Тихоня отреагировал вяло - в ответ лишь легкая ухмылка.
   Перешагивая  через   убитых,   грубовато   цепляя   носками   ботинок
разбросанные по сторонам конечности, Таракан ринулся на середину  камеры
и, яростно размахнувшись дубинкой, со всей  силы  опустил  ее  на  плечи
Матвея.  Острая  боль  парализовала  спину,  от  следующего,  еще  более
сильного  удара,  угодившего  в  предплечье,  отнялась  рука.   А   трое
подоспевших  надзирателей,  мешая   друг   другу,   принялись   дубасить
неподвижного Матвея.
   Сначала  он  был  чувствителен  к  ударам,  стойко,   стиснув   зубы,
превозмогал боль. А потом  сознание  затуманилось,  и  он  провалился  в
вязкую неприятную пустоту.
   Очнулся  Тихоня  на  третьи  сутки,  пошевелил  руками   -   кажется,
двигаются; ноги - тоже на месте.  Превозмогая  боль,  разодрал  глаза  и
посмотрел вокруг.
   Потолок показался необычайно низким, такое впечатление, что сейчас он
обрушится и придавит многими тоннами, как могильной плитой. Вместо  тела
- один сплошной нерв, чутко реагирующий  на  малейшую  попытку  что-либо
сделать, больно было  даже  думать.  Матвей  попробовал  чуть  повернуть
голову, но тут же почувствовал, как миллионы игл  ожили  в  его  теле  и
готовы были разодрать на микроскопические части. Тихоня  невольно  глухо
изрыгнул из себя стон, проклиная собственную беспомощность.
   - Очухался? Крепко они  тебя  уделали.  Вместо  лица  одни  щелки,  -
раздалось откуда-то сбоку. И тотчас он увидел склоненное над собой  лицо
молодого мужчины. Улыбка широкая,  доброжелательная.  Так  только  черти
радоваться умеют, заполучив в собственность очередную грешную душу. Да и
на ангела не очень-то похож: весь рот в золотых зубах. Такое  количество
драгоценного металла на нескольких  квадратных  сантиметрах  встречается
нечасто. - Я сразу  сказал,  что  выкарабкается.  А  другие  не  верили,
говорили, что если не сегодня, то завтра непременно в деревянный  бушлат
сыграешь. А ты  вот  как,  -  и,  повернувшись  куда-то  назад,  победно
провозгласил:
   - Ну что, с вас по штуке, как и договаривались.
   На минуту он пропал из поля видимости.  Где-то  недалеко  в  сторонке
раздавался его негромкий бас. Ему отвечали так же задиристо и весело.  С
нажитыми деньгами расставались без тоски, как с обыкновенными фантиками.
   Наконец Тихоня  вновь  увидел  своего  нового  знакомого,  тот  опять
склонился над ним.
   - Нечасто такое случается - без отмычки и фомки сорвал десять штук. А
это твое. - Он отделил от пачки  несколько  бумажек  и  положил  их  под
подушку  Матвею.  -  Не  будь  ты  таким  крепким,   мне   пришлось   бы
раскошелиться.
   - Где я? - прохрипел Матвей. Он старался придать  своему  голосу  как
можно больше  оптимизма,  что  должно  было  соответствовать  настроению
золотозубого. Но получалось очень жалко и совсем неслышно.
   - На курорте... в тюремном лазарете, -  не  без  гордости  проговорил
золотозубый. - Я вот, чтобы  сюда  попасть  полкило  гвоздей  проглотил.
Афоня заточкой себя исчеркал, Гришуня, - кивнул он куда-то в  сторону  -
живот себе напильником  проколол.  А  вот  ты  все  путем,  -  в  голосе
прозвучало уважение, - по всем понятиям лег. За тебя вся кича гудела! Ты
хоть знаешь, кого уделал?
   - Кого? - едва прошелестел губами Матвей.
