разошлись.
   Мулла получил глубокое ранение в плечо, и боль давала  о  себе  знать
при каждом резком движении. Четверо из его кодлы были убиты,  еще  троим
вспороли животы, и они, сидя у стены барака, истекали кровью.
   - Охрана! - Мулла застучал здоровой рукой в дверь. - Открывай!  Здесь
у нас раненые есть.
   - Не велено!
   - Помрут ведь!
   - Сказано тебе, не велено! Подыхайте,  если  жить  по-человечески  не
можете!
   - Хоть трупы разрешите убрать!
   - А нам что с ними делать? Ха-ха-ха! Это ваше  дело,  вам  и  решать,
впредь умнее будете.
   Мулла отошел от двери. Такие проказы были в  духе  Тимохи  Беспалого:
тот любил повеселиться. К тому же Тимоха всегда был максималистом и если
дрался, то непременно добивал  упавшего  противника  ногами.  Он  вообще
ничего не делал вполсилы и ненавидел, как и любил, всей душой.
   - Жрать дадите?! - выкрикнул кто-то из зеков.
   - А зачем вам жрать, когда вы столько мяса для себя нарубили?
   Грянул оглушительный  хохот  -  караул  веселился.  Мулла  готов  был
поклясться, что солдаты  наблюдали  за  побоищем  в  щели  и  делали  на
дерущихся ставки, хотя и не деньгами, а спиртом.
   - В общем так, бродяги, если нас не прирежут шестерки  Хрыча,  то  мы
здесь подохнем от инфекции или от голода. Я  своего  приятеля  Беспалого
хорошо знаю, ничего другого от него ждать не стоит.
   - Ну и дружок у тебя,  Мулла!  Видно,  он  нам  при  жизни  ад  решил
устроить, - отозвался из темного угла молодой вор по  кличке  Власик.  В
драке ему распороли правую щеку,  и  сейчас  из  раны  на  воротник  его
затертой  телогрейки  капала  кровь.  -  Суки,  что  сделали!  С   такой
порезанной рожей в приличную малину не заявишься,  все  бабы  будут  нос
воротить!
   - Много ты понимаешь! - возразил Мулла.  -  Бабы  по  своей  сущности
самки, чем больше у мужиков шрамов, тем он для них привлекательнее.  Так
что, как вернешься, бабы на тебе гроздьями висеть будут.
   - Твои бы слова да Богу в уши.  -  Власик  осторожно  вытер  кровь  с
подбородка. - Но боюсь, что до воли я не доживу.

Глава 19

   Кодла убиенного Хрыча затаилась в противоположном  конце  барака.  На
освободившееся место  пахана  взошел  Грек  -  молодой  вор  с  красивым
породистым лицом. Поговаривали, что с  Хрычом  у  него  были  не  только
дружеские, но и весьма интимные  отношения,  и  нынешнее  его  положение
можно было расценить как вдовье.
   Об этом знали многие, но вряд ли  нашелся  бы  храбрец,  чтобы  вслух
произнести нелицеприятную правду, - такой смельчак наверняка не дожил бы
до следующего утра. При общении с Хрычом Грек  всегда  был  ласков,  как
кошка, и готов был задрать хвост от одного хозяйского  прикосновения.  В
разговорах с корешами он чаще всего держался высокомерно, а если общался
с "мужиками", то спесь лезла из него, как тесто. Такое  поведение  могло
прощаться при сильном покровителе, но не сейчас,  когда  Грек  осиротел.
Однако в бараке, где кодла была сцементирована пролитой кровью и потерей
лидера, позиции Грека оставались сильными. Мулла был уверен, что  наутро
Грек поведет остатки своего воинства в решительную контратаку.
   - Бродяги, мы должны сегодня же порешить Грека. Если  мы  не  сделаем
этого сегодня, та завтра они перережут всех нас.
   - Они, паскуды, способны на это. Не хотелось сдохнуть раньше времени.
