два раза качнул газ и крутанул стартер. Машина дернулась  вперед  и
моментально заглохла. Тьфу, урод! Потискал рычаг  коробки.  Оказывается,
включена передача. Вспомнил вдруг Славика - три месяца назад в такой  же
ситуации. Однако... Выключив передачу, я завел двигатель и  очень  скоро
уже вовсю жарил по магистрали в сторону Дачного поселка,  от  всей  души
надеясь, что сегодня  где-то  в  этом  промежутке  трассы  не  выставили
дополнительный пост ГАИ.
   Смеркалось, но до темноты было еще далеко. Посмотрев  на  часы,  я  с
досадой обнаружил, что сейчас всего 17.45. очень и очень плохо -  я  уже
почти на месте, а пережидать, пока стемнеет, - сердце не выдержит...
   Добравшись до четвертого участка, я засунул пистолет за пояс  штанов,
уложил второй магазин в карман ветровки и, бросив машину  возле  дороги,
отправился искать улицу Садовую.
   Поплутав минут двадцать  меж  бесчисленных  дворов,  разбросанных  по
огромной  площади,  я  наконец  обнаружил  на  одной  калитке   табличку
"Садовая, 20". Значит, хата гоблинов должна быть где-то за поворотом,  в
узкой кривой улочке.
   Выбрав двор, в котором не взрыкивали собаки, я притаился возле  него,
собираясь обождать с полчаса - пока  не  наступит  полноценная  темнота.
Однако, потоптавшись минут десять, я понял, что ждать более не в  силах.
Отчаянно металась в голове мысль, что Милка где-то рядом, у  гоблинов  в
руках. Да ладно, хрен с ними, с сумерками - как-нибудь и так обойдется.
   Напоровшись на калитку с табличкой "Садовая, 45", я резко затормозил.
Сердце бешено работало, колотясь о  ребра.  С  огромным  трудом  удалось
подавить желание немедленно ворваться в дом и с  ходу  всех  изрешетить.
Злоба переполняла меня. Я еле сдержался, чтобы не заорать дурным голосом
и не начать стрелять по окнам.
   Нет, так не пойдет. В таком состоянии я потенциальный  труп  и  ничем
Милке помочь не смогу. Заставил себя  присесть  возле  забора  и,  глядя
через щель во двор, собрал всю свою волю в кулак.  Мне  была  необходима
релаксация, чтобы ввести себя потом очень  быстро  в  состояние  боевого
транса.
   Ну, давай, ты же можешь! Отвлекись от всего на  несколько  мгновений.
Ты можешь, можешь...
   Итак: раз, два, три... Через дорогу напротив калитки  глухой  дощатый
забор  горбылем  -  улочка  здесь  делает  очередной  изгиб.  Черт,   не
отвлекайся, обстановка воспринимается сама  по  себе,  не  надо  тратить
волевых усилий...
   Четыре, пять, шесть, семь. Дом № 45 тоже обнесен  забором  высотой  в
полтора метра. Забор почти глухой, если не считать щелей, - это неплохо.
   Восемь, девять, десять, одиннадцать... В щель видно, что дом довольно
большой, из кирпича, он стоит в глубине двора, метрах  в  пятнадцати  от
калитки... Во всех окнах горит свет, слышна музыка - тащатся гоблины, не
боятся. Зря, уроды, зря вы так...
   Двенадцать,   тринадцать,   четырнадцать,    пятнадцать...    дыхание
становится глубоким, энергия равномерно расходится по широкому  кругу...
Возле дома ближе к забору стоит "шестерка". Хорошо, все сходится...
   Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать... Сосредоточиваю
основную энергетическую силу в точке дань-тянь, затем перегоняю прану по
малому кругу... Показалось, что из дома раздался женский крик, -  сердце
кровью облилось, чуть не бросился сломя голову. Мрази!..
   Двадцать, двадцать  один,  двадцать  два,  двадцать  три...  Держись,
любовь моя! Очень скоро  эти  гоблины  начнут  умирать  -  и  совсем  не
естественной смертью. Буквально через пару десятков секунд.  Дай  доведу
себя до кондиции...
   Двадцать четыре, двадцать  пять,  двадцать  шесть,  двадцать  семь...
Откуда-то из глубины показалась псина и глухо зарычала, пошла к калитке,
волоча тяжелую цепь. А вот это плохо. Откуда псина?  Значит,  кто-то  из
гоблинов хозяин: собака быстро к чужим людям не привыкает...
   Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать, тридцать  один...  Лишние
эмоции  утекают  прочь.   Голова   наполняется   холодом.   Этот   холод
стабилизирует  реакции,  вытесняет  горячий  фон  отчаяния.   Я   достал
пистолет, взвел его и прицелился псине в голову: извини, ты, конечно, не
виновата. Но мне надо туда пройти...
   Тридцать два, тридцать три, тридцать четыре, тридцать  пять...Женский
крик повторился - пронзительный и отчаянный.  Держись,  малыш,  я  почти
готов. Сейчас иду...
   Тридцать   шесть,   тридцать   семь,   тридцать   восемь...   Энергия
обволакивает тело плотным коконом. Она защищает меня от  всего  плохого,
дает силы для самой непосильной работы, я - оружие уничтожения...  Вдруг
псину отшвырнуло вбок. Всхрапнув, она дернулась несколько раз и затихла.
О! Прикрытие, значит, где-то на крыше соседнего дома, слева.
   Тридцать девять, сорок. Ну все, гоблины, я пошел...
   Выбив плечом калитку, я рванул к левому окну на торце  дома,  набирая
ускорение и, не добежав полтора метра, изо всех сил прыгнул, группируясь
в сальто.
   Ломая напруженной спиной и задом оконный переплет, я ввалился  внутрь
под звон разбитого стекла, опустился на пол - почти что в полуприсед  и,
обнаружив в комнате двух раздетых по пояс гоблинов,  которые  играли  за
столом в карты, мгновенно убил их, всадив каждому в голову по пуле.  Они
даже "мама" сказать не успели.
   Я тут же бросился в прихожую и на  секунду  застыл,  решая,  в  какую
комнату ломиться.
   Но в эту секунду одна из дверей открылась. Из комнаты вышел еще  один
гоблин - видимо, решил узнать, что за странный шум у тех,  кто  играл  в
карты. Он замер с удивленными глазами в дверном проеме.
   Я приставил глушак к его груди напротив сердца и  выстрелил.  Гоблина
отбросило назад - туда, откуда он вышел. Наступив на его тело, я  прошел
в комнату и увидел Милку.
   Она лежала на кровати, совсем без  одежды,  и  руки  ее  были  крепко
привязаны веревкой к спинке. На ее груди, верхом, у самого  лица,  сидел
голый Тимур, повернув голову в мою сторону, и удивленно таращил на  меня
глаза.
   - Я пришел, Тимур.
   Прыгнув вперед, к кровати, я со всего маху пнул его ногой в лицо.
   Он завалился на спину, неловко перевернулся, рухнул на  пол  и,  тихо
мыча, стал медленно подниматься... Во многих фильмах,  когда  показывают
концовку, там два врага встречаются и, благородно бросив  оружие,  долго
бьются, пока один  из  них,  собрав  остатки  сил,  не  наносит  другому
последний удар.
   Я бы, конечно, мог сделать то же самое: бросить пистолет, дать Тимуру
очухаться и потом драться с ним...
   - Тебе не повезло, Тимур. Я не рыцарь. Да и ты тоже.  -  Я  подождал,
когда гоблин устойчиво зафиксировался на четвереньках. - ты и не человек
даже. И потому умрешь позорной смертью - воин так не умирает.
   Я присел, вставил  ствол  ему  между  ягодиц  и  три  раза  нажал  на
спусковой  крючок.  Дико  вскрикнув,  гоблин  несколько  раз   дернулся,
выгнулся дугой, опять сложился... И затих.
   Все. Прощай, мой персональный кошмар...  Сорок  один.  Возвращаюсь  в
нормальное состояние. Мне сейчас понадобится  не  боевой  транс,  а  вся
нежность и любовь, на какую я только способен...
   Выйдя в соседнюю комнату, я взял со стола нож, видимо,  принадлежащий
одному из картежников, и,  вернувшись,  перерезал  веревку,  стягивавшую
Милкины запястья.
   Она села на кровати и, прикрыв грудь руками,  испуганно  смотрела  на
меня. Клянусь вам, такая боль была в ее глазах, что только за  одно  это
можно было твердой рукой беспощадно  убивать  всех  гоблинов  в  радиусе
видимости и слышимости.
   Отняв одну руку от груди, Милка показала на трупы  и  еле  выговорила
трясущимися губами:
   - Они меня... Они...
   И все, не было больше  сил  что-то  сказать.  Моя  маленькая  женщина
сжалась в комочек и зарыдала.
   Я знаю, я все знаю... Сорвал с себя ветровку, укрыл ее хрупкое тело и
поднял на руки, крепко прижав к своей груди.  И  успокаивал,  убаюкивал,
целовал соленые от слез глаза, шептал что-то нежное...