   - Рыбака, Колю Педрило и Чухана. Они костяк в пресс-хате держали.  Их
уже давно приговорили, и если бы в общую камеру перевели, так они  бы  и
часа не прожили. А ты их уделал одним махом! А посмотришь на  тебя,  так
не скажешь, что ты на  такое  способен.  -  И  уже  серьезно,  мгновенно
избавившись от излишней веселости, заговорил:
   - Если тебе что-то нужно будет, так сразу скажи. Водички попить.  Или
еще куда. Да ты не тушуйся, чего ух там, могу и до "утки" отнести.
   Такого геройского пацана не  грех  и  на  хребет  взять.  Западло  не
будет!.. Люди поймут, - сверкнул он вновь золотыми  зубами.  -  А  может
быть, ты фруктов хочешь?
   У  нас  тут  дорога  отлажена,  братва  нас   балует   гревом,   даже
апельсинчики передают. Хочешь один?
   Тихоня хотел отказаться, но  в  воздухе  уже  повис  ароматный  запах
апельсина.
   - Давай, давно не пробовал.
   - Ты не стесняйся! Вот я тебе и на дольки разделю,  чтобы  сподручнее
хавать было. Если хочешь, так я тебя и покормить могу.
   - Оставь, - едва пошевелил языком Тихоня, - как-нибудь справлюсь.
   Золотозубый, наклонившись к самому лицу Матвея, проговорил:
   - А может, что на волю хочешь передать, так это мы быстро организуем,
завтра уже будут знать.
   - Хорошо, - подумав, отвечал Тихоня, - на волю  хочу  черкануть  пару
строчек... Ручка с бумагой найдется?
   - А то как же.  -  Золото  во  рту  крепыша  победно  заблистало.  Он
отступил на два шага, поднял с тумбочки  карандаш  с  листком  бумаги  и
протянул его Тихоне.
   - Пиши.
   Матвей пошевелился и почувствовал, что тело представляет из себя одну
сплошную боль. Стиснув зубы и стараясь не застонать,  он  неторопливо  и
печатными  буквами  стал  выводить  маляву.  А  когда  была   поставлена
последняя точка, сложил ее в несколько раз и попросил:
   - Пацаны, письмецо бы прошили нитками.
   - Сделаем все в лучшем виде, а кому передать-то?
   - Вот этому человеку, - написал Тихоня на листочке несколько слов.
   - Все будет в ажуре, браток, можешь не сомневаться,  а  еще  от  себя
кое-что  передам,  чтобы  гонец  почтением  почувствовался.  Может,   ты
ширануться хочешь, так мы и это организуем, у нас и дурь  есть...  -  И,
получив от Тихони молчаливый отказ, сказал:
   - Ну и правильно. Силы береги.
   Тихоня улыбнулся. Прямо перед собой он увидел несколько  благоухающих
апельсиновых долек. Он подцепил самую тонкую из них и положил в рот.  На
язык брызнул свежайший сок, заставив его  захмелеть.  А  потом  легонько
сжал осколками зубов мякоть и сильно поморщился от резкой и  неожиданной
боли.

***

   Сигнализация сработала в два часа ночи. Как это всегда бывает,  очень
неожиданно.  Габаритные  огни,  яростно  отбрасывая  по  сторонам   алые
отблески,  немилосердно  паниковали  под  истошный  вой  сирены.  Эдакая
полуночная светомузыка, способная потревожить  жильцов  в  радиусе  трех
кварталов.
   Так могла  орать  только  его  "Мицубиси".  Вой  сирены  собственного
автомобиля Захар легко отличал от многих схожих сигнализаций.
   Выглянув в окно, он увидел парня в темной рубашке и джинсах. Он стоял
у машины и, посматривая на окна, курил. На  автомобильного  вора  он  не
походил - те очень и очень осторожны, не  походил  он  и  на  наркомана,
готового за один колпак от колеса идти  на  большой  риск.  Обыкновенный
парень, решивший полуночной сиреной попугать уснувших жителей.