Мы не должны проиграть! - отрезал Власик.
   Мулла одобрительно посмотрел на Власика - со временем из него  должен
был вырасти сильный вор. А как уверенно он вел себя в драке!
   - Неудачников не любят. Если нас не добьют сегодня "свои", то  завтра
заколют суки. А я не хочу так рано помирать, поэтому мы  должны  ударить
первыми - Хорошо Мулла. - поддержали Заки воры. - Когда?
   - Через час. - глухо отозвался Мулла. - А пока мне нужно помолиться.

***

   Грядущее сражение Мулла расценивал как борьбу за свою веру, как  свой
маленький джихад. Он достал из кармана обломок бритвы,  потрогал  лезвие
пальцем и убедился, что оно почти не затупилось. После этого он  стиснул
зубы и провел заточенным железом по виску.
   Мулла  брился  всухую.  Получалось  отвратительно.  Череп  не   желал
оголяться,  но  Заки,  скрипя  зубами,  настойчиво  водил   лезвием   по
израненной коже.
   Из  глаз  Муллы  обильно  текли  слезы,  он  кривился  от  боли,   но
самоистязания не прекращал. Окончив бритье, он вымученно улыбнулся.
   Муллу никто не тревожил. Он стряхнул с плеч пряди темных волос, потом
встал на колени и несколько минут отбивал поклоны:
   -  Мы  вернулись  с  джихада  малого,  чтобы  приступить  к   джихаду
великому... Аллах, дай мне  силы,  чтобы  победить  недругов,  чтобы  не
испугаться смерти, когда она посмотрит мне в лицо.
   Мулла поднялся с колен. С этой минуты он был готов к бою,  даже  если
ему было суждено погибнуть.
   - Вы готовы умереть? - холодно спросил воров Мулла.
   Сам он уже давно приготовился к смерти и к суду Аллаха.
   - Смерть всегда ходит рядом с вором. Мы готовы  к  ней  с  той  самой
минуты, как признали закон справедливых людей, - отвечал за всех Власик.
- А потом, Мулла, у нас просто нет другого выбора.
   - Тогда вот  что.  -  Мулла  сделал  паузу  и  пробежал  взглядом  по
напряженным лицам воров. Он  понимал,  что  некоторых  из  них  видит  в
последний раз: так командир отправляет своих  солдат  на  смертный  бой.
Мулла любил своих бойцов и был привязан к ним, но не настолько, чтобы во
имя их спасения жертвовать главным - воровской  идеей.  -  Людей  у  нас
примерно столько же, сколько и в кодле Хрыча, а это не так плохо. Я беру
на себя Грека: мне очень хочется посмотреть, какого цвета у него  ливер.
Ты, Власик, займешься Штырем.
   Нужно его сделать! Не бойся его: в такого амбала как раз легче  всего
попасть.
   Тебе, Кирсан, достанется Рыхлый. Завалить его будет несложно.
   Мулла повернулся к молодому парню лет двадцати пяти. Кликуха  у  него
была Художник - вовсе не потому, что  этот  вор  тянулся  к  творчеству.
Просто все его тело было украшено затейливыми татуировками.
   - Тебе, Художник, достанется самая трудная задача:  ты  должен  убить
Крота. Крот парень скользкий, как змея. Вы смогли убедиться в этом  сами
- он зарезал Чижа, а тот был тоже малый не промах.
   - А еще он ранил двоих наших... Скоро отдадут Богу душу! - послышался
голос из угла.
   Раненые, припав спинами к дощатой стене барака, смотрели прямо  перед
собой. Жить им оставалось лишь несколько минут. Они уже даже не  просили
пить,  в  глазах  их  застыли  безмятежность  и  равнодушие   ко   всему
происходящему.
   - Думаю, ты с ним справишься,  ты  тоже  неплохо  владеешь  ножом!  -
сказал Художнику Мулла.
   - В одной руке у меня будет нож, а в другой заточка. Он не  уйдет  от
меня.
