деятельность  прекращается,   значимость
автоматически сходит на нет, будто индивидом в природе вообще не пахло.
   Особенно  отчетливо  эта  истина  постигается  перед  ликом   смерти.
Гы-гы-гы... Оказывается, тело вице-президента могущественной фирмы ничем
не отличается от тела презренного бомжа, убитого накануне  собутыльником
в пьяной драке.  Отличие  лишь  в  том,  что  у  вице-президента  четыре
маленькие дырочки в грудной клетке, а у бомжа таких дырочек нет - у него
череп размозжен тупым предметом. А еще у бомжа на  ногах  ногти  гораздо
длиннее. Да, длинные  такие  ногти  грязно-желтого  колера,  закрученные
вниз. Именно на них я обратил внимание, когда мы  с  Доном  приехали  на
опознание.
   В секционном зале было два стола. На одном лежал Ник-Ник, а на другом
- этот бомж. Столы стояли рядышком, и покойники  располагались  ступнями
ко входу. Поэтому сразу определить, кто есть  ху,  было  затруднительно.
Оба голые, оба желтоватые какие-то и  как  будто  совсем  одинаковые  на
первый взгляд. Вот только ногти...  Глянув  на  них,  можно  было  сразу
сказать, что таких ногтей у холеного барчука Гнилова быть  не  могло  ни
при каких обстоятельствах!
   Честно говоря, для меня это опознание было ударом. Не ожидал  я,  что
спустя два  часа  после  завершения  акции  Гнилов-Цилин  ко  мне  домой
заявится убитый горем патрон и попросит прокатиться  с  ним  на  кафедру
патанатомии.
   Нет,  сам  факт  того,  что  шеф  попросит  меня   поехать   с   ним,
неожиданностью не был. В любой нестандартной ситуации ему нужна нянька с
крепким плечом, на которое можно в любой момент упасть в обморок. Я,  то
бишь.
   Ошеломило то, что на опознание пригласили именно  Дона.  Вот  идиоты!
Обычно  это   малоприятное   занятие   является   прерогативой   близких
родственников. Увы, близких родственников, желающих опознать Ник-Ника, в
радиусе моторольно-пейджинговой связи Новотопчинска не оказалось...
   Итак, от убитого в пьяной драке бомжа вице-президента фирмы  отличали
лишь несимметрично расположенные дырки в грудине и отсутствие на пальцах
ног желтых заскорузлых ногтей, загибающихся книзу. В остальном они  были
одинаковы. Как и бомж, Ник-Ник  оказался  не  нужен  никому  из  близких
родственников.
   На кафедре патанатомии Новотопчинского  мединститута  Ник-Ник  пробыл
два часа. Обстоятельства убийства были настолько очевидны, что  эксперт,
выписывающий справку, не счел нужным производить  вскрытие.  Затем  тело
отправили в морг областной поликлиники,  а  близким  сообщили,  что  они
могут забрать Ник-Ника домой. Вот тут вышла небольшая заминка.
   Молодая жена Гнилова, узнав, при каких обстоятельствах ее супруг свел
счеты с жизнью, встала на дыбы. Она  наотрез  отказалась  забрать  тело,
заявив, что после такого позора не потерпит этого  мерзавца  под  крышей
своего дома (дом был  действительно  записан  на  ее  имя  -  бдительный
Ник-Ник перестраховывался). Эта красотуля,  кстати  говоря,  чуть  ранее
также категорически отказалась явиться на опознание. У нее, дескать,  от
столь ужасного зрелища может случиться сердечный приступ.
   Сын Гнилова -  молодой  делокрут  межрегионального  разряда  -  также
отказался взять тело отца к себе домой. Он в это  время  был  где-то  на
конгрессе - то ли в Патагонии, то ли в Бирюлеве, - и когда  его  супруга
позвонила  туда  и  спросила:  а  не  забрать  ли  свекра?  -   делокрут
возмутился: "Да как  ты  можешь,  Оленька!  У  нас  же  дома  пятилетний
ребенок! Это  же  такая  психическая  травма  для  неокрепшего  сознания
мальчика! Нет, нет - пусть они там сами. Ну, фирма эта его. Пусть..."
   И на опознание пришлось ехать Дону. Затем ребята из  бюро  ритуальных
услуг обслужили Ник-Ника по первому разряду, и до понедельника он  лежал
в роскошном позументированном гробу в  конференц-зале  головного  офиса.
Фирма же взяла на себя похоронные расходы. Дон не  пожалел  средств  для
того, чтобы достойно проводить своего ближайшего соратника  в  последний
путь.
