и
заскакивая а холл. Трое мамедов, расположившихся в разных местах  холла,
вскочили, наводя на меня оружие.
   - А кому пожары тушить! -  воскликнул  я,  вскидывая  оба  ствола  на
уровень груди и нажимая на спусковые крючки.
   22, 23, 24... - "АКСУ" умолк - патронов в магазине оказалось как  раз
под  завязку.  Пять  окровавленных  тел  разметались  в  разных   местах
Оксаниного холла - два еще дергались, остальные же не подавали признаков
жизни.
   - Вот так, ребятишки, - потерянно пробормотал я, выходя  из  дома.  -
Что-то в последнее время  вокруг  меня  стало  умирать  много  народу...
Угу... Этак недолго и скурвиться...
   Затем мы со Стасом загнали "трехсотый" во двор  и  погрузили  в  него
тела мамедов, пытаясь между делом заставить Оксану произвести  уборку  в
изрядно загаженном холле. Вооружившись тряпкой, психоаналитичка села  на
крыльце и ненавидящим взглядом уставилась в пространство - любые попытки
привести ее в чувство разбивались  о  мощный  психофизический  ступор  -
двигаться она тоже не желала.
   Махнув рукой на  хозяйку  дома,  мы  со  Стасом  вооружились  моющими
принадлежностями и  в  течение  получаса  с  грехом  пополам  уничтожили
наиболее выдающиеся кровавые пятна, прислушиваясь к  пожарному  шуму  на
соседнем дворе.
   - Придется капремонт делать, - констатировал  Стас  после  завершения
работы. - Вот будет шуму, когда ее муж приедет! - Он  кивнул  в  сторону
выхода, где продолжала безмолвно ступорировать наша дама.
   - Шуму так и так будет. -  Я  безразлично  пожал  плечами.  -  Мамеды
послали своих пятерых людей сюда - а они бесследно исчезли... Не завидую
я Оксаниному мужу.
   - Может, подожжем дом? - азартно сверкнул глазами Стас. - И все концы
в воду! Точнее - в огонь... А?
   - Еще хуже будет, - отверг я такое рацпредложение. - Дом  застрахован
- после пожара  будут  работать  страховые  инспектора.  Обнаружат,  что
поджог - уголовное дело, - и привет. Нет, тут нужно очень быстро навести
порядок - для этого потребны ребята с особой квалификацией.
   - Ну и где ты таких щас достанешь? - уныло пробормотал Стас.
   - Достану, - успокоил я Стаса. - Ты вот  что  -  садись  в  "мерс"  и
поезжай.
   - Куда?! - У Стаса вытянулось лицо. - Со жмуриками?
   - Куда хочешь, - жестко сказал я. - Отгони тачку на пару  километров,
брось где-нибудь в укромном месте - и всех делов. Затем дуй  к  Милке  и
сиди дома тихо, как мышь. Ты - не при делах. Про тебя никто не  знает  и
никто тебя не станет искать. А со всем остальным я управлюсь.. Идет?
   - Идет, - тихо ответил Стас. - Непривычно как-то  -  со  жмуриками...
Вдруг менты остановят...
   - Свернешь с Хичиева на объездную - там нет ни одного поста, успокоил
я "родственника". - Да не забудь - робу с каской  брось  мне  в  "Ниву".
Вперед!
   Стас,  понурившись,  вышел  на  улицу.  Дождавшись,  когда  во  дворе
раздастся шум отъезжающей  машины,  я  набрал  промежуточный  контактный
телефон и попросил Диспетчера прислать ликвидаторов,  пояснив,  в  какую
передрягу я угодил. Затем я позвонил Дону и сообщил ему  о  случившемся,
вызвав у старика легкую  истерику  затяжного  характера.  Переждав  пару
минут, я сказал, что сам я в помощи не нуждаюсь, но  прошу  приютить  на
некоторое время Оксану. Вырвав согласие патрона,  я  погрузил  Оксану  в
"Ниву", отвез ее к Дону домой и очень быстро покатил прочь из города - к
Бо. Более безопасного во всей Новотопчинской области, да и, пожалуй,  во
всем огромном мире, для меня в настоящий момент не существовало...
 
Глава 12 
 
   В верхнем Яшкуле поразительно  горластые  петухи.  Я  на  это  раньше
как-то не обращал внимания, потому что, ночуя у Бо раз в месяц, я обычно
просыпался очень поздно и совсем не самостоятельно: Бо выливал  на  меня
ведро холодной воды, полагая такой способ побудки  наиболее  эффективным
средством от глубинного похмелья. А в  этот  раз  я  заявился  в  начале
недели - Бо работал, времени для вдумчивых пьянок на ночь глядя не было,
и эти вредноносные птицы ежеутренне будили  меня  своими  пронзительными
голосами ни свет ни заря, не позволяя понежиться в постели часиков  этак
до девяти-десяти.
