азал  рукой  на
свободный стул:
   - Садитесь, пожалуйста.
   - Спасибо, - буркнул я, присаживаясь, и уточнил:
   - На сколько?
   - В смысле? - не понял румянолицый.
   - На сколько садиться - лет на двадцать? - Я пристально посмотрел  на
собеседника, стараясь определить  степень  сопричастности  следака  моим
напастям.
   - Ах, вон что! - румянолицый смущенно улыбнулся  и  нервно  мигнул  -
значит, в курсе, сволочь, почем дровишки! - Я полагаю, мы  разберемся  с
вашим делом, угу... и  расставим  все  точки  над  "і".  Кстати,  я  ваш
следователь. Звездорванцев, Василий Хафизуллович...
   - Василий Хафи... как? - переспросил я.
   - Хафизуллович, - зарделся следак. - от слова Хафизулла.
   - Эк вас угораздило, - посочувствовал я. - А на вид  вы  совсем  даже
бледнолицый! Да и фамилия... Хм! Н-н-нда...
   -  Ну...  где  вы  встретите  сейчас  носителя  чистого   этноса?   -
заоправдывался Звездорванцев. - Сейчас все так  перемешалось...  мгхм...
ммм... монголы там, видите ли, триста лет, ага... Так  что...  А  насчет
фамилии - увы, мы не выбираем. Впрочем, давайте займемся делом.
   - Давайте, давайте, - согласился я и выдал:
   - Вы в курсе, что без своего адвоката я вам ничего не скажу? Там,  на
подходах к изолятору, должен где-то топтаться такой толстенький курчавый
дедок - мой адвокат. Гольдман его фамилия.
   - Ну, дорогой вы мой! - поморщился следователь. - Зачем же вам  сразу
заручаться протекцией такого маститого  адвоката,  уподобляясь  каким-то
рэкетирам? Мы будем разбираться по существу дела  скрупулезно,  дотошно,
не упуская ни одной детали. С материалами предварительного  следствия  я
ознакомился, прекрасно знаю...
   - Вы не поняли! - перебил я его. - Гольдман - адвокат, работающий  на
нашу фирму. Я  сотрудник  фирмы.  Быть  может,  мы  с  вами  беседуем  в
последний раз,  досточтимый  Василий  Хафи...  Тьфу!  Короче,  гражданин
следователь,  тащите   сюда   этого   старого   еврея,   ежели   желаете
контактировать! Кстати, вы его видели или так - понаслышке знаете? А  то
я вам его опишу...
   - Видел, - Звездорванцев замялся. - Эээээммм... Дело в том, уважаемый
Эммануил  Всеволодович...  знаете,  Гольдман  вчера  вечером   попал   в
автомобильную катастрофу. Мммм... сейчас он лежит в реанимации...
   - Что?! - Я вскочил и подался через стол к следователю:
   - Чего вы несете? Я вчера с ним разговаривал!
   Следователь опасливо отодвинулся и покраснел. Рука  его  нашарила  на
столе черную кнопку звонка и зависла над ней, как кошка,  изготовившаяся
к прыжку.
   - Но-но! Эмоции! - петушиным всхлипом выдал Звездорванцев.  -  Говорю
вам - в реанимации... Вчера, между десятью и одиннадцатью часами вечера,
его машина столкнулась с бульдозером, который на большой скорости...
   - Бульдозер на большой скорости?! - Я скривился в ухмылке. - А  каток
асфальтный на большой скорости не пролетал?! С  реактивным  двигателем?!
Вот уроды-то! Все куплено! От бля, а!
   -  Прекратите,  -  тихо  попросил  Звездорванцев,   утирая   внезапно
вспотевший лоб. - Я никакого отношения к бульдозеру не  имею.  И  вообще
никакого отношения к адвокатам не имею - я из другой службы...
   - Службы, службы! - передразнил я. - Знаем мы вашу  службу!  Не  буду
ничего показывать. Точка. - Я пристукнул кулаком по столу  и  для  вящей
убедительности продемонстрировал следователю кукиш:
   - Вот вам, а не показания!