   Сигнализация смолкла. Но, похоже, подобный оборот парня не устраивал,
отшвырнув сигарету, он с силой ударил по колесу носком ботинка  и  вновь
принялся слушать похабные завывания машины. Неизвестный смотрел прямо на
окно квартиры Захара, но вряд ли был способен различить в  почти  черном
проеме хозяина.
   Чертыхнувшись, Захар влез в джинсы, быстро застегнул куртку  и  надел
ботинки. Неожиданно его обожгла мысль, а что, если все  это  подстроено?
Как только он ринется на выручку своей  плачущей  машине,  из-за  дерева
шагнет мужчина без особых примет и с расстояния пяти метров, не дав  ему
ни одного шанса на спасение, полоснет по  корпусу  из  короткоствольного
автомата длинной небрежной очередью.
   Рука  машинально  потянулась  к  вешалке,   где   висела   кобура   с
"Макаровым".
   Вытащив пистолет, он сунул его в карман куртки,  в  случае  опасности
можно будет стрелять, не вынимая пистолет из кармана.
   Быстро спустился вниз. Кажется, никакой опасности.  Парень  стоял  на
прежнем месте, чуть опершись  о  капот,  и  все  так  же,  не  показывая
беспокойства, покуривал.
   - Тебе что, эта машина мешает?
   - Это твоя, что ли, тачка? - спокойно  спросил  парень,  с  интересом
разглядывая подошедшего Захара. Руку с капота он все же убрал, но резких
движений не делал.
   - Моя.
   - Тогда я к тебе.
   Потревоженная машина  успокоилась  на  самой  высокой  ноте,  брызнув
напоследок в ночь красным сиянием.
   - Что хотел?
   - Отойдем малость в тень, не под окнами же  нам  пастись.  Перетереть
срочно надо. Уважаемые люди обратились. Так бы к тебе на хату зашел,  да
номера квартиры не знаю. Пришлось тачку твою потревожить, на нее наколку
дали.
   Отошли недалеко, за трансформаторную  будку,  и  она  надежно  укрыла
мужчин в своей тени.
   - И что дальше?
   На губах парня мелькнула едва заметная  улыбка  -  он  сунул  руку  в
накладной карман рубашки и вытащил небольшой картонный конверт, вдоль  и
поперек прошитый грубоватыми черными нитками.
   - Это тебе малява от дружка твоего, Тихони.
   Несмотря на молодость, парень умел смотреть прямо в глаза и,  похоже,
сполна удовлетворился замешательством Захара, всего  лишь  на  мгновение
промелькнувшим на его лице.
   Парень был молодой, не больше двадцати. Один из  тех,  кто  входит  в
крепкое окружение лагерного  пахана,  -  на  безымянном  пальце  выколот
перстень с короной. Похоже, что и сам он не так давно откинулся.
   Конверт Захар взял левой рукой, в правой - "ствол". И, не взглянув на
него, бережно уложил его в карман джинсовой куртки.
   - Еще что?
   Парень удивленно хмыкнул:
   - А этого тебе мало, что ли? - и уважительно протянул:
   - А ты молодец, не испугался. Тихоня знает, с кем дружбу  водить.  Ты
такой же недоверчивый, как и  он,  даже  сейчас  руку  со  "стволом"  из
кармана не вынимаешь. Ну да ладно, я почапал.  Свое  дело  я  сделал,  -
кивнув на прощание, он пересек двор и быстро скрылся за углом.
   Захар посмотрел на машину. Припаркованная к бровке  тротуара,  сейчас
она выглядела одиноко.
   Он достал конверт, осмотрел его со всех  сторон  и  без  труда  узнал
почерк Матвея. Он  так  и  не  научился  писать  прописью,  -  на  сером
грубоватом картоне кривым рядком выведено его имя. Но как же они  узнали
о "Мицубиси"? Хотя, если подумать, здесь тоже нет ничего  удивительного,
Матвей знал улицу, где он живет.
