обезоруженным.  Однажды
Мулла и впрямь узнал, что обидчик Тимохи сидит в  Таганской  тюрьме,  и,
воспользовавшись тюремной почтой,  распорядился  наказать  "крысятника".
Приказ был исполнен немедленно, и  в  ответ  Мулла  получил  клок  волос
покойного.
   - Помню, не  забыл,  -  обронил  Мулла  глухо.  Он  и  сам  частенько
вспоминал старого кореша детства Тимоху Удачу.  -  Только  ведь  времена
изменились!
   - Для тебя они не изменились. Мулла. Ты был вор и таковым остаешься.
   А я, в отличие от тебя, действительно сменил специальность...
   - Поздно об этом  говорить,  Тимоха,  что  случилось,  то  случилось,
обратно не воротить. Ты лучше колись, с какой стати  ты  собрал  большой
сходняк в этой зоне? Не боишься, что  кто-то  из  паханов,  которого  ты
опустил до шестерки, захочет вспороть тебе живот?
   - Мулла, ты недооцениваешь меня. Или, по-твоему, я не  знал,  на  что
иду?  Ты  посмотри,  какая  вас  охраняет  бригада!  Это  ведь   любимые
воспитанники  самого  Лаврентия  Павловича  Берии.  Орлы!   Все   бывшие
фронтовики, орденоносцы, гвардейцы, откомандированы сюда по его  личному
распоряжению и по партийной путевке. А потом, если ты обратил  внимание,
все офицеры, включая меня, ходят по лагерю в сопровождении автоматчиков.
   - И что же ты думаешь делать дальше?
   - Я должен доказать, что не зря ношу полковничьи погоны. Извини меня,
Мулла, за откровенность, но я или уничтожу всех, кто не подчинится здесь
моей воле, или превращу их в послушных овец.  Я  ведь  не  шутил,  когда
говорил, что заставлю воров работать на мебельной фабрике! Ты слышал мою
приветственную речь. В стране пора завязывать с  преступностью.  Товарищ
Сталин нам всем четко об этом сказал. Порядок наводить нужно с головы, а
значит, с воров в законе.
   Они подчинятся, тогда всех урок в стране поставим на колени.
   - Я вижу, у тебя большие планы, полковник!
   - О! Это ты в самую точку, Мулла. Я разворошу весь этот гадючник.
   Сегодняшнее побоище - это только начало. Это предостережение тем, кто
вздумает ослушаться Тимофея Беспалого. Тебя же я призываю стать  на  мою
сторону и поддержать меня. Все, что потребуется, я тебе гарантирую.
   - Ты опоздал, гражданин начальник! Мы способны так же организоваться,
как  и  всякое  общество...  А  может  быть,  даже  быстрее.  У  вас,  у
гэбэшников, есть генсек, у нас - смотрящий... Ты же знаешь.
   - Ах вот как! По-научному рассуждаешь. Не ожидал. Но  что-то  слишком
уж быстро вы организовались. Хотя это даже интересно. Я не люблю  легких
побед.
   Я сделаю вот что: запру вашего смотрящего, Хрыча, вместе с его кодлой
в отдельный барак и посмотрю, что из этого выйдет.  Уверяю  тебя,  будет
веселый спектакль. И я  тебе  даже  в  чем-то  завидую,  потому  что  ты
являешься одним из актеров. Как тебе моя идея  -  собрать  всех  паханов
Союза вместе? Как думаешь, что из этого выйдет?
   - Только хитрый, коварный вор мог додуматься до того, чтобы столкнуть
лбами законников! - спокойно вымолвил Мулла.
   - Ты прав. Мулла, только хитрый вор Тимофей  Беспалый  мог  до  этого
додуматься. - Глаза полковника сияли от гордости. - Вот увидишь,  я  еще
выбьюсь  в  генералы!   Тебе   же,   Заки,   я   по-прежнему   предлагаю
сотрудничество. И если хочешь, помогу  пробиться  в  смотрящие  зоны.  А
сейчас иди и крепко подумай.

ЧАСТЬ II

МЯСОРУБКА

Глава 16

   Вновь раздался заливистый сигнал  телефона.  Варяг  был  уверен,  что
Чижевский умолкнет надолго, учитывая сложность задания:  отработать  все
действия погибшего водителя и его близких  в  течение  нескольких  дней.
Поэтому то, что очередной звонок Чижевского последовал всего через  пару
часов. Варяга изрядно удивило. Дыша так  тяжело,  словно  успел  за  это
время сбегать в Москву  и  обратно,  Чижевский  без  всяких  предисловий
объявил:
   - Владислав Геннадьевич, это Шота.
