оторой   изготовлена
подделка, - продолжал просвещать меня  Слава.  -  А  также  чуть  ли  не
цистерну конопляного масла, в которое эту подделку  макали.  Внимание  -
вопрос!
   Я дрогнул и опустил взгляд. Грустно, дорогие мои. Получалось, что  по
всем позициям мы с Бо пролетели. И черт бы с ним - так нам и надо, но...
получается, что из-за  моей  дурной  инициативы  погибли  ни  в  чем  не
повинные люди. Вот это обиднее всего... • ;
   - Я вас очень прошу - ответьте на вопрос правильно, -  тихо  попросил
Слава - верный пес Гена за моей спиной хрустнул  суставами  и  напрягся,
показалось, даже зубами прищелкнул от нетерпения. - Вы понимаете, что  я
имею в виду?
   - Это моя затея. - Я  покаянно  постукал  скованными  руками  себя  в
грудь. - Бо здесь совершенно ни при чем.
   - Не понял? - озабоченно нахмурился Слава. - Выражайтесь яснее!
   - Все началось с того, что господин Болдырев решил подарить свои узлы
краеведу. А мне данная затея здорово не понравилась...
   Я рассказал Славе о своих корыстных мотивах и манипуляциях с  узлами.
Отметив напряжение во взгляде моего собеседника, я  сделал  определенные
выводы и решил подстраховаться: место захоронения подлинных узлов указал
мало того что неверно, но еще и расплывчато.
   - Что значит - в степи? - жестко вцепился Слава. -  Где  именно  -  в
степи?
   - При всем желании - конкретнее не могу, - пожал  я  плечами.  -  Нас
вывозила туда родня  жениха,  я  был  пассажиром  и  просто  наслаждался
видами. Но это не беда - Бо знает дорогу.
   - Хорошо, - молниеносно сориентировался Слава. - Вы  расскажете,  где
спрятали кисет, подробно нарисуете план.  Болдырев  отвезет  туда  наших
людей, они изымут кисет и привезут его мне. Вы в это время будете сидеть
здесь - как гарант  благонадежного  поведения  вашего  друга.  Потом  мы
пригласим специалиста, он прочитает письмо, подтвердит подлинность...  И
все. После этого - можете быть свободны.
   - Я должен сам достать узлы. - Я реагировал не менее быстро. -  А  не
просто показать место. Там небольшой сюрприз - :, если  полезет,  кто-то
из ваших людей, узлы превратятся в пыль.
   - Что за сюрприз? - и неприятно озаботился Слава.
   - Граната "Ф-1", сопряженная с двухсотграммовой тротиловой шашкой,  -
скромно сообщил я. - В кисете с узлами.  Укладка  произведена  так,  что
достать может лишь человек, который оборудовал схрон. То есть я.
   - Так... - Слава нервно сглотнул и принялся  сосредоточенно  потирать
большой палец правой руки.  Тот  факт,  что  нормальный  законопослушный
бизнесмен приволок с собой в круиз гранату  и  шашку,  странным  ему  не
показался - стандартная норма мышления!
   - Нет, разумеется, - любой сапер может обезвредить этот фугасик - без
проблем, - продолжал я закрепляться. - Но...  вы  спросите  сапера,  как
обезвреживаются неизвлекаемые ВУ.
   - ВУ?
   - Взрывные устройства.
   - Ясно... И где я вам сейчас найду сапера?
   - Не надо искать. Спросите меня. Вы наводили справки, чем я занимался
в свое время.
   - Послушайте, может, хватит  дурака  валять?  -  В  восклицании  моем
больше преобладали нотки растерянности, нежели металл гнева. Гена  опять
захрустел суставами и издал вздох сожаления. Буль явно  жаждал  услышать
команду "фас".
   - Отвечаю. Неизвлекаемые ВУ уничтожаются  на  месте,  -  хладнокровно
сообщил я. - И в глазах ваших я отчего-то не вижу желания отпустить  нас
с миром. Так что,  товарищ  Слава,  давайте-ка  обсудим  условия  нашего
обмена...
