Здорово! -  удивился  Костя.  -  По-моему,  даже  своим  выходом  в
Галактику человек обязан именно этим самым... нелюдям.
     - Ты  не  читал  Гобино?  А  Геббельса  или  Герцля?  А  Формана  или
Анастасьева?.. - Кратов  отрицательно  мотал  головой  на  каждое  имя.  -
"Уязвленные" были на Земле во все времена.  А  в  роли  нелюдей  выступали
инородцы. Для белых - черные, для желтых -  белые,  для  нас,  да  и  вас,
русских, евреи, для евреев - арабы... Эгоцентризм сначала  внутривидового,
а теперь и вселенского масштаба. "Разве не человек владыка природы?!"
     - Еще чего! - фыркнул Костя.
     - Но самое занятное, что умом-то они  сознают:  нет,  не  владыка.  И
наука его, и культура, и сам он далеки от совершенства. И даже от среднего
галактического уровня. Но примириться с этим они не желают. И вместо того,
чтобы развивать необходимые достоинства естественным путем, по объективным
общеизвестным законам, они ищут  окольный  путь.  Он  же  "особый".  И  не
гнушаются брать на вооружение  всякие  дьявольские  побрякушки.  Например,
рациоген. Искусственно устроить мозговой прорыв. Превратить человечество в
расу интеллектуальных машин. О том, что это будет уже не человечество, они
не задумываются. И уходят от ответа на вопрос, как эти машины  поступят  с
людьми, которые откажутся стать  похожими  на  них...  Главное  -  воздать
человеку выше его заслуг, добиться его превосходства любой ценой!
     - Неужели Олег Иванович тоже?..
     - Пазур? Один из миллионов стихийных радетелей за  человеческий  род.
Он не писал книг, не произносил горячих проповедей. Он тот, кто действует.
Прямо, умело  и  честно  в  рамках  своих  убеждений.  Достигая  при  этом
высочайшего накала фанатизма. Он взялся вывезти рациоген с Земли  на  базу
"Антарес" и почти сумел это. То, что ему помешало, находится за  пределами
предсказуемости. Форс-мажор... Но он сражался до конца, расчетливо жертвуя
второстепенными фигурами.
     - На игру это походило и вправду  очень  сильно,  -  согласно  кивнул
Костя.
     - Сначала он отдал третьего навигатора на пожрание экзометрии.  Потом
тебя - во власть рациогена.  Последним  отдал  бы  себя.  Но  ты  совершил
невозможное и спас корабль. И лишь астрарх  все  сгубил.  Пазур  сломался.
Никому не дано безнаказанно глумиться над  божественным  началом  в  себе.
Пазур попробовал поднять ношу не по  плечу  и  надорвался.  Галактики  ему
больше не видать.
     - Это наказание?
     - У нас нет нравственных прав наказывать человека за  его  убеждения.
Пазур сам разрушил свою психику. Он жертва, а не преступник.
     - Учитель, - сказал Кратов задумчиво. - Неужели вам никогда  не  было
обидно за то, что человек оказался в пангалактической культуре на  третьих
ролях?
     - Всему свое время, - сказал Большой Дитрих. - Рано  или  поздно,  но
прямыми дорогами -  мы  добредем  до  галактических  высот.  Будут  еще  и
люди-тектоны, и люди-астрархи. Не через сто и даже не через тысячу  лет...
Мы как вид неплохо приспособлены для жизни на своей планете. Мы еще как-то
годимся для обитания в других, не похожих на Землю, мирах. Но до Галактики
мы не доросли.
     Костя вспомнил гигантского серебристого паука, ткущего  металлическую
паутину среди звездной пустоты.
     - Ничего, дорастем, - словно прочитав  его  мысли,  сказал  Гросс.  -
Сами! И человек вольется в пангалактическую культуру, как ручей в океан, и
растворится там. Обидно  ли  ручью  сгинуть  в  океане?  Конечно,  расовая
исключительность тешит самомнение. Приятно сознавать себя ни  на  кого  не
похожим, хотя бы внешне.  Одеваться  иначе,  говорить  на  непонятном  для
прочих языке. И бороться за свою непохожесть, тешить ее и лелеять. Даже  в
ущерб собственным детям. "Пусть я буду сидеть в  дерьме,  но  и  дети  мои
будут сидеть в моем дерьме, потому что это НАШЕ дерьмо. Лучшее  дерьмо  во
всем Млечном Пути, и запах  его  тешит  мое  обоняние  пуще  всяких  чужих
фимиамов!.." Ложь, самообман. Глупец ищет, в чем отличие, умный  -  в  чем
единство. А роднит нас общее поле Разума - ноокосм.  Поэтому  человечество
существует и действует на благо пангалактической  культуры,  строит  ее  в
меру сил. И неизбежно - неизбежно! - станет ее частью!
