вердо сказал Андрей Иванович.  -  Заслужил,
бери - подвоха нету тут никакого. Добрая весть  наградой  красна.  Будет
казне весомый прибыток, потому радуюсь я. Давай зови всех, кто  с  тобой
челсию документацию: всем по рублю жалую. В  кои-то  веки  заслужили  не
плетей за браги питие на службе, а награду стояшшу. Зови, сказал!
   - Дак никто не чел боле,  -  растерянно  пробормоталдьяк.  -  Аккурат
Пузин донос предпоследним лежал - ячел,  а  Нефед  с  Алексашкой  спа...
гхм-кх...
   - Спали, значит, сучьи дети?! - притворно нахмурился Андрей Иванович,
сверкнув взором. - На службе?!
   -  Прости,  батюшка!  -  Оговорившийся  ненароком  дьяк  сразу  пошел
пятнами, посунулся на колени, влепив с размаху лбом в не мытый еще  пол,
хранивший следы вчерашних людских терзаний, - до того  могуч  был  страх
перед сухоньким сенатором. - Не повторится боле - клянусь...
   - Встань, дурья башка! - криво хмыкнул Андрей Иванович. -  Не  ползи,
встань - а то вдарю...
   Нет, не врал дьяк. Людишек, пребывающих у него в  подчинении,  Ушаков
знал как облупленных: при всех своих  недостатках,  Никифор  никогда  не
отказался бы порадеть за товарищей, дабы те получили из  господских  рук
по рублю. Не врал!
   - Нету зла на вас... Сегодня прощаю все.  За  то,  что  благую  весть
принес, - на-ка тебе...
   Никифор от ужаса округлил глаза,  наблюдая,  как  Великий  инквизитор
достал из кармана плоский металлический полуштоф, откупорил и  набулькал
добрых полкружки.  Судя  по  запаху,  водка  была  хороша  -  московская
хлебная, тройная, доброй очистки, - какую и положено потреблять  высоким
господам. Но не в качестве водки дело, а в том, из чьих рук  принимаешь!
Скажи кому, что за сон на  службе  принял  чарочку  из  рук  Самого,  не
поверят люди ни за что.  Скажут  -  совсем  сдурел  с  испугу  великого,
городит что ни попадя...
   - На, я сказал! - повысил голос Андрей Иванович, сердясь  на  робость
дьякову. - За добрую весть жалую - не за нерадивость к службе!
   - Спаси господь, батюшка. - Истово  перекрестившись,  Никифор  принял
чарку, умильно покосился на образа и медленно,  запрокидывая  голову,  в
пять глотков выпил огненную жидкость, аки воду простую.
   Андрей Иванович, глядя на жирный кадык, дергавшийся  в  такт  булькам
под не отросшей как следует бородой, окончательно определился.
   Никакой контрмины нету - отсутствуют у Дондуки какие бы  то  ни  было
резоны запутывать императорские тайные службы. То, что караван перевозил
с бережением великим и отвод сочинял про ногаев, говорит в пользу  того,
что для хана сия гишперция действительно крайне важна и к огласке никоим
образом нежелательна.
   Ах какая интересная да занимательная картинка получается! И  кому  же
этот караван предназначался? Вот ведь незадача - нет у Андрея  Ивановича
ответа на такой вроде бы совсем простой вопрос! Ко всем  тайнам  империи
такого масштаба имеет ключи Великий инквизитор - по чину положено. А вот
к этой, поди ж ты, - нету...
   -  Благодарствую,  батюшка.  -  Выпив  водку,  Никифорчинно   занюхал
засаленным рукавом, осторожно поставил кружку на стол и  отвесил  низкий
поклон. - Вовек твоей ласки не забуду...
   - Печать... - вдруг смутно озаботился Андрей Иванович.  -  Печать  не
вскрыта ли была на пакете с доносом сим?
   - Господь с тобой, батюшка! - испуганно всплеснул руками  Никифор.  -
Коли бы так - тут же доложил  бы,  как  Уставом  заведено...  Целехонька
печать была - и курьерский яшшик тож опечатан как следает.
   - Ну, добро, - порадовался Андрей Иванович. - Добро, коли так.  Цалуй
за ласку!
   - Благодарствую, батюшка, - истово промычал Никифор, низко  склоняясь
над столом и раболепно хватая протянутую для поцелую сухонькую длань.  -
Вовек...