   - Вот и отлично! - проговорил Мулла, обращаясь ко всем. -  Каждый  из
вас должен выбрать себе по клиенту. Да следите  за  тем,  чтобы  вас  не
пырнули в спину. От того, как сложится эта резня, зависит  жить  ли  нам
дальше. Помолитесь, кто верит, а кто не верит... молитесь тоже.
   Под крик Муллы: "Аллах акбар!" - кодла вскочила со своих  мест.  Заки
бежал с перекошенным от злобы  лицом  прямо  на  Грека,  сжимая  в  руке
осколок лезвия. Обритый наголо, с черепом в кровоточащих порезах,  Мулла
производил устрашающее  впечатление.  Он  что-то  орал  по-татарски,  но
голоса своего не слышал,  потому  что  рядом  надрывали  глотки  десятки
зеков. К его удивлению,  Грек  держался  совершенно  спокойно,  и  Мулла
понял, что они оба из одного теста:  видимо,  и  Грек  успел  помолиться
своему Богу Когда до Грека оставался лишь шаг, тот  неожиданно  выбросил
вперед руку и полоснул Муллу лезвием по  груди.  Мулла  не  почувствовал
боли. Левой рукой он ухватил Грека за рукав и с силой  дернул  на  себя,
насадив сухощавое тело на обломок бритвы.
   - Не жалеть никого! - орал Мулла. - Добивать всех!
   Этот призыв был сродни приказу боевого командира, запрещающего  брать
пленных.
   Мулла увидел, как Кирсан тремя точными ударами расправился  с  Рыжим,
как Художник воткнул заточку в висок Кроту, но через секунду и сам упал,
сраженный финкой.
   - Загонять их в угол! - орал  Мулла,  размахивая  бритвой.  Он  успел
получить еще два легких ранения  -  одно  в  бок,  другое  в  ногу,  но,
разгоряченный сражением, боли не ощущал. Мулла чувствовал,  что  перевес
на его стороне - два десятка зеков  с  усердием  добивали  кодлу  Хрыча.
Пощады никто не просил - это  было  бы  так  же  бесполезно,  как  ждать
милости от чертей, поджаривающих грешников на костре.  Наконец  в  живых
остался последний зек из кодлы Хрыча  -  большеголовый  и  тощий  вор  с
погонялом Жаба. Он действительно был пучеглазый, с огромными бородавками
на лице. Жаба, вытаращив  глаза,  уставился  на  приближающуюся  смерть,
принявшую облик  ухмыляющегося  Власика.  Власик  сделал  пару  обманных
движений ножом, а потом почти без замаха воткнул  его  Жабе  под  ребра.
Когда тот опрокинулся на нары, Власик заглянул в  его  мертвые  глаза  и
произнес зло:
   - С одного удара  уделал!  Издох,  падла!  В  этот  раз  кодла  Муллы
недосчиталась еще семерых. Всех  покойников  аккуратно  сложили  в  угол
барака, решив не делить их на своих и чужих.  И  если  час  назад  воров
разъединяла лютая ненависть,  то  сейчас  их  объединила  умиротворяющая
смерть.
   - Если завтра покойников не уберут,  здесь  такой  духан  будет,  что
живым места не останется, -  посетовал  Власик.  -  Я  помню,  как-то  в
детстве провел целую ночь в одной комнате с дедом-покойником, так к утру
едва блевать не начал. А сейчас здесь лежит несколько десятков жмуриков!
А сам ты, Мулла, что думаешь обо всем этом?
   - А чего тут думать? Ничего не думаю! - Зайдулла осторожно прилаживал
повязку на окровавленное плечо. - Хорошо, что живой остался.  Видно,  на
том свете матушка моя за меня крепко молится.
   - Беспалого ты хорошо знаешь, Мулла. Долго он  будет  держать  нас  в
этом морге?
   - Тиша из тех людей, которые способны вообще забыть о покойниках.
