ил осторожную податливость дамы, плохо маскирующую
тайное желание отбросить все нормы приличия  и  с  разбегу  прильнуть  к
моему могучему организму всеми своими выпуклостями и  изгибами!  И  этот
самый могучий организм, по ряду причин  не  вкушавший  женской  ласки  в
течение последней недели, мгновенно ответил на сей тайный зов.
   - Жарко здесь, - хрипло пробормотал я,  с  трепетом  прислушиваясь  к
трению, периодически возникающему между  предательской  вспученностью  в
области моего гульфика и жесткой резинкой ее юбки. - Выйдем подышим?
   - Пошли, - с каким-то лукавым  безразличием  произнесла  дама,  пряча
глаза. И  опять  я  прочел  в  этом  безразличии  готовность  к  чему-то
большему, нежели просто стремление побыстрее покинуть душный зал.
   "Вот оно! - победно констатировало мое либидо. - Начинаем  налаживать
интернациональную дрючбу!"
   На ярко освещенном крыльце фабричной столовой было людно, несмотря на
то что тамада пять минут назад загнала всех куряк в  зал  для  очередных
поздравлений молодым.
   Куряки просочились потихоньку обратно: в животах полно, водка  никуда
не  убежит,  а  поздравлять  молодых  уже  наскучило  -  на  крыльце  им
интереснее. Там можно по очереди вылезать в центр круга и  рассказывать,
какой ты весь из себя славный малый и как не правильно с тобой по  жизни
обошлись все подряд:  система,  начальство,  соседи,  друзья,  общество,
Природа-мать, наконец...
   Общались   громко,   преимущественно    на    калмыцком,    оживленно
жестикулируя,  ухарски  взвизгивая   и   обильно   сдабривая   россказни
виртуозным матом - разумеется, на языке большого брата.
   Презрительно  глянув  на  витийствующих  земляков,  Саглара  сморщила
носик, дернула плечиком и в  некоторой  растерянности  осмотрелась:  для
интеллигентной дамы, да еще и из Биде, дышать воздухом в  такой  суровой
обстановке было вроде как неприлично.
   - Гхм, - сымитировал было я движение плечом  в  сторону  толпы,  всем
своим видом выражая немедленное желание поправить матерщинников, дабы не
смели выражаться в присутствии прекрасной дамы. - А ну-ка...
   - Куда ты! - зашипела Саглара, хватая  меня  под  руку  и  быстренько
стаскивая с крыльца. - Они же пьяные все!
   - Ну  и  что?  -  Молодецки  расправив  плечи,  я  тем  не  менее  не
препятствовал своей спутнице тащить меня по аллее куда-то в обход здания
столовой. - Ваш верный рыцарь, королева красоты, готов вступить в бой  с
целым полком негодяев, дабы уберечь ваши прекрасные ушки от грубых  слов
невоспитанных мужланов.
   - Рыцарь... - смущенно потупилась Саглара,  заворачивая  за  угол.  -
Этим деревенским только повод дай!  Сказано  же  -  пьяный  калмык  хуже
танка!
   А за углом - глухомань. Торцевая  стена  столовой  без  окон,  слегка
вибрирующая от "низов", выдаваемых  мощными  колонками,  мертвые  фонари
вдоль аллейки, торчащие из давно не  стриженных  шпалеров  декоративного
кустарника. И -  луна,  похотливо  подмигивающая  потухшим  давным-давно
кратером.
   В призрачном лунном свете губы Саглары почему-то серебристо  блестели
и жили на затененном лице как бы отдельной жизнью.
   - Волосы твои - золотые колосья пшеницы...  -  вкрадчиво  сообщил  я,
осторожно привлекая девушку к себе и невесомо целуя ее макушку. Плечи ее
слегка напряглись, но сопротивления  не  последовало  -  она  как  будто
затаилась, выжидая, что же будет дальше. - Руки твои - виноградная Лоза.
-  Аккуратно  распрямив  руку  Саглары,  тронул  губами  нежную   ямочку
локтевого сгиба, отчетливо источавшую французский аромат. Все правильно,
они всегда тут мажут. - Ушки твои -  хрустальный  сосуд  для  прелестных
слов... - Я ухватил губами мочку ее левого уха, слегка  прикусил  ее  и,
крепче прижав к  себе  даму,  неуловимым  движением  расстегнул  верхнюю
пуговку ее блузки.
   -  Ах!  -  выдохнула  Саглара,  невольно  вздрагивая  и  передергивая
плечами. - Щекотно...