   Я знаю, солнышко мое, знаю... Они не отпустили бы тебя. После  такого
не отпускают. Ты умерла бы вместе  со  мной.  Потому  что  это  гоблины,
нелюди...
   Но мы с тобой живы, мы вместе. Я с тобой, половиночка моя,  я  помогу
тебе все это пережить и забыть навсегда...
   Да-да. Ты про все это скоро забудешь, потому что мы вместе - ты и  я.
Мы живы - это уже хорошо. А те, кто это сделал, - посмотри, вот они. Они
уже остывают. И никто никогда не узнает, что здесь произошло...
   Ну вот, ты уже перестала плакать, успокойся.  Дай  я  уберу  слезы  с
твоих щек губами... Ты смотришь в окно? Боишься, что где-то там еще есть
гоблины? Ну да, конечно, их много расплодилось в  последнее  время,  они
живут среди нас, а мы не замечаем, что рядом - гоблин...
   Но ты не бойся. Я чую этих нелюдей за версту и буду их убивать,  пока
смогу шевелить руками и ногами. А когда откажут  руки  и  ноги,  я  буду
грызть их зубами.
   Ну а если меня вдруг не станет, ты не переживай: для каждого  гоблина
обязательно найдется киллер.
 
 
    Лев ПУЧКОВ 
    КИЛЛЕР II 
    ИСПЫТАНИЕ КИЛЛЕРА 
 
 
 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА 
 
 
http://www.bestlibrary.ru 
 
ЧАСТЬ 1 
 
Глава 1 
 
   Судя по информации, содержащейся  в  исходных  данных,  этот  дядечка
наделен чрезвычайно высоким коэффициентом живучести. Знаете, есть такие,
о которых говорят: "В огне не говорит и в воде не тонет", - это как  раз
тот случай.
   За время  активного  функционирования  в  области  околокриминального
бизнеса ( а это около четырех  лет  )  его  пытались  завалить  в  общей
сложности  раз  двенадцать;  это  лишь  те   данные,   которые   удалось
зарегистрировать аналитикам ПРОФСОЮЗА.
   Может быть,  это  какой-нибудь  новоявленный  Бэтмен  новотопчинского
разлива или праправнук Николы-чудотворца? Судите сами:  четыре  раза  по
нему работали снайперы - безрезультатно. Дважды нерадивые  саперы  рвали
его авто. Ухайдокали двух водил и четырех телохранителей - КПД  нуль.  В
первом случае клиент отделался легким сотрясением мозга и множественными
мелкими ушибами, во втором  вообще  до  машины  не  дошел  -  ни  единой
царапины!
   Разок его пытались травить цианидом - промыл, сволота, желудок, и  ни
в одном глазу. Какие-то лихие автоматчики три раза делали решето из  его
машины.  Итог  весьма  неутешительный:  всего-навсего  сквозное  ранение
плеча.  А  один  раз  вообще  влупили  по  особняку  сразу  из   четырех
"стингеров" ( где они их достали, ума не приложу! ) Видимо, это был жест
отчаяния, не иначе. Дядечка в это  время  как  раз  спустился  в  подвал
сгонять партейку-другую в бильярд со своим приятелем.  После  взрыва  он
только известку из волос  вытряхнул.  Зенитчики  домоделанные  вынуждены
были убираться несолоно хлебавши, под ураганным  огнем  тех  охранников,
что остались в живых. Одного оператора  "стингера"  в  тот  раз  уложили
наповал, однако это последствий не имело. Привязать труп  стингерщика  к
кому-либо из недругов дядечки не получилось.
   Вот такого рода информашка содержалась в исходных данных. Я с  трудом
могу предположить, какие конкретно товарищи желали дядечке смерти и  что
за умельцы попытались осуществить  их  замыслы.  Но  одно  могу  сказать
точно: к ПРОФСОЮЗУ они не имеют никакого отношения.
   Почему я в этом уверен? Извольте. Во-первых: у нас таких  не  держат.
Все, кто работает на эту организацию, не могут  позволить  себе  роскошь
провалить акцию и не довести дело до  конца.  ПРОФСОЮЗ  за  такие  штуки
жестоко наказывает исполнителя: либо  смерть,  либо  кое-что  хуже,  чем
смерть.
   Некоторые криво ухмыльнутся: что бывает хуже смерти? Бывает,  бывает,
не сомневайтесь! Я считаю, что лучше умереть, чем  сидеть  в  инвалидной
коляске со сломанным в двух местах  позвоночником  и  24  часа  в  сутки
любоваться качественной видеозаписью похождений своей несовершеннолетней
дочери  в  каком-нибудь  пакистанском  публичном   доме   предпоследнего
разряда. Или еще что-нибудь в том же  духе,  но  круче  и  заковыристее:
ребята из Управления ПРОФСОЮЗА такие выдумщики, такие изобретатели!