   - Это у тебя совесть нечиста, - флегматично объяснил мои  болезненные
пробуждения Бо. - Я, например, совершенно не обращаю на них  внимания  -
орут, так и пусть себе...
   Насчет совести Бо был прав  -  на  душе  у  меня  кошки  скребли,  не
позволяя расслабиться  и  наслаждаться  красотами  сельского  ландшафта,
располагающего   к   философскому    спокойствию    и    погружению    в
околомедитативное  состояние.  Чтобы  не  свихнуться  от  скуки,  я  сам
всячески способствовал усугублению своего тревожного состояния,  зависая
на телефоне часами и обзванивая своих знакомых  с  целью  полного  сбора
свжих  сплетен.  Сплетни  были  впечатляющими  -  и  самое   неприятное,
ежевечерне Бо за ужином большую  часть  из  них  подтверждал,  пользуясь
своими надежными каналами информации.
   Я, помимо своей воли, вдруг оказался для очень многих внешне  страшно
занятых людей самым желанным и необходимым товарищем.  Меня  хотели  все
подряд. Кировская братва, например, хотела так сильно,  что  раздала  на
руки всем своим знакомым мои ориентировки: фото фас и  профиль,  краткое
описание данных и коротенькая приписка снизу: "За труп этого  чмо  можно
получить сто штук баксов". Один из  людей  Бо  привез  из  города  такую
бумаженцию,   выполненную   по   всем   правилам   оперативно-розыскного
искусства, и мы  долго  любовались  ею,  комментируя  заинтересованность
кировцев в моей ликвидации. Объясняя "симпатиб" к моей скромной персоне,
я, естественно, не счел нужным посвящать Бо в детали наших  отношений  с
Протасом, а просто сказал,  что  я  имел  неосторожность  поссориться  с
бригадиром и в процессе ссоры завалил четверых его приближенных. На  это
объяснение Бо реагировал своеобразно.
   - Молоток! - похвалил он меня. - Четверых завалил со стволами  -  это
по-нашему! Но  -  недоработал,  недоработал...  это  всегда  было  твоим
недостатком, малыш. В одном месте кого-то недодушил, в другом -  кого-то
недобил, недострелил... Этак в один прекрасный день они все соберутся, и
тогда тебе туговато придется! До конца надо делать свою работу, если  уж
взялся...
   Мамеды тоже меня хотели. Наш начальник СБ - Слава Завалеев,  которому
я ежедневно звонил в офис, сообщил, что эти горячие хлопцы оборвали  все
телефонные провода, требуя у Дона  моей  выдачи.  Особенно  эту  публику
занимала  ситуация  с  пятью  трупами,   обнаруженными   в   "трехсотом"
неподалеку от выезда из города в понедельник вечером. В том, что  это  я
пристроил тачку со  жмуриками  возле  выезда,  ни  у  кого  сомнений  не
возникло, но вот способ, с  помощью  которого  я  соорудил  это  мерзкое
деяние,  возбуждал  к  мамедов  нездоровое  любопытство.  Слава   сказал
примерно следующее:
   - Они звонят и говорят: "Мы его,  конечно,  завалим,  как  только  он
попадет к нам в руки. Но, ради Аллаха, - пусть позвонит, скажет, как  он
это сделал! В машине - ни одной дырки. В доме -  тоже  чисто.  На  улице
никто не стрелял. А ведь все наши люди, которые убиты,  -  первоклассные
бойцы, прошедши карабахскую школу! Пусть позвонит - мы ему  за  это  три
дня лишних пожить дадим!" - и телефон оставили...
   Я не стал звонить по оставленному телефону. Что  я  им  объясню:  как
славно поработала бригада ликвидаторов? Кстати, о ликвидаторах: когда  я
позвонил по промежуточному  контактному  телефону,  чтобы  поблагодарить
Диспетчера за оказанную помощь (мог бы, кстати, не  звонить  -  в  нашей
конторе такие  штуки  не  принято  делать!),  меня  сурово  отчитали  за
скверное поведение и сообщили, что Управление ПРОФСОЗА мной  недовольно.
Я промямлил что-то типа "разберусь сам", на что  мне  сообщили:  если  в
ближайшее  время  я   не   разберусь,   меня   ожидают   бо-о-о-ольщущие
неприятности большие мастаки! Они могут любому,  по  малости  ума  вдруг
возовнимшему себя крутым и неуязвимым, устроить такое, что смерть  этому
будет  казаться  долгожданным  избавлением  от  выпавших  на  его   долю
мытарств.