   - Ясно. - Звездорванцев тяжело вздохнул. - Имеете отвод?
   - От каких вод? - удивился я. - Я секретарь-референт! Водами  никогда
не торговал! Ну, вы даете!
   - Да нет, -  досадливо  нахмурился  следователь,  -  если  я  вас  не
устраиваю, можете написать заявление - официальный отвод.  Если  причины
отвода - веские, вашим делом будет заниматься другой следователь. А  вам
назначен адвокат Иноземцев - очень, знаете ли, опытный и авторитетный...
   - Когда назначен? - живо поинтересовался я.
   - Сегодня, естественно! - Следователь смутился.
   - Вот оно что!  -  ядовито  протянул  я.  -  Можете  передать:  пусть
адвоката этого, назначенного, на пенсию отправляют! Он  мне  на  хер  не
нужен!
   - Отказываетесь от защиты, значит? - уточнил Звездорванцев.
   - Не-а, не отказываюсь, - я развел руками. - Зачем мне ваши адвокаты?
Фирма найдет мне защитника  не  хуже  Гольдмана  -  вот  тогда  и  будем
разговаривать. И отвод я не собираюсь писать: вы ли, кто другой -  какая
разница?
   - Ясно.  -  Звездорванцев  опять  вздохнул.  -  На  вопросы  отвечать
отказываетесь?
   - Отказываюсь! - Я внимательно осмотрел одежду следователя. - Кстати,
закурить не дадите?
   - А отвечать будете? - хитро прищурился Звездорванцев. - Если будете,
тогда дам!
   - Не буду, - упрямо насупился я.
   - Аааа! Стойкий ленинец! - Звездорванцев  улыбнулся  и  достал  пачку
"Лаки Страйк":
   - Все равно - нате. Вы мне чем-то симпатичны, Эммануил Всеволодович.
   - Спасибо! - искренне поблагодарил я, вытаскивая  четыре  сигареты  и
пряча их в штаны. - К сожалению, не могу сказать вам то  же  самое.  Ваш
брат в последнее время мне что-то здорово не нравится - ну о-о-очень  не
нравится. Либо хитрые продажные  шкуры,  либо  затурканные  трудоголики,
которые до пенсии расколупывают чемоданные кражи, не замечая, что  рядом
воруют эшелонами, практически не маскируясь! Нормальных нет.
   - Ну, это не мы! -  Следователь  протестующе  потряс  руками.  -  Это
специфика работы такая. А меня вы к какому разряду относите?
   - Пока не знаю, - покривил я душой и прищурился:
   - Разберемся со временем. Вот  что  -  я  подумаю  на  досуге,  а  вы
приходите завтра и приводите адвоката - тогда я вам все расскажу. Только
позвоните  2-93-51  -  это  номер  моего  шефа,  скажите,  что  я  прошу
адвокатика приличного найти. Договорились?
   - Хорошо, - согласился следователь. - Я  позвоню.  Только  вы  можете
молчать сколько влезет - у меня  установка:  две  недели  на  следствие,
затем передать  дело  в  суд.  Даже  если  вы  не  подпишите  ни  одного
протокола, это ничего не меняет.
   - Вот как! - удивился я.  -  Ну  ты  посмотри,  а!  Все  уже  заранее
распределено, все предусмотрено! Да уж...
   - И вот еще что,  -  Звездорванцев  осторожно  постучал  пальцами  по
столу, - я позвоню, но... знаете,  я  могу  сразу  сказать,  что,  кроме
Иноземцева, вас никто защищать не возьмется...
   - С чего это вдруг? - насторожился я.
   - Ну что вы, право! - укоризненно воскликнул Звездорванцев. -  я  вам
гарантирую,  что  после  случая  с  Гольдманом  вами  никто  не   станет
заниматься. Пример, знаете ли, очень убедительный. Идите-ка в  камеру  и
подумайте, как себя вести. А если уж  совсем  меня  не  презираете,  как
продажную шкуру, - ответьте, пожалуйста, на ряд процедурных вопросов...