     Последние слова  старец  почти  выкрикнул,  воздев  к  синим  небесам
иссохшую длань. Глаза его сверкали. В своих белых одеяниях он  походил  на
древнего пророка, срывающего завесы с грядущего. "Он тоже фанатик, - вдруг
подумал Костя. - Неужели дорогу цивилизации прокладывают одни фанатики?!"
     Большой Дитрих закашлялся, съежился в комок. Стащил с головы  панаму,
обнажая затянутую в пергамент ветхой кожи лысину, спрятал лицо. Теперь  он
уже не выглядел пророком. Костя метнулся было к террасе -  принести  воды,
но Гросс остановил его жестом.
     - Я стар, как мумия фараона, - прохрипел он задавленно. -  Мне  скоро
двести лет. И я, наверное, не перевалю на третий круг. Да и сил уже нет...
А ты - лови его.
     - Что я должен ловить?!
     - Рациоген... Он всплывет еще, я знаю. Гони его как бешеного пса,  не
подпускай к людям...
     - Почему я? - спросил Кратов, растерявшись. - Кто я такой?
     - Ты познал его и остался человеком. Он тебя уже ничем  не  купит.  А
еще потому, что из всех вас только ты один вернешься в Галактику.



                                    12

     Костя просидел на морском  берегу  дотемна.  Он  облюбовал  для  себя
опрокинутую лодку с прогнившим дном, что лежала здесь,  забытая  хозяином,
вросшая в песок.
     Пляж понемногу опустел. Из парка неслись отрывистые  звуки  музыки  и
размеренный, как сердцебиение, ритм тамтамов.  Сквозь  частокол  пальмовых
стволов  пробивались  нервные  цветные  сполохи,  а  иногда  над   кронами
возносились причудливые сияющие фантомы. Низкие звезды гляделись в зеркало
моря. Что они там видели? Быть может, гадали на судьбу?..
     - Эй, звездоход! - окликнули  Кратова  из  темноты.  Голос  был  явно
знакомый. - Идем с нами плясать!
     - Какой из меня плясун, - усмехнулся Костя.
     "Стаса бы сюда, - подумал он. - Уж тот бы не упустил своего... Старик
сказал, что я один вернусь в Галактику. Рашида, Пазур - с  ними  ясно.  Но
что стряслось со Стасом?.. Так можно сойти с ума. Зациклиться на  одном  и
том же, навечно застрять во взбесившейся карусели.

                   Мне лучше бы на башню не всходить,
                   Чтоб старых ран в душе не бередить..."
                      [Ли Цинчжао. Пер. с кит. М.Басманова]

     Низко,  почти  задевая  бликовавшие   гребешки   прибоя,   гигантским
нетопырем пролетел гравитр и с шорохом опустился  неподалеку.  Кабина  его
была не освещена. Костя  безразлично  проводил  машину  взглядом  и  снова
уставился на подбегавшие к самым его ногам пенистые языки.
     Песок слабо хрустел под чьей-то легкой поступью. Шаги приближались  к
нему. Снова, в который раз за день, кто-то вспомнил о  затворнике  "Берега
Потерянных Душ"... Костя с  неудовольствием  поднял  глаза  на  незванного
гостя.
     Это была Рашида.
     Загорелая почти дочерна - так, что ее обнаженные руки и плечи таяли в
сумерках, а лицо  можно  было  различить  лишь  благодаря  белому  платку,
схватывавшему волосы, да флюоресцирующей губной помаде. В серой просторной
блузке, в короткой белой юбке и плетеных сандалиях. Типичный наряд  жителя
Земли в пляжный сезон.
     - Здравствуй, звездоход.
     - Привет, Рашуля.
     - Можно мне побыть с тобой?
     - Я рад тебя видеть. - Долгая пауза. - Честное слово.
     Девушка присела рядом на рассохшийся борт лодки. Совсем близко  -  он
ощущал тепло и запах ее кожи.
     - Ты презираешь меня, Костя?
     - За что?
     - Я оказалась не такой сильной, как хотела  выглядеть.  Вы  все  были
правы: мне нечего делать в Галактике. Мое место на  Земле.  Я  попробовала
взлететь выше самой себя  и  сильно  ударилась  при  падении.  Моя  первая
жизненная попытка закончилась неудачей. Но не всем  же  на  роду  написано
покорять эту проклятую Галактику!