   Во-вторых:  наша  контора  не  желает,  чтобы  дядечка   помер   явно
выраженной насильственной  смертью.  Иначе  к  нему  послали  бы  парней
убойной квалификации: снайперов, бойцов или саперов. Напротив, ПРОФСОЮЗУ
нужно, чтобы дядечка почил естественной смертью. Но естественной смертью
- ежели дело и  далее  так  пойдет  -  дядечка  помрет  лет  этак  через
тридцать-сорок. Уж больно живуч, скотобаза!  А  надо,  чтобы  он  заплел
ласты в экстренном порядке. Поэтому к дядечке послали натуралиста.
   Натуралист - это я. Прошу любить и жаловать. Только не  надо  думать,
будто я препарирую лягушек тупым  кухонным  ножом  и  гоняюсь  с  драным
сачком за бабочками по загаженным лужайкам пригородной зоны.  Нет-нет  -
такими вещами мне заниматься недосуг.
   Я убийца. Такой же мерзкий киллер, как и любой из бойцов,  снайперов,
саперов, вкалывающих на ПРОФСОЮЗ. Только в отличие  от  этих  товарищей,
которые могут изгаляться над своими жертвами как им заблагорассудится, я
обязан работать иначе.
   Смерть  моего  клиента  должна  выглядеть  естественной.   Случайной.
Натуральной. Отсюда и наименование категории: натуралист...
   Недовольно поморщившись, я посмотрел на  часы  и  перевел  взгляд  на
неровную  ленту  шоссе,  петляющую  зигзагами  меж   холмов   пригорода.
Асфальтный зной,  поднимавшийся  над  дорогой  причудливыми  прозрачными
клубами, по  мере  удаления  шоссе  в  сторону  горизонта  загустевал  и
превращался в синее сказочное  марево,  создавая  ощущение  нереальности
происходящего.
   Хотелось сидеть вот  так  часами,  расслабившись  в  томной  неге,  и
любоваться видом, открывающимся с холма. Работать  не  хотелось  совсем.
Эх, черт! Как же мне все это не нравится!
   Я привык работать по сложившейся системе:  получил  исходные  данные,
определился со сроком исполнения, выдвинулся  на  место  и  разрабатывай
объект, как душа пожелает. Следи, изучай, собирай  информацию,  входи  в
контакт при необходимости, пока не сочинишь клиенту вполне приемлемую  и
симпатичную естественную кончину. Полная свобода творческой фантазии при
условии строгой ответственности за результат.
   В данном же случае все вышло совсем по-другому. Раненько  утром  меня
разбудил звонок  Диспетчера  ПРОФСОЮЗА,  который  злорадным  голосом  (а
может, показалось спросонок) сообщил, что  есть  работенка,  -  исходные
данные в почтовом ящике.
   Раздраженно выразившись в коротко загудевшую трубку, я вышел во двор,
забрал из ящика светонепроницаемый конверт и уединился в  летней  кухне.
Спустя минуту уже недоуменно хмыкал, читая убористый компьютерный текст,
разместившийся на трех листах.
   - У них там че - квартальный план горит!? - недовольно  пробурчал  я,
перечитывая текст второй раз и шаря на ощупь по  подоконнику  в  поисках
спичек. - Ну дают, деятели!
   Прочитав исчезающий на глазах текст в третий раз, я на всякий  случай
сжег листки и задумался.
   ПРОФСОЮЗ настаивал, чтобы  я  в  течении  часа  с  момента  получения
исходных данных убыл на  рекогносцировку  в  район  расположения  127-го
шоссе, по которому от 16.00 до 17.00 будет проезжать клиент. Некто Роман
Петрович Снегов. Именно с этого шоссе и именно в это время, с  16.00  до
17.00, я  должен  скинуть  товарища  Снегова  любым  приглянувшимся  мне
способом. В общем, как хочу, так и  скидываю.  Естественно,  все  должно
выглядеть  совершенно  случайно   и   совершенно   естественно   и   ...
"желательно", чтобы товарищ Снегов в конечном итоге расшибся насмерть.
   Ну, насчет естественно и случайно - понятно. Все как  обычно.  А  вот
что значит "желательно"?! Это что ж: ПРОФСОЮЗ  предполагает,  что  акция
может и не получиться? Вот так новости!
   Вернувшись в дом,  я  быстренько  накрутил  промежуточный  контактный
телефон и сердито истребовал Диспетчера. Выслушав все вопросы, Диспетчер
терпеливо попенял мне за тугодумство и подтвердил:  все  указано  верно.