   В  персональную  одиночку  меня  отчего-то  не  водворили.   Курносый
проследовал мимо, и я, очнувшись от мрачных мыслей,  заметил,  что  стою
перед открытой дверью камеры № 12, что в противоположном конце  коридора
от моей одиночки.
   - Э-э, дядя! Ты чего это? - я обернулся к конвоиру и на всякий случай
сделал шаг назад.
   Ласково улыбнувшись в пшеничные усы, корпусной вдруг рубанул меня под
коленки дубинкой и резко втолкнул в камеру - от неожиданности я даже  не
сделал попытки к сопротивлению.  Трудно  было  предположить,  что  такой
толстый и на вид нерасторопный дядька может действовать столь проворно.
   В камере присутствовали три человека. Они, расположившись  на  нижних
шконках, азартно резались в "буру".
   Некоторое время троица  продолжала  увлеченно  играть,  а  я  получил
возможность осмотреться. Двое  были  сильно  здоровы  -  один,  по  всей
видимости, баловался  бодибилдингом,  о  чем  свидетельствовали  немного
одрябшие, но не  утратившие  формы  мышцы.  Второй  крепкой  статью  был
наделен  от  природы:  массивные  плечи,  широкие  запястья  с  толстыми
пальцами,  испещренные  татуировками,  твердокаменная  челюсть  и  грудь
бочонком - все это  наводило  на  самые  грустные  мысли  о  собственной
физической неполноценности. Но опаснее всех мне показался третий: мелкий
и сухощавый, он словно был  сплетен  из  стальных  тросов,  которые  при
каждом движении руки перекатывались под бронзовой от загара кожей.
   "Борец, - подумал я, - бывший... - И еще подумал:
   - Когда это он успел загореть?  Если  все  лето  торчит  в  камере?..
Странно..."
   Мне стало немного неуютно. Ай-я-яй...  Было  очевидно,  что  в  узком
пространстве камеры эти ребята задавят меня за несколько секунд. Это вам
не по перрону кренделя выписывать!
   Трое закончили кон и разом повернули головы в мою сторону.
   - За что чалишься? - коротко спросил качок.
   Я не стал отвечать - выдержал паузу и добродушно произнес:
   - Здорово, мужики! Где мне упасть?
   - Не  хочет  говорить!  -  сокрушенно  развел  ручищами  здоровый  от
рождения, а борец неожиданно глубоким басом добавил:
   - А и не надо - так знаем. Двух девчонок  несмышленых  оттарабанил  и
головенки им посворачивал. Загубил юные души, бля! А знаешь, что за  это
полагается? Знаешь, петух  недоделанный?!  -  И  тут  все  трое  встали,
продвинулись вперед и образовали передо мной в узком пространстве камеры
треугольник, вершиной которого оказался борец.
   - Мужики! Это же  затасканный  прием!  -  тоскливо  воскликнул  я,  в
отчаянии заламывая руки. - Я не делал этого! Меня подставили! Твою мать,
а! Ну вы че - фильмы, что ли не смотрите?!  Меня  подставили,  а  теперь
через вас рассчитывают опустить -  ведь  дебилу  ясно!  Неужели  вам  не
западло быть чьими-то "шестерками"? Мужики...
   Увы - ораторское искусство успеха не возымело. Борец молнией метнулся
мне в ноги, ухватил за бедра железным кольцом, резко приподнял и мотанул
в бок, заваливая на пол.
   Вопреки ожиданию нападавшего, я не стал  сопротивляться  -  наоборот,
расслабился и плюхнулся, как мешок  с  трухой.  От  неожиданности  борец
подался вперед и ослабил захват.
