этаж  ниже?  Там,  знаете  ли,
нейрохирургия, так у них и оборудование побогаче, и само отделение в два
раза побольше - это по поводу медсестер...
   Я терпеливо объяснил, что перенести никак нельзя, потому что именно в
этом отделении лежит Дон. Если доктор все бросит и вытащит  его  с  того
света - особняк тут же автоматически переходит в его собственность. Если
же он проявит нерасторопность и из-за этого Дон  умрет  -  альтернатива,
приведенная выше.
   Спустя сорок  минут  я  вновь  беседовал  со  светилом:  выглядел  он
задумчивым и грустным. Ничего конкретного он не сказал,  наговорил  кучу
названий по латыни и пообещал сделать все от него зависящее.
   - Вы можете спокойно отправляться домой, молодой человек,  -  сказало
светило, мудро похлопав глазами. - Я очень хочу  особняк,  а  потому  из
кожи вон вылезу, чтобы вытащить вашего шефа. Сам буду неотлучно при  нем
находиться. Лучшего специалиста, чем я, в области нет - так что... Ну  а
ваша бригада кардиологов - это совершеннейшая  ненужность,  батенька.  У
нас элитарное отделение - ничего такого, чего не можем мы,  они  сделать
не в состоянии.
   Покинув клинику, я вышел за ворота и хотел было стремительным броском
пересечь улицу, чтобы  запрыгнуть  в  "Ниссан"  с  сопровождающими  меня
бойцами, но не тут-то было. Дорогу мне преградила утренняя губернаторша:
соблазнительная,  томная,  слегка  припухшая  со   сна   и   чрезвычайно
настойчивая.
   -  Я  тебя  везде  ищу  черт  знает  сколько  времени!  -  возмущенно
воскликнула она. - Ты где есть вообще постоянно! В офис  звоню  -  нету!
Домой - нету! Если бы мой стервятник не сказал, что у Дона приступ -  ни
в жисть бы не нашла! Я тебя вычислила - так и подумала, что ты здеся!  Я
молодец?
   - Молодец, Оля, - сокрушенно вздохнул я. - Только тебе сейчас со мной
общаться не стоит - у меня куча проблем, чреватых летальным исходом.
   - Ты меня не хочешь? - удивилась губернаторша, капризно надув губы. -
Я тебе уже не нравлюсь?
   - Да хочу - конечно же, хочу! - успокоил я ее. - Только, понимаешь, я
всю ночь не спал, мой близкий  человек  при  смерти,  мою  женщину,  как
оказалось,  два  дня  подряд  один  товарищ  нещадно  эксплуатировал   в
сексуальном аспекте...
   - В смысле - в рот давал? - заинтересовалась губернаторша -  глазенки
засверкали, ресницы - хлоп! хлоп!
   - Пф-ф-ф... Ну, я в такие тонкости не вникал, - смущенно сказал я.  -
Это уже их личное дело - как...
   - Ну, короче, кто-то вые...л эту твою стервозу - так?! -  возбужденно
воскликнула губернаторша.
   - Ну. так. - нехотя признался я. - Знаешь, мне сейчас очень плохо...
   - Да и хер на нее! - убежденно вскричала губернаторша  -  я  опасливо
оглянулся по сторонам. - Бросай ее к гребаной маме - я у тебя есть! Тебе
никто не нада, когда я у тебя есть, вот увидишь,  ласковый  мой!  -  Она
приблизилась вплотную, потерлась упругим бедром о мою  ширинку  и  жарко
зашептала:
   - Щас у Лады никого нет - я тебя туда повезу. Я  тебя  там  покормлю,
попою, в ванне  искупаю  -  все  твои  летательные  проблемы  как  рукой
снимет... Мр-р-р?
   - Летальные, - машинально поправил ее я, чувствуя как в  душе  растет
непроизвольное желание схватить этот  эротический  агрегат  в  охапку  и
оттащить куда-нибудь в укромное местечко для интенсивного  использования
по прямому назначению, - летальные, радость моя... Прекрати тереться  об
меня! А то я щас тебя прямо тут...