   Центральная братва особого любопытства по поводу  моего  исчезновения
пока  не  проявляла.  Это  обстоятельство  вроде  бы  должно  было  меня
радовать, но радость  омрачалась  предвкушением  неизбежного  совещания,
которое Дон собирался организовать в пятницу  с  участием  всех  столпов
свежеразвалившейся группировки. О  последствиях  данного  совещания  мне
почему-то не хотелось думать: к чему омрачать свое т  без  того  мрачное
существование? Ожидание смерти хуже самой смерти...
   И последнее, что терзало мою легкоранимую душу: муки  ревности.  Дон,
старый половой разбойник, два дня не появлялся в офисе. На первый взгляд
это могло бы  показаться  несущественным:  ну,  подумаешь  -  пару  дней
старикан решил отдохнуть от деловых забот. Но, хочу  напомнить,  в  доме
моего патрона временно поселилась  Оксана  -  своенравная  прелестная  с
зыбкими моральными критериями, в присутствии которой у настоящего мужика
даже галстук твердел и наливался какой-то необъяснимой  силой.  Когда  я
звонил в офис и спрашивал Дона, мне односложно отвечали,  что  он  дома.
Когда я звонил ему домой, трубку брала Оксана и обольстительным  голосом
сообщала, что у них-де все в порядке и беспокоиться нечего.  А  как  там
Дон? А в ванной, типа. Или в оранжерее. У - ууу-у-у! А не скучает ли она
без меня? Не хочется ей ночью прокатиться в Верхний  Яшкуль  и  на  лоне
природы слиться со мной в едином  страстном  порыве,  чреватом  затяжным
оргазмом - обоюдным оргазмом, с дикими криками  и  сладостными  воплями?
Не-а, что-то не хочется... Что-то  отпало  желание  после  передряги,  в
которую она угодила по моей вине... Почему-то раньше  после  аналогичных
передряг (без трупов, естественно) эта  мегера  страшно  возбуждалась  и
требовала  ударного  секса!  А  сейчас  ей,  видишь  ли,   не   хочется!
Скрип-скрип - зубами, трубку на рычаг - хлобысть! И - бегом к  макиваре,
что под навесом во дворе  у  Бо.  На!  На!  Получи,  окаянная  макивара!
Поубиваю, в задницу, всех, как только появлюсь! Ух-х-х-х...
   Вот таким образом. А вообще мне у  Бо  было  скучно.  Где-то  там,  в
городе, кипели страсти, жизнь била ключом, все активно занимались делами
- насущными и требующими напряжения  всех  мышечных  и  интеллектуальных
усилий. В Верхнем Яшкуле царила тишина, разбавляемая  лишь  кукареканьем
горластых  петухов,  урчанием  сельскохозяйственной  техники  и   мирным
мычанием стада крупнорогатого скота, прогоняемого дважды в день по улице
- утром и вечером. Казалось, что  жизнь  здесь,  вырвавшись  из  города,
резко врубала первую передачу и неспешно ползла по буеракам разухабистой
грунтовки, не желая никуда торопиться...
   В ночь со среди на четверг, около трех часов, меня разбудил заспанный
Бо, несколько раздраженный и мрачный.
   - Дон умирает, сообщил он, почесывая мощную волосатую грудь. - Оксана
токо что позвонила - говорит,  инфаркт...  Просила,  чтобы  ты  приехал.
Поедешь?
   - Поеду, - сказал я, вскакивая и быстро одеваясь, хотя еще  не  успел
ничего сообразить. - Причина?
   - Не сказала, - сердито буркнул Бо. - И вот  что...  С  тобой  поедет
Коржик и Саша Шрам. В городе будете - ляжешь сзади.  А  то  у  гаишников
тоже твои ориентировки имеются - сто штук многие желают получить. Усек?
   - Усек, - подтвердил я, выбегая на улицу, где  Коржик  уже  прогревал
мотор "Ниссана"...
   В усадьбе Дона меня встретили телохранители,  которые  сообщили,  что
шефа увезли в реанимацию.  Выяснилось,  что  начальника  СБ  и  временно
исполняющего   обязанности   (врио)   вице-президента   Кругликова   уже
оповестили и они  оба  сейчас  находятся  в  кардиологическом  отделении
областной больницы.