   На похороны съехались практически все  более-менее  значимые  персоны
областного  пошиба.  Из  местной  мафии,  в  частности,  присутствовали:
губернатор с очередной молодой  женой,  мэр  города,  прокурор  области,
начальник УВД,  новотопчинский  вор  Пахом  с  немногочисленной  свитой,
главари бандитских группировок и еще целая  плеяда  не  менее  уважаемых
деятелей каких-то там отраслей как в законной сфере, так и наоборот.
   Из тех, кому положено,  на  похоронах  не  было  лишь  вдовы  и  сына
покойного, который так и не удосужился бросить к известной  матери  свой
долбаный конгресс и примчаться домой, чтобы  в  последний  раз  припасть
челом  к  хладным  рукам  отца.  И  это  отсутствие,  внешне  вроде   бы
незаметное,  накладывало  на  всю  торжественную   церемонию   отпечаток
какой-то незавершенности. Какой-то убогости, что ли...
   Ник-Ника можно было пожалеть. Поистине, сколь бы высоко  не  вознесся
ты, каким бы огромным состоянием ни владел, но  если  после  смерти  для
тебя не нашлось места в собственном доме и доме твоих  детей...  Чем,  в
таком случае, ты  лучше  безымянного  бомжа?  Того  тоже  похоронили  за
казенный счет. Правда, без процессии и монументального  надгробья  -  ну
так что же? Вы равны перед ликом смерти! Тела ваши сгниют и  рассыплются
в прах одновременно. Даже нет - бомж,  скорее  всего,  протянет  гораздо
дольше, если вообще не удостоится самопроизвольной  мумификации.  Потому
что,  в  отличие  от  Ник-Ника  он  в  большом   количестве   употреблял
прескверные горячительные напитки, которые  основательно  пропитали  все
его клетки. Вы одинаковы. Очень, очень обидно...
   - Эх и не вовремя же ты, Николаша! - горестно пробормотал Дон,  когда
гроб миновал  чугунную  кладбищенскую  ограду.  -  Мог  бы  годик-другой
подождать... -  И  украдкой  покосился  на  нас  с  Оксаной.  Как-то  мы
восприняли вроде бы искреннее проявление его скорби?
   Мы восприняли. Оксана поравнялась с патроном и взяла его под  руку  -
старый половой разбойник тотчас же прижал поплотнее локоть к ее боку.  Я
тоже поравнялся с шефом, но брать  его  под  локоток  не  стал,  а  лишь
красноречиво вздохнул, показывая, что разделяю его горе в полной мере  и
все прекрасно понимаю.
   Отношение Дона к внезапной кончине вице было двойственным. Как  лицо,
максимально  приближенное   к   персоне,   я   прекрасно   понимал   эту
двойственность и в определенной  степени  даже  сочувствовал  шефу.  Как
лицо, явившееся причиной всей этой истории, я отчетливо  осознавал,  что
для Дона данный исход в сложившейся  ситуации  -  чуть  ли  не  наиболее
оптимальное решение кое-каких проблем, возникших за последний  период  в
их с Ник-Ником совместной деятельности.
   Если день гибели Гнилова Дон был ошеломлен и подавлен, то сегодня  он
выглядел вполне свежо  и  элегантно.  Я  бы  даже  сказал,  что  у  шефа
проклевывалось  бойцовское  настроение:  по  дороге  на   кладбище   он,
забывшись, начал насвистывать "Вальс-фантазию" Глинки, отбивая  пальцами
такт по обшивка двери "Линкольна".  Дело  в  том,  что  "Вальс-фантазия"
сквозь зубы во все времена свидетельствовал о напряженной  работе  мысли
патрона,   характерной   для   обдумывания    какой-нибудь    хитроумной
многоходовой  комбинации  или  сногсшибательной  аферы...   К   горести,
подавленности и тотальному  смятению  чувств  мелодия  Глинки  не  имела
никакого отношения. Все товарищи из близкого окружения прекрасно об этом
знали.  Вот  поэтому  мы  и  переглянулись  многозначительно  со  Славой
Завалеевым - начальником СБ, расположившимся между  мной  и  Оксаной  на
заднем сидение "Линкольна". Чего-то там себе гоняет старикашка!
   Шеф заметил этот перегляд в зеркало и смутился: начал откашливаться и
сморкаться,  пряча  лицо  в  гигантский  носовой  платок,  приобретенный
накануне специально для похорон.
   С одной стороны,  потеря  Гнилова  была  для  Дона  страшным  ударом.
