дые  десять
минут, вспоминал, чем мне очень скоро предстоит заняться, и в результате
совсем не выспался.
   В семь утра я сидел с опухшей физиономией на своем  ложе,  массировал
ломивший затылок и пребывал  примерно  в  таком  состоянии,  как  четыре
кобры, связанные вместе колючей проволокой в период смены кожи.
   Опустив  ноги  на  пол,  я  некоторое  время  посидел   на   кровати,
почувствовал, что  сегодня  в  комнате  необычно  прохладно,  и  испытал
сильное желание  отложить  завершение  акции  на  завтра-послезавтра,  а
сегодня весь день спать - благо погода весьма  соответствовала.  Я  даже
застонал от досады: так стало нехорошо на душе при мысли,  что  придется
куда-то идти и чего-то такое против в своей воли делать.
   Однако надо было напоить Ихтиандра, а потому в  закутался  в  одеяло,
влез в шлепанцы и покинул помещение.
   На улице было так холодно, что я  успел  продрогнуть.  Ветер  уже  не
бушевал, а спокойно и мощно дул с севера, натащив за ночь столько черных
туч черт знает зачем.
   Казалось, что наступила первая стадия  зимы.  Я  подумал,  что  очень
скоро - не сегодня-завтра в этом районе выпадет снег. Пусть ненадолго  -
циклон продлится три-четыре дня, но тем не менее.
   Снег  меня  никак  не   устраивал,   поскольку   являлся   сильнейшим
демаскирующим фактором. Я тяжко  вздохнул,  заскочил  в  помещение  и  с
порога начал  резко  разминаться.  Значит,  придется  все-таки  сегодня.
Нежелание  быть  обвиненным  в  намеренном  провале  акции   значительно
сильнее, чем желание валяться под одеялом  и  слушать,  как  сифонит  за
окном.
   Разогревшись наконец, я умылся, оделся и, вытащив треногу с трубой на
террасу, некоторое время  с  изумлением  наблюдал,  как  Мовик  в  одних
трусьях бегает босиком по двору.
   Брррр! Однако одно лишь это упорство в  желании  достичь  физического
совершенства, будучи в зрелом возрасте, заслуживало всяческого уважения.
Ну ладно, ты бегай, парень, бегай пока...
   Я позавтракал, проверил экипировку и прилег вздремнуть,  подняв  ноги
на спинку кровати, чтобы не отрубиться вполную да не проспать расчетного
времени.
   В 11.30 я уже спускался по шоссе,  имея  за  спиной  все  необходимое
снаряжение, уложенное в туристский  рюкзак,  и  пытался  ввести  себя  в
состояние, сходное с боевым трансом. Получалось из  рук  вон:  охотничий
азарт напрочь отсутствовал. Напротив, хотелось  все  бросить  и  свалить
куда-нибудь подале, в тайгу, горы, степь, чтобы жить там в  уединении  и
вспоминать все это как кошмарный сон...
   В 11.43 я приставил штакетины к стене и с первой попытки уцепился  за
верх забора. Хорошо, славненько.
   Подняв треть головы над линией ограждения,  я  увидел  закутанного  в
пуховик охранника, который  совершил  обход,  глядя  себе  под  ноги,  и
спрятался обратно в дом.
   Спустя три минуты руки начали коченеть, и я снова заглянул  во  двор.
Никого не было. Попыхтев, я преодолел ограждение - с  мешком  получилось
гораздо хуже.
   Некоторое время посидев у турника, я осмотрелся и на карачках  заполз
в оранжерею.
   Сегодня в помещении было не так  жарко,  как  вчера,  -  ветер  выдул
лишнее тепло. Практически все гады, которых я видел через стекло, спали.
Я немного встревожился: вдруг моя кобра завалилась тоже?
   Добравшись до клетки с уже знакомой  мне  гадиной,  я  с  облегчением
вздохнул.  Кобра  бодрствовала.  Увидев   меня,   она   подняла   голову
сантиметров  на  тридцать  и  стала  наблюдать.  Ну,   здравствуй,   моя
красавица...
   Стараясь двигаться плавно, я выполз из поля ее зрения, залез под стол
и аккуратно приблизился  к  месту  назначения.  Раскрыл  рюкзак,  извлек
разрезанную напополам полиэтиленовую пленку  и,  свернув  один  кусок  в
рулон, начал осторожно просовывать его в пространство  между  ящиками  с
гадами.
   Когда конец рулона показался над другим краем стола, я перехватил его
и  протянул  вдоль  нижнего  ребра  сзади.  Тут  мне  пришлось   изрядно
попыхтеть:  расстояние  между  стеной  и  столом   не   превышало   пяти
сантиметров и конец рулона упрямо не желал сгибаться.