   То, что происходило далее, мой рассудок только  успевал  фиксировать:
мышление выключилось, и заработали  автоматизмы  старой  боевой  машины,
ключевым понятием которой является коротенькое слово "УБЕЙ!".
   Подхватив борца под мышки, я с маху  вогнал  его  башкой  в  железную
дверь, от чего она гулко завибрировала басом, образуя  чистую  квинту  с
последним криком бедолаги.
   Упершись руками в пол позади головы, я выгнулся дугой и обеими ногами
швырнул  обмякшее  тело  борца  на  стоящих  чуть  поодаль  картежников,
которые, приняв на грудь драгоценный груз, попятились к  шконкам.  Резво
выпрыгнув в стойку, я бросился за борцом и с разбегу запихал комплект из
двух мужиков, поддерживающих обмякшее тело, в проем между шконками, пока
смешавшиеся здоровяки не  догадались  бросить  сотоварища  и  перейти  к
активной обороне.
   Уцепившись за стойки, я стремительно навалил на уголовников все,  что
навернулось под руку на верхних ярусах шконок:  два  увесистых  матраца,
подушки и постельные  принадлежности,  которых,  как  утверждал  сволочь
корпусной, тут не должно вроде бы быть.
   Получилась бесформенная куча, на которую я  и  запрыгнул,  вцепившись
руками в кроватные дужки, и принялся все это интенсивно пинать с большой
амплитудой, злобно приговаривая:
   - Вот вам гостинцы, суки! Вот вам опущение, п...дюки недоношенные!  -
и в таком духе что-то еще.
   Секунд сорок  спустя  куча  мала  перестала  шевелиться.  Потрепанная
боевая машина выключилась, и заработало рациональное мышление.
   - А не чересчур ли? - запоздало пробормотал я и отбросил матрацы.
   Троица пребывала не в самом лучшем виде: борец не  подавал  признаков
жизни, качок еле слышно стонал, скрючившись в эмбриональном положении, и
только здоровый от рождения, держась руками  за  голову,  членораздельно
просил прекратить экзекуцию.
   - То-то же, уроды! - резюмировал я  и,  зверовато  взвыв,  с  разбегу
долбанул ногой по двери.
   Любопытство через  глазок  моментально  прекратилось  -  по  коридору
забухали удаляющиеся шаги.
   - А сейчас переходим к репетиции, - мрачно сообщил я. - Драматическое
произведение камерного типа: утро в совхозе. Или в колхозе - в  деревне,
одним словом...  -  Углядев  на  быстро  оплывающем  лице  здорового  от
рождения некоторую заинтересованность, я пояснил:
   - В этой самой деревне утром, на  зорьке,  начинают  орать  петухи  -
хором. И в связи  с  этим  спать  никак  не  возможно  -  все  встают  и
принимаются за работу. Доступно?
   Похоже, эта перспектива здоровому от рождения совсем не приглянулась:
он живо полез под шконку, пряча зад и выставляя наружу ноги. Угостив его
смачным пинком, я погрозил пальцем и сказал:
   - Спокойно, кочет! У меня нет охоты мараться о ваши грязные  задницы.
Я тебе даю минуту на размышление, а потом буду  кастрировать  подручными
средствами. Кто дал команду меня опустить?
   - Фуля тут размышлять, - здоровый от рождения выбрался из-под шконки.
- Это Пахом приказал тебя отпедерастить.
   - Вор, что ли? - удивился я. - И чего я ему-то сделал?!
   - Вор, вор, - подтвердил здоровый и хмыкнул:
   - И не обязательно, чтобы ты  че-то  ему  сделал.  Кто-то  из  братвы
попросил - вот и всех делов-то... Ну, допустим, Витя-Протас...
   - Ага, - я поскреб щетину на щеке и сожалеюще покрутил головой:
   - Значит-таки походатайствовал Витек. Ну-ну... Однако не удалось  сие
мероприятие!
   - Ну, ниче, - ободрил меня здоровый от рождения. - ты все равно труп.