   Выходя из дома, я столкнулся с заплаканной тетей Дашей  -  глухонемой
домработницей Дона. Периодически общаясь с ней в течение нескольких лет,
я довольно сносно научился понимать ее жестикуляцию. Тетя Даша  ухватила
меня  за  руку  и  потащила  в  спальню  Дона,  где  представила   моему
взыскательному взору неопровержимые подтверждения полной состоятельности
той версии, что ваш покорный слуга выстроил  за  последние  трое  суток,
терзаемый муками ревности.
   В спальне  Дона  царил  самый  натуральный  бардак.  Повсюду  ваялись
скомканные простыни, остатки какой-то  еды,  бутылки  из-под  спиртного,
предметы туалета как  мужской,  так  и  женской  принадлежности...  Было
душно, пахло крепким потом и спермой, свежие пятна которой  на  атласном
покрывале кровати свидетельствовали, чем тут занимались мой возлюбленный
патрон и моя ненаглядная пассия.
   Тетя Даша каминной кочергой выудила откуда-то из кучи белья порванные
шелковые трусики и продемонстрировала мне их, брезгливо косясь и сердито
укая.
   - Знакомая вещица, - согласно покивал я, показывая жестом, что вполне
разделяю тети-Дашино негодование. - И мы такое рвали в свое время.
   Затем тетя Даша вытащила из  прикроватной  тумбы  упаковку  новейшего
импортного стимулятора, горестно потыкала мне его под нос  и  изобразила
движения сильно спешащего лыжника.
   - Ну, трахались, трахались, - опять покивал я. - Понимаю.
   Тетя Даша сердито замычала, показала на часы,  затем  на  стимулятор,
опять на часы, изобразила движения лыжника и ухватилась за сердце.
   - Да понял я, понял, - сказал я. - Жрал стимуляторы  и  круглосуточно
харил эту... вот сердечко и прихватило. Чего тут не понять!
   Покинув страдающую душой тетю Дашу, я  завалился  на  заднее  сидение
"Ниссана" и велел Саше Шраму гнать к клинике.
   В холле кардиологического отделения было людно. Помимо Оксаны,  Славы
Завалеева и врио вице-президента Кругликова тут  топтались  еще  десятка
полтора сотрудников фирмы с какими-то пакетами и сумками.  Увидев  меня,
Оксана вскочила и помчалась навстречу, протягивая руки и всхлипывая.
   - Пошла прочь, прошмандовка, - тихо  процедил  я,  когда  заплаканное
лицо психоаналитички уткнулось мне в куртку. -  Чтоб  я  больше  никогда
тебя не видел, тварь. Убирайся из моей жизни!
   Оксана отшатнулась от меня, как будто ее ударило током. В  глазах  ее
была такая боль, что я с огромным трудом сдержался, чтобы не зарыдать во
весь голос и не броситься к ней в объятия. Приложив титаническое усилие,
я  сохранил  каменное  выражение  лица  и  прошел  к  дверям  отделения,
охраняемым двумя бдительными санитарами, которые,  судя  по  всему,  уже
выдержали не одну атаку доновского окружения, пытавшегося  прорваться  к
шефу.
   Меня  тоже  пытались  остановить,  но  я   очень   вежливо   пообещал
пристрелить обоих. В итоге меня пропустили и даже подсказали, как пройти
в палату интенсивной терапии.
   Дежурный врач - опытный мужичара преклонного возраста - лишь  мельком
глянув на меня, все понял и даже  не  изобразил  попытки  выразить  свое
возмущение незапланированным вторжением. Он лишь предупредил:
   - Не волновать. У вас есть две  минуты.  Говорить  только  шепотом  и
только приятное.
   Дон  был  похож  на  инопланетянина.  Его  всего  опутывали  какие-то
пластмассовые трубки, торчащие из-под  ключицы,  из  ноздрей,  из  обоих
предплечий... Лицо было бледным, как мел, и вообще на  человека,  совсем
недавно усердно тащившего на своих плечах могучую фирму,  он  был  похож
очень мало.
   - Ну здорово, казанова херов, - шепотом поприветствовал я его, садясь
на пол возле  кровати.  -  Предупреждал  я  тебя  -  не  увлекайся  этой
тигрицей!
   Дон виновато хлопнул глазами и еле слышно произнес:
   - Утоптала старика... Бес попутал... Прости,  сынок...  -  Из  уголка
глаза побежала слезинка.
   - Ну вот! - возмущенно прошептал я. - Прости! Че там - прости! Бог  с
ним - переживем как-нибудь! Ты, главное,  выздоравливай.  Независимо  от
того, что там у вас с ней было, наши отношения остаются прежними. На наш
век баб хватит - так, кажется, ты мне говорил, а?
   Дон с трудом кивнул и попытался выдавить из себя кривую ухмылку.
