Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
ие на том, что этого Некто человек вполне
устраивает в таком качестве, как сейчас, и в ближайшее время не стоит
надеяться на снятие барьера.
Ну вот, из-за этого самого барьера постоянно идут сигналы, которые мы
считаем страхом. А сигналы эти - не что иное, как ответная реакция
забарьеренного сознания на проблему, прошу прощения за доморощенную
формулировку.
Ведь в самом деле у нас возникает столько проблем, требующих решения,
которого мы не находим. Проблемы от этого тем не менее не пропадают,
тяжелыми булыжниками залегают в самые дальние уголки долгой памяти,
давят на психику, потихоньку делают нас ипохондриками или еще как там,
неврастениками и т.д.
Сознание из-за барьера кричит, что проблему решить очень просто, а мы
не понимаем, чего оно от нас хочет, и только ощущаем в некоторых случаях
уколы смутного беспокойства, в других - постоянную безотчетную тревогу,
а иногда панический страх, ужас то есть. В общем, дебилы.
Иногда, правда, что-то из-за барьера прорывается. Это у нас принято
называть по-разному: либо эвристическое мышление, либо просто и скромно
- гений.
Из этой концепции следует, что, пока есть страх, есть и решение любой
проблемы. Если страха нет, то кеяк, проблема неразрешима.
Судите сами. Все знают: когда-нибудь придет старость, а за ней -
неизбежная смерть. И никто этого не боится, потому что никто этого
предотвратить не может. Все знают, что день кончится и на землю
опустится мрак. Это никого не обескураживает, хотя, я думаю, что это
обратимый процесс - исходя из этой самой концепции. Потому что многие
ощущают чувство смутного беспокойства, когда наступает время заката.
Затем концепция предписывает... А впрочем, довольно.
Остановлюсь на борьбе со страхом перед насильственной смертью и
болью. Эти страхи - самые сильные, базовые, можно сказать. Они во многом
предполагают модель поведения субъекта в той или иной ситуации.
Основополагающее требование концепции предписывает всегда быть
готовым к самому худшему и не делать из этого трагедии. А в принципе
просто ежедневно анализировать ситуации, которые могут с тобой
произойти, проигрывать их в самых разнообразных вариантах, предполагая
самые наихудшие исходы.
Например, спишь дома в уютной постели в кромешной тьме и вдруг
просыпаешься среди ночи от непонятно чего и вздрагиваешь от каждого
звука, пытаясь определить его природу. Такое иногда бывает.
А ты представь себе, что в комнату через форточку проник мерзкий
убийца с автоматом и в упор тебя расстреливает... Причем представь это в
красках, напряги воображение, так чтобы сердце екнуло, адреналин в кровь
поступил... Пули вонзаются в твое тело, оставляя ужасные раны,
фонтанирует кровь. А?
Или идешь по улице возле какой-нибудь стройки, а в это время с
работающей пилорамы срывается вращающийся диск и по прихотливой
случайности тебе на ходу отрезает голову. Опять кровь, лохмотья кожи,
мясо... Опять сердечко - ек, адреналин...
И так далее до бесконечности. Поначалу неприятно. Но потом привыкаешь
и относишься к таким вещам философски.
Однако не поймите превратно. Концепция предполагает проработку всех
кошмарных ситуаций с разными исходами, и большая часть из них зависит от
того, как ловко вы обуздаете создавшееся положение. Типа видеоигры:
отстрелялся - фанфары и второй уровень, нет - траурный марш и дубль
первый.
В итоге должно получиться, что тебя никакая экстремальная ситуация
врасплох не застанет, и потихоньку начинает пропадать изначальный страх
перед болью как предвестником смерти и самой смертью.
Я горячий поклонник этой концепции, можно сказать, адепт, хотя
поначалу над ней смеялся - слишком уж просто все. Лучшие умы
человечества бились над проблемой смертного страха и продолжают биться,
а тут на тебе. Играй в кошмарики и победишь! Однако, следуя советам
своего приятеля, я со временем убедился, что концепция очень действенна
и здорово помогает в жизни. Вот так.