   - Шея твоя прекрасна, как у лебедушки. - Я расстегнул вторую  пуговку
и поочередно поцеловал ямочки над ключицами. Дева робко взяла мою голову
в ладони и в нерешительности застыла. - Грудь твоя - пышный бутон  белой
розы... - Расстегнув последнюю пуговку, я  сноровисто  запустил  ручонку
под лифчик, высвободил небольшую упругую грудь и, ухватив губами  сосок,
прошелся по нему кончиком своего языка.
   - Ой-й-й! - тихонько  вскрикнула  Саглара,  сцепив  ладошки  на  моем
затылке. - Щекотно!
   Сосок пребывал в тонусе - вел себя не хуже,  чем  часовой  на  первом
посту, у боевого знамени части.
   "Контроль, - подсказало  мое  либидо.  -  Одновременный  массаж  двух
превалирующих эрогенных зон".
   - Бедра твои - волшебные сосуды райского наслажденья... -  Высвободив
второй сосок, я запустил шаловливые ручонки деве  под  юбку  и  принялся
вовсю  наминать  аккуратную   попку,   одновременно   производя   губами
манипуляции с ее твердыми сосками - не хуже  сразу  двух  беби-сосунков,
которых вдруг обуял лютый голод.
   - Ох-х-хх!!! - задохнулась дева, как будто ненароком опуская  руку  и
прикасаясь к моему гульфику. - О-о-о!
   "Оп-па!!! - заорало мое либидо. - Пора приступать  к  сельхозработам!
То есть - засаживать корень в лунку и бросать семя в благодатную почву".
   -  Пора,  -  согласился  я,  легко  подхватывая  деву  на  руки  и  с
бульдозерной мощью проламываясь сквозь декоративный кустарник  к  скудно
освещенному луной подобию лужайки вокруг монументального тополя.
   - Не торопись, - прошептала Саглара, обвивая руками мою шею. - У  нас
вся ночь впереди...
   - Ага, - хрипло пробормотал я, опуская  деву  у  тополя,  лихорадочно
расстегивая свои брюки и приспуская трусы.  -  Я  не  подведу  -  ты  не
волнуйся. Будет тебе ночь...
   - Ты торопишься! - заволновалась Саглара, когда я  подхватил  ее  под
коленки и, высоко вскинув, припечатал спиной к тополиному стволу. - Аи!
   -  Р-р-р!  -  сказал  я,  ощущая,  как  мой  твердокаменный  фрагмент
организма, метко угодив куда следует, застрял в преддверии райских врат,
натянув прочную ткань шелковых трусиков. - Р-р! Р-р!
   - : Ты все испортишь! - огорченно прошептала Саглара. - Отпусти!
   - Ур-р! - не согласился я, методом  тыка  пытаясь  нащупать  обходные
пути. Вот незадача-то! Дело в том, что моя  постоянная  подружка,  желая
побаловать меня эротикой, облачается в такие трусики, которые совершенно
не мешают процессу: чуть сдвинул в сторонку - и привет. Вот я и  попался
- привык, что поделать! - Щас, щас, - жарко пробормотал  я,  ставя  свою
драгоценную ношу на землю и богатырским движением разрывая ее трусики на
две части. Это мой  коронный  номер  -  люблю,  знаете  ли,  пару-тройку
трусьев рвануть на досуге. Бодрит, знаете ли...
   - Аи! - вскрикнула от неожиданности Саглара. - Ты что - совсем?!
   - Ага, - кивнул я и, подвывая от переполняющего меня  желания,  опять
подхватил даму под коленки, припечатал спиной к тополю и, навалившись на
ее  лоно,  на  секунду  замер,  ощутив,  что  мой  фрагмент   организма,
налившийся необычайной силою, опять угодил в преддверие -  на  этот  раз
ничем не защищенное - и напрягся подобно тетиве лука, желающей как можно
скорее спустить стрелу.
   Врун Бо, аи врун! Все там было в порядке,  никаких  антропологических
изысков. Все там было просто восхитительно!
   -  А  где  твой  презерватив?  -  явно   пересиливая   себя,   хрипло
поинтересовалась Саглара, воспользовавшись этой томительной паузой перед
стремительным натиском. - Ты что - про СПИД не слыхал?
   Ой-е-е! Вот так незадача! В курсе я  насчет  СПИДа.  И  презервативов
кучу прихватил именно потому, что наслышан про  этот  самый  пресловутый
калмыцкий СПИД, который в свое время всколыхнул всю страну.  Но  кондомы
свои на данное  мероприятие  не  взял:  как-то  не  подумал,  что  могут
пригодиться. Бо,  вредный  обманщик,  обещал  экзотическое  национальное
блюдо с кучей ритуалов. Ну кто же мог предположить,  что  этак  вот  все
обернется?!
