дела метил в нос и в брови.
   -  Ax,  ты  зрячий,  -  хрипел  Абрамов,  немного  опешив  от  такого
неожиданного поворота событий и еле уворачиваясь от града ударов. -  Ну,
сейчас будешь слепой...
   Он отскочил на шаг назад, взял пулемет в  две  руки  как  дубинку  и,
сделав несколько обманных движений в стиле Стивена  Сигала,  сильно,  со
всего  размаху,  звезданул  амбалу-брюнету  прикладом  по  голове.   Тот
зашатался и упал. Теперь он явно не притворялся. Из рваной раны на виске
ручьем полилась кровь. Похоже, он потерял сознание.
   Абрамов присел над ним на корточки и наклонился к уху:
   - Говори, гад, какой генерал-полковник! Говори, а  то,  бл...  просто
пристрелю тебя здесь-и все. Я твою  сраную  "Ниву"  все  равно  ведь  по
номерам вычислю и твоего напарника  хренова,  который  тебя  тут  бросил
подыхать, найду.
   Где Игнатов? Кто шмонал у него в офисе и на даче?  Кто  эту  операцию
придумал и провернул?
   Никита приоткрыл глаза,  понял,  что  настал  его  смертный  час.  Но
умирать ему не хотелось. Тем более из-за генерала Урусова.  Хрен-то!  Он
же не герой-панфиловец,  чего  ему  Урусова  выгораживать?  Он  промычал
что-то нечленораздельное.
   - Повтори! - приказал Абрамов.
   - Ге...не...рал Урусов... Эм-вэ-дэ...  -  прошелестел  голос.  -  Все
знает.
   У него спраши...
   Он затих. Ваня Лебедев тронул напарника за плечо:
   - Серега, кажется, у него сотрясение мозга.
   Но  Абрамов,  похоже,  не  слышал  его.  Он  что-то  писал  в   своем
потрепанном блокнотике. Потом вынул сотовый телефон, набрал 03 и, слегка
изменив голос, торопливо заговорил:
   - Срочно нужна  карета  "скорой  помощи"!  Мужчина  в  парке  Речного
вокзала лежит весь в крови... Около боковой аллеи, недалеко от  оптового
рынка.  Подрался  с  какой-то  шпаной  из   серебристой   "Нивы"   номер
подмосковный 56-72.
   Отключив телефон, он вынул рацию и скомандовал Зверьку "отбой", после
чего побежал рысцой к брошенному на аллее "жигулю".  Лебедев  устремился
за ним.
   - Давай, Ваня, кочегарь свою "копейку", и  рвем  отсюда!  -  спокойно
произнес Абрамов, усаживаясь на заднее сиденье. -  С  минуты  на  минуту
подъедут менты. На шоссе, у троллейбусной остановки, подхватим Андрюшку.
- И, заглянув в свой блокнотик, добавил:
   - Ну хоть что-то мы теперь имеем. Генерал МВД Урусов.
   Будем искать!

Глава 25

   Смену  времени  суток  он  определял  только   по   железному   лязгу
откидываемой решетки, когда ему на  веревке  спускали  ведро  с  едой  и
питьем - раз в  сутки,  по  утрам.  Меню  не  отличалось  разнообразием.
Полуторалитровая бутылка воды и полбуханки черного хлеба,  а  в  придачу
кусок жилистого вареного мяса или вареная картошка через  день.  Никаких
приборов - ложек или вилок -  не  было.  Неизвестные  тюремщики,  видно,
отлично знали  порядок  содержания  в  карцерах  ШИЗО  колоний  строгого
режима. Ладно, это ему было не впервой...
   Больше всего Варяга угнетала полная неизвестность.
   Самое странное, что за все эти дни - а Владислав уже просидел в  этом
каменном мешке больше месяца - его так никто и не проведал, никто  ни  о
чем с ним не заговаривал. И люди, которые приносили ему еду и воду -  он
даже не знал, сколько было этих охранников, - молча спускали на  веревке
ведро с бутылкой воды и едой, не вступая ни в какие переговоры, хотя  он
пытался несколько раз затеять с ними беседу.
   Спустив ведро на веревке, человек то ли  ждал,  то  ли  уходил  -  во
всяком случае, минут через десять он поднимал  ведро  обратно.  Поначалу
Варяг решил выбраться отсюда с помощью спущенной веревки. Он как-то даже
долез до самого верха, а это было, по его  подсчетам,  метров  пять.  Но
оказалось,  он  лазил  напрасно:  решетка  была   заперта   снаружи   на
здоровенный  стальной  засов,  открыть  его  изнутри  не  было   никакой
возможности. Владислав чуть не заплакал  от  досады  и,  свирепо  скрипя
зубами, отправился в обратный путь. Владислав понимал,  что  дожидаться,
пока к нему кто-то придет и  соизволит  дать  объяснения,  бессмысленно.