   После  пятнадцати  минут  напряженной  возни  пленка   наконец   была
размещена как надо - под двумя ребрами впритык.
   С минуту передохнув, я открыл контейнер со льдом,  надел  рукавицы  и
приступил к главному. При этом внушал обитательнице  ящика  не  обращать
никакого внимания на странные шумы и не реагировать.
   Между поверхностью стола и дном ящика было свободное  пространство  -
сантиметров десять. В это  пространство  я  осторожно  запихивал  кубики
льда,  укрывая  один  ряд  и  проталкивая  его  вглубь   следующим.   То
обстоятельство, что имелся вот этот самый промежуток под жилищем  кобры,
просто спасало - первоначально я хотел бросать  лед  прямо  в  ящик.  Не
думаю, что мне удалось бы это сделать и не  растревожить  гадину.  Кроме
того, в таком случае здорово рисковал: быть укушенным не хотелось.
   Через  двенадцать  минут  укладка  была  окончена.  Едва  я   запихал
последний  кубик,  стянул  рукавицы  и,  тихо  постанывая,  стал  быстро
растирать окоченевшие кисти рук - они  посинели,  онемели  и  не  желали
сгибаться.
   Оттерев руки, я свернул в рулон второй  кусок  пленки  и  без  особых
усилий закупорил оставшееся свободным пространство под ящиком.
   Затем я взял  рюкзак,  протиснулся  вперед  под  перекладиной  стола,
выкатился, преодолел еще пару  метров  на  карачках  и,  устроившись  за
кадкой с  растениями,  начал  терпеливо  ждать  результата.  Стрелки  на
циферблате "Ролекса" показывали 12.14.
   Мои манипуляции все же вывели кобру из  равновесия.  Она  обеспокоено
перемещалась вдоль стен своего жилища, время от времени поднимая  голову
и прижимая ее к стеклу - словно хотела глянуть вниз.
   Минут через десять, однако,  змея  успокоилась  и  улеглась,  устроив
голову на корягу. Ну-ну, радость моя, расслабься. Все будет хорошо...
   Я ждал, прогоняя в уме  расчеты,  произведенные  накануне,  и  горячо
надеялся, что не ошибся: льда будет достаточно  для  того,  чтобы  холод
проник сквозь пятисантиметровый  слой  гальки  с  песком  и  в  довольно
большом стеклянном ящике быстро понизилась температура.
   В 12.40 змея стала проявлять сильное беспокойство. Она стала метаться
по своему дому и в буквальном смысле лезла на  стену  -  рвалась  вверх,
почти доставая головой до крышки, словно  хотела  пролезть  в  узкую,  с
полсантиметра, щель между краем крышки и стенкой.
   Так продолжалось до 13.22, после чего процесс  пошел  по  нисходящей.
Змея начала утихать. Наверх она более не рвалась, стала вялой и какой-то
сонной.
   В 14.30 кобра свернулась под корягой в здоровенное радужное кольцо, и
мне стало трудно  наблюдать  за  ней.  Стенки  ящика  еще  раньше  стали
отпотевать, и теперь по ним медленно стекали капельки воды.
   Приблизившись к ящику, я достал из  рюкзака  ветошь,  обтер  влагу  и
забрал  оба  куска  полиэтилена,  после  чего  вернулся  на  исходную  -
продолжать наблюдение.
   Дождавшись 15.00, я здорово  понервничал,  слушая,  как  мовик  возле
оранжереи разминается и что-то мурлычет себе под нос.
   В этот промежуток времени сердце мое упало в желудок и там затаилось,
не желая функционировать как следует, - Мовик был совсем рядом, напротив
оранжереи. Если бы он приблизился хоть чуть-чуть и заглянул  внутрь,  то
наверняка заметил  бы,  что  с  клеткой  его  любимицы  творится  что-то
неладное.
   В 15.32  за  оранжереей  раздался  мощный  всплеск,  сопровождающийся
серией пронзительных павианьих криков. Уфффф! Я облегченно  вздохнул,  и
сердце потихоньку возвратилось на  свое  место.  Покричи,  покричи...  В
последний раз теперь...
   В 15.40 я подобрался к ящику и, отомкнув задвижку, аккуратно  раскрыл
дверцу. Гадина спала, туго свернувшись в клубок, из клетки наружу рванул
холод, и я испугался - в клетке было явно около нуля! Не переборщил ли?