   - А вон такси! - моментально  отреагировала  губернаторша.  -  Стоит,
ждет - падаем туда, и через десять минут я твоя! - Она показала  пальцем
в сторону такси, ожидавшего на противоположной стороне улицы, неподалеку
от "Ниссана" с бойцами.
   - Отпусти его, - сказал я, хватая губернаторшу за руку и  направляясь
к "Ниссану" - Поедем на моей тачке - так безопаснее.
   Подбросив нас до мэрского дома, бойцы пообещали  заехать  через  пару
часов и укатили.
   Голая Лада - мэрская женушка - на этот раз меня особенно не  смутила.
Единственное, что  отличало  этот  визит  от  предыдущего  -  отсутствие
бигуди. Груды журналов, сигарет и пепел в  пупке  -  все  осталось,  как
прежде.
   - А где бигуди? - по-домашнему поинтересовался я, когда мы с  Ольгой,
сопровождаемые здоровенным мужланом Жоржиком, вошли в зал.
   - А на хера они мине щас? - удивилась Лада, сдувая пепел на  лобок  и
внимательно следя за этим архиинтересным процессом. - Я в  салон,  типа,
хожу-езжу, как приспичит... А!  Вона  что?  Ну,  тогда  мой  козел  меня
арестовал - вот  и  пришлось  самой  причипуриваться...  Давайте,  дуйте
наверх и е...тесь тама, сколько влезет! А хотите - я к вам  тоже  приду.
А?
   - Не-а, мы сами! -  с  поспешностью  отвергла  рацпредложение  Ольга,
затаскивая меня на второй этаж и делая страшные глаза - дескать, молчи и
не вздумай что-нибудь ляпнуть. Я  промолчал,  но,  уже  входя  в  дверь,
обернулся   и   послал   Ладе   воздушный   поцелуй.   Она   моментально
заинтересовалась этим явлением: переменила позу  и  стала  поедать  меня
глазами, плотоядно облизываясь.
   - Еще раз замечу - я ей башку  оторву,  -  сердито  пообещала  Ольга,
захлопнув дверь в спальню.  -  Ты  че  думаешь  -  я  совсем  ничего  не
соображаю? Я все вижу, не глухая! Эта  стервоза  на  любые  штаны  слюни
пускает - потому что ей тута скучно, а мэр-сучара никуда ее не  вывозит,
дебил! Помнишь, я тебе говорила про ее хахаля Леху?
   - Помню, - кивнул я, медленно освобождаясь от одежды. - Леха-ха,  мне
без тебя так плохо...
   - Нету того Лехи, - сокрушенно всплеснула губернаторша и уперла  руки
в бока. - Пропал куда-то. Дома нету, на работе - нету... Щас  ей  ходить
некуда, надо опять шашни заводить... - Ольга сокрушенно вздохнула и даже
не  предприняла  попытки  избавиться   от   полупрозрачного   кружевного
платьица, подчеркивающего ее обворожительные формы.
   - Мамочка раздеваться  не  желает?  -  вкрадчиво  поинтересовался  я,
оставшись без облачения и медленно приближаясь к губернаторше.
   - У мамочки  в  сумочке  есть  еще  одно  такое  платьице,  -  хрипло
прошептала Ольга, фиксируя взгляд  на  вспученности  в  районе  передней
части моих плавок, -  и  еще  одни  трусики...  и  лифчик...  но  лифчик
крепкий, зараза...
   - А это мы сейчас проверим,  -  пообещал  я,  хватая  губернаторшу  в
охапку и швыряя ее на постель. - К выполнению норматива - приступить!
   - Ох-х-х-х!  -  испуганно  взвизгнула  губернаторша,  когда  я  одним
движением разорвал на ней платье.