В общем, всем она хороша, если не брать во внимание тот факт, что не
так давно ее создатель "зажмурился", в ночь на Ивана Купалу, когда его
сынишка, вредный шалопай двенадцати лет, который понятия не имел о
папочкином учении, показал в окно родительской спальни тыкву со свечами
внутри и пару раз рыкнул.
Мамаша, жена создателя концепции, истошно завопила и бросилась на
улицу, чтобы надрать задницу негоднику. А папашка скоропостижно
скончался от разрыва сердца.
Я, однако, оказался не совсем хорошим учеником, потому что, сидя в
сквере на лавке в ожидании Дона, едва не вскрикнул от неожиданности,
когда мне в затылок уперлось что-то твердое и кто-то тихо сказал:
- Шшшш... не делай резких движений. Пистолет с глушителем, так что
будет только "пук", и все. Вставай и спокойно топай к выходу. Не
оборачивайся. Если ты меня увидишь, я должен буду тебя убрать. Ну, давай
- раз, два...
Когда меня здорово напугают, я почему-то начинаю очень быстро
соображать. Возможно, это качество выработалось благодаря моей прежней
деятельности: как-никак я прослужил шесть лет в спецназе, и при этом мне
удалось скрыть от всех, что я безнадежный трус. А пугали там так часто,
что, поверьте на слово, иногда это просто надоедало - сидеть и часами
трястись.
Мы двигались по аллее к выходу из сквера. Точнее, не к выходу - его
как такового просто не было. Просто аллея упиралась в ограду из
декоративного кустарника высотой метр с чем-то. Проход через этот
кустарник вел прямиком на проезжую часть безлюдной улочки.
Мы уже приближались к этому проходу. Через десяток шагов я смог
разглядеть черную крышу какой-то нерусской машины, видневшуюся из-за
кустарника.
Так. Убивать меня не собираются - по крайней мере сейчас. Иначе зачем
машина и приказ не поворачиваться и не смотреть? Могли бы с успехом
шлепнуть прямо на скамейке - пистолет с глушителем, и выстрел из него
прозвучал бы не громче, чем хлопок пробки от шампанского. Хотя
сомневаюсь, чтобы в этом сквере кто-то пил шампанское.
Как он, однако, собирается скрывать свое лицо от меня при движении в
автомобиле? Там наверняка есть зеркало. Кроме того, я буду садиться в
салон. На меня, по всей видимости, захотят нацепить наручники, а при
этом они должны будут крутить меня из стороны в сторону. Потом я буду
выходить из машины... Хм, а вот это не обязательно. Меня могут выкинуть
на ходу, предварительно проломив голову чем-нибудь тяжелым или еще
как-нибудь лишив жизни - придушив леской или платком...
Привычка прорабатывать ситуацию во всевозможных вариантах сказывалась
и сейчас. Я прокручивал эти варианты один за другим, предполагая самую
плачевную концовку.
За рулем машины сидел какой-то необъятный тип. Такого мощного торса и
толстенных рук я, пожалуй, еще не встречал. Рядом с ним находился
какой-то тощий субъект. Их как будто специально посадили рядом для того,
чтобы кто-то со стороны поприкалывался.
Субъект почему-то даже не посмотрел в нашу сторону. На заднем сиденье
оказались еще двое - судя по просевшим колесам машины (которая вблизи
оказалась "Фордом-мустангом") и широченным плечам, эти ребята раньше,
несомненно что-то таскали, толкали и метали.
Интересно, а куда же меня посадят? И почему никто из них не смотрит в
нашу сторону? В машине я обязательно их рассмотрю. Не будут же они всю
дорогу прятать от меня лица! Мешок на голову набрасывать неприлично - по
городу будем перемещаться. Так-так...
Один из здоровяков высунул в окошко банку из-под майонеза, закрытую
капроновой крышкой. В банке находилась какая-то тряпка. Тот, что стоял
позади, ткнул меня стволом под ребра и вкрадчиво посоветовал:
- Открой баночку, вытащи тряпочку, прижми к личику и шесть раз
глубоко вдохни, милейший. Давай, давай, у нас самообслуживание.