   - Отпусти, - потребовала Саглара, напрягая ноги. - Отпусти же!
   Я отпустил -  поставил  ее  на  землю.  Фрагмент  организма  тихонько
утратил свою  твердокаменность  и  удрученно  повесил  нос.  Распаленное
либидо мое куда-то спряталось, окаченное, словно  ушатом  ледяной  воды,
тревожной   мыслью:   а   ведь   минимальный   контакт   был!    Сладкое
соприкосновение  с   преддверием   райских   врат,   суливших   неземное
блаженство... И что теперь?!
   - Трусишка зайка серенький, - усмешливо прошептала Саглара, одергивая
юбку и  выскальзывая  из  моих  объятий.  -  Испугался,  значит,  СПИДа?
Ай-я-яй! Рыцарь...Ладно. Это была  шутка.  Я  тут  рядом  живу  -  пойду
переоденусь, приму душ и вернусь. Ты иди, я быстро.
   - Я подожду здесь, - потерянно пробормотал я, отчасти Просто не желая
двигаться с места, отчасти памятуя о том, что возвращение  без  дамы,  с
которой вышел подышать,  может  быть  воспринято  некоторыми  не  совсем
пьяными соседями по столу неоднозначно. - Иди, я подышу...
   Проводив взглядом растворившуюся в молочном лунном мраке  фигурку,  я
привалился спиной к тополиному стволу, застегнул брюки и сполз  задницей
на землю - неохота было вставать и куда-то идти.
   "Нет-нет, - успокаивал я себя. - Не может быть! Не может быть,  чтобы
такая  красавица,  такая  интеллигентная,  пышущая   здоровьем   дама...
Нет-нет, лучше об этом не думать!"
   "Ой, чмо-о-о!!!  -  обиженно  крикнуло  откуда-то  из  недр  простаты
ущемленное либидо. - Ой, урод! Вот это ты опарафинился!"
   - Мудак ты, Эммануил, - ненавидяще проворчал я, жалея, что не могу от
души заехать себе в дыню и пару раз крепко пнуть ногами в живот.  -  Что
же вы так, сударь мой, - с гондонами-то? Ой, какой же мудак...
   В общем: горько, досадно и тревожно. Всех обманул: купил кучу  резины
и оставил в чемодане. Хоть бы один с собой прихватил  -  как  говорится,
для блезиру! И обидеться не на  кого:  сам  во  всем  виноват.  А  ежели
принимать во внимание тревожные угрызения по поводу СПИДа, то  вообще  -
хоть становись на четвереньки и в унисон  доносящимся  из  степи  звукам
выть начинай...
   Кстати, два слова о звуках. Вечер, надо вам сказать, был  удивительно
теплым и ласковым: хоть ложись прямо под тополем и ночуй. Торцевая стена
по-прежнему вибрировала низами, но здесь,  на  заднем  дворе,  отчетливо
прослеживались подчеркнутые прорывающейся сквозь бетон музыкой тишина  и
уединенность. Сверчки трещали в кустах, где-то рядом тихо ехала  машина,
откуда-то  из  степи  доносился  хищный  крик  какой-то  большой  птицы;
возвещавшей о начале ночной охоты. И от этого  крика,  очень  гармонично
наложенного на мертвенно-бледный свет луны, на душе поневоле становилось
как-то жутковато. Где-то рядом жила по своим  законам  дикая  степь,  со
своими хищниками и тайнами, которые  могли  оказаться  для  постороннего
смертельно опасными...
   "В степь вывезут и оставят" - так сказал Бо.
   Это не просто слова. У калмыков издревле и  по  сей  день  существует
наказание,  с  их  точки  зрения,  чрезвычайно  жестокое  и   мало   чем
отличающееся от тривиального убийства. Сильно  провинившегося  в  чем-то
человека  после  полудня  вывозят  далеко  в  степь,  отбирают  все,  до
последней нитки, и просто оставляют одного. На ночь. Живи,  гад,  мы  не
станем тебя убивать!
   Вам, горожанам в седьмом поколении, это может показаться вполне  даже
гуманным,  не  правда  ли?  Может  быть,  может  быть.  Однако  народная
статистика утверждает, что из ста наказанных  таким  вот  образом  назад
возвращаются три с половиной человека. Это, конечно,  больше,  чем  один
процент, и внушает некоторую надежду. Но, согласитесь,  отбросив  всякие
условности, можно просто сказать, что такой способ наказания  -  обычная
смертная казнь. Из  числа  повешенных  в  давние  времена  по  приговору
официального суда тоже ведь кто-то выживал: то ли веревки дрянные были -
рвались в самый неподходящий момент, то ли внезапная амнистия по  случаю
именин наследника престола...