   - Спокойно, спокойно, Николай Валерьянович, - ровным голосом произнес
Варяг. - Откуда такая уверенность?
   - Как только мы начали отрабатывать близких Саши, так почти сразу  же
выяснилось, что его девушка пропала. Его родители,  как  только  узнали,
что он погиб, пытались ей дозвониться и не смогли, ездили к  ней  домой,
но никто не открыл. Она сама из дальнего Подмосковья, из Дубны, в Москве
жила одна.
   Впрочем, это я и без них знал. Родители Саши решили, что она  либо  в
Дубне, либо у какой-нибудь подруги. Им  сейчас,  конечно,  не  до  того,
чтобы ее разыскивать, ну а  мои  ребята  съездили  к  ней  на  квартиру,
проникли внутрь, а  там  полный  разгром,  следы  борьбы,  пустой  шприц
валяется... В общем, типичная картина похищения. Судя по железной  двери
и куче замков, девочка была осторожная  и  незнакомых  людей  навряд  ли
впустила бы. Следов взлома нет, значит, ей  предварительно  позвонили  и
предупредили, что приедут по какому-то делу. И  вот  тут  ребятам  помог
телефон с определителем номера и с памятью. Те, кто побывал в  квартире,
его разбивали, но до конца не  разбили  -  ребята  его  оживили,  прочли
список телефонов  в  памяти  и  скоренько  выяснили,  кому  какой  номер
принадлежит.
   Это было нетрудно, потому что  жила  девчонка  замкнуто,  звонили  ей
редко, и вскоре  всех  обладателей  номеров  вычислили  -  звонили  либо
подруги, либо коллеги по работе. А вот один номерок ребят заинтересовал:
оказалось,  что  принадлежит  он  скромной  пенсионерке,  которая  нашей
девушке не родня и вообще никто.
   Обратились в фирму, через которую люди сдают квартиры  в  том  районе
Москвы, и оказалось, что бабуля сдала  свою  жилплощадь  интеллигентному
мужчине восточной наружности, - правда, гражданину  России.  В  договоре
указаны серия и номер паспорта...  Короче,  Владислав  Геннадьевич,  это
Бако, правая рука Шоты Черноморского.
   - Вот через девчонку они на Сашу и наехали, - скрипнул зубами Варяг.
   - Эх, Саня, Саня, неужто я бы тебе не помог?! Что они ему наговорили,
интересно?
   - Ну как что, - хмыкнул  Чижевский.  -  Возьми,  сказали,  Саня,  эту
коробочку, она сработает тогда-то, ты постарайся, чтобы в этот момент  в
машине никого не было. Это, мол, будет только предупреждение,  никто  не
пострадает, и девчонку твою мы сразу после этого отпустим... А на  самом
деле задумано было так, чтобы мы взлетели на  воздух  через  полчаса,  и
Саня вместе с нами.  Известно,  как  таких  телят  уговаривают.  Все  бы
по-ихнему и вышло, если бы не гаишники.
   Судя по авторитетному тону Чижевского, ему и самому было не в новинку
уговаривать "телят". Однако эта мысль в голове  Варяга  сразу  сменилась
другой о судьбе девушки.
   - Николай Валерьяныч, -  требовательно  сказал  он  -  девчонку  надо
выручать, она ни при чем. Это наш долг, если хочешь.
   - А почему вы думаете, что  она  еще  жива?  -  скептически  возразил
Чижевский. - Вы же понимаете, что они с самого начала не  собирались  ее
отпускать.
   - "Апельсины"  есть  "апельсины",  -  сказал  Варяг.  -  Они  сначала
девчонку  используют  по  полной  программе,  а  потом  убьют.  Так  что
действуйте осторожно.
   - Бригада у них немаленькая, - заметил Чижевский.
   - У вас есть люди, Абрамов и компания, которые  десяти  таких  бригад
стоят,  -  напомнил  Варяг.  -  Не  прибедняйтесь,  Николай  Валерьяныч,
действуйте. И чтобы девушка была жива!
   В течение всего разговора Беспалый понимающе смотрел на Варяга.
   - Воюешь, парень? - спросил он, когда Варяг убрал телефон в карман.
   - Вижу, воюешь  не  на  шутку.  Правильно,  нельзя,  чтобы  на  хвост
наступали, тем более эти черные,  которые  воровские  короны  за  деньги
покупают. В мое время о таком и не слыхивали! Пускай едут к себе  и  там
свои порядки устанавливают... Но и ты, парень,  смотри,  а  то  так  всю
жизнь на хер провоюешь. Она ведь быстро  проходит...  Ну  ладно,  слушай
дальше про мою жизнь.