   Так давайте не будем засирать раньше времени друг другу мозги!

***

   Мулла  никогда  не  любил  северные  широты  с  их  дурацким   летним
солнцестоянием, когда нет никакой  возможности  спрятаться  от  дневного
света и даже барак не дарит  спасительной  тени.  Поэтому  все  лето  он
пребывал в какой-то дреме, очень напоминавшей зимнюю спячку животных,  и
ожидал полярных ночей так же страстно,  как  молодой  любовник  ждет  на
условленном месте свою возлюбленную.
   Хотя полярные ночи,  если  вдуматься,  не  менее  отвратительны,  чем
долгий летний день.
   Мулла был уверен, что уже давно перевалило за полночь, а  солнце  все
еще  висело  над  кровлей  барака  тусклым  желтым  диском.   Покойники,
уложенные рядком, казались прилегшими отдохнуть  путниками.  Создавалось
впечатление, что они подремлют малость и бодренько поднимутся  на  ноги,
чтобы отправиться в дорогу.
   Ближе к утру громко заскрипела дверь барака,  и  на  пороге  появился
полковник Беспалый. Мулла догадался: "кум" явился для того, чтобы самому
посмотреть на пейзаж после битвы.
   - Боже мой, что я вижу! -  искренне  ужаснулся  начальник  колонии  и
почти по-бабьи всплеснул руками. - Как же  вы  живете  в  этом  аду?!  А
покойники?
   Ей-богу, это не самое  лучшее  соседство.  А  где  мой  кореш  Мулла?
Неужели мне придется разыскивать его среди жмуриков? - горестно вздохнул
Беспалый, выпятив нижнюю губу. - Боже мой, я ведь и не простился  с  ним
по-человечески!
   - Рано ты меня решил похоронить, Тимоша! - поднялся с нар Мулла.
   - Господи, Мулла! Ты даже  не  представляешь,  как  рад  тебя  видеть
живым! - воскликнул Беспалый. - доверишь ли - я молился за тебя.
   - Я всегда знал, Тимоша, что ты хороший артист. Только эта  сцена  из
дешевого спектакля. Я на  нее  не  купился.  Почему  бы  тебе  сразу  не
расстрелять нас за воротами твоего учреждения, а потом  свалить  всех  в
кучу да и похоронить по-босяцки?
   - Мулла, ты, наверное, думаешь, что у  меня  совсем  нет  сердца?!  -
нахмурился полковник. - Да я себе пулю в  лоб  пущу,  если  мне  отдадут
подобный приказ!
   Автоматчики, стоявшие по обе стороны от Беспалого, уныло  взирали  на
трупы. За полтора года службы они успели повидать костлявую не  раз,  но
несколько десятков покойничков за одну последнюю неделю - явный перебор!
Уже пятый день они выполняли работу могильщиков,  остервенело  вгрызаясь
лопатами  в  вечную  мерзлоту.  Но  они  знали,  что  тундра  не  терпит
чужеродного материала и извергает из своего мерзлого нутра  все  лишнее.
Солдаты-могильщики были твердо уверены, что через десяток лет  покойники
непременно вылезут из земли на прогретую солнцем поверхность.
   - Не замечал за тобой такой сентиментальности!
   - А язык у тебя злой. Мулла, - укорил Беспалый былого друга.  Поманив
пальцем, он отвел его в сторону и продолжал вполголоса:
   - Не удивлюсь, если в зоне отыщутся  желающие  прощупать  пером  твои
кишки. Такие, как ты, редко  заживаются  на  белом  свете.  И  все-таки.
Мулла, несмотря на твой ядовитый язык, я помню наше беспризорное детство
и нашу дружбу - Ты зачем пришел сюда, Тимоша?  Хотел  поглядеть  на  мое
мертвое тело?
   Так тебе придется еще малость подождать.