   "Стук!!!" Цепко ухватив дьяка за руки, Андрей Иванович потянул его на
себя, резким рывком продолжая движение  несчастного,  и  на  завершающей
фазе с маху прислонил виском к остро выступающей  над  столом  мраморной
чернильнице. Брызнуло чернилами на бумаги, слабо ойкнув, дьяк всем телом
завалился на стол, по его жирной спине пробежала мелкая дрожь.
   - Да ты, никак, пьян, собака!!! - неожиданно громко взвизгнул  Андрей
Иванович, с трудом спихивая дородное тело на пол  и  пряча  стоявшую  на
столе кружку в карман душегрея. - Спотыкаться на докладе?! Да я тебя...
   На начальственный взвизг  тотчас  влетели  из  сеней  двое  приказных
стражей с мушкетами. Испуганно глянули на господина, растерянно мигая на
свет. При виде распростертого на Полу тела  приосанились,  переглянулись
понимающе - не повезло, однако, сегодня дьяку, угодил на самого!
   - В подвал! - велел Андрей Иванович, коротко ткнув перстом на  дверь.
- Двадцать плетей за нерадение!
   - А он... помре! - втянув голову в плечи, доложил  один  из  стражей,
первым ухвативший Никифора за шкирку. - Не шевелится совсем...
   - И  впрямь  -  преставился,  -  подтвердил  второй  страж,  поелозив
пальцами под бородой дьяка и закатав ему веко. -  Вот  неловко  упал-то,
господи прости...
   - Аи-аи! - нешуточно опечалился Андрей Иванович.  -  Скот  был,  слов
нет, но такой работяшший дьяк... Аи, жалко! Ну - тащите прочь,  что  ли.
Шлите курьера: цирюльника со слободы, пусть посмотрит  да  приберет  как
надобно. Да поживее, сучье племя, - мне работать надобно...
 
Глава 5 
 
   ...Да, дорогие мои, вот так  вероломно  с  нами  поступили  служители
культа: укололи, утащили, упаковали, увезли...
   Стоп... А почему - с нами? Сначала ведь хотели забрать  одного  Бо  -
меня никуда не приглашали, это я помню  очень  хорошо.  Зачем  же  тогда
взяли обоих? Меня должны были бросить там, на аллее, как только я нырнул
в свою цветную трубу и перестал быть  опасен  -  я-то  господам  монахам
совсем не нужен! Что за прихоть? Ни для противовеса же,  чтобы  верблюду
было удобнее!
   - Бо? - вопросительно вякнул я, втягивая голову в плечи. - Ты тут или
как?
   - Ну, - ответил Бо. - Тут.
   Правильно я определил точку сопения: мой боевой брат находился совсем
рядом - по ту сторону верблюда. А погонщик верблюжий  -  он  же  ближний
конвоир - проявляет преступно-халатное миролюбие. Попробовали бы у  меня
пленные вот так переговариваться в бытность мою верным псом Родины, я бы
им устроил веселое времяпровождение!
   - Как оно вообще, Бо? -  слегка  осмелев,  поинтересовался  я.  -  Ты
живой?
   - Ну, - буркнул Бо.
   - А почему не спрашиваешь - как я? - продолжал я развивать  успех.  -
Или ты меня уже вычеркнул из своей жизни?
   - П...болишь - значит, в норме, - высказался Бо. - Был бы ранен,  уже
ныл бы вовсю.
   - Чего бы это я ныл? - неприятно удивился я. - Разве я не  могу,  как
положено по уставу, стойко переносить...
   - А ты по жизни нытик, - бесцеремонно оборвал меня Бо. - Чуть что  не
по-твоему - сразу ныть!
   -  Злой  ты,  -  обиделся  я.  -  Толстый,  противный,  злой  и...  и
попадосный. Это из-за тебя мы попали.
   - Я в курсе, - согласился  Бо,  однако  в  подробности  вдаваться  не
пожелал - обстановка как-то не располагала.
   - Конвоиры у нас - чайники, - совсем обнаглел я. - А?
   - У них по-русски понимает только старший, - проинформировал меня Бо.
- А он впереди едет.
   - А команды пресекать болтовню не получили, - подхватил я. -  А  сами
не догадаются. Тормоза!
   - Нет, - возразил Бо. - Они просто  не  такие,  как  мы.  Они  думают
по-другому... Говори еще.
   - Еще? Пожалуйста. Вот тут меня мучает один вопросишко. - Я  не  стал
себя упрашивать  дважды.  -  Скверный  такой  вопросец,  в  общем-то,  и
ненужный, может быть... С тобой, в принципе, все понятно. Нет, по какому
поводу - непонятно. Но в целом ясно: хотели - утащили... А меня?