Надо было действовать самому. Для начала он  внимательно  осмотрел  свой
"карцер",  исследовав  буквально   каждый   сантиметр   стен   и   пола.
Единственная возможность  выйти  отсюда  -  это  решетка  над  зловонной
клоакой. Он как-то лег на каменный пол и, прислонившись лицом к решетке,
стал разглядывать  внутренности  этого  смрадного  лаза.  Расстояние  от
решетки до дна туннеля было примерно  метра  два.  По  дну  туннеля  шли
трубы, видимо, канализационные. Вокруг труб струилась темная густая жижа
- то ли вытекшие из прохудившихся  труб  испражнения,  то  ли  прокисшие
сточные воды. Одним словом, если ему суждено попасть в этот туннель,  то
топать придется по этому вонючему болоту.  Оставалась  самая  малость  -
каким-то образом снять эту проклятую решетку и спрыгнуть в туннель...
   Он уже обзавелся орудием труда,  на  которое  возлагал  все  надежды:
нашел на полу ржавый гвоздь, заточил его о каменный пол - и каждый  день
по несколько часов аккуратно расковыривал швы  металлической  решетки  в
полу  Забетонированные  швы  поддавались  плохо,  видно,  от  времени  и
влажности тут все так закаменело, что впору было взрывать. Но взрывчатки
у него, понятное Дело, не было, так что приходилось рассчитывать  только
на свое упорство и терпение.
   Правда,  после  того  как  у  него  появилась  крохотная  надежда  на
освобождение, он работал с настойчивым  орудием,  как  муравей,  который
тащит к своему муравейнику сучок вдесятеро больше и тяжелее, чем он сам.
Надо было спешить, и он спокойно шел к своей цели. Вот только непонятно,
сколько времени у него на это уйдет - месяц, два, полгода?
   Он сильно исхудал за эти три недели, но, чтобы не  терять  физической
формы, постоянно два раза в день делал  приседания  по  сто-двести  раз,
отжимался на руках, качал пресс, лежа на спине. В его "карцере", как  ни
странно, не было холодно. Напротив, из-под решетки сюда  проникали  пары
теплого воздуха.
   Единственное что отравляло ему  существование,  -  это  гнилой  смрад
сточных вод, поднимавшийся снизу вместе с парами воздуха.
   Из-за регулярных изнурительных физических  упражнений  у  Варяга  так
разыгрывался аппетит, что он  с  трудом  мог  побороть  чувство  голода,
которое преследовало его целый день и порой не давало заснуть, - он едва
дожидался очередного утра, чтобы с  жадностью  наброситься  на  черствый
хлеб или мучнистую невкусную картошку. Он с невеселой усмешкой  думал  о
том, что превратился в подопытную собаку Павлова, у  которой  выработали
условный рефлекс  на  выделение  желудочного  сока.  Вот  только  собака
реагировала на вспыхивающую лампочку, а он - на лязг  железного  засова.
Варяг старался расковыривать  швы  осторожно,  чтобы,  не  дай  бог,  не
сломать гвоздь, который уже довольно-таки сильно стерся. Сколько раз  он
провел им по тонкой бороздке между каменной плитой и стальной решеткой -
сто раз, а может быть, тысячу раз? Но его упорный каторжный труд не  был
бесполезным. Он уже мог вложить в возникшую  щель  половину  пальца.  Он
решил для себя, что, когда щель окажется настолько глубокой, что  в  нее
поместится весь вытянутый  палец,  он  начнет  ковырять  щель  с  другой
стороны. И так со всех четырех сторон, пока он не поднимет эту  решетку,
как крышку с кастрюли...

***

   К вечеру, устав после каторжной  работы,  он  приваливался  спиной  к
стене и принимался вспоминать - Свету  Олежку,  Егора  Сергеевича,  отца
Потана и Лену. И Лизу И другую  Лену,  которая  за  последние  несколько
месяцев стала ему так близка, так дорога... Что с ними? Что с  ней?  Где
они сейчас? Зная нравы и  привычки  молодых  законных  воров,  Владислав
понимал,  что  "гладиаторы"  какого-нибудь  Вити   Тульского   наверняка
отследили и  Лену  в  офисе  "Госснабвооружения",  и  Лизу  на  даче  на
Никитиной Горе.  И  вполне  возможно,  что  их  обеих  сейчас  держат  в
каком-нибудь укромном  месте  под  Москвой  или  за  Уралом...  Он  даже
выматерился при этой  мысли,  представив  себе,  каким  издевательствам,
унижениям и боли их могут подвергнуть...