   Смотрящему района сделали расклад, а тот в свою очередь дал  указание
своей пехоте разыскать нужного человека. Вот и обнаружилось,  что  такой
парень разъезжает на новенькой иномарке. А может быть, даже  держали  ее
на примете.
   Быстро, однако, сообразили. Теперь,  после  такого  внимания,  машину
можно будет смело оставлять с ключами зажигания, вряд ли  кто-нибудь  из
угонщиков рискнет к ней приблизиться ближе чем на пять метров.
   Быстро, преодолевая сразу по две ступени, Захар поднялся на четвертый
этаж. С удивлением обнаружил, что не запер дверь, и стремительно  прошел
в комнату. Где-то на столе лежали ножницы. Ага, вот они!
   Кто-то сильно ткнул ему под лопатку каким-то тупым предметом и строго
произнес:
   - Стоять! - Захар слегка приподнял  руку  и  почувствовал,  как  этот
предмет безжалостно вкрутился ему в спину. Такую  неприятность  способен
причинить только ствол пистолета. - Не дури, брось ножницы.
   Звонко и очень обиженно звякнул об пол металл.
   - Что дальше? - глухо произнес Захар, предчувствуя самое недоброе.
   - А теперь медленно, безо всяких глупостей и  ковбойских  там  разных
штучек  поворачивайся.  И  если  надумаешь  Дернуться...   помрешь   без
покаяния.
   Осторожно, стараясь резким движением не рассердить  незваного  гостя,
Маркелов стал разворачиваться.
   Прямо напротив него стоял Ефим Кузьмич Трошин и беззлобно скалился.
   - Проняло? - весело, с некоторой долей сочувствия спросил он.
   - Да знаешь ли, кто ты после этого! - в сердцах опустил  руки  Захар,
ощутив, как напряжение слабостью прошлось по ногам и обильной  испариной
выступило на спине.
   - Это тебе наука! - подняв палец  вверх,  произнес  Трошин.  -  Дверь
открыта, а ты даже не полюбопытствовал, есть ли кто в твоей квартире или
нет.
   Тебе мало, что ли, приключений? Вот представь себе, что  вместо  меня
был бы кто-нибудь другой, - и, заметив враз  поскучневшее  лицо  Захара,
сказал:
   - То-то же!
   - Как ты здесь оказался? Тебе твоя директриса в эту ночь не  дала,  и
ты решил проведать своего друга? - хмыкнул Захар, уже перестав  злиться.
Сел рядом на свободный стул, опершись о высокую спинку.
   На лице  Трошина  блуждала  блаженная  улыбка,  он  совсем  не  желал
обижаться на младшего по званию.
   - А ты язва, кто бы мог ожидать. С директрисой у меня все в  порядке,
ты не смотри, что с виду она такая могучая  и  непробиваемая,  на  самом
деле она очень уязвимая.
   - Ну, а в плане секса-то каково, с пониманием?  -  заулыбался  Захар,
решив отыграться сполна за свой недавний испуг.
   - Все полные бабенки в сексе даже очень ничего, - со значением сказал
Трошин. Лицо его  выглядело  серьезным.  С  такой  физиономией  пристало
разговаривать скорее о  коллизиях  современной  политики,  чем  о  самом
обыкновенном совокуплении. - Ну да ладно, не будем об этом.  Здесь  я  у
тебя не случайно.
   Полковник просил пройти мимо твоего  дома,  и,  как  видишь,  удачно.
Однако ты отличился, теперь тебя берегут, как особо важную персону.  Что
это за человек был?
   - Не знаю, - честно признался Захар, - передал мне письмо  от  друга,
он сейчас в Бутырке парится.
   Зазвонил телефон, мелко и одновременно очень пронзительно.
   - Обожди. - Кузьмич вытащил из кармана  сотовый  телефон  и  уверенно
проговорил:
   - Слушаю.
