Его
взгляд остановился на ладонях Хана. На  безымянном  пальце  правой  руки
сверкал  перстень  с  огромным  бриллиантом.   Такие   камни   Усольцеву
приходилось  видеть  только  в  Алмазном  фонде  под   пуленепробиваемым
стеклом, да еще при усиленной сигнализации. A здесь просто так  глядишь,
и  душа  радуется.  Можно  даже  попросить  разрешения  дотронуться   до
уникальной вещицы, и наверняка вор не откажет в подобной  любезности.  У
Хана никакого почтения к бриллианту - от скуки он крутит свой  перстень,
небрежно постукивает им по столу и совсем не  задумывается  о  том,  что
носит на пальце целое состояние. Если его продать где-нибудь в Европе, а
деньги положить в банк, то можно будет наслаждаться жизнью обеспеченного
рантье. И ведь расхаживает с таким сокровищем по улицам,  и  ни  у  кого
даже желания не возникает отнять его у владельца, хотя к нему полагается
целое отделение автоматчиков. -  Как  у  вас  говорят,  это  всего  лишь
экскурсия... А пожизненное заключение  где-нибудь  на  острове  Огненный
тебя устраивает?
   Лицевой нерв дрогнул, выдав некоторое беспокойство:
   - Пургу гонишь, гражданин начальник, не на чем меня прижать.
   - Не на чем, говоришь, а налет на вохровцев с двумя трупами разве  не
твоих рук дело? Да еще оттуда исчезло несколько ящиков с оружием.
   - Я чист, начальник, можешь пробивать, где угодно, но с Текстильщиков
эти "стволы" не я брал.
   - Ай-яй-яй. - Голос майора Усольцева звучал сочувственно.  -  Как  же
ты, такой опытный урка, так легко попался. Разве я тебе говорил, что это
на Текстильщиков? Теперь я тебя до конца расколю!
   Хан не знал, что ему делать со своим украшением: он  то  начинал  его
вертеть, а то вдруг  зажимал  в  ладони.  Неожиданно  стянув  с  пальца,
принялся рассматривать  бриллиант.  Свет  от  лампы  преломился  на  его
идеально ровной поверхности,  брызнув  изнутри  радужными  огоньками,  и
совсем не желал уходить из прозрачной прохладной глубины.
   - Не по адресу лепишь, гражданин начальник!  Я  уже  завтра  на  волю
выйду, а ты мне в спину еще извинения орать будешь.
   - Скажу тебе, Хан, как есть, -  устало  протянул  майор  Усольцев.  -
Думаешь, что ты у меня один такой? У меня  текучка,  масса  всевозможных
мероприятий, я не вылезаю из управления, на меня все  давят  и  требуют,
чтобы я шевелился и побыстрее раскрывал преступления  и  закрывал  дела.
Так неужели ты думаешь, я буду тебя дожидаться, пока ты расколешься?  Ни
в жизнь! Фактов у меня достаточно,  а  если  что,  так  я  подтасую,  не
побрезгую. Придется тебе, Хан, в дармовую лямку тянуть.
   Лицо Ильсура Ханова оставалось безмятежным.
   - Не посмеешь, гражданин начальник. За это спросить строго могут.
   Лицо майора Усольцева исказилось злобой:
   - Еще неизвестно, кто кому больше насолить сможет. По большому  счету
мне все равно, кто из вас  поплывет  на  остров  Огненный.  Ты  или  кто
другой! В том, что ты попался, тоже есть  божье  провидение,  где-то  ты
крепко  вляпался,  а  сегодня  наступает  расплата.  Что  я  могу   тебе
посоветовать? Грешить надо меньше.
   - Я пойду в отказ, - глухо протянул Хан.
   - Это тебя не спасет. - Голос Усольцева стал  значительно  мягче.  Он
почувствовал крохотную перемену в поведении  Хана.  Его  глухая  оборона
дала  едва  заметную  трещину.  Следовало  поднажать,  возможно,  совсем
немного, чтобы через брешь,  капля  за  каплей,  просочились  признания.
Усольцев  поднял  листки  бумаги,  исписанные  с  обеих  сторон   мелким
почерком. - Вот здесь показания свидетелей, которые видели  тебя  в  тот
час у здания ВОХРа. Как я достал эти показания? Какая тебе разница, меня
больше интересует цель. Пойми меня правильно, Хан, у  меня  нет  времени
возиться с тобой. Я и так уже здесь с шести часов утра. А  сейчас  почти
десять вечера! Приду домой, выпью бутылочку прохладного пива и  брякнусь
на жену. Надо же как-то мне стресс снимать, а утром  опять  буду  колоть
таких, как ты. На адвокатов надеешься? Напрасно! Я знаю, кого ты  хочешь
привлечь.