   Не без содрогания потрогав пальцем холодное упругое тело, я убедился,
что наступил полноценный "анабиотический сон". Мать твою ети, герпетолог
хренов! А ну как заморозил гадину?
   Ухватив кобру за хвост, я стал потихонечку вытягивать ее, придерживая
другой рукой.
   Наконец я приступил к  завершающей  стадии  операции.  Помимо  прочей
дребедени  в  рюкзаке  имелась  стограммовая  клизма   с   пластмассовым
наконечником, которую перед  выходом  из  дома  я  наполнил  специальным
составом.  Вчера  вечером  я  налил  в  литровую  банку  граммов  триста
подсолнечного масла, бухнул туда  пакет  перца  и,  тщательно  размешав,
оставил на ночь.
   Утром мне пришлось только аккуратно слить  непрореагировавшее  масло,
заполнить оставшимся осадком клизму и напялить на наконечник колпачок от
фломастера...
   Сняв колпачок, я собрался с духом, сосредоточился и ввел наконечник в
гадский анус.  И  не  спеша  произвел  клизмение  -  примерно  на  треть
содержимого клизмы. Змея не реагировала.
   Затем я добрался на карачках до двери и вытащил из-под крайнего стола
швабру. Мои расчеты оказались неверными: лед никак не успевал испариться
до прихода  Мовика.  Возможно,  я  положил  лишнего  и  достаточно  было
разложить куски льда в шахматном порядке. Теперь, однако, это  не  имело
значения.
   Вернувшись к жилищу кобры, я аккуратно  выгреб  лед  из-под  днища  и
ссыпал его в контейнер.  Еще  раз  тщательно  обтер  ящик,  сложил  свои
причиндалы в рюкзак, удалил со швабры отпечатки пальцев и положил ее  на
место.
   Посидев возле ящика  минут  двадцать,  я  решил,  что  воздух  в  нем
достаточно нагрелся. Закрыл дверцу, запер ее  на  задвижку  и,  протерев
ветошью те места, где, по моему разумению, могли быть отпечатки пальцев,
двинулся к выходу.
   Я наблюдал через стекло за  прилегающей  к  оранжерее  территорией  в
течение пяти минут, затем осторожно открыл дверь, протер ручки,  спрятал
ветошь за пазуху и через десяток  секунд  уже  лежал  пузом  на  заборе,
ногами наружу - протирал перекладину.
   Оказавшись с наружной стороны, я привалился спиной к забору,  немного
подышал по системе, приходя в  себя,  и  обратил  внимание  на  то,  что
состояние  погоды  за  время,  проведенное  мной  в  оранжерее,   сильно
изменилось.
   Ветер притащил откуда-то с севера  огромную  снеговую  тучу,  которая
вольготно распласталась  невысоко  над  твердью,  практически  полностью
закрыв небосвод - только на юго-востоке  оставалась  узенькая  сероватая
полоска. На побережье опустились сумерки...
   В 16.42 я уже ходил  как  заведенный  по  комнатам  своего  жилища  -
отогревался  и  страшно  жалел,  что  не  догадался  запастись  накануне
бутылкой водки. Сейчас мне этого здорово не хватало.
   Время, проведенное в оранжерее, состарило меня лет на  десять.  Кроме
того, я пребывал в твердой уверенности, что мне в недалеком  будущем  не
избежать неврастении - по меньшей мере.
   Так же я жалел,  что  не  посчитал  нужным  купить  сигареты.  Курить
хотелось больше, чем жить.
   В 17.00 я закутался в одеяло, вышел на террасу  и,  протерев  носовым
платком стекла подзорной трубы, приник к окуляру.
   Мовик выскочил в одних  трусьях  из  дома,  прокричал  "у-кхуу!!!"  и
довольно резво побежал ко входу в оранжерею. Однако не май месяц, мог бы
и приодеться.
   Клиент закрыл за собой  дверь,  и  через  несколько  секунд  неоновые
лампы, пару раз мигнув, залили помещение ярким светом. Во  дворе  тускло
горели фонари. По-моему, там у него установлено реле с фотоэлементом.
   Мовик  приблизился  к  ящику  с  коброй  и  вдруг  застыл,  удивленно
приподняв  брови.  Моя  подзорная  труба  позволяла  достаточно   хорошо
рассмотреть его мимику.
   Я страшно напрягся и затаил дыхание, даже  моргать  перестал.  Клиент
открыл дверцу, вытащил кобру и, положив ее на  крышку  ящика,  исчез  из
поля моего зрения - видимо, рассматривал, что же такое там внутри.
   Спустя несколько секунд клиент вновь возник. Я прочитал на  его  лице
изумление, граничащее с отчаянием.