Ник-Ник - деловар божьей милостью - держал в  своих  руках  целый  ворох
административных вопросов, которые, кроме него никто не мог решить.
   - Придется минимум на пару месяцев все бросить в задницу и  конкретно
засучить рукава, - пожаловался Дон  вчера  за  ужином.  -  Вот  не  было
печали! Так славно все шло...
   Действительно, в последнее  время  дела  фирмы  обстояли  как  нельзя
лучше. "Даная" (так именуется наше  учреждение)  владела  монополией  на
производство, обработку и реализацию всей областной сельхозпродукции. Те
сорок  процентов  оборота,  что  не  удавалось  реализовать  в  пределах
области, благополучно сплавляли в другие регионы и даже за рубеж.  Можно
без лишней скромности заявить, что минимум треть населения  страны  пьет
наш кефир, молоко и то, что из  него  получается.  Трескает  наше  мясо,
колбасу, сосиски, окорока, маринады и полуфабрикаты из  всякой  всячины,
что до поры до времени безбедно  пасется  на  обширных  просторах  наших
фермерских угодий, оборудованных по последнему слову евронауки.
   Фирма  насчитывала  в  своем  составе   что-то   около   пяти   тысяч
сотрудников, трудившихся в поте лица как в Новотопчинской области, так и
в одиннадцати филиалах, размещавшихся  в  других  регионах.  В  общем  -
гигантская  машина  для   качественной   кормежки   населения,   имеющая
устойчивую тенденцию к совершенствованию и процветанию.
   А теперь чисто  умозрительно  разделите  жизненную  сферу  всей  этой
махины  на  две  равноценные  доли  -  законную  и  криминальную.  Такое
разделение имеет  место  вовсе  не  потому,  что  Дон  и  его  ближайшее
окружение - конченные негодяи.  Оно  закономерно  из  нашего  через  зад
сформированного   общественно-государственного   уклада   -   не    буду
детализировать, сами все прекрасно знаете.
   Так вот, представьте, что вся эта полукриминальная  махина  опирается
на два мощных столба - Дона и Ник-Ника. И в один прекрасный день  столб,
который  поддерживал  криминальную   половину,   стремительно   рушится!
Половина эта зависает в воздухе. Если не  принять  экстренных  мер  и  в
срочном порядке не  соорудить  новый  столб,  вся  конструкция  в  самом
ближайшем времени грохнется на землю и разлетится на кусочки...
   Вот вам первый аспект восприятия Доном факта внезапной кончины своего
вице. Аврал, сумятица, адский труд и нервотрепка -  к  черту  налаженная
размеренная жизнь, полная упоительной неги.
   Далее. Гнилов был моложе Дона на десять лет. Представьте:  крепкий  и
здоровый  вице-президент  пятидесяти  лет,   ничем   не   уступающий   в
интеллектуальном плане своему  шестидесятилетнему,  начинающему  заметно
дряхлеть шефу. Кое-кому это может показаться  несущественным,  однако...
Нет, Дон, разумеется, голова! Глыба и матерый человечище - поднять такую
махину из ничего! Это надо быть во всех аспектах неординарной личностью.
Таких по всей России едва ли с  десяток  наберется.  Но  если  Гнилов  в
пятьдесят лет  уже  вовсю  пахал  вице-президентом  мощного  образования
всероссийского масштаба, то Дон... Кем он  там  был  в  свои  пятьдесят?
Да-да, именно! Вчерашним преподавателем истории,  владельцем  кирпичного
заводика в пригороде Новотопчинска, на котором вкалывали день и ночь  аж
трое рабочих! Улавливаете разницу? Ник-Ник, возможно, сам того не желая,
обогнал своего шефа на целых десять лет в стремительном беге по лестнице
благополучия. А  еще  Дон  проявил  некоторую  недальновидность,  пустив
ситуацию в сфере распределения усилий на самотек. За последние два  года
Ник-Ник,   обладавший   чудовищной   жизнеспособностью    и    пробивной
активностью,  значительно  расширил  круг  своих   полномочий   и   даже
самовольно узурпировал некоторые руководящие функции, в большей  степени
приличествующие  самому  президенту  фирмы.  Иными  словами,   аккуратно
потеснил шефа. Полагаю, что, если бы дело так пошло и далее, годика эдак
через два-три вполне мог возникнуть  вопрос:  кому  целесообразнее  быть
президентом фирмы?
   В  последнее  время  эта  проблемка,  внешне  вроде   бы   совершенно
незначительная, тяжким бременем давила на Дона и  отравляла  ему  жизнь.
Отыграть назад уже не представлялось возможным: Ник-Ник занимал в  фирме
слишком серьезное положение...
