ринимай всерьез, - сказала она. - Никакая это не  пошлость.  Ты
не видел еще настоящей  пошлости.  Просто  ребята  из  команды  Винярского
шалят, резвятся. Ерничают, хотят  позлить  стариков  и  моралистов.  Вроде
тебя. И вообще - почему ты думаешь о каких-то пустяках,  когда  ты  должен
думать только обо мне?!
     - Это  Стасу  полагается,  -  произнес  Костя.  -  Он  тебе  в  любви
объяснялся.
     - Стас мне неинтересен. Красивый впечатлительный мальчик. Таких,  как
он, толпы повсюду.  Если  бы  я  захотела,  то  каждый  день  собирала  бы
коллекцию подобных объяснений.
     - Зачем же ты  собралась  в  Галактику?  Там  ты  свою  коллекцию  не
пополнишь.
     - Я же сказала: если бы захотела... Но я не хочу. Я  надеюсь,  что  в
Галактике таких, как ты, окажется больше, чем таких, как он.
     - Бедный Стас... Чем же я лучше его?
     - Ты сильный. Ты не суетлив. Как ты там говорил: в  любви  не  должно
быть суеты. В тебе есть стальной стержень, о котором ты и  сам,  наверное,
не подозреваешь. Тебе не нравится, когда кто-то решает за тебя. Ты  привык
брать все на свои плечи. Видишь, сколько я о тебе знаю?
     - Просто поразительно.
     - Еще бы! Недаром  мои  друзья  считают  меня  ведьмой  в  ангельском
обличье. На самом деле я  всего  лишь  женщина  со  всем  набором  истинно
женских качеств. Настоящая женщина способна читать в душах мужчин,  как  в
детской книжке. Для нее там все понятно: крупными  буквами  и  с  цветными
картинками. Настоящая женщина умеет предсказать любому мужчине его судьбу,
едва дотронувшись до его руки.
     - Что же ты предсказываешь мне?
     - Ничего особенного. Хотя тебе и  достанется  в  этой  жизни...  Твой
стальной стержень будут гнуть и ломать. Хотела бы я знать, что будет, если
он все же переломится!
     - Я просто умру.
     - Вот еще! От такого не умирают. Попросту становятся другими.  Иногда
даже удается починить сломанный стержень, хотя трещины напоминают  о  себе
до самой смерти.
     - Ну откуда, откуда ты все про всех знаешь?!
     - Не забывай, что тебе, как и Стасу, только двадцать  один  годик,  а
мне целых двадцать один. Это означает, что я чуть ли не вдвое тебя старше.
     - Я слыхал про женскую логику. Оказывается, существует еще и  женская
математика!
     - А ты как думал? И не только математика с логикой... Между прочим, в
этих науках нет ни единого специалиста мужчины, что  бы  вы  там  себе  ни
воображали.
     - Ничего я не воображаю...
     - Конечно, милый Костя. Это не  твоя  стихия.  Женщины  -  не  лучшее
применение твоим силам. Дон Кихот не сумел найти себе достойного соперника
ниже ветряной мельницы. Тебе, я думаю, и звезда покажется мелковатой.  Мне
не хочется портить тебе настроение, но одно мрачное предсказание жжет  мне
душу.
     - Говори, я стерплю.
     - Даже язык не поворачивается... Мне кажется, Костя,  ты  обречен  на