На зону зайдешь - один фуй опустят, по этапу уже опустят -  и  отдельная
камера  не  поможет!  Ты  лучше  сразу  вскройся  -  там,  за   шконкой,
самопальное перышко затарено, - здоровый мотнул головой, показывая,  где
это самое перышко затарено. - А то обидно  -  такого  резвого  пацана  -
опустят... Гы-гы... Лучше, братан, умереть мужиком, чем жить  петухом  -
это я те точно говорю!
   - Ну-ну. - Я тяжело посмотрел  на  советчика,  подошел  к  двери,  и,
привалившись к ней спиной, начал колотить по железу  пяткой,  выкрикивая
угрозы, адресованные городской  администрации,  персоналу  СИЗО  и  всей
местной братве.
   Из  соседних  камер  начали  кричать,  требуя  прекратить,  и  вскоре
поднялся тотальный гвалт. Я с любопытством прислушивался к шуму - теперь
было не разобрать, кто устроил такое веселое времяпрепровождение.
   - Придется переводить на место, уроды, - пробормотал я. - Куда вы, на
хер, денетесь...
   Вдруг шум разом стих:  в  коридоре  послышалась  дробь  бегущих  ног,
причем мягко этак переступали, словно бегущие были одеты в кроссовки или
кеды.
   - Довыепывался, идиот, - резюмировал здоровый  от  рождения  и  опять
полез под шконку. - Ныряй под вторую - это спецназ позвали.
   - Что за спецназ? - удивился я. - Откуда в СИЗО спецназ?
   - Это уиновский спецназ, - пояснил здоровый и потащил на себя матрац.
- Как раз для таких крутых и буйных, как ты. Щас увидишь и почувствуешь!
   У меня нехорошо сжалось сердце. Спецназ нарушителям  порядка  никогда
ничего путного не сулил.
   - Здесь? - раздалось с той стороны двери.
   - Тута, тута! Бушует, скотина,  весь  корпус  переполошил,  падла!  -
ответил голос пшеничноусого корпусного.
   - Давай! - коротко приказал кто-то.
   Дверь со скрежетом распахнулась. На пороге возникли крепкие  парни  в
камуфляже с масками на лицах и резиновыми дубинками в  руках.  Тот,  что
стоял спереди, держал под  мышкой  наизготовку  нунчаки  из  текстолита,
окольцованные медными ободками.
   "Как врежет - череп  напополам",  -  профессионально  определил  я  и
грустно опустил голову,  поднимая  руки  вверх.  Слова  оправдания  были
неуместны.
   - Во как? - удивился тот, что с нунчаками. - Ну-ну... так, парни,  не
трогать его, - обратился он к остальным и кивнул мне:
   - Выходи.
   Я послушно вышел в коридор, на всякий случай  держа  руки  поднятыми.
Корпусной злобно глянул на меня и сказал:
   - Это он, он - тот самый! Он тута...
   - Заткнись, чмо, - флегматично посоветовал старший группы. - закрывай
камеру, пошли в дежурку.
   - Да ты че, паря! - возмущенно вскинулся корпусной. - Да я тебе...  я
буду жаловаться...
   - Делай, что командир говорит, - один из пятнистых схватил корпусного
за рукав и внушительно встряхнул его. - Чего непонятно?
   Бурча под нос  невнятные  угрозы,  корпусной  запер  дверь  и  валкой
трусцой направился  к  выходу.  Спустя  три  минуты  вся  наша  компания
оказалась в помещении ДПНСИ. Здесь нунчакообладатель снял маску, и  я  с
удивлением узнал в нем  своего  школьного  приятеля  Ловцова  по  кличке
Муля-младший.
   - Муля? А ты как тут?
   - А что? Я ничего. - Муля смущенно  почесал  затылок.  -  Работа  как
работа... Я вообще-то подрывником - просто щас дежурю... Вот... Ты лучше
скажи, чего там у вас получилось?