     - Я не презираю тебя, Рашуля. Что ты выдумала? Я  и  сам-то  вернулся
оттуда побитый, поломанный...
     - Нет, Костя. Ты для Галактики свой. Она приняла тебя. А мелкие ушибы
тела и ссадины души заживут. Ты же у нас танк, боевая машина. С тобой  все
иначе, чем со мной. Не суди меня за слабость, Костя. Я не танк. Я человек,
я женщина.
     - Ты хороший человек. Ты милая женщина. У тебя все впереди,  все  еще
сложится.
     - Сложится... Не складывается, Костя! Почему ты не любишь меня?! Ведь
был момент, был!..
     - Это нам только показалось, Рашуля. Я любил...  да  и  сейчас  люблю
другую. Мы расстались, но я  еще  не  пережил  это  чувство.  Я  малодушно
попытался забыть о нем.  Даже  согласился  на  ментокоррекцию.  Но  память
бунтовала.
     - Так вот почему ты шарахался от меня в ресторане...
     - Да, был момент, когда  моя  память  обессилела  и  совсем  уж  было
смирилась. А тебе почудилось, что я начинаю влюбляться. И мне  тоже...  Но
через какое-то время я вспомнил все, что хотел забыть. Это  безнадежно.  Я
не могу любить тебя сейчас, Рашуля.
     - Сейчас! - повторила она возмущенно. - Я ждала долго! Уж не  думаешь
ли ты, что я стану дожидаться еще хотя бы час, пока ты излечишься от своих
сердечных неудач окончательно?!
     - Не думаю. Я и не хочу, чтобы ты меня ждала. С какой  стати?  Ты  же
красавица, умница, от  тебя  все  должны  сходить  с  ума...  -  Он  вдруг
вспомнил, как этими  же  словами  совсем  недавно  утешала  его  Юлия,  и,
нахмурившись, умолк.
     - Какое мне дело до всех! - по щекам Рашиды бежали злые слезы. -  Мне
нужен один и не когда-то, а сейчас. Ты мне нужен, Кратов!
     - Рашуля, - сказал он с досадой. - Не хватало, чтобы  ты  лила  из-за
меня слезы. Как ты не поймешь... Мы с тобой разные. Ты прикована к  Земле,
а я улечу в Галактику. Мне нечего делать  на  этой  планете  подолгу.  Мне
здесь уныло и тесно. Я весь - там! Неужели ты надеешься,  что  я  способен
заточить себя на Земле даже ради тебя?
     - Но разве я не стою этой твоей Галактики? - Рашида гордо  встряхнула
головой. - Некоторые полагают иначе.
     - Они правы... по-своему.
     - Кратов! - Рашида схватила его за руку, приникла к  нему,  зашептала
лихорадочно: - Не делай глупостей! Не бросай меня, ведь не только  ты  мне
нужен, но и я нужна тебе, просто ты еще не понял... Я погибну без тебя,  я
хочу быть твоей, я хочу только тебя, возьми меня, Кратов!
     - Ты прилетела зря! - сквозь зубы сказал он и встал.
     Рашида продолжала сидеть, и ее синие глаза светились на темном  лице,
как колдовские огни.
     - Хорошо, звездоход, - сказала она яростно. - Я тебя отпускаю. Но  ты
будешь проклят! Никто никогда не полюбит тебя так, как я. Ты будешь  вечно
одинок. Твой удел - скитаться и не находить  своего  дома.  Я  зачаровываю
тебя, звездоход. Придет время, и ты станешь искать любви, но не найдешь  и
ее. Во всех женщинах ты будешь видеть меня. Меня, а не  ту,  что  была  до
меня! Никогда ты не встретишь никого лучше меня. И ты вспомнишь обо мне  и
бросишься искать меня. И даже найдешь, - Рашида  опустила  голову,  сияние
глаз померкло. - Но это буду не я.
     Костя попятился.  Повернулся  и  быстрым  шагом,  чуть  ли  не  бегом
пустился прочь.
     - Ты машина! - неслось ему вдогонку. - Машина, а не человек!..



                                    13

     "Машина... машина, а не человек..."
     Аллеи пальмового парка  были  пустынны,  веселье  полыхало  где-то  в
стороне, сюда же не доносилось ни звука. Костя давно уже бежал и никак  не
мог выбежать на ту единственную тропинку, что вела его к дому, к людям.
     Кажется, он заблудился.
     "Машина!.. Со стертыми нейронными программами стыда и  совести...  не
ведает добра и зла..."
     Он зацепился ногой за торчавшее из земли корневище и  упал,  в  кровь
разодрав колени. Застонал - не от боли, скорее от злости.