   Тп-р-р-р! - прозвучали выдранные с корнем  крючки  ажурного  лифчика,
отлетевшего за  кровать,  глянцевито  поблескивающие  молочной  белизной
груди взволнованно  колыхнулись,  вырвавшись  из  нейлонового  плена,  и
вопросительно наставили на меня нежно-розовые соски.
   - Ну держись, мамочка, - процедил я сквозь зубы,  разрывая  в  клочья
губернаторшины трусики и  расталкивая  в  стороны  ее  атласные  колени,
которые плутовка в последний момент отчего-то пожелала сдвинуть...
   Вы наверняка в курсе, что после некоторого воздержания коитус  бывает
достаточно коротким и  завершается  быстрой  разрядкой,  принося  только
освобождение от страшного возбуждения, но не длительное  наслаждение.  В
этот раз процесс проистекал особенно быстро и сопровождался интенсивными
стонами снизу и целенаправленным  рычанием  сверху.  Непосредственно  же
после  разрядки  я  испытал  два  совершенно   нестандартных   ощущения:
удивление  от  того,  что  раскрывшая  глаза   Ольга   вдруг   испуганно
вскрикнула: "Ой, мамочки!",  и  последовавший  за  этим  мощный  удар  в
основание черепа, от которого все медленно погрузилось в кромешный мрак.
   - Вот это я трахнулся! - восхищенно отметило угасающее сознание.
   Очухавшись, я не сразу сообразил, где нахожусь и что со мной  делают.
В глотке ужасно жгло, остро пахло спиртом  -  попытавшись  сглотнуть,  я
почувствовал, что не в состоянии это сделать. Во рту было что-то твердое
- судя по  привкусу  -  пластмасса.  На  глазах  я  ощутил  что-то  типа
шерстяного шарфика.
   - Давай еще, - раздался чей-то голос. Через то, что было  у  меня  во
рту, в глотку полилось что-то жгучее.
   "Воронка,  -  определил  я  и  еще  определил:  Водка.  Но  почему-то
разбавленная теплой водой".
   Попытался рвануться - не получилось. Кто-то  крепко  держал  меня.  В
процессе вливания участвовало не  менее  трех  человек:  один  сидел  на
ногах, второй придавил мои руки к полу коленями, а третий  взгромоздился
на грудь и вливал через воронку смесь водки с водой -  грамотно  вливал,
гад, мелкими дозами, давая глотнуть воздуха и приготовиться к  очередной
порции.
   "Козлы, - печально подумал я. - Как вычислили? Как подкрались? Совсем
квалификацию потерял... Губернаторша подставила, что ли?"
   - Хорош, - послышался голос. - Давай его сюда!
   Вливальщик освободил мою  грудь  от  своей  увесистой  задницы,  двое
подхватили меня за руки, за ноги и швырнул  на  постель  -  я  с  ужасом
почувствовал под собой обмякшее  женское  тело.  Попытавшись  встать,  я
получил еще один профессиональный удар в  основание  черепа  и  вторично
потерял сознание, успев напоследок  расслышать:  "Смотри,  аккуратнее  -
чтобы вовремя очухался..."
   Очухался я  как  раз  вовремя.  Открыв  глаза,  отметил,  что  шарфик
отсутствует, а подо мной лежит Ольга. Голова у  нее  была  неестественно
вывернута лицом в подушку, а тело...  в  общем,  тело  было  холодное  -
неживое.
   Мгновенно вспотев от страха, я вскочил с кровати и вдруг ощутил,  что
мертвецки пьян! Тело непослушно занесло  в  бок,  панорама  спланировала
туда-сюда и на место возвратиться не пожелала.
   В спальню вдруг заскочили четверо в камуфляже и  масках,  вооруженные
короткоствольными автоматами, - увидев их, я пьяно икнул и проблеял:
   - Сво-и-и-и, бля! Тута такая штука...