 
*** 
 
   ...Проводив побратима, Бокта обошел балку, выбрал на склоне, в редких
кустиках, место понепригляднее, да чтоб  не  наступили  конные,  и  стал
неторопливо копать ножом для себя  малый  схрон.  Аккуратно  сняв  дерн,
поделил на четыре куска, с верхнего срезал малость для  обзора,  углубил
ямку, раскидав далеко влажную стылую землю, и прилег -  примерился,  как
оно будет.
   Через некоторое время  издали  послышался  стук  копыт.  Бокта  резво
улегся в ямку, настелил на себя дерн, поерзал, устраиваясь поудобнее,  и
затих, глядя через неширокую щель, что получилась от срезанного куска.
   В балку спустились пятеро  конных.  Двоих  Бокта  узнал  -  те  самые
служивые, что им припас да лошадей передавали. Покружились на том месте,
где пластуны снедали,  зачем-то  подняли  с  земли  обглоданные  бараньи
ребра, хвостики от луковиц, на свет поглядели, понюхали.
   Заприметив шесты, притороченные к седлам, Бокта сразу и не понял, для
чего они нужны. Конные выехали из балки, соединили  шесты,  укрепили  на
пригорке, стали держать  -  давешний  знакомец,  жилистый,  вскарабкался
наверх, вытащил из-за пазухи трубу, долго смотрел  в  ту  сторону,  куда
уехал Никита. Высмотрев что-то для себя полезное, довольно воскликнул  и
слез. Шесты разобрали, вновь приторочили к седлам и ускакали.
   - Вон как!  -  ухмыльнулся  Бокта,  не  спеша  выбираться  из  своего
убежища. - Надо взять на заметку. Хитро...
   Бывалый пластун поступил  верно,  решив  потерпеть  в  своем  схроне.
Спустя какое-то время прибыли еще двое конных. Тоже зачем-то спустились,
потоптались  на  месте,  поглазели  на  остатки  пиршества  беглецов  и,
выбравшись наверх, неспешно припустили вслед за дозором.
   -  И  долго  вы  тянуться  будете?  -  недовольно  проворчал   Бокта,
отряхнувшись от земли и осторожно карабкаясь  на  склон.  -  Мне  теперь
здесь ночевать через вас, что ли?
   Обоз прошел мимо балки стороной - прятаться не пришлось. Обозные вели
себя беспечно, негромко галдели, кто-то даже напевал в передней кибитке.
Едва вздев взор над краем балки, Бокта сосчитал людей, приметил, сколько
сменных лошадей, и между  делом  узнал  командира  отряда  -  лейтенанта
Егорку Кудрина.
   - Ага! Вон, значит, кто нас  пасет...  -  Пластун  задумчиво  поскреб
затылок. - ^ Понятно...
   Кудрин, несмотря  на  молодость,  был  известен  как  большой  знаток
степного края, хороший офицер и вообще неглупый парень. В его  послужном
списке числились несколько экспедиций супротив волжского разбойного люда
и...  странная  дружба  с  Тайной  канцелярией.  Потому  странная,   что
гвардейские по обычаю шарахались от сего фискального ведомства и считали
зазорным для себя водить с ним хоть какие-то отношения.
   - Крепко же вас ханское золото зацепило, коли  взялись  этак  вот!  -
пробормотал Бокта, провожая взглядом обоз. - Верно,  в  Ставке  либо  на
заставе лазутчик сидит и тихо доносы шлет. Иначе никак не выходит...
   Дождавшись, когда обоз совсем скрылся из глаз, сотник прошел по балке
на другую сторону, неспешно разогнался, разогревая застывшие от  долгого
сидения члены, и трусцой припустил к озерам Сарпа-Нур.
