловаться кофейком и ставил кружку прямо на исписанные
страницы. На двух толстых, почти картонных листах, неаккуратно вклеенных
в  самую  середину  и   заполненных   крупным   почерком   старательного
второклассника,  отчетливо  отпечатались  жирные  следы.   Сопутствующую
картину  представить  несложно  -  после  рабочего  дня   опера   решили
разговеться пивком, а чтобы не испачкать стол  жирной  рыбкой,  положили
куски прямо на бумагу.  Капитан  Шибанов  любил  порядок  и  к  подобным
издержкам профессии относился отрицательно, даже сейф содержал в чистоте
и периодически выметал сор небольшой щеточкой.
   У майора Усольцева сейф всегда был завален разным  хламом,  и,  кроме
всякого рода бумаг, там можно было  обнаружить  куски  черствого  хлеба,
огрызки яблок и пустые бутылки. Он вообще любил работать под  гусара,  и
частенько в недрах сейфа наряду с  бутылками  из-под  шампанского  можно
было заметить и презервативы.
   Шибанов подвинул поближе настольную  лампу  и  щелкнул  выключателем.
Свет радостно брызнул на раскрытые страницы. Капитан принялся  терпеливо
листать досье, вчитываясь в записи следаков. Ну никакого художественного
воображения!
   Всего лишь сухое изложение фактов, да и то косноязычное.
   Уже в конце папки внимание Григория привлекло  оперативное  сообщение
некоего Куцего, который потихоньку капал  куму  на  ближайшее  окружение
взамен на  некоторое  послабление  в  режиме.  "...Вчера  Каримов  Закир
разжаловал в мужики блатного с погонялом  Рваный.  Дал  ему  пощечину  и
сказал, что тот отныне должен называться  Гнилой..."  За  что  произошло
понижение, не указывалось, но факт сам по себе примечательный. Смотрящий
на зоне имеет власть не меньшую, чем хозяин колонии. Далее сообщалось  о
том, что Гнилого правильные мужики в семью не  приняли,  отступились  от
него даже земляки. А еще согнали с престижной  шконки  и  определили  по
соседству с петушиным углом. Падение в таком случае всегда стремительно,
и капитан Шибанов не  удивился  тому,  что  через  неделю  осужденный  с
погонялом Гнилой поменял не только свое место приписки, но и  социальное
положение, разместившись по правую руку от "главпета".
   Этот же источник сообщал о том, что Закир Каримов выдал  две  бутылки
водки на день рождения заключенному Мурзе. Сам по себе факт  ординарный,
при желании в колонии можно отыскать даже дурь. Благо тропинка  на  волю
была проторена, а деньги за  колючей  проволокой  водились  всегда.  Вот
только  человек  с  погонялом  Мурза  имел  фамилию  Мерзоев.   Там   же
сообщалось, что Закир перевел Мурзу в подпаханники вместо разжалованного
Гнилого, определив его присматривать за мужиками.
   Странность заключалась в том, что несколько лет назад  Мерзоев  ходил
при Закире шнырем, в обязанность которого входило каждый вечер подметать
бендюгу.
   Выходит, что Мерзоев знал Каримова не менее восьми  лет  и  последние
четыре года они парились рядышком. Даже откинулись почти одновременно, с
разницей всего лишь в три месяца.
   Григорий закрыл папку, тщательно завязал ее. Небрежно смахнул ладонью
приставшие  соринки  и  аккуратно  убрал  досье  на  место.  Будет   что
рассказать завтра полковнику! - ликовала  душа.  Заперев  сейф,  Шибанов
привычно убрал ключ под тоненькую,  уже  изрядно  затертую  тетрадку.  А
почему, собственно, завтра?
   Набрав номер телефона, он спросил:
   - Верочка, шеф  у  себя?..  Ага,  отлично.  Иду  к  нему.  Есть  одно
неотложное дело. Да, не могу ждать до завтра.
   Посмотрев на себя в зеркало,  он  машинально  пригладил  и  без  того
ко