Я взял банку и несколько секунд помедлил, соображая. Так-так. Я
вообще-то неслабый пацан, а судя по голосу, тот, что сейчас тычет мне в
ребра стволом, опасности в физическом плане не представляет. Кроме того,
он здорово ошибается, стоя так близко с оружием... Однако, если я
выключу этого, остаются еще четверо. Причем неслабые парни и,
разумеется, не без стволов. Нет, тот, что стоит сзади, не ошибается:
по-видимому, он знает, что я тот сдержанный товарищ, который не станет
бросаться на пушку в предвкушении перспективы запачкать своей кровью
общественную мостовую, предварительно не убедившись, что другого выхода
нет.
- Эммм... А что в баночке? - начал я.
- Не надо прикидываться, милейший, - без нажима сказал тот, что
сзади. - В баночке хлороформ.
- Так им же отравиться можно! - возмутился я. - Вон сколько случаев -
травятся пачками...
- Хорош выпендриваться! - Мой конвоир слегка повысил голос. - Здесь
минимальная доза. Ты будешь в отключке буквально пятнадцать минут. Давай
дыши и поехали.
Ну что ж, по крайней мере дышать разрешили - уже хорошо. Однако
что-то долго я стал соображать. И потому не придумал ничего путного
относительно модели поведения в сложившейся ситуации. А также у меня
совершенно не было времени на обдумывание. Сейчас надышусь, а потом,
очнувшись, окажусь носом к носу с вопросами, на которые надо немедленно
ответить.
Ко всему прочему я еще и неисправимый врун. С детства приходилось
изворачиваться. В отрочестве я покуривал, и отец меня за это дело, сами
понимаете... Это мне не нравилось, естественно.
Однажды Васька Данилов научил меня, как обманывать, чтобы не учуяли
запах. Раньше я применял лавровый лист, чеснок, зубную пасту. Но когда
делаешь сильный выдох, из потаенных глубин легких в нос принюхивающемуся
устремляется предательский запах. Даже спустя два часа после курения.
А метод таков: когда тебя заставляют дышать на нос родителя, воздух
надо вдыхать, а не выдыхать. Старинный, между прочим, метод, но не для
каждого удобен. Звук получается практически один и тот же, а чтобы не
ощущалось отсутствие дуновения, надо в момент вдоха чем-нибудь отвлечь
внимание "противника" - руками дернуть или с ноги на ногу переступить. И
соответствующее выдоху движение грудью.
Мы с сообразительным Васькой долго тренировались и, скажу без ложной
скромности, достигли блестящих успехов в этом деле.
Со временем я отточил мастерство и позже применял его на практике,
когда учился в военном училище - здесь уже для сокрытия сивушного
выхлопа, который получался в иных случаях совершенно ужасным вследствие
употребления самогона или дешевого вина, доступного курсачам.
Может, попробовать? Разница лишь в том, что процесс диаметрально
противоположный. Вдруг получится! А не получится, все равно хуже не
будет. Разве что силой заставят подышать.
Сосредоточившись, я мгновенно проиграл ситуацию и, спокойно достав
тряпку из банки, на секунду закашлялся, осторожно набирая полные легкие
воздуха.
- Быстрее, любезный! - ствол опять вошел в контакт с моими ребрами. -
Ты же не хочешь, чтобы он выдохся?
Итак - раз, два, три - я выдохнул через прижатый ко рту платок три
раза, закидывая голову назад и к концу четвертого половинного выдоха
полностью расслабился, заваливаясь назад в расчете на то, что сзади
стоящий поймает, иначе будет серьезная травма.
Из машины выскочили сидевшие на заднем сиденье двое толкателей. С
удивительным проворством, надо вам сказать, выскочили. Я не видел, но
ощутил это. До фиксации моего падающего тела в их ужасных руках прошло,
можете мне поверить, не более полутора секунд!