   - Не хорохорься, Мулла, - печально произнес полковник Беспалый. -  Ты
вожак в этом бараке, но на зоне уже выбрали нового смотрящего, а  он  не
потерпит рядом с  собой  соперника.  И  поэтому  тебе  придется  умереть
первым.
   - Ты пришел для того, чтобы сказать мне об этом?
   - Мне бы не хотелось нарушать правила той игры, которую  я  придумал,
но в память о нашем прошлом  я  могу  подарить  тебе  жизнь.  Сейчас  ты
пойдешь, в мою каморку и отсидишься там, пока одна  кодла  не  перережет
другую.
   - Ты помнишь, какие наколки у меня на коленях? -  неожиданно  спросил
Мулла.
   Беспалый помнил их отлично. Огромные  звезды,  обведенные  кругом,  в
центре круга - полумесяц и надгробная стела. Они имели двоякое значение:
   "Смерть неверным" и "Лучше смерть, чем позор".
   - Помню.
   - Это и есть мой ответ. Мне нечего больше добавить.
   - Хочешь сказать. Мулла, что ты особенный? Каждый из нас хочет пить и
жрать, но особенно сильно люди хотят жить. Не строй из  себя  героя,  не
надо.
   - Ты здорово изменился, Тимоша! - печально покачал головой  Мулла.  -
Такое впечатление, будто я беседую с совершенно незнакомым человеком.  А
ведь нас и вправду связывало очень многое. Неужели  ты  подумал,  что  я
способен бросить своих людей и пойти отсиживаться в твоей каморке  в  то
самое время, когда падлы их начнут резать?
   Беспалый примирительно улыбнулся:
   - Успокойся, я просто проверял тебя. Ты не мог поступить по-другому.
   Я догадывался, что ты пожелаешь умереть вместе  со  всеми.  Может,  у
тебя есть какая-нибудь просьба? Я постараюсь сделать  все,  что  в  моих
силах.
   Тимофей смотрел на  Муллу  с  сожалением,  как  на  приговоренного  к
смерти. Возможно, поэтому он не спрашивал об убитых,  которые  лежали  у
противоположной стены барака.
   - У меня к тебе две просьбы. Надеюсь, не откажешь?
   - Говори, - кивнул Беспалый.
   - Прикажи похоронить этих бродяг, - Мулла показал на убитых.
   - Так, хорошо, согласен. Какая вторая просьба?
   - Скажи, кто же сейчас в зоне смотрящий?
   - Вот оно что! - понимающе заметил Беспалый.  -  Ты  еще  не  потерял
надежды выжить в мясорубке! Вчера  на  зону  прибыл  новый  этап,  и  на
лагерном сходняке зеки выбрали паханом  Гришуню  Маленького.  Навряд  ли
этот парень тебе по зубам. Ты ведь не забыл Гришуню Маленького?

Глава 20

   Свое прозвище Гришуня получил  за  короткие  ноги.  Однако  никто  не
осмеливался  смотреть  на  него  свысока.  Обращаться  с  ним  следовало
почтительно -  Гришуня  был  на  редкость  злопамятен,  не  прощал  даже
случайно оброненного обидного слова, и  частенько  его  недоброжелателей
находили  в  глухих  местах  с  перерезанной  глоткой.  Природа   сполна
вознаградила его за малый рост, наградив могучими руками. Мало  кто  мог
похвастаться такой же силой, какой обладал Гришуня Маленький. Именно это
обстоятельство в сочетании с железной  волей  позволяло  ему  держать  в
повиновении  всю  его  шайку  -  три  десятка  отъявленных  головорезов.
Несмотря на свой рост,  Гришуня  пользовался  благосклонностью  женского
пола - его частенько видели в самых дорогих ресторанах Москвы с  первыми
красавицами столицы, а число его незаконнорожденных отпрысков уже  давно
перевалило за второй десяток. Такое чадолюбие только  добавляло  Гришуне
авторитета и пробуждало любопытство прекрасных дам.  Они  липли  к  нему
так, словно хотели разгадать какую-то его тайну. Гришуня Маленький любил
пофрантить, пытаясь, видимо,  таким  образом  компенсировать  недостатки
внешности. Он любил дорогие вещи так же страстно, как красивых женщин, и
одевался всегда очень дорого и броско, больше походя на денежного  туза,
чем на матерого уркача.
