саживать  заработанные  три
"лимона".
   Стас с Сашей Шрамом около двадцати  минут  имитировали  в  вельможном
сортире кипучую деятельность,  расхаживая  по  просторному  помещению  в
резиновых сапогах по колено в фекалиях, -  в  это  время  Коржик  открыл
задвижку, и проблема самопроизвольно  сошла  на  нет  вместе  с  уровнем
дерьма. Тем временем Стас  откупорил  "нычку"  Мирюка,  извлек  кассеты,
заботливо помещенные губкиллером  в  герметическую  укупорку,  и  хлопцы
убыли  восвояси,  на  прощание  посоветовав   управляющему,   чтобы   он
рекомендовал  женопоголовью  губрезиденции  пользоваться   "Тампаксами".
Они-де безболезненно  проходят  по  дерьмопроводу  и  не  создают  таких
проблем, как аналогичные изделия других марок...
   Три   часа   прослушивания   "компры"   Мирюка   породили   в   среде
параллельщиков  ажиотаж  и  новую  волну  жизнедеятельности.   Судя   по
информации, за годы совместного пребывания Мирюк по  заказу  губернатора
благополучно отправил в параллельные миры 12  человек  -  это  вместе  с
Ладой, Ольгой и Жоржиком; распоряжение об их устранении  было  последним
на четвертой кассете.
   Не сочтя нужным поставить меня в известность, Оксана  отправилась  на
ИЦ  УВД  (информцентр),  замначальника  которого  оказался  ее  школьным
приятелем. Психоаналитичка упросила своего школьного приятеля помочь  ей
в ее острейшей необходимости мифической докторской диссертации  на  тему
"Типология  адаптивного  поведения  преступников,  впервые  попавших   в
условиях   агрессивной    среды    пенитенциарной    системы".    Слегка
поколебавшись, замнач ИЦ выделил Оксане свободный терминал и  дал  сорок
минут, предупредив,  что  данные  ИЦ  разглашению  не  подлежат.  Оксана
успешно  выбрала  хранящиеся  в  памяти   компьютера   уголовные   дела,
возбужденные по факту смерти интересующих нас  лиц,  -  все  они,  кроме
последнего, оказались за отсутствием состава либо события преступления и
сданы в архив.
   Спустя еще  два  часа  Серега  Айдашин,  пользуясь  старыми  связями,
забрался в архив УВД. Бывший  опер  покинул  архив,  имея  девять  тощих
картонных папок, - дело об убийстве, которое инкриминировали  мне,  пока
находилось в производстве.
   Так, к исходу вчерашнего дня у нас  на  руках  имелись  недурственные
материалы, которые могли здорово  озаботить  обещанную  Суховым  бригаду
Генпрокуратуры...
   В 23.00 несколько гостей, как по команде, покинули шумное сборище  во
дворе прокуророва дома. Первым слинял вор Пахом. За Пахомом  последовали
начальник УВД с замами и еще ряд товарищей, которым по статусу  положено
с утра иметь светлую голову.
   Оценив диспозицию, я извлек телефон Бо и звякнул  Оксане,  чтобы  она
подослала бойцов с экипировкой для предстоящей акции.
   Спустя полчаса ко мне в гнездо поднялись Коржик и Саша Шрам и вручили
все,  что  я  просил:  два  десятиграммовых  шприца,  один   шприц   для
инсулиновых инъекций, ампулу с пентоналом, диктофон,  заряженный  чистой
кассетой, и... маленькую плоскую бутылку "Смирнова".
   Проводив  бойцов,  я  еще  некоторое  время  наблюдал  за  гульбищем,
преобразующимся в настоящую оргию. Бардак был на  все  сто.  Товарищи  в
простынях употребляли длинноногих, совершенно не стесняясь  присутствием
собутыльников. Те, кто был уже  не  в  состоянии,  возлежали  за  и  под
столами. Некоторые, в простынях,  видимо,  не  удовлетворившись  зеленой
травкой лужайки, тащили длинноногих  в  машины,  отдельные  авто  лениво
покачивались в такт ритмичным движениям, из приспущенных окон доносились
визг  и  похихикивания.  Многоопытные  водители   и   охрана   деликатно
кучковались метрах в пятидесяти от машин.
   Прокурор держался молодцом. Он активно обрабатывал какого-то  пухлого
дядю с идеально лысым квадратным черепом - наливал себе и  ему,  братски
обнимал за шею, что-то журча на ухо, можно было предположить, что штучка
сия имеет определенный вес и позарез нужна прокурору. Дождавшись,  когда
прокурор медленно повлек его по  направлению  к  сауне,  я  оголился  до
пояса, моментально сверзился с третьего  этажа  и  трусцой  припустил  к
стоянке авто.