     "Она говорила со мной, а я ничего не  испытывал,  кроме  усталости  и
раздражения. Мне было безразлично, я хотел одного: чтобы она ушла.  Слабые
чувства, поверхностные... Неужели во мне все стерто? Сначала Харон,  затем
- голубой гроб... Они погубили меня, гады, во мне одна пустота!.."
     Костя сел, привалился спиной к шершавому стволу. "Попадись мне сейчас
кто-то из них... Стеллан или Пазур... убил бы. Как  же  я  теперь?.."  Ему
хотелось плакать от бессилия.
     Перед самым лицом на запястье тускло мерцал ободок видеобраслета.
     "Машина... Машина? Все стерто? Все?! Сейчас узнаем".
     Он запретил себе делать это. Запретил раз  и  навсегда,  едва  только
ступил на Землю. Но настало время преступать запреты.
     Легко, привычно, почти не глядя он  набрал  заветный  код.  Крохотный
экран засветился.
     Теплое облако золотых волос. Чуть припухшие со  сна  сердитые  глаза.
Знакомый, отзывающийся в самом сердце, бесконечно любимый голос.
     - Кто это? Ничего не видно... Я уже сплю. Если  не  срочно,  позвони,
пожалуйста, утром, договорились?
     Видение счастья пропало.
     Кратов сидел в темноте, обхватив голову руками, и мерно  раскачивался
из стороны в сторону. Пытался убаюкать свою боль.
     Все возвратилось на круги свои. Ничего не было забыто.
     "Я человек... человек..."




                             ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ

     Едва отойдя от стоянки гравитров, они увидели первый указатель.
     - А ты боялась, что не найдем, - сказал Кратов.
     Указатель гласил: "Единственный в Галактике музей оружия!  Непременно
посетите, не  пожалеете",  а  стрелочка  предлагала  следовать  в  глубину
березовой рощи. На верхушке штока дремала ворона.
     - Я не хочу в музей оружия, - сказала Марси.
     - Почему? - спросил Кратов рассеянно.
     - Я боюсь.
     - Глупости, - сказал он уверенно.
     - Призывы эти дурацкие, -  ворчала  Марси.  -  Разве  можно  в  таком
легкомысленном тоне приобщать к нашей страшненькой истории?
     - Выходит, можно. Слава Богу, обошлось без  пиктограмм,  в  доступной
форме воспроизводящих наиболее ударные  эпизоды  мировых  войн.  Наподобие
тех, что мы с тобой видели перед музеем кулинарии, помнишь?
     Марси фыркнула.
     - И мне интересно, - продолжал Кратов.  -  Наша  грешная  цивилизация
имеет такую бурную историю, что этим невольно хочется гордиться.  Редко  в
каком уголке вселенной воевали так много, охотно и умело, как у  нас.  Для
ксеносоциологов эти музеи - настоящая Мекка.  И  для  тех,  кто  безутешно
скорбит о прошлом и бубнит о каком-то особом предназначении человечества.
     - А что, он действительно  единственный  в  Галактике?  -  усомнилась
Марси.
     - Я бывал по меньшей мере в пяти  музеях  оружия.  Да  что  говорить,
когда только в Москве есть музей революции и музей войны...
     - И все же неспроста ты меня сюда  тащишь,  -  сказала  Марси.  -  Ты
ничего и никогда не делаешь попусту. Сознайся: ты  и  на  Земле  работаешь
ксенологом? У тебя какое-то спецзадание?
     - Конечно! - Кратов смущенно засмеялся. -  И  оно  тебе  известно.  Я
назначен лейб-мемуарщиком при Совете тектонов. Но музей  оружия  здесь  ни
при чем.
     Над ними нависало циклопическое мрачное сооружение из серых  бетонных
глыб, даже на  расстоянии  казавшихся  шершавыми.  На  стыках  между  ними
виднелись  узкие  щели-бойницы.  Площадь  перед   музеем   была   вымощена
брусчаткой.
     "Очень мне это знакомо, - подумал Кратов, сбавляя шаг.  У  него  даже
мурашки пробежали по  коже  от  этого  воспоминания,  и  сразу  захотелось
обратно. - Десять с лишним лет назад я стоял на  пороге  точно  такого  же
здания.  В  скафандре  высшей  защиты  и  с  фогратором   наперевес.   Все
происходило на сумасшедшей планете Уэркаф, а  здание  я  сам  впоследствии
назвал "дольменом". И с этого "дольмена" начался мой  первый  контакт,  на
который я пошел по собственной воле".