   Но ему было ясно, что, кроме него, их никто не сможет вырвать из  рук
этих сволочей,  и  осознание  этого  непреложного  факта  придавало  ему
дополнительные силы.
   Сам не зная еще зачем. Варяг начал вести счет  дням,  прочерчивая  на
стене тонкие черточки  отросшим  ногтем  большого  пальца.  Когда  таких
черточек стало тридцать, он вдруг впервые почувствовал холод.  Несложный
подсчет показал, что сейчас уже, видимо,  наступил  декабрь  и,  значит,
пришла зима. А у него, кроме почти уже стертого до дыр пиджака  и  брюк,
ничего не было. Одно спасало его от ночного похолодания: паркий  воздух,
наполнявший его подземную камеру теплом.
   Видимо, где-то недалеко отсюда проходила  теплотрасса,  подогревавшая
его обиталище.
   Однажды утром, услышав привычный скрежет стального засова,  Владислав
поднял голову и заметил, что на ведре  сверху  лежит  что-то  большое  и
темное.
   Когда ведро глухо ткнулось в каменный пол, он понял, что это  большое
ватное одеяло. Так, выходит, его собираюсь продержать тут всю зиму.
   - Эй, земляк!  -  крикнул  Владислав  вверх  незримому  охраннику.  -
Отзовись, земляк! Ты бы привел кого. Пусть мне хотя бы огласят приговор!
А? На какой срок настраиваться? А если в январе мороз под тридцать будет
- я же тут околею!
   Но ему никто не ответил. Владислав на миг подумал уж не глухонемой ли
этот хмырь - вот так комедия! Но  через  секунду  в  голову  ему  пришла
другая, куда более тревожная мысль: а что, если они  как  раз  и  хотят,
чтобы он околел - как бездомный пес, как пьяный бомж. Ведь  это  удачное
решение: ни на ком не будет вины за его  смерть,  ничьи  руки  не  будут
замараны кровью смотрящего  России  -  он  же  сам  помер,  естественной
смертью.
   Никто не виноват!
   И только сейчас Владислав понял  суть  хитроумного  и  подлого  плана
похитителей. Ну конечно, никто и не собирался  его  ни  допрашивать,  ни
уговаривать. Он вообще был им не нужен. Сдохнет - ну и хрен  с  ним.  Не
сдохнет - ну и ладно, все равно будет торчать в этой  яме  до  скончания
века. Жив Варяг или умер - кого  это  волнует.  Он  просто  исчез.  Есть
человек - есть проблема, нет  человека  -  нет  и  проблемы...  Да,  они
действуют как всегда, по старой привычке.
   Но подобные  мысли  только  распаляли  в  нем  жажду  жизни,  бешеное
стремление вырваться отсюда и покарать подлых предателей. И с  утроенной
силой он продолжал упрямо вгрызаться в  окаменевший  бетон,  с  радостью
ощущая, как все глубже уходит острый стальной штырь...
   Как-то утром Владислав проснулся от  нестерпимого  холода.  Он  лежал
прямо на решетке, плотно укутавшись в грязное одеяло. Его знобило. Снизу
шел едва ощутимый теплый воздушный поток.  Варяг  подумал  об  уродливых
стариках с испитыми лицами, которые зимой торчат  в  вестибюлях  станций
метро, греясь у решеток вентиляции. И впервые в жизни он подумал  о  них
не с неприязнью, а с жалостью.
   Рядом с ним на полу стояло ведро. Он даже не слышал как его спустили.
   Схватившись рукой за пластиковую бутылку, он почувствовал,  что  вода
там замерзла Нащупав в ведре кусок мяса  и  хлеб,  Варяг  понял,  что  и
скудная пайка закаменела на морозе. Что же там  теперь  -  декабрь  или,
может быть, уже январь?
   Зима!  Он  быстро  опустошил  ведро  и,  дождавшись,  когда  охранник
поднимет его обратно и закроет засов, принялся за  повседневный  ритуал:
сто  приседаний  и  пятьдесят  отжимов  на  руках.  Потом,  жадно  поев,
вооружился своим стальным орудием, которое  за  эти  долгие  недели  уже
изрядно стесалось, и принялся за работу.