   Поползав  среди  машин,  я  обнаружил  в  одной  из  них   бессвязное
бормотание, скорее похожее на предсмертные стоны  задавленного  поддоном
грузчика. Открыв заднюю дверь, я вытащил то, что лежало сверху, приложив
при этом титанические усилия, - самец оказался тучен  и  скользок  из-за
обильной испарины любви: дама продолжала вскидывать  тазом,  по  инерции
покрикивая,  а  представитель  противоположного  пола   начал   медленно
валиться под  колеса  автомобиля,  начальственно  грозя  в  пространство
пальцем.
   В салоне я обнаружил влажную простыню, соорудил себе  римскую  тунику
и, натужно крякнув, принял толстяка на плечо - в обнимку.
   - А и тяжел же ты, братец, - пробормотал я, волоча свое "прикрытие" к
КПП. - Худеть надобно!
   Меня никто не остановил.  Подивившись  на  убранство  сауны  -  прямо
приемный зал, - я отыскал массажный кабинет, с  удовольствием  обнаружил
на двери массивную задвижку и, зайдя, стал ждать, не закрывая  двери  до
конца.
   Минут через пять дверь парилки распахнулась, и худосочный, небольшого
росточка прокурор, нежно прижимая к  своей  груди  здоровенного  дядю  с
квадратным лысым черепом и пытаясь  поднять  боевой  дух  гостя,  что-то
нашептывал ему на ушко.
   Гость,  похоже,  начисто  утратил   способность   ориентироваться   в
пространстве  -  прокурору  пришлось  приложить  немало  усилий,   чтобы
дотащить его до широкой деревянной скамьи.
   - Ну, слава богу, уговорил, - пробормотал прокурор  и  замер,  увидев
меня. Качнувшись с пятки на носок, прокурор  растерянно  развел  руками,
икнул и спросил:
   - А ты... ты как здесь, Эммануил?
   - Здравствуйте, Виктор Константинович, - доброжелательно произнес  я,
делая шаг вперед и  легонько  щелкая  прокурора  в  челюсть,  отчего  он
стукнулся коленями об пол и собрался было завалиться на бок. -  Нет-нет,
родной мой! - Я подхватил его под мышки, затаскивая в массажный кабинет.
- Вот, на кушеточку - а тут можете и расслабиться...
   Вены  на  предплечьях  прокурора  отчетливо  прорисовывались   синими
нитками, и потому инъекция пентонала получилась у меня не  хуже,  чем  у
заправской медсестры. ...Прокурор обильно вспотел и стал тяжело дышать -
спустя десять минут я записывал довольно внятные ответы на все вопросы.
   Показания прокурора оказались уникальными, но я умудрился задать один
каверзный вопрос, ответ на который получить не  надеялся.  Я  спросил  у
прокурора,  знает  ли  он  что-либо  об  обстоятельствах   гибели   моих
родителей. Напомню,  что  мои  родители  погибли  четыре  года  назад  в
автокатастрофе. Произошло  лобовое  столкновение  с  "КамАЗом",  который
вырулил  на  встречную  полосу  с  потушенными  фарами.  Были   сумерки,
освещенность трассы почти нулевая... Водила  камазный  скрылся  -  потом
выяснилось, что этот "КамАЗ" числился в угоне, так что спросить было  не
с кого... Чуть позже Петрович, член правления  ПРОФСОЮЗА,  намекал,  что
они  располагают  информацией  о  гибели  моих   родителей,   и   обещал
когда-нибудь этой информацией поделиться.  Оказалось,  что  в  последний
период  жизни  моего  отца  обуяла  острая   неудовлетворенность   своим
положением. Он начал собирать компромат на своего шефа  -  прокурора  то
бишь, - и его, этого компромата, хватило бы на три  расстрельных  статьи
без права на кассацию. Водителем "КамАЗа" был некто  Коля  Подкурнаев  -
спустя неделю его пришили в камере СИЗО. Заказывал убийство прокурор...
   Когда действие пентонала сошло на нет, я пару раз макнул прокурора  в
бассейн и, убедившись, что он адекватно  воспринимает  действительность,
поинтересовался:
   - У вас в доме кабинет имеется? Мне нужна бумага и ручка.
   Прокурор утвердительно кивнул - сейчас его бил озноб. Нацедив в  один
из десятиграммовых шприцев "Смирнова", я слегка прокомментировал:
   - Это вытяжка из кошачьего трупного яда.