   Ребятишки   моментально   угостили   меня   прикладами   по   почкам,
закольцевали наручниками и потащили вниз. То, что я  увидел  внизу,  мне
страшно не понравилось. Посреди холла стоял высокий милицейский майор  с
официальным лицом и грозно смотрел на меня.  Голенькая  Лада  лежала  на
тахте в луже крови  -  горло  у  нее  было  перерезано  каким-то  острым
предметом - аж до шейных позвонков. Мужлан Жоржик, бедолага, был засунут
головой в камни - рубаха на нем превратилась в окровавленную тряпку. Что
с его лицом, я не сумел рассмотреть,  но  даже  моего  пьяного  мышления
достало, чтобы уразуметь,  какую  роль  в  судьбе  несчастного  кастрата
сыграли массивные каминные щипцы, валявшиеся неподалеку с  прилипшими  к
ним сгустками крови.
   - Вот это ты, сука, наворотил, - тихо сказал майор, поднявшись наверх
и вновь выйдя из спальни. - Вот это ты влип!
   А я уже и  сам  понял,  что  влип,  несмотря  на  алкогольный  туман,
застылавший мозги. Теперь у меня, помимо заморочек с братвой и мамедами,
возникли некоторые осложнения с органами, возникли некоторые  осложнения
с органами правоохраны. И какие осложнения! Минимум на пару расстрельных
статей без права на апелляцию...
 
ЧАСТЬ 2 
 
Глава 1 
 
   -  Я  вашего   слона   забираю,   -   сообщил   Звездорванцев   после
продолжительной паузы. Вы его напрасно сюда поставили! Погорячились...
   - На здоровье, - я вяло пожал плечами. - Забирайте, воля ваша.
   Следователь сцапал слона и на пару секунд задержал руку и фигурой над
доской:
   - Переходить не желаете? Думаю, вы просто допустили ошибку  -  я  вам
прощаю.
   - Да нет, не ошибся, - я хмуро улыбнулся и почесал могучую щетину, за
две недели превратившуюся в почти  полноценную  бороду.  -  Я  его  сюда
специально поставил. Это тривиальный карповский дебют - через пять ходов
вам мат.
   - Вы так полагаете? - Звездорванцев удивленно  сдвинул  на  лоб  свои
"хамелеоны". - Мы же только начали партию!
   - Нет, это не я. Это Карпов так полагает. - Я опять почесал бороду  и
потянулся к початой пачке "Лаки страйк":
   - Разрешите?
   - Да-да, пожалуйста. - Звездорванцев  придвинул  пачку  и  озабоченно
углубился в изучение партии.
   Я шел в "несознанку". Этот допрос был восьмым по счету, и ни на одном
из них я ничего не сообщил следователю  по  факту  инкриминируемого  мне
деяния. И не подписал ни одного протокола. Нет, в молчанку я не играл  -
нес всякую чушь  о  чрезмерной  загазованности  атмосферы  и  поголовной
дегенератизации общества, упирая на  извращенность  человеческой  натуры
вследствие стечения  негативных  факторов,  которые  могут  даже  самого
честного  и  бескорыстного  сотрудника  правоохранительных  (!)  органов
сделать отъявленным и жутким мздоимцем. Когда я переходил к  конкретике,
следователь вымученно улыбался и розовел -  не  успел  еще  окончательно
испортиться, салажонок. Вообще, мне  с  ним  повезло:  коммуникабельный,
отзывчивый, не давит, не  орет,  допускает  всякие  поблажки...  Видимо,
знает, что мое дело - заведомо лажа. Мне кажется, никто ему забашлять не
удосужился за мою закопку по самые уши. Просто сказали - веди  дело  как
обычно, и так все ясно. Вот и не старается...
   Узнав, что родичи насильственно привили мне  склонность  к  шахматным
баталиям и даже пытались  вытащить  на  уровень  межобластных  олимпиад,
следователь притащил набор дорожных шахмат  и  за  два  часа  продул  со
свистом шесть партий подряд.