   Вот вам второй аспект восприятия Доном факта внезапной кончины своего
вице. Таким образом, понеся утрату, мой патрон  заполучил  кучу  срочной
работы, от которой он успел уже отвыкнуть. Он попал в пиковую  ситуацию,
требовавшую напрячь мускулы  в  титаническом  усилии  и  в  полной  мере
проявить бойцовский  задор.  Вместе  с  тем  как  бы  самопроизвольно  и
безболезненно разрешалась проблема с сильным  соперником,  который,  как
выражаются спортсмены, на последнем участке  дистанции  активно  работал
конечностями и жарко дышал в затылок. Колесо судьбы,  управляемое  рукой
ПРОФСОЮЗА, внезапно повернулось, одним движением сбросив этого соперника
под откос. Дон остался на лыжне один...
   Поминали в головном офисе. В конференц-зале, где  еще  не  выветрился
устойчивый аромат хвойной  эссенции,  были  роскошно  сервированы  столы
персон этак на триста.
   Гости уже расселись, а обслуга  нашего  кафе  все  продолжала  ударно
выдавать на-гора  (из  подвала  в  конференц-зал)  провизию  и  напитки,
несмотря на то что столы уже и так ломились от разнокалиберных бутылок и
разнообразной закуски.
   Сопоставив наличие присутствующих  с  количеством  еды  и  выпива,  я
пришел   к   выводу,   что   скромная   поминальная    трапеза    грозит
трансформироваться   в    разудалое    гульбище    с    непредсказуемыми
последствиями:  пьяными  разборками  на  лестничных  переходах,  хоровым
исполнением народных песен и активным ерзаньем потных голых женских  поп
по полированным крышкам рабочих столов в кабинетах. У нас  ведь  мастаки
талантливо извращать все, что  угодно,  даже  самое  святое.  Тем  более
обстоятельства вполне  благорасполагают.  На  улице  царит  августовский
зной, а в коференц-зале - ровное журчание кондишн и  приятный  полумрак.
Можно сидеть до ночи, на  халяву  глушить  классное  выпиво  и  трескать
хорошую закусь. А потом, накушавшись, почему бы не спеть что-нибудь  под
грустиночку или втихаря не  засадить  под  лестницей  первой  попавшейся
деловой партнерше? Сам бог велел!
   Озаботившись этим обстоятельством, я после третьей  рюмки  подошел  к
Дону, который с равными ему рангом шишками расположился в парадном углу.
Оторвав патрона от скорбной беседы, я на  ушко  сообщил  ему,  что  есть
реальная перспектива перерастания поминок в безобразную попойку со всеми
вытекающими.
   К  моему  изумлению,  шеф  весьма  отвратно  отреагировал  на   столь
своевременное  предупреждение.  Театрально  закатив  глаза,  он   громко
заявил:
   - Ну и пусть себе, малыш!  Николаша  любил  веселье  и  дебош!  Пусть
гуляют!
   Я укоризненно покачал головой и собирался было  возразить,  но  Дону,
видимо, вдруг пришла в голову идея получше. Вскочив с места, он позвонил
вилкой по графину,  требуя  тишины,  и  выкрикнул  фальшивым  голосом  -
слезливо и с надрывом:
   - Ребята! Девчата! Коля здесь, с нами! Он  любил  жизнь  во  всех  ее
проявлениях! Он... Он радовался ей и  другим  тоже  дарил  радость!  Так
поминайте  же  его  от  души!  Напейтесь  вдрабадан,  перебейте  посуду,
передеритесь! Эх!
   Выкрикнув столь не соответствующий обстановке спич, Дон повалился  на
стол и пьяно зарыдал, лупя кулаком по тарелкам. Шишки,  сидевшие  рядом,
принялись его гладить и успокаивать. Возникла некоторая паника.
   Я удивленно пожал  плечами  и  направился  на  свое  место.  Вот  так
здравствуйте! И когда только успел надраться? Вроде бы всего три рюмашки
подняли. Может, до этого на грудь втихаря принял? А впрочем, бог с  ним.
Желает  лицедействовать  перед  обществом  -  так  пусть   себе.   Одним
маразматическим припадком больше, одним меньше - никому хуже от этого не
станет. Надо только сказать начальнику СБ,  чтобы  его  ребята  ближе  к
финишу присмотрели за гостями.
   Между тем  присутствующие  восприняли  куражливые  выкрикивания  шефа
буквально.  Шум  резко  усилился   -   загомонили-загалдели,   принялись
стремительно  подымать  бокалы,  метать  за  обе  щеки,  кто-то  крикнул
официантам, чтобы спустились в подвал да  передали  поварам  -  готовить
горячее.