Так вот, меня зафиксировали и, как мешок с мусором, бросили в
открытый услужливой рукой конвоира багажник "Форда". При этом
замечательно произведенный актерский трюк едва не завершился провалом:
при заброске я больно стукнулся головой о жестяную канистру, валявшуюся
в багажнике, и, не удержавшись, вскрикнул. А потерявшему сознание,
насколько я понимаю, кричать не положено.
Мои бросатели, по-видимому, здорово торопились и плюс к этому мой
вскрик совпал с гулом канистры и щелчком захлопывающегося багажника. В
общем, пронесло.
Когда машина тронулась с места, я поудобнее устроился и принялся
размышлять. Могли вообще-то обойтись и без хлороформа: куда бы я делся
из багажника?
Итак, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы увязать мое пленение с
безвременной кончиной банкира. Значит, сейчас кто-то хочет со мной
потолковать - по ряду причин. Потому что я работаю на Дона и, по их
предположению, наиболее подходящая кандидатура для осуществления
ликвидации.
Значит, они не верят, что их отмывала споткнулся в подъезде. И на
всякий случай хотят застраховаться - мало ли что. Все правильно.
Остальные люди Дона сейчас на работе, и было бы хлопотно воровать
кого-то: шум бы поднялся. А я в отпуске. Две недели Дон мне дал, чтобы я
отдохнул, хотя он здорово удивился, когда я заявил, что страшно устал.
А может быть, я им нужен для подтверждения лояльности Дона? Точнее,
его непричастности к происшедшему, отсутствия у него притязаний на более
высокую ступень в иерархии. Если выяснится обратное, будут катаклизмы,
которые не нужны никому. И тем не менее они произойдут, чтобы другим
было неповадно. Смотрите, мол, что с ним стало. А ведь такой крутой
мужик был - не чета вам! Вот.
Понятно, что я здесь - винтик. Если они меня расколют, вместе с моей
жалкой жизнью они могут забрать и жизнь Дона и многих других.
А если все образуется, Дон в скором временем станет более
значительным - это как бы само собой. А я вместе с ним, возможно.
Только одно меня здорово обескураживало. Как они успели за столь
короткий срок прокачать такую массу информации? Это же боевики, а не
ФСК! В принципе труп могли найти сразу после убийства. Вполне допустимо.
Но это вовсе не значит, что о факте смерти Берковича немедленно
оповестили всех "авторитетов", которых он обслуживал. И потом, они
должны были собраться в кучу, принять какое-то решение - в общем,
устроить что-то типа саммита. Разборки бывают после. Тотальные причем.
Но чтобы сразу выйти на единственно верное решение...
Еще одно. Откуда они узнали, что я собираюсь встретиться с Доном
именно здесь? Не поставили же они за столь короткий срок его телефон на
прослушивание? А если поставили?
В таком случае надо резво придумывать причину, заставившую меня
просить Дона об этой встрече. А то уж больно некрасивая картинка
получается: сразу после гибели банкира - тайное свидание. Вот так влип
я!
Интересно, каким образом они собираются заставить меня говорить?
Пытать будут? Если честно, я не представляю иного. Сначала скорее всего
они предложат мне работать на них и посулят бабки - это и ежу понятно.
Но на такое предложение может клюнуть только конченый идиот, а я, смею
думать, таковым не являюсь.
Минут через пятнадцать машина, перевалив через какое-то препятствие,
остановилась. Так, внимание. Черт подери! А сколько, интересно, длится
действие хлороформа? И на всякий случай я решил притворяться
бессознательным как можно дольше.
Еще до остановки, во время движения, я устроился так, чтобы быть
спиной к свету. И правильно сделал. Несмотря на то, что я постарался как
можно лучше расслабиться, когда крышку багажника открыли, мышцы век
самопроизвольно сократились пару раз - моргнул все-таки.
Сильные руки ухватили меня за конечности и довольно бесцеремонно
вытянули из багажника, потащили без остановки куда-то, а потом -
несколько шагов по ступенькам, открылись и закрылись три двери, меня
бросили на что-то мягкое - на диван или тахту.