   Помятый и засаленный пиджачок никак не вязался с  трубкой  стоимостью
почти в семьсот "зеленых". С минуту  Трошин  молчал,  а  потом  произнес
негромко, явно досадуя:
   - Ах, вот как! - и снова умолк, лишь иной раз кивая  в  подтверждение
слов неведомого абонента. - Хорошо. До связи. - Бережно опустив трубку в
карман, Трошин произнес:
   - А твой  собеседник-то  шустрым  оказался,  мои  ребята  решили  его
немного попасти, а он юркнул в "Сааб" и скрылся на скорости. Ладно,  что
там у тебя, показывай!
   -  Письмо  передали  мне,  -  негромко  ответил  Захар.  Их   взгляды
встретились. Трошин  почувствовал,  что  это  тот  самый  момент,  когда
настаивать не стоит. Мягко улыбнувшись, он произнес:
   - Мне чужих писем не надо. Если сочтешь нужным, расскажешь.
   Захар поднял ножницы и быстро срезал несколько швов. Внутри  картонки
оказалась небольшая записка, сложенная  вчетверо.  Развернув  ее,  Захар
принялся читать, мрачнея с каждой фразой: "...Захарушка,  братишка  мой.
Вспоминаю тебя часто и особенно то время, когда мы были вместе.  Помнишь
наш интернат?.. Я его тоже не забыл. Хочу тебя предупредить, вокруг тебя
тусуются  какие-то  серьезные  люди,  чем-то  ты  им  не  угодил.   Будь
осторожен, для них человека замочить - что  пописать  сходить.  На  днях
один блатной, назвавшийся Глобусом,  пытался  узнать  о  тебе  побольше.
Пришлось поставить его на место. Разошлись врагами.  И  уже  через  пару
часов меня перевели в пресс-хату, хотели пидора из меня сделать.
   Обломалось у них, зарезал трех человек... Но  теперь  могу  и  дальше
называться человеком, и не стыдно людям в глаза смотреть. Не  исключено,
что виделись с  тобой  в  последний  раз.  Если  эти  люди  сумели  меня
определить в пресс-хату, то заказать  где-нибудь  в  аквариуме  будет  и
вовсе плевым делом. А сейчас лежу в лазарете, канаю под больного. Береги
себя. Крепко жму руку, твой друган Тихоня".
   Прочитав письмо,  Захар  с  минуту  сидел  неподвижно.  Потом  достал
зажигалку и зло крутанул колесико. Синее пламя с шипением  вырвалось  из
миниатюрной горелки. Секунду Захар размышлял, а  потом  уверенно  поднес
бумагу к синему язычку. Пламя охотно  приняло  подарок  -  затрещало  от
удовольствия, облизывая бумагу со всех  сторон  и  оставляя  после  себя
только пепел.
   - Вот так!.. Не обессудь, товарищ майор,  показать  не  могу.  Письмо
личное.
   Ефим Кузьмич добродушно улыбнулся:
   - А мне-то что... твое письмо, тебе и решать. - Его взгляд  скользнул
по столу и остановился на стеклянной пепельнице, где  догорал  последний
клочок бумаги. - А ты не прост, парень, ох как не прост. Ну да  ладно...
Тут такое дело, на службу завтра не выходишь, позвонишь утром,  скажешь,
что болен...
   - Я пас, я выхожу из игры!..
   - О чем ты, что-то я тебя не  совсем  понимаю?  -  поднял  подбородок
Трошин.
   - Я больше в этом не участвую! И если нужно, то я подам заявление  на
увольнение!
   Возникшая пауза была очень неприятной. И  больше  напоминала  затишье
перед раскатистой грозой, чем обыкновенное молчание.
   - Ты что... серьезно? - нашелся наконец Трошин.
   - Серьезнее не бывает, - глухо произнес Захар.