   Ткачук водку пьет, а потом к соседкам  молодым  пристает.  Мы  сумеем
найти на него управу, будет  сговорчивее.  Понимаешь  ли,  своя  рубашка
ближе  к  телу.  Другой,  Проклов,  по  притонам  шастает,  и  все   ему
пятнадцатилетних девочек подавай!
   Эстет, твою мать! Как будто бы  у  половозрелых  баб  все  по-другому
устроено.
   Когда он хату переступит, то его бродяги сразу  к  "Параше  Ивановне"
определят.
   Она - женщина понимающая, приласкает его, как положено, обогреет.  Не
любят бродяги, когда половозрелый хмырь малолетних девочек мучает. -  На
скулах Хана некрасиво и зловеще заиграли желваки. - Допрос ему устроят с
пристрастием, а он на тебя сошлется, дескать, Хана я знаю. И вообще,  мы
с ним по жизни в корешах ходим. Не добавят тебе авторитета такие слова.
   Все  сказанное  было  не  просто  угрозой  и   не   бравадой   опера,
отважившегося пойти ва-банк. Это был  точно  рассчитанный  ход,  который
должен был принести Усольцеву удачу. Причем, в случае  отказа  Хана,  он
нисколько не сомневался в том, что  поступает  правильно,  отправляя  на
пожизненное заключение человека, заведомо невиновного.
   - Мне плевать, что ты там думаешь, - зло процедил Хан.
   - Уф! - устало  проговорил  майор,  утирая  тыльной  стороной  ладони
выступившую на лбу испарину. Затем он  снял  часы  и  положил  их  перед
собой. - Даю тебе последний шанс... Шестьдесят секунд. Если за это время
ты мне не назовешь человека, который может быть причастным к этому делу,
тогда я буду считать, что я его уже нашел. Время  твое  пошло...  десять
секунд... двадцать пять... сорок...
   На пятьдесят третьей секунде Ильсур Ханов заговорил:
   - В это дело подвязаны очень серьезные люди. Мне бы  хотелось,  чтобы
мои слова не ушли дальше этого кабинета. Иначе я не согласен. На острове
Огненный хоть какая-то жизнь есть. А так вообще никакой не будет.
   - Я редко кому даю слово,  но  если  это  происходит,  то  я  его  не
нарушаю.
   - Ладно, я тебе верю.
   Хан вновь надел перстень, посмотрел на свет и,  старательно  подбирая
слова, продолжил:
   - Когда брали охрану на Текстильщиков, меня действительно в Москве не
было. Решил отдохнуть, не все же время мне стрелки разводить. Приезжаю в
Москву  вечером,  сразу  направился  в  "Майами-боулинг".   Ну,   думаю,
американской  кухни  перекушу,  в  бильярд  поиграю.   Отдохнуть   решил
по-человечески от этой экзотики. А то там целыми днями  винище  жрал,  а
тут хоть шары покатаю. Едва зашел, а ко  мне  Закир  подваливает.  Дело,
говорит, есть. Отошли мы в сторонку, а он меня спрашивает, нет ли У меня
покупателей на снайперские "стволы".  Я  удивился,  но  виду  не  подал.
Раньше он этим делом не промышлял. Влез на чужую территорию,  а  за  это
тоже могут спросить строго. Локтями-то чего двигать? Ты подойди к людям,
объяснись,  может  быть,  в  пай  войдешь.  А  так  одним   штрафом   не
отделаешься. - Хан голоса не повышал, но было видно, что он негодует.  -
Я спрашиваю, сколько "стволов"? Думал, дело  идет  о  двух-трех.  Решил,
пускай покормился, на девочек деньги потратит. А  он  мне  говорит,  что
первая партия будет два десятка "стволов". И так  ухмыляется  плотоядно,
дескать, по-мелкому не работаю. Честно говоря, в боулинг забавляться мне
уже расхотелось.
   - Ты у него не спросил, откуда "стволы"?
   Хан едва не подпрыгнул на стуле:
   - Гражданин начальник, ты что, меня за лоха последнего принимаешь? Да
за такой вопрос без глотки можно остаться.
   - Ладно, что там дальше было?
   - Я сказал, что подумаю, не готов сейчас такие дела решать, и вообще,
посоветоваться надо,  слишком  большая  партия.  Это  ведь  не  какие-то
безномерные "ТТ". А он мне тогда еще выдает, как  говорится,  по  полной
программе, если найдутся покупатели на "ТТ", то он может устроить.