   Прокурор уставился на шприц с некоторой тревогой.
   -  Одного  миллиграмма  достаточно,  чтобы  в  человечьем   организме
возникла необратимая реакция, - сообщил я ленивым голосом. - Противоядия
не существует.
   Прокурор опять покивал и открыл было рот, чтобы чего-то спросить.
   - Я сейчас вас обниму и приставлю эту штуку к боку, - предвосхитил  я
вопрос. - Затем накину простыню, чтобы никто не удивился, и мы  потопаем
в дом. Даю слово, что пальцем вас не трону, если будете себя  вести  как
следует.
   Спустя три минуты мы оказались в кабинете - по дороге к нам  пытались
пристать бесхозные длинноногие-грудастые, но хозяин  страшно  гикнул  на
них, и дамочки исчезли.
   -  Где  ваш  именной  карабин?  -  спросил  я.  У  этих  слуг  народа
обязательно есть именной  карабин,  а  то  и  целая  коллекция  дареного
оружия.
   Прокурор приблизился к длинному металлическому ящику и набрал код.  Я
подскочил и  достал  из  ящика  симпатичный  "зубр",  богато  украшенный
серебряной инкрустацией.
   - "Виктору Константиновичу Чужестранцеву от Миши Щепичихина с любовью
и уважением, в благодарность за совместную службу", - прочел  я  надпись
на серебряной пластине, изящно вживленной в приклад. Коробка с патронами
находилась на нижней полке ящика. Зарядив один патрон в  карабин,  я  на
всякий случай взял еще два и спрятал их в карман.
   - Значит, любят вас, - прокомментировал  я,  усаживаясь  в  кресло  и
делая  знак,  чтобы  прокурор  занял  свое  рабочее  место.  -  Любят  и
уважают... Очччень хорошо!
   - Ты собираешься убить меня прямо здесь? -  тревожно  поинтересовался
хозяин кабинета - голос его звучал на удивление трезво.
   - Я дал вам слово, что пальцем вас не трону - если вы  будете  хорошо
себя вести. Пока вы ведете себя хорошо...
   - А что ж ты тогда хочешь? - удивился прокурор.
   - Берите лист бумаги и ручку, - распорядился я. - Будете  писать  то,
что я продиктую.
   Пожав плечами, прокурор положил перед собой лист  бумаги,  вооружился
ручкой и уставился на меня.
   Спустя пять минут я закончил диктовать, забрал  исписанный  листок  и
вслух прочитал:
   "Начальнику УФСБ Новотопчинской области
   Полковнику Кочеткову А.В.
   Заявление
   Я, Чужестранцев Виктор Константинович,  добровольно  признаю,  что  в
октябре 1993 года поручил Николаю Подкурнаеву совершить  убийство  моего
заместителя  -  Всеволода  Андреевича  Бакланова  и  его  супруги   Анны
Михайловны Баклановой, в связи с чем..."  -  далее  следовало  детальное
изложение обстоятельств сговора. Последнее предложение заявления звучало
следующим образом: "Я совершил гнусную мерзость, и мне нет  прощения,  я
страшно раскаиваюсь в содеянном и признаю себя полным ничтожеством" -  и
подпись.
   - А теперь одевайтесь, вызывайте свою  машину  к  парадному  входу  -
скажите, что желаете прокатиться с приятелем, без водителя.
   Пока прокурор облачался, я  стоял  в  дверях  и  внимательно  за  ним
следил. Мой пленник, несмотря на большой опыт общения с людьми, с трудом
скрывал свое торжество. Он старательно хмурился, но  на  его  роже  было
написано: "Дурак ты, парень! Как я тебя провел!". Наверняка  он  считал,
что его явка с повинной в ФСБ - полный бред. Ну, отвезу я его в  управу,
сдам кому  следует...  а  дальше  события  примут  вполне  предсказуемый
оборот: завтра  его  отпустят,  заявление  уничтожат,  а  меня  прямо  в
дежурной части повяжут бдительные чекисты... Ну-ну...
   Благополучно усевшись  в  прокурорский  "Форд",  мы  без  приключений
выкатили из усадьбы.
   У поворота на автостраду к нам присоединились  Саша  Шрам  и  Коржик,
дремавшие в своем "Ниссане".  Перекинувшись  с  бойцами  парой  фраз,  я
извлек телефон Бо и  набрал  номер  домашнего  телефона  своего  старого
приятеля - главного редактора местной "Новой недели" Андрея  Настырного,
скандально  известного  своей  удалью  и  наплевательским  отношением  к
собственной безопасности в погоне  за  пикантными  сенсациями  из  жизни
высшего света.