     На  фоне  древнего  бетона  Марси,  в  ярко-желтой  юбке  и  красном,
замысловато увязанном вокруг плеч и талии платке взамен блузки,  выглядела
чужеродным тропическим цветком. В  полную  противоположность  Кратову,  по
обыкновению  своему  облаченному  в  темно-серые  брюки   и   светло-серую
безрукавку и потому вполне гармонировавшему с общей мертвенной  тусклостью
архитектурного ансамбля.
     - Вот еще глупость, - сказала Марси обреченным голосом. - Можно  было
свободно подлететь на гравитре прямо сюда, к центральному входу...
     -  Никак  нельзя,  -  промолвил  Кратов,  не  без  усилия  над  собой
пробуждаясь к реальности. - Отдельные экспонаты не удалось обезвредить,  и
есть опасение, что они сработают по летящей цели.
     - Правда?! - чистые  зеленые  глаза  девушки  округлились  и  засияли
азартом. - Что же ты раньше мне не сказал?
     Кратов принужденно засмеялся.
     Они  протиснулись  между  раздвинутых  бетонных  створок,   утыканных
острыми шипами и охваченных стальными полосами. И  очутились  в  сумрачном
помещении, куда сквозь оконные щели едва проникали крохи дневного  солнца,
да еще чуточку перепадало от тысяч и тысяч раскиданных по нему  освещенных
витрин.
     - Представляю, каково тут  по  ночам,  -  сказала  Марси,  теснясь  к
Кратову. - И эти жуткие крепостные двери! Против кого навострены эти шипы?
Против драконов, динозавров? Или против меня с тобой?
     Недовольный  голосок  Марси   многократно   отразился   в   закоулках
громадного пустого зала.  Должно  быть,  и  в  самом  деле  они  оказались
единственными посетителями.
     - Наверное, были попытки завладеть кое-какими раритетами, - осторожно
предположил Кратов. - Не сейчас, разумеется,  а  много  раньше.  Ведь  это
старый музей. Одна архитектура чего стоит! Так строили защитные сооружения
в эпоху ядерного противостояния. Не удивлюсь, если предки, не особо  ломая
голову, аккуратно откопали один из командных постов того времени и  отдали
под музей.
     - Примерно так оно и есть, - услышали они надтреснутый  пресекающийся
голос и заозирались, пытаясь обнаружить его источник.
     Смотритель музея был стар, как его экспонаты, и выглядел на все  свои
годы. Шаркая разношенными шлепанцами, он  вывернул  из-за  ряда  витрин  и
приблизился к ним. В неопрятном синем халате, согбенный, седой и лохматый,
похожий на летописного волхва. Для полного сходства ему недоставало  разве
что корявой клюки да нахохленной совы на плече. Сморщенное  серое,  как  и
сам бетон, лицо было наполовину скрыто архаическими стеклянными  очками  в
роговой оправе.
     - Мое почтение, - растерянно сказал Кратов. Он не ожидал встретить  в
музее живого смотрителя.
     Марси молча сделала книксен.
     - Честь имею, Бекетов,  профессор,  -  скороговоркой,  как  нечто  не
стоящее внимания, сказал старик. - Это  наблюдательный  бункер  одного  из
испытательных полигонов. Когда вы подниметесь на третий этаж,  то  сможете
представить, откуда и как велось наблюдение. И за чем именно оно велось.
     - А за чем? - спросила Марси.
     - Значения не имеет. Отпустите  постромки  собственному  воображению.
Это могло быть любое оружие массового уничтожения.
     - Вы  хотели  сказать  -  уничтожения  массы?  -  осторожно  уточнила
девушка.
     - Я хотел сказать то, что  сказал,  -  сварливо  ответил  Бекетов  и,
нелюбезно повернувшись к ним сутулой спиной, сгинул за поворотом.
     - Странный какой, - шепнула Марси. - Не он  ли  назначил  тебе  здесь
рандеву?
     - Кажется,  профессор  не  нашел  нас  интересными  собеседниками,  -
вполголоса проговорил Кратов.
     Пасмурная Марси, закусив губу, подошла к ближайшей витрине.  Там,  на
подстилке из желтого моха, лежал каменный  топор.  А  рядом  -  расколотый
человеческий череп.
     - Бедные обезьяны, - сказала девушка.  -  Зачем  вы  догадались,  что
убить сородича гораздо проще, чем пещерного медведя?
     - Они-то не злоупотребляли своим открытием, - заверил Кратов. - У них
ведь не было индустрии вооружений.
     Марси медленно брела мимо коряво обработанных дротиков с  обожженными
нако