   С  Муллой  Гришуню  когда-то  связывал  Сухаревский  пунок,  где  они
промышляли карманными кражами. Территория между  ворами  была  поделена,
однако Гришуня позволял себе забираться в чужой район и частенько из-под
носа Муллы уводил жирного "купца".  Однажды  это  закончилось  тем,  что
Зайдулла взял Гришуню за ухо, как это делает строгий родитель, наказывая
неразумное детище, и предупредил, что выпорет  его  ка  глазах  у  всего
рынка, если нечто подобное повторится. Возможно,  Гришуня  проглотил  бы
угрозу авторитетного вора, каким  уже  в  то  время  был  двадцатилетний
Мулла, если бы эти слова не прозвучали прилюдно;
   Гришуня отстранил руку Муллы и пообещал когда-нибудь  плюнуть  в  его
мертвые глаза. Бросаться словами среди урок не принято, и  многие  тогда
сочли, что Мулла - потенциальный покойник. Однако этот случай  мало  что
изменил в судьбе Заки Зайдуллы.  Наоборот,  Мулла  сделался  единоличным
хозяином Сухаревки, вытеснив с него Гришуню навсегда.
   И вот сейчас судьба свела в одном лагере Муллу и Гришуню  Маленького,
чтобы воскресить давние обиды...
   - Разве Гришуню можно позабыть? - усмехнулся Заки. -  Он  не  подрос,
пока мы не виделись?
   Беспалый покачал головой:
   - Ты зря усмехаешься, Мулла, для тебя встреча с ним может закончиться
очень печально. Интересно, а почему тогда Гришуня ушел с рынка?
   Ведь он такой несговорчивый!
   Мулла улыбнулся;
   - Да испугался малец, что я могу оторвать ему ухо.
   - Мулла, я очень боюсь, что ты не доживешь до  завтрашнего  утра.  Во
имя нашей прежней дружбы я прощаю тебе эту гору трупов. В память о нашей
юности я предлагаю тебе помощь.
   - Ты зря стараешься, Тимоша, - брезгливо процедил  сквозь  зубы  Заки
Зайдулла. - Я никогда не прибегал к помощи сук!
   Беспалый пожал плечами.
   - Что ж, каждый из нас  сам  выбирает  себе  судьбу.  Считай,  что  я
приходил к тебе попрощаться. Лейтенант! - Он повернулся  к  молоденькому
офицеру, стоявшему за его спиной и  поглядывавшему  по  сторонам  цепким
взглядом исподлобья. Зеки всегда опасались  таких  глаз:  люди  с  таким
взглядом часто палят просто со  страху  и  могут  открыть  огонь  только
потому, что арестант сделал резкое движение.
   - Слушаю, товарищ полковник!
   - Как только закопаешь  убитых,  выгоняй  немедленно  всех  зеков  из
барака! Нечего им здесь прохлаждаться! Мне очень интересно знать, чем же
закончится вся эта комедия.
   - Есть, товарищ полковник!
   - Ну ладно, я пошел. Здесь  мертвечиной  воняет!  Дверь  за  Беспалым
затворилась.
   Зеков похоронили в тот же день по-босяцки: вы рыли неглубокую могилу,
потревожив ломами мерзлую землю, и положили  мертвяков  на  дно.  Вместо
креста установили жердь, к которой прибили жестянку  с  нацарапанным  на
ней номером могилы. Мулла молча наблюдал за печальным ритуалом, а  когда
солдаты отошли, обратился к примолкшим зекам:
   - Следующая очередь наша. Гришуню Маленького я знаю очень хорошо.
   Этот не успокоится до тех пор, пока не вытрет о  н