   - Прости, сынок, - одними губами прошептал он. -  Прости...  Умру  я,
наверное. Чувствую  -  все  уже,  не  жилец...  Ты  не  бросай  фирму  -
возьмись... а-а-а... возьмись за дело...
   - Да ладно тебе! - наигранно улыбнулся я. - Отлежишься, оклемаешься -
еще задашь жару всем подряд. Какие твои годы!
   - Умру я, - после продолжительной паузы выдавил Дон. - Все,  сынок...
Какой я дурак! Я даже ни разу  тебе  не  сказал,  что  ты...  -  тут  он
закашлялся и посинел - на настенном табло тревожно загудела сирена, и  в
палату ворвалась куча врачей, которые  очень  невежливо  выдворили  меня
прочь.
   В коридоре я отловил дежурного  врача  и  поинтересовался  состоянием
патрона.
   -  Очень  плох,  -  сухо  сказал  доктор,  пожевав  верхнюю  губу   и
отвернувшись. - Сделали все, что могли, но... Короче, если протянет  эти
трое  суток  -  будет  жить.  Организм,  в  принципе,   крепкий,   может
выкарабкаться. Но нагрузку старик  получил  просто  страшенную  -  любой
молодой на его месте мог бы ласты завернуть. Так что...
   Не дослушав доктора, я сполз по стене на  пол  и  тихо  зарыдал,  как
пятилетний ребенок. Жалко было Дона. Сынок. Он сказал -  сынок.  Так  он
меня никогда не называл, железный Дон - властитель с несгибаемой волей и
сверхмощным  аналитическим  чутьем.  Значит,  действительно  плох...  За
совместно прожитые  годы  я  успел  всем  сердцем  привязаться  к  этому
неординарному человеку.
   - Если хотите знать подлинную картину болезни, дождитесь заведующего,
- сказал дежурный врач, переждав приступ моих рыданий. - Он -  настоящий
мастер своего дела, светило. Может, он вас обнадежит.
   Выйдя в холл, я  путанно  объяснил  Кругликову,  что  надо  дождаться
заведующего отделением и посулить ему золотые горы. Врио мудро улыбнулся
и заверил меня, что он не  нуждается  в  моих  подсказках:  ситуация  на
контроле,   уже   из   Москвы   вылетает   какая-то    крутая    бригада
суперкардиологов, которые даже  субпродукты  в  магазине  для  ветеранов
могут заставить функционировать как нормальные  рабочие  органы.  Слегка
нагрубив вице, я упал в кресло и заявил, что буду ждать:  казалось  мне,
что если я сейчас покину этот зал, залитый мертвым светом неоновых  ламп
и подавляющий своей стерильной чистотой, они все  разбегутся  и  оставят
Дона на произвол судьбы.
   Слава Завалеев, проявляя озабоченность по поводу  моей  безопасности,
предложил вызвать пятерку телохранителей: дескать, нехорошо, что я здесь
один и без охраны, в восемь утра, дескать, начнется движение, меня могут
узнать, в результате...
   - Я с охраной, - успокоил я начальника  СБ  и  продемонстрировал  ему
портативную рацию (непременный  предмет  экипировки  бойцов  группировки
Бо).
   - Свистну - через десять секунд здесь будут два конченных  негодяя  с
автоматами, которые начнут крошить здесь всех подряд. К тому  же  -  они
сидят во дворе, в  машине,  и  внимательно  наблюдают  за  подступами  к
клинике - мышь не просочится.
   Славик недоуменно пожал плечами и, как мне кажется, слегка обиделся.
   Светило  приперлось  в  половине  девятого.   Было   оно   маленькое,
кругленькое, чрезвычайно плешивое, картавое и носило странную фамилию  -
Шага. Я с ходу атаковал его,  оттеснив  богатырским  плечом  кинувшегося
было наперерез врио, и тут же задал конкретный вопрос:  а  не  нужен  ли
оному светилу добротный особняк  в  элитарном  районе  частного  сектора
нашего города?
   - Ну что за вопрос, молодой человек! - удивленно воскликнуло светило,
заинтересованно останавливаясь у дверей. - Знаете, особняк -  он  это...
м-м-м... короче, всем нужен - вот как.
   - А есть еще альтернатива, - тут же объяснил я. - Есть вариант, что в
вашем  отделении  перебьют  все  стекла,  поломают  мебель,   изнасилуют
медсестер в извращенной форме, а самого того... ну, ясно, короче...
   - Вон как?! - изумилось светило. - Интересное явление!  А  нельзя  ли
это  мероприятие  того...  перенести  на