   До озер добрался к вечеру. Долго  плутал  в  тальнике  по  прибрежной
низменности, отыскивая по  описанным  ханом  приметам  место.  Сиреневое
солнце уж почти совсем утонуло  в  безбрежных  мрачных  пустошах,  когда
обнаружил наконец вьющийся из густых зарослей тонкий дымок.
   - Хорошо спрятался шаман, - похвалил Бокта, огибая заросли в  поисках
прохода. - Не знал бы, что здесь искать, - ни за что бы не нашел!
   Пробравшись по неширокой тропе, Бокта вышел на  просторную  поляну  у
берега озера. Посреди поляны располагалось небольшое  хозяйство:  черная
юрта, два верблюда, четыре хороших коня, привязанные к  вбитым  в  землю
кольям, открытая кибитка и с десяток овец, гуляющих  свободно.  Рядом  с
юртой уютно горел костерок, у которого сидела девушка, помешивая  что-то
в подвешенном на треноге котле.
   - Покажи лицо, - скомандовал негромкий голос сзади.
   Бокта обмер от неожиданности, медленно повернулся, потянувшись руками
к поясу с ножом.
   - Не балуй, руки подыми. - В зарослях стоял шаман и целил в гостя  из
лука. Признав  ханского  незаконнорожденного,  опрокинул  лук,  медленно
спустил тетиву  -  на  изрезанном  морщинами  старческом  лице  заиграла
радостная улыбка. - Живи долго, ханыч! Уж не чаял дождаться тебя.  Думал
- совсем пропал.
   - Здравствуй, Хозяин Снов. Рад, что твоя рука еще  в  силах  натянуть
боевой лук, - ответил Бокта, опуская руки. -  Пришлось  маленько  в  яме
сидеть. Царица настояла, не хотел расстраивать женщину.
   - Проходи, ханыч, - приветливо пригласил шаман, выходя на  поляну.  -
Мой дом - твой дом. Айса! Быстро накрывай ужин - будем гостя кормить...
   Воспитатель Повелителя Степи, старый шаман Агунд-жаб (в миру звался -
Гунжеп, дабы ввести в заблуждение  беспрестанно  следящих  за  ним  злых
духов), не всегда прятался в непролазных зарослях Сарпа-Нур. Более того,
можно с уверенностью сказать, что такой образ жизни  ему  был  вовсе  не
присущ.
   До недавнего времени шаман свободно разъезжал по степным просторам  и
занимался свойственным его призванию  промыслом:  лечил  людей  и  скот,
изгонял злых духов, делал амулеты и творил обряды на все  случаи  жизни.
Из светского люду не опасался  никого,  избегал  лишь  служителей  новой
веры, что всеми силами  старались  изжить  складывавшийся  веками  культ
народных кудесников и духоборцев.
   В прибрежных зарослях старик замкнулся ото всех, чтобы исполнить волю
своего воспитанника.  Тогда,  в  Ставке,  хан  нарочно  подверг  старика
публичному позору и прилюдно изгнал со скандалом, дабы отвратить от него
любые подозрения в сговоре.
   Хитрость удалась: шамана  никто  не  стал  обыскивать,  спрашивать  о
предмете разговора и вообще хоть как-то преследовать, все пожалели  его,
как жертву больного каприза Повелителя, а  царица  Джан  даже  попросила
прощения  за  дурной  нрав  своего  супруга  и  дала  в  дорогу  хорошие
подарки...
   Агунджаб кочевал со своей внучкой - дочерью младшего сына. Сына этого
в середине зимы задрали волки, когда возвращался  с  дальнего  стойбища,
где врачевал больного. Жена сына померла еще  раньше,  застудив  ноги  в
озере при рыбной ловле. Других детей у  них  не  было  -  все  рождались
мертвыми.
   Старшие дети шамана тоже все давно померли, и все не  своей  смертью.