   Монотонные движения были заучены им до  автоматизма  -  это  помогало
отвлечься.  За  почти  сорок  лет  жизни  судьба  предложила  Владиславу
Игнатову немало жестоких испытаний,  но  впервые  он  оказался  в  таком
положении, когда были обрублены все связи с внешним миром, с друзьями, с
надежными партнерами, с близкими людьми, на  чью  поддержку  он  мог  бы
рассчитывать. Как ни трудно было ему на зоне у Беспалого, там он все  же
был не один, и ниточка. связывавшая его с волей, хоть и  была  тонкая  и
хрупкая, все же ни на секунду не рвалась. Сейчас все было иначе.  Сейчас
его жизнь висела на волоске - и в его власти  было  либо  оборвать  этот
волосок, либо осторожно вытянуть себя из этой ямы - как  Мюнхгаузену  из
болота.
   Но не в его привычках было смиряться со злодейкой-судьбой, не  в  его
нраве  было  сгибаться  под  ее  ударами.  "Врешь,  не  возьмешь!"  -  с
остервенением думал он, в тысячный раз  пропахивая  гвоздем  бороздку  в
бетонной окантовке.
   Один шов, скреплявший  ржавую  решетку  с  каменным  полом,  уже  был
полностью расковырян. Теперь он обрабатывал второй. Продолжая  трудиться
с такой же интенсивностью, он сумеет расковырять оставшиеся три  шва  за
месяц-полтора.
   Тогда можно будет вытащить решетку - и уйти на волю!
   Если только не произойдет чего-то  непредвиденного.  Если  не  ударит
тридцатиградусный мороз  и  не  приморозит  его  во  сне.  Если  в  одно
прекрасное утро его просто не убьют в этой яме...

Глава 26

   Массивный полированный стол в просторном кабинете  еще  хранил  следы
прежнего   владельца:   хромированную   подставку    для    канцелярских
принадлежностей, россыпь иностранных военно-технических журналов,  ворох
служебных писем и записок, пронумерованные толстые  папки-скоросшиватели
с аккуратными  надписями  на  корешках  и  даже  серебряную  табличку  с
выгравированной надписью "Владислав Геннадьевич  Игнатов"  в  деревянной
рамке.
   Просидев в этом кабинете уже почти месяц, Леонид  Аркадьевич  Суриков
тем не менее не чувствовал себя тут вполне хозяином. В  середине  ноября
его, ветерана службы внешней  разведки,  внезапно  вызвал  на  беседу  в
Кремль  некий  Александр  Иванович  Сапрыкин,  с  которым  генерал-майор
Суриков до того ни разу в жизни не встречался.  Сапрыкин  предложил  ему
"интересное дело" - стать  заместителем  директора  крупного  оружейного
концерна "Госснабвооружение".
   - Да я не справлюсь, - робея, возразил Суриков.  -  Я  всю  жизнь  на
оперативной работе...
   - Вот и хорошо! - радостно перебил его Александр Иванович. -  Значит,
знакомы с материалом. Вы же, насколько я понимаю, в последние пятнадцать
лет имели Дело с  "железом".  Участвовали  в  пяти  последних  оружейных
ярмарках в Абу-Даби. Были членом российских делегаций... Вам и  карты  в
руки!
   И Суриков понял, что Сапрыкин хорошо подготовился к разговору.
   Генерал-майор   и   впрямь   в   последнее   время   подвизался    на
военно-коммерческом  поприще  хотя  его  специализацией  была  вовсе  не
торговля  оружием,  а  промышленный  шпионаж:  завязывая  знакомства  на
международных оружейных форумах, он затем  использовал  новых  приятелей
для добывания секретной  информации  о  ведущихся  разработках  новейших
видов вооружения и оружейных технологий. Сугубо же коммерческая  сторона
этого дела ни его самого, ни его начальство никогда не  интересовала.  И
вот теперь ему предложили стать "купцом".
   - Нет, Александр Иванович,  -  твердо  заявил  тогда  Суриков,  -  не
потяну. Я в этой бухгалтерии ни в зуб ногой, да и не по возрасту  мне  в
эти дебри влезать... Не потяну! Я же двадцать лет  во  внешней  разведке
отработал.
   Но Сапрыкин не сдавался.
   - Да в действительности,  Леонид  Аркадьевич,  вам  предстоит  скорее
работа по вашему профилю  -  там  же  не  столько  бухгалтерия,  сколько
внешняя разведка.
   Вам надо будет разыскать  несколько  банковских  счетов  в  оффшорных
зонах...
   - Где-где? - изумился Суриков, который об оффшорных зонах знал только
по газетным публикациям о бегстве капиталов из России.
   - А вот это вы и узнаете - где! - улыбнулся Сапрыкин.  -  Мы  и  сами
толком не знаем где. Где-то в Европе. Андорра, Лихтенштейн, Гибралтар...