   Усевшись рядом с Оксаной, я для проформы употребил рюмашку и принялся
склонять ее покинуть это шумное сборище, пока не  началось.  Дескать,  у
меня  дома  тоже  кондиционер  присутствует,  а  к  нему   в   комплекте
недурственное выпиво и закусь от винта! И в отличие от здесь у меня дома
очень тихо и уютно. А еще имеется здоровенная кровать, которая совсем не
скрипит. И кресло не скрипит. И вообще ничего не скрипит!  Впрочем,  она
прекрасно об этом знает.
   - Знаю, знаю, - загадочным голосом ответила моя пассия -  у  меня  аж
давление подскочило от предвкушения удачи! - Но сегодня же траур. Как ты
можешь, пошляк!
   - А мы наденем черное и будем делать все торжественно и  печально,  -
игриво пообещал я и, склонившись к ее уху, жарко зашептал:
   - Я тебе засажу так, что у тебя позвоночник в трусики высыплется. Ух,
как я тебе вдую! Я тебя брошу на стол и с разбегу ворвусь в тебя  сзади.
Ух, как  я  ворвусь!  У-у-у-уо!  Ты  будешь  кричать  от  неожиданности.
Обязательно будешь! Потом я перетащу тебя на подоконник, ноги заброшу на
свои потные плечи и вдую тебе так, что ты завизжишь! И с каждым  толчком
твоя спина будет больше стукаться об ручку оконной рамы, и от  этого  ты
будешь выгибать спину, дергаясь мне  навстречу  -  и  это  будет  просто
потрясающе! Ух, как это будет! Ммммм...  Потом  и  перекину  тебя  через
спинку кресла и всей массой навалюсь сзади, потом... потом...  -  Тут  я
вдруг представил себе все это с ошеломляющей четкостью, и перед  глазами
возникла горячая красная пелена, дымчато клубящая диковинными  рисунками
в форме обольстительных  женских  ягодиц,  -  впору  хватать  Оксанку  и
стремглав тащить в свой кабинет, а то черт его знает, что получится!
   -  О-о-о,  юноша!  -  насмешливо  воскликнула  Оксана.  -  Да  у  вас
натуральный спермотоксикоз! Лечиться надо.
   - Ну так и полечи меня! - пробормотал я, хватая под столом ее коленку
и чувствуя, что  мой  стойкий  солдат  вот-вот  порвет  штаны  и  начнет
действовать самопроизвольно. - Пойдем ко мне в кабинет, а? Ну, буквально
на пять минут!
   - Какой зачет?! - в отчаянии воскликнул я, не соображая, о чем  речь.
- Ну что тебе стоит, а? Ну на пару минут... Пойдем?
   - Зачет по пользованию контрацептивами, - отчеканила ледяным  голосом
Оксана и отодвинулась подальше, стряхнув с колен  мою  руку.  -  Я  тебе
русским языком сказала: пока зачет не сдашь,  на  километр  не  подпущу.
Что, память отшибло?!
   Я оторопело уставился на свою подружку. Нет, она не шутила.  Холодная
надменность в глазах, гордо вскинут подбородок - ни малейшего намека  на
благоприятный исход. Эх, черт!
   Мне стало себя жалко. Доколе?! Доколе эта мегера будет тиранить меня,
втаптывая  в  грязь   мое   самолюбие   и   всячески   попирая   могучее
невостребованное либидо? Она что  -  получает  наслаждение,  развлекаясь
подобным  образом?  Иди  это  особая  форма   поддержания   у   партнера
повышенного тонуса - чтобы каждый раз как в первый раз?
   - Оксанка! Солнышко мое! - горестно прошептал я. - Ну  что  ж  ты  со
мной делаешь? Я и так неделю воздерживался! Мне что  -  пойти  "Плейбой"
купить? Разве так можно? Так ведь и инвалидом недолго стать!
   - От этого еще никто не умирал, -  насмешливо  проговорила  Оксана  и
широким жестом обвела вокруг. - Вон сколько вагин вокруг! Бери  любую  и
тащи к себе в кабинет -  никто  слова  против  не  скажет.  Только  рады
будут...
   - Да как ты можешь! - воскликнул я. - Мне, кроме тебя, никто не нужен
- ты же знаешь!
   Оксана хотела что-то ответить,  но  в  этот  момент  ее  позвал  Дон.
Старому маразматику  очень  некстати  понадобился  очередной  экстренный
сеанс психотера