   - Какую цифру он назвал?
   - Полсотни! Тут уж мне совсем не до развлечений  стало,  подхватил  я
свою телку и увел на целую ночь. А на следующий  день  пробил  по  своим
каналам, что к чему. Мне тут кореша объяснили, что, пока я отсутствовал,
в Москве произошли кое-какие события. Незадолго до моего появления взяли
охрану с оружием. Все легавые  на  ушах,  и  лучше  на  это  время  пока
затаиться и нигде не высовываться. А то ни  за  грош  запалиться  можно.
Закиру я дал отбой, а сам свалил из Москвы на всякий  случай.  Так  что,
гражданин начальник, я чист. Может быть, я бы тебе и не сказал ничего  о
Закире, но  в  последнее  время  тот  стал  не  правильно  поступать,  с
Федосеевым дружбу завел.
   - А разве ты с Федосеевым не встречаешься?
   Хан откинулся назад, и "браслеты"  на  его  запястьях  при  этом  зло
звякнули.
   - Ну ты че, начальник, за падлу меня, что ли, держишь?
   - Но на зоне ты же с ним контачил, - напомнил Усольцев.
   - Для нас любая сявка с красными погонами начальник, а ты говоришь  о
куме! Я на зоне за смотрящего был, так он просто любил ко мне в  бендюгу
заявиться и сигаретки откушать. А дел у меня с ним никаких не было.  Это
тебе любой шнырь подтвердит.
   Похоже, Хан говорил правду, даже подбородок задрожал от обиды.
   - Ладно, проверю.
   - Гражданин начальник, а долго  ты  меня  здесь  держать  будешь?  Уж
больно на киче харч дрянной.
   - Если насчет Закира не соврал, то выйдешь через недельку, - пообещал
Усольцев, вызывая наряд.

***

   В аэропорту Швехат капитана Шибанова  встречал  молодой  человек  лет
тридцати. Лощеный и выглаженный, он прямо-таки сверкал чистотой. На  его
идеально  выбритом  лице  были  запечатлены  сытость  и  самодовольство,
всякому было понятно - у этого парня все в порядке.
   Первое  рукопожатие  оставило  благоприятное   впечатление.   Капитан
Шибанов всегда с большой симпатией относился к тем людям, которые  имеют
сильную мускулистую ладонь. Его  новый  знакомый  оказался  как  раз  из
таковых. А когда он  заговорил  -  быстро,  смело,  капитан  понял,  что
молодой дипломат не зря проедает казенный хлеб.
   - Василий, - коротко представился новый знакомый.
   - Григорий.
   - Меня уже ввели в курс дела. Где обретается Котов, я уже выяснил,  -
начал Василий, усаживаясь в толстозадый "Мерседес" последней  модели.  -
Четыре  года  назад  он  принял  гражданство,  женившись   на   коренной
австрийке. Я  тут  созванивался  со  своими  знакомыми  из  полицейского
управления, так они  поведали,  что  ни  в  чем  противозаконном  он  не
замешан. Занимается бизнесом, причем довольно  успешно.  Имеет  шикарный
дом на самом берегу Дуная и смахивает на очень респектабельного  буржуа.
Совсем не скажешь, что отсидел пятнадцать лет на зоне строгого режима.
   На разгон до скорости сто километров в час потребовалось  всего  лишь
несколько секунд, и капитан Шибанов почувствовал,  как  тело  вжалось  в
мягкое  кожаное  кресло.  Замолчав,   Василий   стал   напоминать   едва
защитившегося  аспиранта,  который  не   вылезает   из   университетской
библиотеки, а все свое свободное время проводит в Венской опере.
   - А дом его от аэропорта далеко?
   - Это по  дороге,  -  объяснил  Василий.  -  Минут  через  пятнадцать
подъедем.
   Новый знакомый был не так прост, как показалось в самом начале.
   Наверняка в посольском корпусе он играет роль, о которой  не  принято
кричать  во  всеуслышание.   Именно   таких   начищенных   мальчиков   с
безукоризненным модным галстуком опасаются седовласые послы,  искушенные
в тонкостях дипломатического диалога.
   - Давно вы здесь? - спросил Григорий.
   - Скоро будет три года, - буднично сообщил Василий.
   - И как вам?
   - Скучно! - почти с вызовом отозвался  новый  знакомый,  выжимая  сто
восемьдесят километров в час. - Все  такое  рафинированное,  гладенькое,
чистенькое, как будто бы не настоящее. Скажу честно, от этой  стерильной
чистоты начинает слегка подташнивать.  Мне  бы  какую-нибудь  московскую
забегаловку, пропахшую дрянными пельменями. Выпить пару кружек  пива  да
заголосить  во  все  горло  "Ой,  мороз,   мороз!"...   За   границей-то
приходилось бывать?