Агунджаб видел в этом недобрый знак Неба, что мстило своему служителю за
нарушение законов. Шаман семью заводить не должен, его  удел  -  всецело
принадлежать Белым Духам и посвятить всего  себя  без  остатка  служению
людям. Тем же, кто отступает  от  правил,  рано  или  поздно  приходится
платить. И плата эта порой бывает непомерной...
   Покуда ужинали, внучка шамана все  смотрела  на  гостя  и  улыбалась.
Девка была на загляденье, статна да пригожа  -  грех  жаловаться.  Бокта
историю шамана знал, но не считал, что дети его ушли в  Верхний  Мир  по
немилости Неба. Жизнь степняка сурова, она полна тревог и неожиданностей
и во многом подчинена воле случая. Например, случись Бокте оказаться  на
месте съеденного волками младшего сына Агунджаба, несмотря  на  всю  его
сноровку и выучку, наверняка его постигла такая же участь. Так  при  чем
здесь месть Неба?
   Покормив гостя, Агунджаб сразу перешел  к  делу.  Пригласил  в  юрту,
запалил два масляных светильника,  внучке  наказал  сидеть  у  костра  и
слушать вечер. Предосторожность была излишней - кто мог прийти  на  ночь
глядя в этот забытый Небом уголок? Однако дело  было  настолько  важным,
что стоило всяческого бережения.
   Достав  из  небольшого,  окованного  медью  сундука  кожаный   кисет,
Агунджаб вынул из него бечеву с узлами и спросил:
   - Место указал?
   - Указал. - Бокта уселся поудобнее на верблюжью подстилку и  принялся
подробно описывать место, указанное ханом.
   - Не торопись, ханыч, - поправил рассказчика Агунджаб. - Стар я, руки
за словами не поспевают...
   Слушая гостя, шаман ловко вязал на бечеве узлы, прибавляя к тем,  что
были, с виду вроде бы хаотичный ряд новых знаков. Данное письмо имело ту
особенность, что прочесть  его  могли  только  немногочисленные  ученики
Агунджаба, - еще в молодости шаман усовершенствовал технику  стародавней
узелковой  письменности,  многое  прибавив  от  себя  и  таким   образом
практически уравняв сей архаичный метод с обычным письмом на бумаге.
   Закончив работу, шаман долго перечитывал, что  получилось,  перечитал
также первую бечеву, вязанную ранее со слов самого хана.  Потом  покачал
головой и, отмахнув острым ножом от второй бечевы  кусок  первоначальной
записи, бросил его к входному пологу юрты.
   - Айса! Кинь в костер. Да проследи, чтоб сгорело дотла!
   - Зачем так? - удивился Бокта. - Разве то не с ханских слов?
   - С ханских, - кивнул Агунджаб. - Но хранителям завещания  эти  слова
совсем не нужны. А навести  могут  на  разные  лишние  думы  и  породить
смятение в умах.
   Тонкая девичья рука просунулась из-за полога, подобрала бечеву.
   - Дотла! - напомнил шаман, пряча оставшиеся отрезки бечевы  в  кисет,
крепко завязывая его плетенной из золотых  нитей  тесьмой  и  протягивая
гостю.
   - В пояс зашить надо, - взвесив  мешочек  в  руке,  сказал  Бокта.  -
Рукодельный припас имеется?
   - Не трудись, ханыч. - Шаман  достал  из  сундука  жилетку  из  тонко
выделанной кожи, кинул на колени гостю. - Примерь-ка.
   Бокта натянул жилетку, охлопал. Немножко маловата, но ничего,  носить
можно. По бокам - продолговатые  узкие  карманы,  затягивающиеся  сверху
прочной тесьмой, наподобие мешочков. Еще один карман - внутренний,  тоже
на тесьме, но пошире и не такой длинный.
   - Хорошо. Мастерица твоя внучка,  -  похвалил  Бокта,  найдя  жилетку
вполне сносной.
   - Сам шил. Внучке разве можно доверить? Начнет думать -  зачем  такое
да для чего...
   Агунджаб извлек из сундука два желтоватых пенала и бережно  подал  их
гостю.