   - Говорили мне, что ты с причудами, но чтобы такой финт выкинуть?
   Честно говоря, не ожидал. Да знаешь ли ты,  что  на  корню  всю  свою
судьбу рубишь, - не то пожалел, не. то предупредил Ефим Кузьмич.
   - Знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Так надо.  Трошин  нервно
постучал  по  карманам  пиджака,  после  чего  выудил  полупустую  пачку
сигарет.
   - Ну, ты,  парень,  даешь,  -  удивление  его  выглядело  неподдельно
искренним, - когда до  конца  осталось  всего-то  ничего,  ты  идешь  на
попятную.  -  Кузьмич  нервно  теребил  сигарету  в  руках,  не  решаясь
закурить. Верный признак того, что переживал он по-настоящему. -  И  это
все из-за какого-то уголовника.
   - Он мой друг.
   - Дал бы мне хоть письмо, я бы тебе посоветовал, как себя  вести.  Ты
даже не понимаешь,  что  ты  говоришь.  В  эту  операцию  втянуто  такое
огромное количество людей, что ты даже представить себе не  можешь!  Ну,
ты меня, парень, удивил. Дай зажигалку, свою я где-то оставил.  -  Захар
щелкнул колесиком и поднес пламя к губам Трошина.  Шумно  пыхнув  дымом,
Кузьмич заговорил вновь:
   - Прямо детсад какой-то! Ты, видно, парень, забыл о том, что ты часть
системы и твое желание или отказ здесь  никого  не  интересуют.  Раз  ты
ввязался в это дело, следовательно, ты уже винтик одной большой машины.
   - Этот человек мне как брат.
   - Все это слова, - равнодушно махнул рукой Кузьмич. - Ты в  сравнении
со мной молодой. И вот могу тебе сказать совершенно точно, поскольку сам
прочувствовал такое на  своей  шкуре  не  однажды.  Те  друзья,  которые
сегодня клянутся тебе в вечной дружбе, уже завтра  готовы  продать  тебя
чуть ли не за пятак. Так что  не  всему  следует  верить,  что  говорят.
Подожди день-другой, а  потом  сам  увидишь,  проблема  рассосется  сама
собой.
   - Я не могу ждать, - глухо произнес Захар, -  его  уже  завтра  могут
убить. Я звоню полковнику Крылову!
   Захар шумно отодвинул стул и, зацепив носком ботинка  ноги  Кузьмича,
сделал два решительных шага к телефонному аппарату.
   - А ты не боишься, что за такие шутки тебя  могут  просто  убрать,  -
неожиданно тихо и одновременно зловеще произнес майор. - Вот так же, как
и я, придет к тебе человек, которого  ты  очень  хорошо  знаешь.  Только
вместо бутылки водки в качестве угощения он  приготовит  тебе  несколько
граммов свинца в голову, - тон Трошина был жестким и уверенным.
   Захар боялся повернуться,  возможно,  именно  в  эту  минуту  Кузьмич
направляет ему в затылок ствол табельного  оружия.  И  когда  страх  был
преодолен окончательно, он медленно, опасаясь выдать нахлынувшие чувства
даже нечаянным движением бровей, повернул голову. Трошин  уже  полностью
освоился на чужом диване -  сидел  вполоборота,  откинувшись  на  мягкую
спинку, правая нога согнута и удобно возлежит на выпуклом сиденье.
   - Я фаталист.
   Трошин слегка улыбнулся. Он был слишком  хитер  и  опытен  для  того,
чтобы поддаться обману. Оба они думали об одном и том же.
   - Что мне сказать... Звони!
   Захар помнил телефон полковника Крылова на память.  Странная  причуда
человеческой памяти, звонить к нему довелось всего лишь однажды, а номер
настолько  четко  запечатлелся  в  его  сознании,  как   будто   бы   он
созванивался с полковником чуть ли не  ежедневно  в  течение  последнего
года.
   Ждать  пришлось  недол