   С того раза это вошло в систему.  Следователь  задавал  мне  дежурный
вопрос:
   - Показания давать будете?
   - Не-а, не буду, - печально отзывался я.
   - Ага! А протокол подписывать... А? - уточнял Звездорванцев.
   - Тоже не буду, - опять отзывался я. - вы же слышали,  что  Гольдман,
упокой  господь  его  грешную  душу,  мне  завещал?  Грех  не  выполнить
последний совет покойного...
   - Ясно, -  Звездорванцев  потирал  ладошки  и  доставал  из  кейса  с
золоченой монограммой (ах, как хочется  казаться  большим  и  солидным!)
коробку с шахматами:
   - Ну, тогда, может... эээ... партейку?
   - А вот это - с превеликим  удовольствием!  -  Тут  я  усаживался  на
краешек стула (привинчен, зараза, не подвинешь у столу!), и мы  начинали
сражаться не на жизнь, а на  смерть  -  Звездорванцев,  дилетант  в  сей
строгой игре, отдавался ей самозабвенно, будто с разбегу нырял в омут.
   Такой  расклад  меня  вполне  устраивал  -  можно  было  посидеть   в
нормальной комнате, подышать воздухом, покурить  и,  общаясь  с  хорошим
человеком,  узнать,  как  там  -  на  воле.  Такой   идиллии,   впрочем,
предшествовали  кое-какие   катаклизмы   местного   значения,   которые,
повернись ситуация несколько иначе,  могли  сыграть  в  моей  дальнейшей
судьбе весьма неприятную, если не трагическую, роль. В камере  ИВС  меня
держали не долго - к исходу вторых суток предъявили обвинение в  тройном
убийстве и перевезли в СИЗО. Дознавателя мои отчаянные доводы совершенно
не волновали.
   -  Все  шито  белыми  нитками,  -  резюмировал  он,  определившись  в
отношении меры пресечения. - Все вы так - подстава, подстава!  Надо  же,
а! Водку ему в рот залили! Может, они еще и бабу под тебя подложили?!  И
щипцами от камина и ледорубом полтергейст позабавлялся?! Ха!
   Но  мою  просьбу  об  обязательном  присутствии  адвоката  неожиданно
выполнили -  честно  говоря,  я  не  рассчитывал  на  результат,  когда,
руководствуясь опытом просмотренных видеофильмов, гордо заявлял, что без
адвоката нашей фирмы даже рта не раскрою! А может, сыграло  роль  особое
положение  нашего   адвоката   в   системе   отношений   правоохраны   и
криминалитета. Борис Моисеевич Гольдман, состоящий на службе у Дона,  за
время своей активной деятельности посадил на скамью подсудимых  не  один
десяток   товарищей   в   форме,   имевших   неосторожность    превратно
истолковывать  суть  и  значение  правозащиты  в  современном  уголовном
процессе.  В  общем,  адвоката  ко  мне  доставили  и   даже   позволили
переговорить наедине, предварительно обыскав Гольдмана, дабы  не  пронес
злобному убийце каких-нибудь запрещенных предметов.
   - Я все знаю, - махнул  рукой  Борис  Моисеевич,  когда  я  попытался
изложить суть дела. - Я предупредил, чтобы не смели без меня предъявлять
обвинение... Так что... - Тут он смутился и виновато пожал плечами:
   - Ну, знаешь, придется тебе посидеть некоторое время в СИЗО,  мальчик
мой... Мммм-да... Так вот. Это липа -  дураку  понятно.  Я  разберусь  -
подключим все резервы, заплатим кому надо - можешь не беспокоиться. И не
из таких передряг выскакивали...
   - Нехорошо мне в СИЗО будет,  дядя  Борис,  -  мрачно  сообщил  я.  -
Знаешь, сколько товарищей хотят мою голову?