***

   Беспалый сдержал обещание - уже на  следующий  День,  после  утренней
поверки, он велел Хрыча вместе с его кодлой запереть в отдельном бараке,
к которому приставил усиленную охрану.
   Солдаты-срочники, не  очень  разбирающиеся  в  воровской  иерархии  и
званиях,  для  которых  законники  были  всего  лишь  зеками,   насильно
сдергивали строптивую кодлу с нагретых  нар  и  прикладами  подгоняли  к
бараку.
   Тимофей  Егорович  спокойно  наблюдал  за  тем,  как  упавшего  Хрыча
молоденькие солдаты топтали сапогами,  всякий  раз  стараясь  угодить  в
лицо. Трое подпаханников Хрыча выхватили  ножи,  но  тотчас  были  сбиты
солдатами с ног и втоптаны в грязь, а их бесчувственные тела с  позором,
за ноги, приволокли в барак.
   Прочие  зеки  стояли  в  стороне  и  напряженно  молчали.  Кто-то  со
злорадством посматривал на побитого Хрыча, понимая, что тому уже никогда
более не вернуть былого авторитета. А кто-то смутно подозревал, что  это
прелюдия куда более страшной развязки. С паханом, о  котором  сами  зеки
слагали легенды, солдаты расправились просто - так, как будто перед ними
был желторотый воренок.
   И когда в барак был втиснут последний из кодлы Хрыча, Беспалый  вышел
на территорию зоны.
   - Бродяги! - громко произнес он. - Кто меня знает, те подтвердят, что
я никогда не любил, когда у кого-то на зоне власти было  больше,  чем  у
меня.
   Такое положение я воспринимаю очень болезненно. Поэтому Хрыч  получил
по заслугам. В этой зоне вся власть у  полковника  Беспалого,  прошу  не
забывать об этом, и ни с кем я делиться ею не собираюсь. А  теперь  хочу
спросить вас, кто этим недоволен?
   Зеки угрюмо помалкивали. Беспалый выдержал взгляд сотен глаз, а потом
произнес:
   - Я знал, что у нас с вами будет полное единодушие.  Хочу  напомнить:
мы с вами вылеплены из одного теста. Я  вас  знаю  так  же  хорошо,  как
самого себя. развлекайтесь, бродяги, будьте на моей зоне как дома.
   Беспалый улыбнулся  на  прощанье  и  кивком  головы  увлек  за  собой
вооруженную охрану.
   Так сборище паханов лишилось вожака.
   - Ну что, откушали? - зло поинтересовался рыжеволосый зек, сплюнув на
пол через большую щербину в зубах липкую слюну. - Это еще только начало.
   Тимоша нас еще так скрутит,  что  дышать  нечем  будет.  Я  знаю  его
столько же, сколько Мулла: если он что-то решил, то сделает  непременно.
А он решил уничтожить большую часть урок, а остальных отправить  обратно
в лагеря, чтобы  они  рассказали  всем,  что  будет,  если  зеки  станут
бунтовать против власти.
   Это был Афанасий Шельменко, известный больше как Шельма. Он вышел  из
среды беспризорников и был одним из ближайших друзей  Муллы.  Судьба  их
развела на  многие  годы,  забросив  в  противоположные  концы  огромной
страны, чтобы сейчас свести вместе под началом общего друга-неразлучника
- Тимохи. Когда-то они втроем промышляли карманными  кражами  на  рынках
Москвы. Самым искусным среди них считался Тимоха, который за один  вечер
на многолюдных рынках столицы мог надыбать столько кошельков, что купюры
едва помещались в босяцких  карманах.  Он  щедро  делился  с  товарищами
добытыми деньгами и,  давая  взаймы,  часто  забывал  про  долг.  Тимоху
обожали не только карманники, но даже громилы. Последние его  ценили  за
то, что он был способен подыскать хату с добром, а то и найти наводчика,
который за небольшой процент сумеет не только сказать, когда хозяина  не
будет дома, но и в каком месте лучше всего искать сбережения.
   Перерождение простоватого Тимохи в хитрого и безжалостного полковника
МГБ казалось не правдоподобным.
   - И что же ты предлагаешь. Шельма? - спросил высокий статный старик.