вечное одиночество. Разумеется, иногда ты будешь испытывать некое чувство,
которое по неведению будешь принимать за любовь. Но  вряд  ли  ты  найдешь
счастье. Женщины не ответят тебе взаимностью. Ты отпугнешь их своей силой.
Мне кажется, в своих скитаниях по Галактике ты не  встретишь  ту,  которая
тебя полюбит. Или же там, куда забросит тебя судьба, просто не окажется ни
единой женщины.
     - Последнее выглядит правдоподобно. И это хорошо.  Женщин  покуда  не
допускают туда, где опасно.
     - Если бы только это, Костя! - Рашида вздохнула и  прижалась  к  нему
всем телом, упругим и жарким. - Но одна женщина  всегда  сможет  и  понять
тебя, и полюбить, и не испугаться твоей силы.
     - Кто же она? - усмехнулся Кратов.
     - Разумеется, я! - воскликнула Рашида. - Как ты этого не поймешь?!
     - Это что - тоже объяснение? - нахмурился Костя.
     - Нет, я не люблю тебя... сейчас. Я просто способна на это, в отличие
от большинства всех прочих женщин  Галактики.  Мы  с  тобой  похожи.  Быть
может, мы были созданы друг для друга. Но  пока  между  нами  ничего  нет,
кроме того, что я уже осознала наше взаимное предназначение, а ты еще нет.
     - Ты говоришь это всем, кто тебе нравится?
     - Какая разница? Главное, что сейчас я говорю это тебе.
     - Так не шутят, - сердито сказал Костя и попытался отстраниться, но у
него ничего не вышло.
     - Я не шучу,  -  прошептала  Рашида  ему  на  ухо.  -  Я  колдунья  в
ангельском обличье. Мне стало ясно, что ты мой, едва только я увидела тебя
в первый раз. Тебе никуда от  меня  не  спрятаться.  Я  тебя  приворожу...
Хочешь, уйдем отсюда?
     - Куда?..
     - Куда скажешь. Ко мне, к тебе, в открытый космос - угоним корабль. И
я покажу тебе, какая я колдунья...
     Кратову все же удалось высвободиться. Он ощущал себя идиотом.
     Самая красивая девушка из всех, что  он  встречал,  стояла  напротив,
притягивала его к себе, манила взглядом горящих глаз. А он ничего не мог с
собой поделать. Видно, и впрямь они были похожи - как одноименные  заряды.
Чем сильнее влекла его Рашида, тем дальше его от нее отталкивало. Мистика,
чертовщина...
     Костя отступал шаг за шагом к выходу из зала, его трясло, он сознавал
себя подлым предателем. Но предателем по отношению не к Рашиде.
     Кого же он предавал, кого?!
     - Ты что, Костя? - спросила Рашида, растерянно улыбаясь.  -  Все-таки
решил упасть в обморок?
     - Вроде того, - пролепетал Кратов. - А ты говоришь - сильный...
     Могло случиться все, что угодно. Девушка могла влепить ему затрещину,
как подонку. Могла расхохотаться ему в лицо. Он того заслуживал.
     - Вот-вот, - сказала Рашида печально. - Ты и сейчас не хочешь,  чтобы
за тебя решала я. Другой на твоем месте был бы на седьмом небе от счастья.
А ты снова берешь все на себя. Ничего, Костя. Я гордая,  но  не  с  тобой.
Тебя я подожду.