   Он стал щупать медленно шевелящуюся змею, гладить ее и, наконец, взял
в руки и прижал к груди.
   Вы видели когда-нибудь молодую мать в момент, когда она, взяв в  руки
своего грудного ребенка, вдруг обнаруживает, что он болен?
   Хозяин качал кобру, что-то ей говорил и ходил возле  ящика  туда-сюда
как чумовой. Так продолжалось минут пять.
   Мовик прижимал змею к груди, согревая своим теплом, дышал ей в  морду
и горестно причитал, а она сонно шевелилась в его объятиях.
   Вдруг,  страшно  рванувшись   в   хозяйских   руках,   кобра   начала
конвульсивно извиваться.
   Она отвернула голову в сторону своего ящика и металась,  удерживаемая
сильными руками, упираясь хвостом в грудь хозяина - хотела вырваться.
   Мовик ухватил ее за середину  правой  рукой  и  вытянул  эту  руку  в
сторону, отстраняя извивающееся тело от  своего  лица.  Затем  распахнул
дверцу пошире и, перехватив змею возле хвоста  левой  рукой,  отклонился
назад, прижимая хвост к голове - видимо, чтобы поудобнее было уложить  в
ящик.
   Кобра обвилась хвостом вокруг запястья хозяина, извернулась,  обращая
голову к нему, и неожиданно молниеносно ударила в шею...
   Я отпрянул от окуляра и несколько секунд стоял, закрыв глаза и тяжело
дыша - до того проникся, что вспотел.
   Вновь заглянув в трубу, я увидел, что крышка ящика разбита, а  Мовик,
схватив кобру за хвост, в ярости лупит ею по чем попало.
   Потом он зашвырнул безжизненное тело куда-то  в  дальний  угол  и  не
спеша направился к выходу.
   Оба телохранителя уже ломились  в  оранжерею,  мешая  друг  другу.  Я
заметил, как исказилось от ярости лицо хозяина, когда он увидел, что они
пытаются войти, и крикнул что-то гневное, резко махнув рукой - выгнал их
вон.
   Мужики закрыли дверь и, отойдя в район турника, остались стоять  там,
наблюдая за происходящим.
   Я сумел скорее понять, чем рассмотреть, что Мовик открыл холодильник,
выгреб что-то оттуда и бросил на кушетку.
   После этого он взял одну медицинскую банку,  зажег  пучок  спичек  и,
глядя в зеркало, присобачил ее к месту укуса. Это был последний  момент,
когда я видел свою жертву в движении. Поставив  банку,  Мовик  исчез  из
поля зрения - видимо, опустился на кушетку.
   Спустя пятнадцать минут я увидел, как телохранители, резко  стартанув
с места, по очереди вломились в оранжерею. Они несколько  минут  стояли,
глядя вниз и кивая головами, затем один из них выскочил из  оранжереи  и
побежал в дом, а второй присел и исчез из поля моего зрения  -  чего  он
там делал, я не видел.
   Минуты через три прибежал второй - что помельче, заскочил в оранжерею
и что-то проговорил, кивая  головой  и  производя  руками  успокаивающие
жесты. затем он опять убежал в дом и возвратился через минуту,  притащив
чайник и кружку...
   Через полчаса во двор въехал белый "рафик" с  красной  полосой  вдоль
борта. Из него вылезли двое мужиков в белых халатах и, прихватив с собой
носилки, затрусили к оранжерее - их подталкивал в  спины  более  крупный
охранник, открывший ворота.
   В  оранжерее  разыгралась  немая  сцена.  Люди   в   белых   халатах,
склонившись  над  кушеткой,  буквально   через   десять   секунд   разом
распрямились, и я увидел, что один из них отрицательно качает головой  и
что-то говорит.
   Спустя секунду  один  охранник  -  тот,  что  покрупнее,  -  выхватил
пистолет и, направив его на медиков, что-то яростно крикнул.
   Покачав головами, медики переглянулись, пожали разом плечами, немного
повозились у кушетки и через минуту вынесли  из  оранжереи  на  носилках
хозяина усадьбы.
   Сумерки быстро сгущались. Во дворе уже ярко  горели  фонари,  заливая
пространство белым холодным светом.
   Когда носилки запихивали в машину, мне удалось рассмотреть лицо  моей
жертвы.
   Сначала я страшно удивился. Мне показалось, что Мовик  дразнится.  Он
выпучил глаза и, высунув язык наполовину, крепко прикусил его. Я никогда
не видел такого выражения лица у живого человека...