   - Знаю, мальчик, знаю, - торопливо покивал  Гольдман.  -  Уже  дадено
кому надо - будешь сидеть в комфортабельной одиночке. Ты же у нас бывший
вэвэшник - положено отдельно содержать. Так что -  не  беспокойся,  быть
удавленным в общей камере тебе не грозит.
   - И на том спасибо, - поблагодарил я и поинтересовался. - Как Дон?
   - Нормально, - отводя взгляд, ответил Гольдман, в его голосе я уловил
фальшь. - Ты не волнуйся - сиди себе... Да - вот еще что! Без меня -  ни
слова! Понял? Ни ЕДИНОГО словечка! Все показания - в моем присутствии. И
ничего не вздумай подписывать. Ясно?
   - Да понял я, дядя Боря, -  успокоил  я  Гольдмана.  -  Вы,  главное,
найдите, кто меня подставил. И знаете  -  я  могу  подсказать:  ищите  в
Кировском районе.
   - Это уже не твоя забота, мальчик мой, - мудро сощурился Гольдман.  -
Твой патрон занимает достаточно высокое положение в системе, а потому  у
тебя не должна болеть голова  о  том,  как  тебя  будут  вытаскивать  из
дерьма, в которое ты имел  неосторожность  вляпаться.  Так  что  -  сиди
себе...
   Меня благополучно переместили с СИЗО и водворили  в  одиночку.  Никто
меня  ногами  не  бил  и  прикладами  в  спину  не  тыкал  -   наверное,
проинформировали, что я за птица. Правда, мне не  понравилось,  что  при
перевозке   были   предприняты,   на   мой   взгляд,    излишние    меры
предосторожности. Во-первых, на  меня  натянули  наручники  в  положении
"руки за спину" и хромированные ножные кандалы,  не  позволяющие  широко
переставлять ноги. Во-вторых, начальником караула был пожилой капитан  -
командир роты по конвоированию. Я выходец из Внутренних  войск  и  знаю,
что начкаром в данном случае мог быть и обычный прапорщик.  Офицер,  тем
более командир роты, возглавляет караул только в особом случае.
   Обстановка одиночной камеры комфортом не отличалась: откидные нары  и
отвратно воняющая в углу чаша "Генуя" (на местном  диалекте  -  "параша"
или "толчок"), над которой свисал протекающий водопроводный кран.  Когда
я  намекнул,  что  неплохо  бы  заполучить   матрац,   робу,   туалетные
принадлежности и так далее, корпусной терпеливо разъяснил:
   - Вот на зону придешь - тама  тебе  все  и  дадут.  Тута  ни  фуя  не
получишь. А матрац - с бикарасами. Хошь?
   Я решительно отказался - уж лучше на голых досках  бока  отдавливать,
чем потом беспрерывно чесаться...
   - И вообще - должен радоваться, - сообщил свое мнение корпусной. -  У
нас тута людишек - как сельдей у бочке. А ты, как король, - отдельно. По
режиму, вишь ты, полагается  ему!  Хм...  Ну,  бывай,  хлопец,  -  и  со
страшным скрежетом захлопнул железную дверь, похоронив меня в  замкнутом
пространстве камеры...
   На следующий день, после завтрака, который  состоял  из  пары  кусков
липкого черного хлеба и тарелки перловки с острым привкусом хлорки, меня
повели на допрос. Комната для допросов располагалась в этом же  корпусе,
на последнем этаже. За ближним к зарешеченному окну столом сидел румяный
молодой человек с бездонно-голубыми глазами и скучающе обрабатывал ногти
маникюрной пилкой.
   - Спасибо, - сказал он корпусному  и  сделал  отмашку  рукой  -  типа
удались, тот ретировался, оставив дверь слегка приоткрытой.
   - Дверь-то закройте! - возвысил голос румянолицый.
   В коридоре раздалось брюзгливое бурчание по поводу какой-то матери  и
безопасности следователя, однако дверь закрылась.
   - Ну вот и ладненько, - констатировал румянолицый и ук