Клиент  имеет  обыкновение  перемещаться  на  "Мерседесе-600",   который
располагает  недурственной  системой  защиты  пассажиров.  Так  что   не
исключен вариант,  что  на  сто  процентов  объем  работы  выполнить  не
удастся. И вообще  -  я  что,  забыл,  что  контактным  телефоном  можно
пользоваться  только  в  экстренном  случае?  Нечего  дурацкие   вопросы
задавать - работать надо! Время идет...
   Я  еще  раз  посмотрел  на  часы:  стрелки  на  циферблате  "Ролекса"
фиксировали 16 часов 12 минут. Пожалуй, пора приступить  к  непрерывному
визуальному контролю за дальними подступами.
   Вытащив из бардачка подзорную трубу - непременный аксессуар всех моих
акций во благо ПРОФСОЮЗА, - я настроил ее на  максимальную  дальность  и
принялся  наблюдать  за  северо-западной  оконечностью  шоссе.  К  месту
будущего происшествия спускаться было пока рановато. Разумеется, было бы
неплохо  все  приготовить  заранее,  не  спеша,  с   чувством,   толком,
расстановкой. По шоссе через каждые полминуты в обе  стороны  проносится
транспорт, и перерыва  в  систематическом  движении  не  предвидится.  А
транспортом этим зачастую управляют  весьма  любопытные  мужики,  каждый
второй  из  которых  не  поленится   притормозить,   чтобы   в   деталях
ознакомиться с  довольно  необычным  явлением,  заготовленным  мною  для
клиента.
   Учитывая это обстоятельство, я на данном этапе сделал лишь то, что ни
у кого любопытства  не  вызывает:  у  правой  обочины  воткнул  в  землю
полутораметровый ивовый прут,  а  посреди  мертвой  клумбы,  разделяющей
встречные полосы, вбил проволочную скобку. И, загнав свою "Ниву" на холм
у дороги, принялся ожидать клиента. От  момента,  когда  я  окончательно
идентифицирую визуальные параметры клиента с реквизитами,  указанными  в
исходных данных, до приближения его автомобиля к месту совершения  акции
пройдет что-то около четырех-пяти минут. За это время  я  успею  сделать
то, что необходимо, даже если буду перемещаться пешком.
   На всем протяжении шоссе от  Вознесеновки  до  городских  окраин  нет
более симпатичного  поворота,  чем  этот.  Товарищ,  который  планировал
шоссе, наверняка предполагал,  что  в  один  прекрасный  момент  кому-то
понадобится скинуть кого-то именно в этом месте.
   Сами судите: шоссе ныряет в пологую ложбину между  холмами  и  плавно
поворачивает влево. В самом начале поворота, метрах в четырех от  правой
обочины, начинается могучий овраг, примыкающий к  дороге  на  протяжении
километра. Ограждение? Ну, разумеется,  вот  оно:  полосатая  рельса  на
стойках тянется в метре от обочины и  выглядит  вполне  надежно.  Только
ограждение моему делу не помеха. Расчеты показывают, что при  правильном
подборе материала и точном сопоставлении успех  гарантирован  на  двести
процентов. Аксессуары на месте: в багажнике и на заднем  сиденье.  Можно
смело утверждать, что все в ажуре: акция почти завершилась (тьфу!  тьфу!
тьфу! - через левое плечо).
   - Все тип-топ, Бакланов, все в норме,  -  пробормотал  я,  успокаивая
себя. - Беспокоиться нечего - нет причин.
   Беспокойство, однако, от  этого  не  исчезло.  Смутное  недовольство,
возникшее с утра по прочтении исходных данных, окрепло и  сформировалось
в полновесную безотчетную тревогу, которая стальной  занозой  впилась  в
сердце и не желала самоуничтожаться.
   Мое шестое чувство, периодически просыпающееся где-то внутри в  самые
неожиданные моменты, настойчиво  кричало:  "Что-то  не  так!!!  Тормози,
Бакланов!!!" Только куда уж тормозить! Механизм запущен, все идет  вроде
бы и без моего участия, само собой. Я винтик.  Маленькая  деталь  хорошо
отлаженной машины уничтожения...
   С северо-запада, где шоссе вытягивается в тонкую  ниточку,  показался
"Мерседес-600". Вздрогнув, я натужно сглотнул и  сильнее  вдавил  окуляр
под бровь. Ну-ка, ну-ка...  Спустя  полминуты  мне  удалось  рассмотреть
номер машины и контуры лица мужика, сидящего радом с водителем. Это  был
товарищ Снегов.
   - Ну здравствуй, мой х