   Бокта осмотрел пеналы, взвесил в руках: толщиной в три пальца, длиной
в пять вершков, золотые, но явно полые  -  не  так  тяжелы,  как  золото
такого объема. Пеналы состояли из двух равных половинок,  свинчены  были
посередке и на стыке половинок запечатаны каждый  расплавленным  золотым
дукатом, в который на фазе застывания вдавили личную  печать  Повелителя
Степи: филигранно вырисованный кречет, державший в когтях ворона.
   Спрятав в карманы жилетки  пеналы  и  кисет,  Бокта  опустил  взгляд.
Передача состоялась. Теперь нужно выполнить самое неприятное:  напомнить
старому шаману о последней ханской воле.
   - Я все помню, - бесстрастно сказал Агунджаб, словно  прочитав  мысли
гостя. - Это моя последняя ночь.
   - Ты отрезал  на  второй  бечеве  то,  что  говорил  Повелитель...  -
неуверенно напомнил Бокта. - Давай скажем друг  другу  правду.  Рассудок
хана  был...  немного   помраченв   преддверии   надвигающейся   смерти?
Правильно?
   - Когда человек  вдруг  узнает,  что  должен  умереть,  не  пройдя  и
половины пути, который был ему предначертан...он может  вообще  потерять
рассудок от бессильной ярости и  великой  обиды  на  Небо,  -  уклончиво
ответил шаман. - Но ты не сомневайся - решение Повелителя было верным.
   - Странно слышать такое от человека, которого обрекли  на  смерть.  У
тебя внучка... Я не буду настаивать на выполнении ханской воли.  Это  не
обязательно. Никто в целом мире не знает и даже подумать не  может,  что
ты имеешь касательство к ханскому завещанию.  Ты  можешь  спокойно  жить
дальше...
   - Решение Повелителя было верным, - настойчиво повторил  Агунджаб.  -
Все, кто знал про ЭТО, уже ушли в Верхний Мир. Остались мы с тобой. Я  -
лишний. Если про тайну знают двое - это уже не тайна.
   - Я верю тебе, - мягко возразил Бокта. - Я  уверен,  что  ты  никогда
никому не...
   - Не думаешь ли ты, ханыч, что мне страшно  покидать  Нижний  Мир?  -
перебил шаман, возвысив голос. - Я так стар, что даже  не  помню,  когда
появился на свет. Мне тут, у вас, давно надоело! А внучка не пропадет  -
она способная ученица. Она уже сейчас умеет почти все, что умею я,  -  а
ведь она так молода! Не грусти, ханыч! Ну и что с того, что лучший шаман
Степи будет в юбке? Кому от этого хуже?
   - Я уеду завтра со светом, - поразмыслив,  сказал  Бокта.  -  Как  ты
поступишь - знать не буду. Это - твое  дело.  Но  если  мы  когда-нибудь
встретимся в степи... я не буду удивлен. Я буду даже рад...
   - Спасибо тебе, ханыч. -  Морщинистое  лицо  старика  озарила  теплая
улыбка. - Ты хороший... Тебе понравилась моя внучка?
   - Понравилась. - Бокта потупил взгляд и слегка  покраснел  -  хорошо,
светильники не очень яркие, невидно! - Из нее  выйдет  хорошая  хозяйка,
и... она хороша собой.
   - Я не предлагаю ее тебе в жены,  -  лукаво  прищурился  Агунджаб.  -
Варить тебе похлебку она не будет - ее  удел  быть  шаманом...  Я  прошу
тебя, если тебе не в тягость... проведи с нею сегодняшнюю ночь.
   - Зачем? - Бокта покраснел еще больше.
   - Ха! Эх-ха!!! - Старика такой ответ  здорово  развеселил.  -  Аи-аи,
багатур, - пять лет воевал,  города  брал...  Ей  нужен  сын.  Такой  же
большой, сильный и умный, как ты. И кровь...  Тебе  не  жалко  впрыснуть
ханской крови в род шамана?