   - Да, залепуха. - Бо всегда понимает меня с полуслова-с  ним  мне  не
нужно утруждать себя оформлением  своих  измышлений  в  удобоупотребимые
формы. Достаточно обозначить направление вопроса. - Херня какая-то. Ащас
спрошу...
   И действительно: обратился к кому-то в пространство на  своем  языке.
Как ни странно, один из конвоиров ответил  на  все  его  вопросы  вполне
миролюбивым тоном  -  и  даже  заткнуться  не  посоветовал.  Чудные  вы,
ребятишки!
   - Ну и что там? - с нетерпением поинтересовался я, дождавшись  долгой
паузы, вполне могущей означать окончание беседы.
   - А все - п...дец тебе, - не стал успокаивать меня  Бо.  -  Ты  двоих
монахов покалечил. Один - при смерти. Если сдохнет, тебя будут судить.
   - Чего это мне - п...дец?! - страшно возмутился  я.  -  Ну  ни  хрена
себе! Напали, укололи, похитили... Да замучаются судить!  Как  только  к
ментам заявятся - они оттуда уже не выйдут...
   - А кто тебе сказал, что они собираются к ментам? - поправил меня Бо.
- У них свой суд. Если их человек умрет, они  тебя  подвергнут  суровому
испытанию. Правда, я не понял толком - какому именно.
   - Прикалываешься? - не поверил я. - Что за испытание?
   - Ни хрена я не прикалываюсь! - Бо даже тон повысил - огорчился  моим
тугодумством. - Ты сам подумай - какое испытание.  Я  в  их  обрядах  ни
хрена не смыслю - это ты у нас спец по всей этой херомути...
   Воодушевленный  сообщением  боевого  брата,  я  принялся  лихорадочно
ковыряться в кладовых  своих  познаний  по  части  судебно-наказательных
ритуалов тибетского толка и  прикидывать  на  все  лады,  как  мне  оных
ритуалов избежать.
   Бо, несмотря на его кажущуюся монументальность и грубиянство великое,
переживал - я чувствовал это по его мрачному сопению. Как же  -  затащил
младшего брата в передрягу. У нас всегда было наоборот: по младости  лет
я частенько  доставлял  ему  неприятности,  а  он  выкручивался  и  меня
выручал. А сейчас впервые в жизни получилось так, что  я  попался  из-за
него. Только вот не знаю, удастся ли выкрутиться...
   Вот такая экзотика получилась. И даже через край. А когда через  край
- сами понимаете, это уже не радует. Этак и захлебнуться недолго.
   - Я сам дурак - ты тут ни при чем, - успокоил я Бо. - Ты же  меня  не
брал - я сам навязался. Вот и...
   - А я дурак, что взял, - не согласился Бо. - Мог бы не брать.  Но  ты
не ссы, я тебя не брошу. Если что - сдохнем вместе.
   - Спасибо, братка! - возрадовался я. - Утешил, урод толстый...
   Повисло  тягостное  молчание.  Как  всегда   бывает   в   аналогичных
ситуациях,  в  моем  организме  вовсю  заработал   синдром   запоздалого
раскаяния. Затревожился мой избалованный организм - не  желал  он  после
долгих лет благоденствия участвовать в каком-то неизвестном испытании  с
непредсказуемым финалом. Ему бы, организму, после всех этих перипетий  в
спортзале  попотеть,  в  баньке  прожариться,   под   искусными   руками
массажистки покряхтеть, за столом весело  посидеть.  А  на  десерт  -  с
победным хрустом внедриться с  разбегу  в  недолюбленную  плоть  степной
красавицы. Вот это да, это нам по душе!
   Да, по поводу  запоздалого  раскаяния.  Попадая  по  младости  лет  в
различные пакостные истории, я всегда горько  сожалел,  что  не  наделен
каким-нибудь экстрасенсорным умением.  Ну,  хотя  бы  минимальным  даром
предвидения. Допустим, лезешь не туда, куда надо, а  тебе  -  хрясть  по
башке! Не лезь - попадешь! И ты  резво  разворачиваешься  и  идешь  себе
мороженое кушать, благоразумно глядя со стороны  на  опасность,  которой
только что избежал.
   Увы мне, увы: ничем таким особенным я не обладал. А потому  частенько
обзаводился разнообразными неприятностями, для благополучного избавления
от которых  приходилось  вертеться  подобно  ужу  на  сковородке.  Хотя,
насколько мне помнится, непосредственно перед  началом  очередной  такой
передряги  можно  было  и  безо  всякого  дара  с  большой  уверенностью
предположить, что лучше не соваться - огребешь по самое "не могу"...