   Шибанов улыбнулся. Новый знакомый нравился ему  все  больше.  Элитным
детством здесь и не пахло. Типичный  продукт  московской  подворотни  со
всеми ее плюсами и минусами.
   - Нет.
   - Дерьмо все это! - веско высказался Василий. - Тут  мне  как-то  мой
приятель звонил... Вместе учились, - не стал вдаваться он в подробности.
- Так вот он рассказывал, поехали куда-то на Пахру, с ночевочкой,  взяли
девочек.
   Поставили сеточку, наловили  раков,  рыбки.  Рыбку  закоптили,  раков
сварили.
   Выпили пивка. И все это в течение одного  дня!  Да  разве  здесь  это
возможно? Они грибы Собирают - и то лицензию берут, я  уж  не  говорю  о
рыбной ловле. И потом, у них все эти леса частные, не подступиться. А  у
нас размах! Простор! Два года назад я одного француза  привез  в  Москву
погостить. Повел его за грибами, так на него лесные грибы произвели куда
большее впечатление, чем "Пежо" последней модели. Он  думал,  что  грибы
только в магазине продаются. И уж никак не думал, что кроме  шампиньонов
и трюфелей существуют еще подберезовики с лисичками.
   Обалдевший три дня ходил. Вот вам и Париж! Не ценим мы тех мест,  где
живем.
   Шибанов спорить не стал. В глубине души он считал точно так же.
   - А чем Григорий Юрьевич промышляет?
   - Кот-то? - переспросил Василий, точно назвав  кличку,  чем  еще  раз
удивил капитана. - Занимается обувью. Поставляет ее на рынок  России.  А
вот, кстати, и его дом! - сбавляя скорость, ткнул он пальцем в  огромный
особняк с черепичной крышей. - Впечатляет?
   - Громадина.
   - То-то и оно.
   И уже по-деловому, как бы расставляя точки над "и", произнес:
   - Я заходить не буду. Если возникнут какие-то проблемы, скажите.
   Попробуем решить. А вообще советую деликатнее, он уже как будто и  не
наш гражданин.
   Он виновато улыбнулся, давая понять, что  его  полномочия  ограничены
инструкциями.
   - Я вас понял.
   При ближайшем рассмотрении коттедж выглядел  потрясающе  и  напоминал
замок древних кельтов. И только материал, из которого он  был  сооружен,
указывал на то, что это детище последних строительных технологий.  Через
невысокий забор просматривался газон с аккуратно подстриженной травой, к
дому чуть ли не идеальной прямой уходила тропа, выложенная  квадратиками
диабаза. И по всему периметру забора были установлены глазки видеокамер,
которые чутко реагировали на малейшее движение.
   Григорий подошел к калитке и дважды несильно нажал.  Через  несколько
секунд на порог вышла молодая привлекательная фрау и о чем-то  энергично
заговорила по-немецки.
   - Мне бы хозяина, - произнес Григорий, разглядывая женщину.
   Кто она - экономка, служанка, жена? Вопрос отпал сам собой, когда  на
порог вышел  высокий,  чуть  сутулый  мужчина  лет  сорока  с  вьющимися
темно-каштановыми волосами. Посеребренные виски придавали его  внешности
благородство.
   - Гретхен, марш в избу! - коротко распорядился хозяин. - Это ко мне.
   И легонько, шутя, шлепнул ее ладонью по упругому заду.
   - Яа, яа... - отвечала немка, исчезая  за  высокой  дверью.  Григорий
узнал Котова мгновенно, едва взглянув. Давняя фотография довольно  точно
передала не только его внешность, но и характер. Похоже, что с возрастом
он не изменился.
   - Ну, чего заявился? - грубовато обратился Кот к вошедшему. - Мы  все
оговорили! Или, может быть, ты мне будешь говорить, что мало, а инфляция
съела все деньги?
   Шибанов натянуто улыбнулся:
   - Вы, кажется, не за того меня приняли, Григорий Юрьевич... Я  к  вам
приехал из России...
   - Да вижу, что не из Африки. Денег, что ли, захотел?! - сурово  навис
над Шибановым Котов.
   - Вы меня не  так  поняли,  я  капитан  милиции  -  Шибанов  Григорий
Олегович.
   Отдел по борьбе с организованной преступностью.
   Котов удивленно разглядывал гостя, а потом обронил, словно выругался:
   - Тезки, значит. Ладно, заходи. Не выгонять же теперь.