   Все знали его как Цыганка, - возможно, такое погоняло этому вору дали
из-за курчавой шевелюры, сильно поредевшей на макушке  и  поседевшей  на
висках, а возможно, из-за того, что в молодости Цыганок, по слухам,  был
влюблен в молдаванку невероятной  красоты,  которая  подарила  ему  трех
отпрысков. Цыганок, как и всякий вор в  законе,  не  признавал  брака  и
семьи, зато никогда не оспаривал своего отцовства и гордо  заявлял,  что
по всему Союзу можно отыскать три дюжины пацанят,  которые  имеют  точно
такую же физиономию, как у него.
   Каждый, кто слышал это бахвальство, невольно улыбался. Все дело  было
в том, что Цыганок отсидел на зонах  почти  полвека  и  для  налаживания
семейного благополучия у него от силы набиралось каких-нибудь года три.
   Но незаконнорожденные дети всегда придавали веса пахану, а потому  ни
один вор не отказывался от ребенка даже в том случае,  если  сомневался,
что дитя зародилось от его семени.
   - Что я предлагаю? Оставаться бродягами, хотя в  этом  сучьем  логове
остаться бродягами будет очень трудно. Каждый из нас всю жизнь провел  в
тюрьме, на этапах и в пересылках. Мы знаем тюремный порядок,  как  никто
другой, потому что мы его создавали! Каждый из нас был паханом  в  своей
зоне, и в его  обязанность  входило  поддерживать  порядок,  за  это  он
отвечал перед всем воровским миром. Так вот что  я  вами  хочу  сказать,
люди: нужно переступить через собственную гордыню и  выбрать  смотрящего
зоны. Eсли мы этого не  сделаем,  то  перережем  друг  другу  глотки  на
радость Беспалому.
   - И как же нам выбрать смотрящего, если все мы считаемся равными?
   Может, ты предлагаешь бросить жребий? - произнес красивый парень  лет
двадцати восьми, и губы его при этом  сложились  в  кривую  усмешку.  Он
знал, о чем говорил.
   Это был вор по кличке Амбал. Несколько лет назад  он  принял  сторону
уркачей,  переманив  с  собой   большую   группу   зеков.   Именно   это
обстоятельство решило исход конфликта  между  урками  южной  и  северной
России в одном из печорских лагерей. Он всецело  принял  религию  воров,
навсегда отказавшись от показного барства, которым грешили южане, однако
уркачи не могли позабыть его постыдного прошлого и  частенько  за  глаза
называли Барчуком. Многие с неприязнью вспоминали случай,  когда  пьяный
Амбал стал швыряться в ресторане деньгами и за  сумку,  доверху  набитую
деньгами,  заставил  раздеться  донага  толстую  певичку  вместе  с   ее
оркестром. Он так и не прижился до конца в среде урок  и  вместе  с  тем
навсегда потерял доверие жиганов.
   - Я предлагаю не горячиться и обсудить наши  дела  спокойно.  В  этой
зоне по воле  злого  рока  собрался  такой  сходняк,  которым  не  может
похвастаться ни один лагерь. - Шельма печально улыбнулся. -  Только  вот
беда - собрались  мы  не  в  самое  удачное  время.  Мы  должны  выбрать
толкового смотрящего, который сумел бы судить по правде.
   - И кого же ты видишь смотрящим, уж не себя ли?  -  едко  осведомился
Цыганок, сощурив глаза.
   - Нет, от этой чести я отказываюсь сразу, - резко заявил  Шельма.  Он
сопровождал  свою  речь  богатой  жестикуляцией,  ладони  его  постоянно
взлетали в воз-Дух, как  у  дирижера,  стоящего  у  оркестровой  ямы,  -
создавалось впечатление, будто он рубит  наседающих  врагов.  -  Слишком
много у меня в этом лагере  недоброжелателей.  Признаюсь  честно:  боюсь
пойти против справедливости. Человек, которого мы изберем,  Должен  быть
очень  авторитетным,  кристально  чистым  по  жизни  и  по   возможности
нейтральным.
   - О ком ты говоришь, Шельма? Ты нам рисуешь ангела во плоти, - встрял
в разговор худосочный сутулый зек. - Среди нас таких не встретишь.
   Каждый стоит за своих и перегрызет за них глотку. А тех, кто  мнил  о
себе больше, чем следовало, порезали еще в столыпинском вагоне.
   - Ты не прав. Есть такой человек.  Лучше  всего  для  этого  подходит
Мулла, - спокойно парировал  Шельма.  -  Сукой  буду,  если  он  перешел
кому-то дорогу или кого-то несправедливо обидел!
   Клятва была серьезной и заставила задуматься каждого из законных.