   - Повторяйте, что я  буду  вам  говорить,  -  приказал  я  прокурору,
дождавшись, когда в трубке раздался недовольный голос Настырного.
   -  Это  областной  прокурор  Чужестранцев,  -  послушно  вторил   мне
прокурор, слегка напрягая голос. - Хочу предложить вам сенсацию... Я вам
пришлю свое заявление и хочу, чтобы  оно  было  опубликовано  на  первой
странице завтрашней газеты... Да, это сенсация - такого ваша газета  еще
не публиковала. Когда пришлю? Минут через сорок...
   Через пятнадцать минут езды мой пленник забеспокоился:
   - Ээээ... а ФСБ в другой стороне... Куда же мы?
   - А кто вам сказал, что мы едем в ФСБ? - удивился я и  ткнул  стволом
карабина в  прокурорский  бок.  -  Стоп,  машина!  -  скомандовал  я.  -
Выходите, Виктор Константинович, приехали.
   Выйдя из машины, прокурор вздрогнул:
   - Так это же... Так это... - мой пленник закашлялся. Я  с  пониманием
отнесся к его испугу: если бы меня среди  ночи  доставили  на  городское
кладбище...
   - Ты обещал, что не тронешь  меня,  -  проблеял  прокурор,  когда  мы
пробирались между могил. - Ты обещал...
   - Я привык выполнять свои обещания, - сообщил я, останавливаясь возле
могилы моих родителей. - Я вас пальцем не трону - вы сами.
   - Как это - сам? - удивился прокурор, в голосе его я уловил надежду.
   Достав из кармана лист с заявлением, я аккуратно срезал верхнюю часть
- где было  написано  "Начальнику  УФСБ"  и  "Заявление",  лист  свернул
вчетверо, вручил Саше Шраму и назвал адрес, по которому  он  должен  был
доставить сие послание после того, как мы прибудем домой. Затем я  велел
бойцам обнажить оружие и попросил их удалиться на двадцать шагов.
   - Это могилы моих родителей, - пояснил я дрожащему в ознобе прокурору
и протянул ему карабин. - Это ваш карабин, Виктор Константинович. В  нем
всего один патрон. Если вы попытаетесь убить меня, мои  люди  вас  будут
пытать долго и очень профессионально -  в  Чечне  одного  из  них  этому
искусству обучили в полном объеме. Я даю вам шанс свести счеты с жизнью,
как подобает настоящему мужчине. Берите!
   Прокурор завороженно уставился на карабин, медленно протянув руки, он
вдруг схватил оружие и отпрыгнул в сторону. В  двадцати  метрах  от  нас
раздался лязг  затворов.  Обернувшись  на  звук,  прокурор  застыл  и  с
полминуты лихорадочно соображал. Затем он направил ствол мне в живот.  Я
не шелохнулся.
   - Нет-нет... - пробормотал прокурор. - Что толку... - и вставил ствол
карабина себе в рот. Я погасил фонарик. Выстрел в темноте был  похож  на
взрыв гранаты - что-то  горячее  брызнуло  мне  в  лицо...  спустя  долю
секунды раздался мягкий шлепок  о  грунт,  и  я  включил  фонарик.  Тело
прокурора лежало на надгробии моей матери. Я  аккуратно  стащил  труп  с
могилы и медленно пошел прочь.
 
Глава 5 
 
   Парик из натурального волоса старит Стаса лет на двадцать, не  меньше
- за пять дней лохмы рыжеватых волос свалялись  комками,  и  теперь  мой
соратник  похож  на  некое  подобие   гигантского   пуделя,   брошенного
хозяевами. Живописные лохмотья и недельная щетина - все это  вписывается
в имидж закоренелого бомжа, который мы старательно примеряем на себя для
успешного вскрытия программы  "Подснежник"  вот  уже  пятый  день.  Если
верить Стасу, вид у меня ничем не хуже, чем у него. Точнее  -  ничем  не
лучше.
   Правда, когда мы появились в подвале подготовленного  к  сносу  дома,
который избрали в качестве своего временного обиталища наши "соратники",
профессиональные бомжи нас раскусили, но гнать не стали.
   - Живите на  здоровье,  -  радушно  разрешила  неофициальная  лидерша
подвала Леся, - места всем хватит...
   Затем она  понюхала  воздух  и  ощерилась  беззубой  улыбкой,  сделав
неожиданное предположение:
   - Репортаж делаете? А на камеру снимать будете?
   Мы со Стасом принялись активно недоумевать по поводу столь  странного
приема.