   Нынешнее наше путешествие в Калмыкию с самого начала  сулило  обрасти
определенными проблемами:  это  было  очевидно  даже  при  поверхностном
рассмотрении  некоторых  деталей.  И  если  брать  по  большому   счету,
теперешнее наше положение - не что Иное, как  следствие  моей  фатальной
настырности, замешенной на нездоровом любопытстве, более присущем  юному
повесе, нежели солидному  мужчине  тридцати  пяти  лет  от  роду,  главе
достаточно крупной фирмы.
   Бо, калмыцкий парень, как я уже говорил, длительное время  жил  среди
русских и на родине предков бывал достаточно редко -  только  по  случаю
каких-нибудь  больших  торжеств  либо  столь  же  немаленьких  печальных
событий.
   - Делать там не хрена. - Вот так он сам объяснял свои редкие визиты к
родным пенатам. - Как приедешь  без  повода,  сразу  "шестерки"  хана  в
активность впадают. Без повода - значит, по делу.  А  по  какому  такому
делу? И давай скрестись вокруг да в рот заглядывать...
   Да, дорогие мои,  -  вот  так  все  непросто.  Калмыкия  -  маленькая
отдельная страна, а вовсе не субъект, каковым она декларативно  числится
в нашем федеральном институте. Европейское ханство с азиатским укладом и
отчетливо   прослеживаемой   клановой   иерархией,   давно   потеснившей
официальную  структуру  государственного   управления,   в   наличие   и
работоспособность  которой  продолжают  радостно  верить  наши   верхние
государственные мужи, пребывающие в  приятном  заблуждении  относительно
федерального устройства такого рода "субъектов".
   Но  это  их  проблемы  -  качественно  верят   они   или,   напротив,
некачественно  играют  в  приятное  псевдофедеральное  благополучие   за
особого рода дивиденды. А для нас с вами факт остается  фактом:  в  этом
регионе, где сейчас мы с Бо резвимся не  по  своей  воле,  все  принципы
жизнедеятельности основаны на законах правящего клана.  Ты  можешь  быть
непревзойденным  специалистом  в  своей  сфере  и  во  всех   отношениях
прекрасным человеком, но, если  ты  не  принадлежишь  каким-то  боком  к
правящему клану, извини: тебя непременно выкинут со своего места, а твое
место займет "свой" парень. Тот  факт,  что  он  непроходимый  тупица  и
никудышный работник, никакой роли не  играет  -  все  с  лихвой  окупает
принадлежность к главенствующей социально-семейной группировке. Если  не
принадлежишь -  свободен.  На  что-либо  приличное  в  пределах  региона
рассчитывать не приходится.
   А  ежели  тебя  угораздило  принадлежать  к  другому  клану,  который
проиграл в тайной войне за власть либо в силу каких-то причин не пожелал
примкнуть к насильственно выведенной социометрической  элите,  тут  твой
статус определяется уже несколько иначе. Примерно  так:  пока  свободен.
Пока  не  начал,  вопреки  мнению  главенствующего  клана,  искать  себе
достойное место под солнцем на земле своей родины...
   А потому, если ты полон сил  и  энергии  и  не  желаешь  прозябать  в
статусе стороннего наблюдателя - добропорядочного безработного, младшего
помощника чабана на чужой точке или просто мальчика для  битья,  -  тебе
лучше подобру-поздорову убраться куда-нибудь  за  пределы.  В  противном
случае твои глубокие позитивные качества будут оценены адекватно степени
твоей потенциальной опасности для правящего клана и по результатам  этой
оценки примут надлежащие меры.
   Например, просто вывезут в  степь.  Или,  чтобы  бензин  не  тратить,
крепко искупают в  Ярмарочном  <Намек  на  убийство  журналистки  Ларисы
Юдиной, тело которой было обнаружено именно в этом пруду...> пруду...