   Мулла пользовался заслуженным авторитетом среди воров. Он был из  тех
людей, для кого тюрьма стала родным  домом.  Несмотря  на  ненависть  ко
всему казенному, каждый из этих изгоев с беспокойством сознавал, что без
хриплого  лая  собак,  без  вышек  и  без  заборов,  опутанных   колючей
проволокой,  их  жизнь  сделается  неестественно  пресной  и  такой   же
тоскливой, как пребывание здорового человека в сумасшедшем доме.
   О себе Заки Зайдулла  рассказывал  очень  мало.  По  его  словам,  он
происходил из тех татар,  которые  пришли  когда-то  служить  московским
великим  князьям  и  получили  земли  на  русских  просторах.  Род  Заки
отличался будто бы могуществом и знатностью, восходя  корнями  к  самому
пророку Мухаммеду. Со временем, однако, род беднел и  мельчал,  так  что
отец Муллы, служивший дворником у одного из  московских  домовладельцев,
перед тем как сгинуть невесть где в вихре революции, оставил сыну только
потрепанный Коран и кисет, расшитый бисером.
   - Муллу мы знаем все, - осторожно начал вор с  огромной  головой.  На
его худых и узких плечах такая голова выглядела настолько неестественно,
что, казалось, могла отвалиться при первом же неосторожном  движении.  -
Он путевый законный. Лично я не припомню  случая,  когда  бы  он  подвел
бродяг.  Мне  нравится  этот  парень,  и  лучшего  смотрящего,  чем  он,
подыскать просто невозможно.
   Вспомните, как он  усмирил  сучар  в  колонии  под  Сеймчаном,  когда
голубые погоны захотели повырезать всех урок.
   Те, кто знал об этом случае, одобрительно закивали.
   ...То, о чем говорил большеголовый вор, произошло пять лет  назад,  в
самый разгар сучьей войны, когда в одночасье вырезали половину  колонии.
В это самое время колонии продолжали раскалываться на сучьи и воровские,
а вирус всеобщего недоверия поразил весь воровской мир.  Большая  партия
воров была этапирована в "красную" зону,  где  их  уже  ждало  несколько
сотен  "сук".  Это  был  смертельный   приговор,   вынесенный   лагерным
начальством за недавний бунт.
   Вооруженная охрана провела  воров  в  отведенный  барак  через  толпу
ссученных и неторопливо удалилась, ожидая предстоящей потехи.  Законные,
оставшись в подавляющем меньшинстве, готовились  умирать.  Кто  верил  в
Бога - усердно молился в уголке, безбожники ругали  на  чем  стоит  свет
самих себя, ссученных, дьявола, а заодно и тех,  кто  молился.  Законные
знали о том, что "ссученные" всегда предлагали ворам в  законе  выбор  -
пополнить их ряды или принять смерть.
   Незадолго до этого на общем  сходняке  законными  решено  было  лучше
умереть, чем отказаться от воровской идеи. И когда  Мулла,  помолившись,
вдруг неожиданно вышел из барака, все решили,  что  он  переметнулся  на
сторону ссученных воров.
   Вернулся он через час.
   - Все, бродяги, - бодро произнес он прямо в  недоверчивые  физиономии
арестантов. Ничего не скажешь - бодрячок, стоящий у края могилы.  -  Зря
молитесь, поживем еще. Пахан этой зоны мой подельник и  старый  должник,
когда-то я его вытащил из ментовских лап. А долги возвращают даже  суки.
В общем, так: мы с ним договорились зону разделить на две на воровскую и
"красную" - и в дела друг друга не вмешиваться.
   Возвращение Заки из лап ссученных воспринималось как  чудо  и  больше
напоминало воскрешение библейского Лазаря, - многие  уже  считали  Муллу
покойником.
   И лишь позже Мулла признался, что держал в  рукаве  нож  и  в  случае
отказа своего бывшего подельника уложил бы его ударом в сердце..
   - Я против Муллы, - сказал вор с некрасивым погонялом Глист.
   Свое погоняло зек получает в самом начале воровской карьеры  и  несет
кличку, как собственную судьбу, до самой смерти. Она его корона она  его
горб. И редко какой вор с презрительной кличкой добивался  таких  высот,
как Глист: он был смотрящим на четырех воровских зонах, дважды выигрывал
сражение у ссученных, а на станции Котласская  устроил  "красным"  такую
резню, что об этой победе мгновенно заговорил  весь  Север,  прозвав  ее
"Котласским побоищем".
   - Я тоже наслышан об этом, он сумел разделить сучью зону, - продолжал
Глист. - Но мне всегда было интересно знать,  что  же  такое  он  сказал
сукам, что заставил их вдруг неожиданно отказаться от  войны.  А  может,
эти ребята падают в обморок при виде крови? - предположил он с