   - Да нам все равно  -  нет  так  нет,  -  беззаботно  оборвала  Леся,
объяснив, что от нас не так пахнет. Оказалось, что бомж пахнет подвалом,
помойкой,  канализацией  и  вообще   -   нежитью.   Пришлось   экстренно
придумывать правдоподобную версию:  бомжи  мы  недавние,  поскольку  нас
обоих "кинули с хатой" в соседнем городе и пообещали "завалить".  Вот  и
пришлось  на   товарняке   подаваться   куда   подальше.   Пока   решили
перекантоваться здесь, а там видно будет.
   Вот  так  состоялось  наше  "вливание"  в  "коллектив",  дабы  острей
проследить  один  из  основных   аспектов   левой   деятельности   нашей
подконтрольной мафии - программу  "Подснежник".  Об  этом  "Подснежнике"
вскользь  упомянул  Мирюк  -  но  в  общих  чертах:  ничего  конкретного
губернаторский исполнитель не знал. Такую же  скудную  информацию  выдал
прокурор,   упомянув,   что   за   осуществление   программы    отвечает
замначальника УВД по ООП (охране общественного порядка) - он же  младший
брат начальника УВД.
   На следующий день после "самоубийства" прокурора  пришлось  экстренно
менять место дислокации: позвонил муж Оксаны и предупредил, что  вечером
явится  из  командировки.  Саша  Шрам  прошвырнулся  по  объявлениям   и
обнаружил сносный  домик  в  глухой  оконечности  Халтуринского  района,
который сдавали на три месяца за два "лимона" вперед. К  обеду  мы  туда
переехали. Оксана озаботилась  качественным  изменением  моего  внешнего
вида: пятна, которыми наградил меня Бо, сошли, и теперь я был  удручающе
похож на свои  многочисленные  отксеренные  фотографии,  находящиеся  на
руках у всех патрульных нарядов и висящие  на  стендах  "Их  разыскивает
милиция". Оксана принесла два симпатичных парика -  рыжий  и  шатен.  От
рыжего  я  с  ходу  отказался  и  уже  через  пять  минут  после  ходил,
прислушиваясь к своим ощущениям: приклеенный  на  какой-то  удивительный
клей шатен давил на череп, вызывая зуд и желание почесаться.
   - Это пройдет - привыкнешь, - успокоила меня Оксана  и  принялась  за
Стаса. Спустя три часа я уже настолько сжился с  новообретенной  деталью
внешности, что начал о ней забывать - парики были изготовлены мастерски.
   Город  гудел.  Обязательный  Настырный  не  постеснялся:  в  утреннем
выпуске "Новой недели" во всю первую страницу зиял этот суперскандальный
материалец. Ближе к вечеру позвонил Слава Завалеев и сообщил,  что  меня
желает видеть врио областного прокурора Сухов.
   Я позвонил Сухову и договорился о встрече. В этот раз мы подъехали  к
скверу напротив прокуратуры  на  "Ниссане",  приняли  врио  прокурора  и
отъехали  пару  кварталов,  после  чего  я  попросил  Сашу  с   Коржиком
прогуляться минут десять.
   - Он должен был умереть тихо, - напустился на меня Сухов. - Без  всех
этих ненужных эффектов! Ты катастрофически ускорил  развязку,  и  теперь
нам придется очень  туго.  И  потом  -  что  это  за  история  с  твоими
родителями? Это что - действительно... эээ... все так и было?
   - Это он сам, - невозмутимо парировал я, с удовольствием отметив, что
туго будет теперь не мне одному, а "нам". - Я узнал  об  обстоятельствах
гибели моих родителей из достоверных источников, явился к нему вечером и
сказал - ты мразь и дерьмо. Если хочешь как-то  загладить  свою  вину  -
застрелись как настоящий мужик. Ну и вот...
   Далее Сухов изложил, какие это проблемы у "нас" возникают. Бригада от
Генпрокуратуры России ожидается уже сегодня вечером - работать по  факту
самоубийства  главы  областной  юстиции.  На  момент  прибытия   бригады
получается картина известного художника "Утро в лесу":  три  посторонних
медведя в глухом лесу, где им ничего обломиться не может - все их боятся
и  никто  не   доверяет.   Никто   из   "правильных",   в   свое   время
зашантажированных начальником УВД и  его  шайкой,  показания  давать  не
станет, потому что трясутся за свое благополучие. Фактических зацепок по
УВД  у  нас  не  имеется  -  а  именно  с  них  следовало  бы   начинать
расследование...
   - Подождите, подождите, - возмути