 
Глава 20 
 
   Я  прилетел  в  родной  город  сырой,  промозглой  ночью.  Растерянно
потоптался  на  залитом  грязной  лужей  пятачке  у   входа   в   здание
аэровокзала, наблюдая, как порывистый ветер  швыряет  пригоршни  мокрого
снега в продрогшую очередь, ожидавшую экспресса, и  спустя  132  секунды
сдался  назойливому  таксеру,  который  не   отстал   сразу,   когда   я
категорически  отказался,  а  пристроился   за   спиной   и   на   манер
Кашпировского давал установку: "А в машине тепло,  уютно,  музыка..."  И
так раз десять.
   Узнав величину запрашиваемой платы, я на несколько затормозил, глянув
с надеждой на плохо освещенные подступы к аэровокзалу. Однако,  судя  по
информации  из  очереди,  экспресс  был  минут  десять   назад,   забрав
пассажиров предыдущего рейса, а следующий когда теперь придет...
   Да ладно, 50 баксов не бог весть какие деньги...
   Получилось все, как обещали: тепло, уютно, музыка  (только  почему-то
преимущественно  жалобы  Тани  Булановой),  свежее  пиво  плюс   летящее
навстречу  с  хорошей  скоростью  мокрое  шоссе  и  ритмичное   движение
дворников за лобовым стеклом.
   Мы ехали до центра тридцать пять минут, и все это время  я  занимался
тем же, чем и полтора часа в  самолете:  перебирал  в  памяти  последние
события,  пытаясь  отыскать  истинную  причину  смутного   беспокойства,
внезапно возникшего в тот момент, когда я уже  поднимался  по  трапу  на
борт.
   Хм... Вроде бы все получилось тип-топ...  Как  только  Мовика  увезла
"скорая", я раскочегарил печку в бане  остатками  топлива  и  в  течение
сорока минут уничтожил все, что использовал при проведении практического
занятия номер 24. Сжег все,  что  горело.  Разбил  аквариум  и  банку  с
остатками первой "настойки", высыпал осколки в туалет. Прибил  на  место
штакетины.
   После недолгих размышлений я решил присвоить подзорную трубу,  вместо
того чтобы уничтожить так же и ее. Больно хорошая  штука,  сейчас  такую
вряд ли где достанешь. Кроме того, я был уверен, что она еще не раз  мне
пригодится.
   Завершив "ликвидаторские" работы,  я  хорошо  умылся  и  сел  доедать
остатки своих продуктов, хотя особого аппетита не ощущал.
   В 21.48 затрезвонил телефон. Возможно, он звонил и ранее, но я как-то
не подумал, что товарищи  из  Организации  захотят  связаться  со  мной:
по-моему, сейчас было не самое подходящее время.
   Я бросил жевать колбасу, прошлепал в прихожую и взял трубку.
   - Четвертый?
   - Он.
   - Ты хорошо позанимался. В 22.30 подходи  к  автостраде.  Тебя  будет
ждать такси. Подъедешь к гостинице "Лотос". У администратора на твое имя
конверт. Ясно?
   - Ясно.
   - Тогда все.
   Я немного похмыкал, держа в руке  загудевшую  трубку:  однако  быстро
товарищи работают.
   Уложив свои вещи, я снял с подушки наволочку, намочил ее и с  полчаса
протирал в доме все, на чем, по моему разумению,  могли  быть  отпечатки
моих пальцев. В принципе по этому поводу меня никто  не  инструктировал,
но - бережного бог бережет...
   В 22.30 я уже стоял у автострады, где очень скоро был подобран  такси
по вызову. Водила сообщил, что ему заплачено и  велено  отвезти  меня  в
"Лотос", а оттуда - в аэропорт.
   Дежурный администратор "Лотоса", проверив паспорт, отдал мне конверт,
в котором я обнаружил билет на самолет, убывающий в 23.55 в мой город...
   Ну, что еще? Я благополучно зарегистрировался за 25 минут до  взлета,
немного посидел в  отстойнике  вместе  с  малым  количеством  пассажиров
вечернего рейса и улетел.
   Вот вроде бы и все. Никаких причин для беспокойства не  должно  быть.
Может, все-таки тот мужик в здании аэровокзала? Так-так...
   Еще раз остановившись на незначительном эпизоде, я мысленно  проиграл
его, как сумел сохранить в памяти, и в очередной раз обругал  себя,  что
стал очень мнительным.
   Дело в том, что, находясь у стойки регистрации, обратил  внимание  на
мужика в дальнем конце зала, который, как  мне  показалось,  внимательно
меня рассматривал.
   Передо мной были еще два пассажира, весь