   Двор выглядел очень аккуратным: по периметру росли розы,  выполняющие
роль естественного ограждения, а  огромная  площадка  перед  домом  была
засажена  цветами,  где  угадывался  отменный  вкус.  Прошли  в  холл  -
просторный словно  Колонный  зал,  оформленный  в  теплых  тонах,  здесь
преобладала мягкая мебель светло-бежевого цвета.
   - Прошу сюда, - указал Кот на два широких  кресла.  -  Признаюсь,  вы
меня очень заинтриговали, думал обрубил с Россией все концы, а тут вы...
Узнаю родную милицию, и на Луне отыщет! Кстати, как мне расценивать  ваш
визит: простое любопытство или, может быть, так сказать, шаг к дознанию?
   - Вы имеете двойное гражданство? - спросил капитан, сев в кресло.
   Мягкий наполнитель бережно принял его тело.
   - Да. Российское и австрийское. Ты бы сразу к делу, капитан, а  то  я
тут отвык от этих политесов. Народ здесь другой, приучил каждую  секунду
экономить.
   - Хорошо. У нас есть сведения о  том,  что  вы  являетесь  держателем
общака в Западной Европе.
   - Однако. - От неожиданности Григорий  Юрьевич  откинулся  на  спинку
кресла и ошалело уставился на капитана. - По твоему выражению вижу,  что
это не шутка. А тебе известно, гражданин начальник, что если я держатель
общака, то при мне должно быть десятка полтора общаковской братвы? И где
она тогда, хочу тебя спросить, под кроватью, что ли? Или, может быть,  я
их садовниками оформил?
   А только мне не надо столько садовников. Если здесь в Европе  и  есть
казначей, так это уж точно не я!
   Кот разнервничался, заерзал на стуле, словно слова  капитана  достали
его до двенадцатиперстной кишки.
   - Вы хотите сказать, что ваше состояние появилось из ничего?
   Подумав, Кот заговорил:
   - Ладно, теперь уже все равно. Верно, деньги из общака мне выдали, но
только на раскрутку, и я вернул все по  полной  программе.  В  три  раза
больше, чем брал! Но от своего прошлого я уже давно отошел. Вы  думаете,
австрийцы меня пустили бы к себе, если бы я был замаран? Никогда! Я  уже
и по чину не  могу  быть  казначеем,  и  знаешь  почему?  Потому  что  я
бизнесмен! Человек в  нашей  среде  не  уважаемый.  Терпило  по-другому,
которого можно кинуть,  щипануть.  И  это  не  будет  выглядеть  большим
грехом. Но мне моя сегодняшняя жизнь нравится, и возвращаться на  шконку
я не желаю! Представь себе, нравится мне быть богатым!  Нравится,  когда
передо мной стелются во всех магазинах, нравится деньги тратить  направо
и налево. Нравится работать по двадцать четыре часа в сутки и ни  в  чем
себе не отказывать! И потом, как ты себе это представляешь -  бизнесмена
в роли держателя общака? - Кот скривился. - Это две несовместимые  вещи.
Предположим, я подошел к такому же бизнесмену, как и я,  и  говорю:  "Ты
хорошо  живешь,  хорошо  зарабатываешь,  вон  какой  дом  себе   большой
отгрохал. Делиться надо!" На такие слова нужно иметь право, а у меня его
просто нет. Любой урка ко мне может подойти  и  сказать:  "Червь!  А  ты
имеешь право на такие слова? За это и ответить можно". И он будет  прав.
По понятиям, я сам должен платить.
   -  А  вы  платите,  Григорий  Юрьевич?  Григорий  Юрьевич  неожиданно
улыбнулся - широко, по-детски.
   - Скрывать не буду, плачу. Но делаю я  это  добровольно,  потому  что
требовать этого с меня никто не может. Я со всеми рассчитался. А  деньги
я отправляю в пермскую колонию строгого режима, где парился десять  лет.
Это можно считать как спонсорскую помощь. Я богат, и мне это  ничего  не
стоит. Говорю тебе как на исповеди. У тебя  еще  есть  ко  мне  вопросы,
гражданин начальник? А то мне сейчас в офис нужно ехать. Вагон с  обувью
отправлять надо. Терплю убытки каждый час простоя.
   Оснований сомневаться в искренности слов Кота  у  Григория  не  было,
скорее всего он действительно говорил правду.
   - В каких отношениях вы с Валентином Петровичем Тузовым?
   - Мир законных невелик. Если я кого-то не знаю лично, то  обязательно
слышал о нем. А с Валей мы и вовсе были друзьями. Врать не хочу. Да  ты,
наверное, не с п