   Бо, увы, к правящему клану никаким  боком  не  принадлежал.  Родители
его,  не  пожелав  возвратиться  на  родину,  так  и  умерли  где-то   в
Красноярском крае. Родной брат отца, тяжело пережив сибирские испытания,
с надломленной психикой укатил на Тибет, постригся там в монахи, и более
о нем никто ничего не  слышал.  Другие  родственники,  после  депортации
вернувшиеся в  Калмыкию,  сплошь  и  рядом  подались  в  новую  формацию
интеллигенции,  предпочитавшей  обучение  и   воспитание   подрастающего
поколения хитросплетениям политборьбы и бизнеса.  Не  было  тогда  нужды
бороться: как-то само собой получилось, что правящим  кланом  в  степной
республике  длительное  время  была  именно  вот  эта   свежая   поросль
интеллигенции, выдвигавшая на руководящие посты наиболее достойных своих
представителей. В общем-то это было закономерно: после депортации  самые
умные и талантливые  объединились  на  основе  общей  идеи  и  принялись
активно  "поднимать"  республику.  И  все  у  них  очень  даже   неплохо
получалось - вплоть до апреля 1993 года...
   Подрастающее поколение оказалось более  жизнеспособным  и  проворным:
встав  под  знамена  молодого  хана,  старую  интеллигенцию  моментально
попросили из  различных  присутственных  мест,  благосклонно  кивнув  на
прощанье: спасибо, выучили, воспитали. Отдыхайте  теперь,  дальше  мы  -
сами. А по прошествии некоторого времени, обратив внимание на нездоровую
активность старых кадров и их безудержную оппозиционность по отношению к
новой  разрушительной  формации,  молодой  хан   провел   идеологическую
"зачистку":  повышибал  из  общественно-политической  сферы   калмыцкого
мироустроения  всех  фрондирующих  товарищей,  отчасти  создав  для  них
невозможные условия существования, отчасти действуя совсем уж нехорошими
методами. Иными словами, кого щедро грязью облили, кого - в степь,  кого
- купаться, кто просто  сам  удрал  из  республики,  не  желая  испытать
печальную участь некоторых бывших коллег и единомышленников. А  те,  кто
остался, перешли в разряд  "кухонной"  оппозиции,  опасаясь  критиковать
дурные замашки молодых дебоширов в  открытую.  Люди  все  же  умные,  не
самоубийцы...
   В разряд "лизунов" Бо переходить не  собирался  -  воспитан  не  так.
Помощником чабана на точке быть не желал. А потому на свою  историческую
родину последние восемь лет  смотрел  скептически  и  с  ног  до  головы
состоялся на чужбине.
   В свете вышесказанного стоит обратить ваше внимание на тот факт,  что
Калмыкия хоть и ханское государство,  но  по  сути  -  большая  деревня.
Триста пятьдесят тысяч жителей всего, из них девяносто - в  единственном
более-менее развитом городе, столице  республики  Элисте.  По  численной
совокупности  это  средненький  район  такого  города,   например,   как
Волгоград. То есть  все  друг  про  друга  все  знают,  предвосхищают  и
угадывают каждое последующее движение, а любые сплетни  распространяются
с семафорной скоростью.
   Про Бо тоже знают: что он не просто толстый калмык,  проживающий  вне
пределов республики, а герой всех кавказских войн,  бывший  спецназовец,
бывший же бандит, глава крупной охранной фирмы областного центра с более
чем миллионным населением.
   По калмыцким меркам Бо - большой человек.  К  тому  же  этот  большой
человек - представитель оппозиционного клана, в  свое  время  ответивший
отказом на предложение войти в формировавшуюся команду молодого  хана  и
таким образом подтвердить свою лояльность новой формации  ловких  хапуг,
давших себе клятву высосать из родной республики все соки  до  последней
капельки. А потому каждый приезд такой сомнительной личности  на  родину
вызывает самое пристальное внимание со стороны властей предержащих.
   А Бо внимания не любит. И вовсе не потому, что скромный уродился. Бо,
как и любой нормальный диверсант старой школы,  придерживается  твердого
принципа: чем лучше замаскировался, тем больше шансов выжить...
   Теперь  пара  слов  о  производственных  аспектах  нашего  нехорошего
путешествия.
   Помимо всего прочего, мы с Бо держим в Новотопчинске "Славянку".  Это
ресторан, уютное такое заведеньице  для  изысканной  публики.  Банкетный
зал, пять кабинетов, три небольших зала по семь столиков,  стилизованные
по   эпохам:   европейское    Средневековье,    древнерусская    корчма,
самаркандская кябаб хана периода Хорезмского ханства. Кого попало мы  не
пускаем, всячески поощряем  постоянных  клиентов  -  вплоть  до  именных
столиков и персональных официантов, балуем посетителей живой  музыкой  и
хорошенько следим  за  порядком:  в  охране  ресторана  работают  лучшие
питомцы фирмы Бо. В общем, не буду