   Да,  где-то  .в  степи  кричала  птица,  кто-то  там  тявкал  и   выл
непонятными голосами, нагоняя жути.  И  ввиду  этого  опасного  в  своей
неизведанности соседства здесь, под тополем, да за двухметровым забором,
было как-то по особенному  уютно.  Приходите,  волкодлаки,  я  вас  чаем
угощу! Ешьте того, кого после полудня вывезли в степь и оставили.  А  до
меня вам не добраться. Я - в безопасности...
   - Все нормально, - окончательно подпав  под  очарование  южной  ночи,
резюмировал я. - Не может такая дама - и со СПИДом. Хоть режьте меня, не
может такого быть!  Пошутила  -  сама  сказала.  Я  бы  это  дело  сразу
рассмотрел. А что не вышло с первого раза, тоже вполне решаемый  вопрос.
Правильно она сказала: у нас впереди вся ночь. И  плюс  вся  предстоящая
неделя как минимум. Вот сейчас вернется, посидим  еще  пару  часиков,  а
потом...
   На этом текущее планирование закончилось: на аллее откуда-то возникли
лишние.
   Между нами  -  я  отнюдь  не  дурак  насчет  своевременно  обнаружить
подкрадывающегося  противника.  Если  бы  в   известный   период   своей
жизнедеятельности не обладал этим качеством,  вряд  ли  сейчас  имел  бы
удовольствие с вами общаться. Но этих, к стыду своему, - упустил.
   Это были семеро буддистских  монахов:  гладко  лысые,  как  страусовы
яйца, в накидках через плечо, а один вообще - с посохом. Собственно, они
и не крались: просто я ожидал появления  Саглары  со  стороны  парадного
крыльца и сосредоточил внимание именно в этом направлении. А в принципе,
совсем ничего такого не сосредоточивал - расслабился, слегка пьян был  и
отнюдь не расположен к военным действиям.
   Лысые же, судя по всему,  просочились  откуда-то  с  черного  хода  и
тихонько подошли сзади. И угадайте с трех раз, кто с ними был? Правильно
- возьмите с полки булку с маком!
   Мой боевой брат - Бо.
   Эта живописная группа, хорошо  подсвеченная  луной,  остановилась  на
аллее неподалеку от места моего восседания, и один из монахов, по  моему
разумению, их предводитель (это у него посох был, вот я и решил: у  кого
дрын, тот и главный!), принялся негромко разговаривать с Бо.
   Заметив Бо, я хотел было сообщить о  своем  присутствии,  но  вовремя
сообразил, что это будет не совсем корректно, а для меня где-то  даже  и
неловко. Зачем мужик уединился на  заднем  дворе  и  сидит  задницей  на
земле, будучи  в  хорошем  костюме?  Прячется,  шпионит  или  еще  каким
непотребством развлекается? Нет уж,  посижу  немножко  еще  -  меня  под
тополем с их места стояния не  видать.  К  тому  же  интерес  разбирает.
Откуда монахи? Почему - Бо?
   Собственно, против монахов я ничего не имел. Днем раньше, проезжая по
Элисте, я видел из  окошка  джипа  троих:  в  краснокирпичных  шерстяных
накидках,  с  бритыми  наголо  черепами.  Я  живо  заинтересовался  этим
явлением и попросил Бо организовать мне встречу  с  данными  товарищами,
пусть даже за деньги. Они наверняка обучались где-то в  горах  Тибета  -
доморощенному почитателю даосов и прочей восточной экзотики есть  о  чем
потолковать с такими людьми.
   - Обязательно, - ответил Бо в своей обычной манере. - Они тебя наголо
обреют, разденут, накинут  одеяло  это  свое  оранжевое.  И  попрете  вы
пешочком по степи - до самого Тибета.  А  скорпионы  будут  вас  в  жопу
жалить. За...бись!
   Так что монахи - это для Элисты норма. Но! С самого начала на свадьбе
их не было. Они пришли только что. Для отправления  каких-либо  ритуалов
религиозного характера - поздновато. Все гости пьяны, кроме непотребного
богохульства, ничего из этого не получится. Раньше надо было!
   Теперь: почему - Бо? Он просто  гость.  Если  нужно  решить  вопросы,
допустим, о проведении каких-либо ритуалов в  течение  завтрашнего  дня,
договариваться нужно с родителями молодых или как минимум с  тамадой.  И
уж конечно - не на заднем дворе, где нет ни одного фонаря и даже  не  на
что сесть!