   - Мне не жалко, - смущенно пробормотал Бокта. - Но...  мне  стыдно  с
тобой об этом говорить. А твоя внучка мне и вправду нравится...
   - Вот и хорошо. - Шаман встал, положил руку на  плечо  гостя,  крепко
сжал. - Отдыхай, багатур. Когда ты уляжешься, она придет к тебе. А я вас
тревожить не буду. Сегодня ночью я не сплю - у меня обряд.  Да,  уходить
будешь, забери коней - это для тебя...
   Бокта был первым мужчиной Айсы. Ласки ее были неумелы,  но  горячи  -
она дарила  гостю  свое  чувство  самозабвенно,  с  каким-то  варварским
исступлением. Ночь пролетела как одно мгновение, уснули только под утро.
   Пробудившись от сна, Бокта первым делом провел  рукой  под  полостью,
оглаживая бархатные бедра молодой женщины,  ненароком  сколупнул  ногтем
корочку засохшей девственной крови. Ощутив в чреслах распирающий  прилив
утренней  мужской  силы,  навалился,  зарычал,  с  силой  втискиваясь  в
растревоженное накануне лоно,  и  долго  терзал  его  мощными  толчками,
подстегиваемый какой-то странной неподатливостью Айсы.
   Выплеснув с победным стоном переполнявшую чресла энергию, отвалился в
сторону и только сейчас обратил внимание  на  странное  поведение  Айсы.
Внучка шамана лежала  неподвижно,  широко  раскрыв  глаза,  смотрела  на
выход, плотно прикрытый пологом, и как будто к чему-то прислушивалась.
   - Что там? - тревожно спросил Бокта,  быстро  вскакивая  и  нашаривая
пояс с саблей.
   - Дед, - одними губами прошептала Айса.
   - Что - дед? - не понял Бокта.
   - Дед... там. -  Айса  ткнула  пальцем  в  небо.  -  Он  ушел.  Пошли
проводим...
   В центре поляны был сложен погребальный костер. Агунджаб  собрал  его
за ночь  из  толстых  веток,  сучьев  и  сухостоя,  щедро  полил  загодя
припасенным земляным маслом <Нефть >. У основания  лежали  три  смоляных
факела.
   Шаман, распростертый поверх  кострища  с  широко  открытыми  глазами,
глядящими в небо, был мертв. Выражение лица его было спокойным  и  несло
на себе  посмертный  слепок  какого-то  странного  умиротворения.  Рядом
валялась раскупоренная склянка с остатками зеленоватой густой  жидкости,
издававшей сладковатый пряный аромат.
   - Хорн жимсын <Хор жимсын - некое ядовитое растение - точное название
до нас не дошло.>, - бесстрастно  пробормотала  Айса,  поддевая  склянку
веткой и отшвыривая в заросли. Затем она пощупала у  деда  шею,  закрыла
ему глаза и, подняв с земли факел, протянула его своему первому мужчине.
   - Это должен сделать я? - Голос Бокты предательски дрогнул.
   - Я хочу, чтобы это сделал ты, - твердо глядя  ему  в  глаза,  сказал
Айса. - Ты дал жизнь первому мужчине  моего  рода.  Ты  же  проводишь  в
Верхний Мир последнего мужчину моего рода. Я принесу тебе кремушек.
   - А если это будет дочь? - усомнился Бокта. - Или  вообще  никого  не
будет?
   - Это будет сын, - уверенно сказала Айса, погладив свой  живот.  -  Я
знаю...
   ...Когда Бокта покинул поляну, ведя в поводу даренных шаманом  коней,
кострище уже догорало. Айса смотрела вслед гостю и, держа руку в кармане
овечьей дохи, перебирала пальцами узелки  на  отрезке  бечевы,  что  дед
велел вчера сжечь в костре.
   Юная шаманка успела прочесть ненужный