Черт его знает!
   - И что там, на этих оффшорах? - рассеянно поинтересовался Суриков.
   Тут Сапрыкин посерьезнел.
   -    Там,    Леонид    Аркадьевич,    лежат    деньги,     вырученные
"Госснабвооружением" от торговли российским оружием. Немалые, должен вам
сказать, деньги. Миллиарды долларов. Их надо вернуть в Россию.
   Теперь Суриков начал что-то понимать. Задание было похоже на то,  чем
он занимался лет  десять  назад,  когда  отколовшиеся  от  союзного  КГБ
российские спецслужбы занялись поисками  пресловутого  "золота  партии".
Где только не искали - на Кубе и в Швейцарии, в  Италии  и  Греции...  А
потом выяснилось, что "золото партии" просто закачали  через  подставные
коммерческие фирмы в нефтегазовые и  алюминиевые  концерны,  в  золото-и
алмазодобывающие компании, приносившие кое-кому баснословные барыши. Что
ж,  история  повторяется,  смекнул  Суриков  и  стал   отказываться   от
предложенного места работы без прежней решимости.
   Напротив, уяснив, что  от  него  требуется,  Леонид  Аркадьевич  даже
возликовал. Он помнил, сколько золотой пыли прилипло к рукам чиновников,
занимавшихся розысками "партийной кассы". И ему тогда тоже  перепало.  А
тут, если он правильно понял Александра Ивановича, можно поживиться...
   -  То  есть  вы  хотите  сказать,  что  мне  не  придется  вникать  в
юридические тонкости контрактов о продаже ручных пулеметов в  республику
Негритяндию... - осторожно заметил Суриков.
   - Ни в коем случае! Для этой цели в концерне есть  знающие,  толковые
люди... Тоже из вашей системы, - многозначительно поднял палец Сапрыкин.
- Ваша задача - найти укрытые от налогообложения капиталы концерна.
   - А как же это им удалось так  лихо  спрятать  миллиард  долларов?  -
Суриков пристально посмотрел на Александра Ивановича.
   - Не миллиард, а миллиарды, - строго поправил его тот. - Ну, есть там
один деятель, большой,  надо  сказать,  Дока.  Заместитель  генерального
директора.
   Мы посадим вас в его кресло... когда оно освободится.
   - А, так этого жулика собираются выгонять? - предположил Суриков.
   Сапрыкин не ответил, а только неопределенно взмахнул рукой.
   - Ну что-то вроде этого. - И вдруг он озабоченно добавил:
   -  Кстати,  вам  ничего  не  говорит   фамилия   Игнатов?   Владислав
Геннадьевич Игнатов?
   Суриков отрицательно покачал головой.
   -  Ну  и  ладненько!  -  повеселел  Сапрыкин.  -  Как  только  кресло
освободится - я вас извещу.
   В конце ноября Леонида Аркадьевича известили  о  том,  что  он  может
приступать...
   Суриков входил в курс дела недолго. Он не стал "въезжать"  в  бизнес,
предоставив  это  удовольствие  двум  своим   заместителям   -   хмурым,
неразговорчивым  полковникам  "оттуда",  которые  занялись  контрактными
поставками.  За  месяц  совместной  работы  Суриков   понял,   что   эти
новоявленные "бизнесмены в штатском", которых ему сосватал Сапрыкин,  ни
хрена не петрят в  торговле  оружием.  Но  его  это  не  волновало.  Они
отчитывались перед вышестоящим начальством, а Леонид  Аркадьевич  открыл
свой сезон охоты...
   Первым делом Суриков активизировал старые,  давно  законсервированные
связи в Германии - людей, которых он терпеливо прикармливал еще в  конце
восьмидесятых,  когда  служил  в  Бонне   "корреспондентом"   советского
агентства печати "Новости". Он не имел  с  этими  людьми  контактов  уже
много лет, и за это время кое-кто  из  них  отправился  в  мир  иной,  а
кое-кто успел сделать головокружительную карьеру в бизнесе  и  политике.
На них-то Суриков и сделал основную ставку в своей игре.
   Параллельно   он   решил   отследить   связи   бывшего    руководства
"Госснабвооружения" и для этого обратился за помощью к старым друзьям  с
Лубянки, которые занимались "телефонными делами". Один из них, отставной
генерал КГБ Михеев, возглавлявший теперь  аналитический  отдел  крупного
нефтяного концерна, когда-то работал вместе с Суриковым в Бонне.  Михеев
пообещал помочь, и ровно через неделю С