   - А-а-а!  Ты  это  у  него  спроси!  -  сказал  я,  кивая  в  сторону
корпусного,  который  что-то  нашептывал  на  ухо   ДПНСИ,   бросая   на
спецназовцев неприязненные взоры. - Спроси - как это я  вместо  одиночки
угодил в камеру к блатным!
   - А запросто! - спокойно заявил Муля. - Щас мы это узнаем. Михалыч! -
мой школьный приятель обратился  к  ДПНСИ.  -  Дай  потолковать  с  этим
фруктом.  Пару  минут.  -  Он  кивнул  в  сторону  корпусного,   который
попятился, прячась за угол.
   - Отставить! - рявкнул Михалыч. - Ты вместе со своим отделением  снят
с дежурства за неповиновение! Идите к себе наверх и ждите,  когда  смена
придет - щас начальнику УИН позвоню. Топайте!
   - Не понял?! - Муля  прищурился.  -  Неповиновения  кому?  Вот  этому
ублюдку? - Он кивнул в сторону корпусного, который сжался  за  столом  и
спрятал запунцовевшее лицо за мощную  спину  ДПНСИ.  -  Этому  придурку,
который одиночного в камеру к блатным  подсадил  и  тем  самым  допустил
грубое нарушение  режима?!  -  Флегматичный  Муля  уставился  на  ДПНСИ,
вызывающе перебрасывая нунчаки из руки в руку. Я удивленно хмыкнул - вот
так тихоня Муля, который мухи не обидит по жизни! Ай да молодец!
   - Или тут имеет место не просто нарушение  режима...  а,  Михалыч?  -
вкрадчиво поинтересовался Ловцов, перехватывая нунчаки в  левую  руку  и
ударяя ими по столу.
   - Делай что хочешь! - взвизгнул по-бабьи ДПНСИ, не выдержав  дерзкого
напора, и суетливо отвел глаза  в  сторону.  -  Только  подследственного
водворите на место...
   Выйдя из помещения ДПНСИ, Ловцов сказал корпусному:
   - Ты, крыса! Если с этим парнем что случится - я  тебе  яйца  на  уши
натяну! Ты понял, чмо?!
   Корпусной опустил голову и проникновенно вздохнул - понял, не дурак!
   - Ну и славненько, - флегматично резюмировал мой  приятель  и  сказал
мне:
   - Тут постоянно дежурят наши  пацаны  -  помощь  оказывают  персоналу
СИЗО. Я им всем передам  -  ежели  чего,  шумнешь...  Короче  -  спецназ
спецназа в обиду не даст.
   - Заметано, - растроганно пробормотал я, протягивая Ловцову  руку.  -
Знаешь, а я вообще-то ни за что сюда угодил... Подставили.
   - Может быть, - неопределенно пожал плечами Муля. - У нас  все  может
быть. Ну - пока...
   Вот так  состоялось  мое  знакомство  с  нравами  и  обычаями  нашего
славного СИЗО. За все время моего сидения никто больше не  покушался  на
целостность персоны вашего покорного слуги, но Судьба,  эта  своенравная
баба, и без  вмешательства  воров  и  озлобленных  бригадиров  два  раза
нанесла мне страшные удары, от которых оправиться  до  конца  так  и  не
удалось... Спустя два дня Звездорванцев сообщил, что Гольдман  умер,  не
приходя в сознание.  Нового  адвоката  фирма  подыскать  мне  так  и  не
удосужилась,  хотя  следователь   клятвенно   заверял,   что   беспокоил
Кругликова по этому поводу аж три раза.
   - Заняты они, - сокрушенно сообщил Звездорванцев.  -  Кругликов  этот
слушает  пять  секунд,  раздраженно  бросает  "да  знаю  я,   знаю!"   и
отключается. Видимо, проблемы какие-то...
   Но отсутствие адвоката я еще  мог  пережить  -  в  принципе,  никакой
адвокат, кроме Гольдмана, в моем положении ничего  исправить  был  не  в
силах. Я просто принял этот факт к