Я настолько усердно вошел в образ, что тут же уснул. Можете мне не
верить, но я довольно неплохо преуспел в умении концентрироваться - без
малого пятнадцать лет занимался у-шу, из них пять - под руководством
опытного мастера.
Да-да, такой я хороший. Те, кто водку жрал и дурь курил, кое-чего в
этой жизни достигли. А я вот занимался, книги читал - и в результате
стал "шестеркой" Дона...
Ладно, не в этом суть. Я уснул и проснулся от того, что кто-то тыкал
мне под нос ватку с нашатырем - надо вам сказать, премерзкий способ
пробуждения. Но в целом получилось довольно естественно: я сидел на
диване, ошалело таращась по сторонам, с очень даже тупым выражением
лица.
Рядом стоял, наклонившись ко мне, необыкновенно здоровый дядька -
видимо, один из тех, что сидел в машине. У дядьки на голове была лыжная
шапка - такая, знаете, с дыркой посередине. В дырке поблескивали глаза,
которые, похоже внимательно за мной наблюдали. В левой руке дядька
держал вату и, по всей видимости, в данный момент пребывал в раздумье:
нужно сунуть ее мне под нос еще разок или не нужно.
- Хватит! - совершенно неожиданно прозвучало откуда-то со стороны.
Я недоуменно оглянулся. Поначалу мне показалось, что в комнате, кроме
меня и дядьки в шапке, никого нет.
- Он уже готов. Теперь выйди и закрой дверь поплотнее, а мы
поговорим.
Я не особенно люблю косить под дурака, хотя некоторые утверждают, что
это самый разумный способ существования. В данном случае что-то мне
подсказывало, что следует именно так и поступить. Поэтому я медленно
встал с дивана, потер глаза, неопределенно пожал плечами и спокойно
двинулся к двери.
Дядька на миг застыл: иногда непредсказуемые действия ставят в тупик
и более хрупких, а значит, и более башковитых особей.
- Стой. Бак, стой! А ты топай давай, не тормози! - Голос со стороны
прозвучал так же спокойно, пожалуй, чуть выше тоном, чем в первый раз.
Ага! Вот оно что! Комната проходная, по всей видимости. Второй вход
завешен плотной портьерой наподобие шторы во всю стену. Когда
шапконаблюдатель, выходя, открыл дверь, в одном месте на портьере от
сквозняка образовалось небольшое углубление. Ну-ну, фокусничать желаете?
Пожалуйста, тем больше у меня шансов остаться в живых.
Это показывает также, что Дон занимает довольно солидное положение в
так называемой корпорации. В противном случае сильный противник не
постеснялся бы показать своих людей: какая ему разница, как прореагирует
слабый.
- Бак, сядь на место и не маячь, - попросили меня из-за портьеры. -
Если будешь выпадать из-под контроля, придется тебя мучить.
Понятно. Почему бы и не сесть?
Кстати, Бак - это я. Фамилия моя - Бакланов. Отсюда и Бак. Для
определенного круга. Кличка во всем характеризует сущность, я твердо
уверен в этом. В другом кругу меня называли Профессором. Это тоже
служило характеристикой, определяло в какой-то степени отношение того
круга ко мне. А на гражданке я - Бак.
Дело в том, что у меня неудобное имечко - Эммануил. И отчество
соответствующее - Всеволодович. О чем думали мои родители?
Со школьной скамьи или, может, с детского сада, меня звали Баком.
Если бы я был послабее и полегкомысленнее, непременно прозвали бы
Бакланом - а ведь были, знаете ли, такие попытки. Но у меня глубоко
сидящие глаза, тяжелый мрачный взгляд и привычка медленно, тихо
говорить, с оттяжкой так, весомо. мне так Кажется по крайней мере. И
поэтому я - Бак.
Не буду маячить и выпадать из-под контроля, поскольку совсем не
желаю, чтобы меня мучили. Пока не буду.
- Сиди на месте, не вставай и не делай попыток посмотреть, с кем
говоришь, - продолжал между тем голос. - Ответишь на несколько вопросов.
Если мы будем уверены, что ты не врешь, отправишься домой. В противно