   Донельзя  заинтригованный,  я  с  крайней  осторожностью   подсеменил
гусиным шагом к линии декоративного кустарника,  выбрал  место,  удобное
для наблюдения, и прислушался.
   Ну и ничего хорошего из этого не вышло. Товарищи в накидках  общались
с Бо на его родном  языке,  на  котором  я  мог  успешно  поздороваться,
спросить, как дела, и  обозвать  кого-нибудь  свиньей.  Точнее  сказать,
общался дядька, особо помеченный  наличием  дрына,  а  остальные  стояли
полукругом и почтительно сохраняли молчание. Черепа монахов  таинственно
отсверкивали в морговском свете луны, говор  их  старшины  завораживающе
журчал, как родник в горах Тибета, низкими горловыми переливами  булькая
на немногочисленных гласных.
   В общем, ни слова я не понял, но по интонации было ясно, что старшина
монахов настойчиво склоняет Бо к чему-то такому, что для  моего  боевого
брата было совсем неприемлемо.
   Бо  неуверенно  возражал,  сердился  и  одновременно   был   каким-то
сконфуженным - в таком состоянии я этого медведя еще ни разу в жизни  не
видел! То ли он и сам слегка подзабыл родную речь (поскольку давно живет
среди русских), то ли не вполне поспевал  за  мыслью  собеседника,  язык
которого имел некоторые расхождения с калмыцким: Бо,  по-детски  склонив
голову  набок,  внимательно  вслушивался  в  гортанный  клекот   бритого
служителя культа и  периодически  смущенно  разводил  руками:  нет,  вы,
конечно, правы, хлопцы, но извиняйте - не согласный я, и все тут!
   - Надо же - божьи люди, а такие настырные, - укоризненно прошептал я,
аккуратно сдавая назад.  Пора  возвращаться  -  торчать  тут  далее  нет
смысла. Все равно ничего не понимаю, да  и  моя  несостоявшаяся  любушка
вот-вот подойти должна.
   В этот момент Бо вдруг глухо замычал,  как-то  заторможенно  принялся
тереть  лицо  ладонями   и   стал   медленно   оседать:   двое   монахов
незамедлительно подхватили его под руки.
   Ни  секунды  не  раздумывая,  я  обожравшейся  кошкой  махнул   через
декоративный кустарник и метнулся к месту событий.
   - Что?! - рявкнул я, пытаясь отстранить  добровольных  помощников.  -
Сердце?!
   Помощники отстраняться не желали: они крепко держали Бо под  руки  и,
как мне показалось, собирались его куда-то тащить.
   - Твой друг выпил много  вина,  -  с  сильным  акцентом  сообщил  мне
главный лысый. - Ему нехорошо. Мы ему поможем.
   -  Мой  друг  предпочитает  водку,  -  буркнул  я,  грубо  отталкивая
помощников - вот ведь настырные попались! - И помощь ваша не нужна -  со
своим другом я разберусь сам. Отвалите, я сказал!
   - Про... уходим... отсюда, - невнятно пробормотал Бо, заметив наконец
мое присутствие. - Они... Быстро!
   - Ему плохо, - ласково повторил старшина монахов. И этак  по-дружески
хлопнул меня по плечу.
   - Аи! - Почувствовав легкий укол, я дернулся назад. Не ожидал  такого
низкого коварства, не готов оказался! Ну кто  бы  мог  подумать:  семеро
против одного, расклад по всем статьям в их пользу...
   - Иди. Мы ему поможем. Он  сам  не  понял,  что  сказал!  -  каким-то
тягучим  голосом  сказал  лысый  с  посохом,  начиная   вдруг   медленно
расплываться в лице.
   - Н-на! - чуть запоздало отреагировал я, качнувшись  вперед  и  мощно
бия кулаком в голову главного мерзавца.
   "Бац!" - а попало кому-то другому!
   Голова обладателя посоха куда-то пропала, на ее месте  оказались  две
другие: товарищи рангом пониже с непостижимой ловкостью заслонили своего
предводителя, встревая между мной и им, хотя это стоило  одному  из  них
как минимум перелома челюсти - по моей поверхностной оценке. Краем глаза
я отметил, что остальные монахи грамотно распределились за моей  спиной,
образовав полукруг.
   - Ар-р-р!!! - взревел я, мощно лягнув левой ногой назад, и, вырываясь
из крута, с разворота рубанул  ребром  ладони,  целя  наудачу  в  первое
попавшееся горло.
   "Хрусть!" - чья-то грудная клетка промялась под моей подошвой, вместо
горла в зону действия ребра ладони попал  подбородок  -  но  тоже  вышло
неплохо, с качественным таким чмоком и последующим бо