                                    9

     Кратов  тихонько  толкнул  дверь  каюты,  на   цыпочках   прошел   по
пружинящему полу, расстегивая куртку. Он неплохо видел в  темноте,  и  ему
удалось добраться до своей койки без излишнего шума. Однако  Стас  все  же
заворочался, засопел в другом углу, зашебуршал одеялом.
     - Казанова фиговый, - сказал он внятно. - Друзья так не поступают.
     - Честное слово... - попытался возразить Костя, покраснев.
     - Молчи, ловелас. И без тебя знаю, что ты здесь ни при чем. Что  я  -
слепой? Но если тебя завтра снимут с полета, я буду только  рад.  Поделом:
либо корабли водить, либо амуры вертеть.
     - А сам-то, сам! - возмущенно застонал Кратов.
     - Главное в нашем  деле  -  вовремя  отступить,  -  бухтел  Ертаулов,
закапываясь в одеяло с головой. - Построить редуты и флеши...
     - Ну-ну, - пробормотал Костя и  после  паузы  добавил  мстительно:  -
Фортификатор фиговый.
     Он лежал с закрытыми глазами. Спокойно, расслабившись, как  учили.  И
непонятная, так и необъясненная для себя тревога оставляла его -  едва  ли
не впервые за весь день. Уходила в прошлое, затерявшись в  толчее  прежних
полудетских, полувзрослых забот и мыслей, которым, наверное, уже  не  было
места в завтрашней жизни. Но, пропадая, из-за  дремотной  пелены  она  еще
продолжала грозить: "Вернусь. Не знаю, как все прочее, но я-то вернусь".
     "И на здоровье, - умиротворенно думал Костя. - Вот вернешься, тогда и
разберемся. Что попусту пугать..."
     Теперь он был один, совсем один - давно уснувший Стас не в счет - и в
нем не оставалось и следа душевного разлада.
     Где-то рядом, за слоями броневых плит и жаропрочной керамики неслышно
плыла Земля. У нее была своя жизнь, которая, следовало признать честно, не
так уж и волновала Кратова сейчас. Что  такое,  если  разобраться,  Земля?
Планета-дом,  планета-гнездо,  голубой  с  зеленым   шарик,   расцвеченный
сполохами мегаполисов. Родной, единственный и так далее, но -  всего  лишь
песчинка в пустыне, капля в океане. И его,  и  все  сущее  на  этом  свете
обнимает, обволакивает звездный кокон Галактики.
     Костя попытался, только рискнул вообразить, что же там творится среди
шелковых волокон этого кокона, и у него закружилась голова. Ему  рано  еще
было, не окреп... И он отступился,  перевел  мысли  в  привычное  русло  и
подумал о том, как завтра,  нет  -  сегодня,  усядется  в  кресле  второго
навигатора. Поплотнее, поудобнее, надолго - пока  не  придет  пора  занять
кресло первого. Опустит пальцы на клавиши  управления  и  будет  с  полным
осознанием собственной значимости выслушивать  четкие  и  весомые  команды
мастера и сам в свою очередь отдавать такие же команды.

                    Открыты мне Небесные врата,
                    Из перьев птиц я надеваю платье;
                    Взнуздав дракона, мчусь я неспроста
                    Туда, где ждут меня мои собратья...
                       [Цао Чжи. Пер. с кит. Л.Черкасского]

     И все будет замечательно.



                                    10

     Навстречу Косте из-за двери со светящимся  красным  крестом  выскочил
Ертаулов, розовый и счастливый. На ходу он застегивал форменную куртку.
     - Чист, непорочен, и хвост заворочен! - объявил он. -  Через  полтора
часа улетаю в Галактику, а вы как знаете. Рашуленька, идем  пить  кофе,  а
Костя нас догонит.
     - Мастер уже прошел? - спросил Кратов, испытывая совсем уж  никчемную
в такой момент слабость в поджилках.
     - Еще чего! - изумился Стас. - У него же  "вечная  карта".  Мастер  с
брезгливой миной - мол, знаю я вас, штафирок, - заходит  в  медпост,  сует
карту в нос ближайшему эскулапу. Все встают и делают  под  козырек,  после
чего он садится и требует себе прохладительного.
     - Значит, он тоже там?
     - Где же ему быть?!
     - Хотела бы я видеть, как этот  дедушка  делает  под  козырек  нашему
мастеру, - сказала Рашида с сомнением.
     - Пожалуй, ты права, - согласился Ертаулов. - Такой старичок свободно
мог и начихать на любую "вечную карту".  Знаешь,  кто  он?  Я  тебе  потом
расскажу. - Он подхватил улыбающуюся Рашиду под руку. -  Мы  ждем  тебя  в
баре, Второй. Только не рассиживайся там, не груби медикам. А то, не ровен
час, и впрямь снимут тебя с полета.  Вот  будет  конфузия!  Представляешь,
Рашуля, - обратился он к девушке, возмущенно возвышая голос. -  Заявляется
наш Второй едва ли не под утро, весь в губной помаде...
     Костя нахмурился и толкнул дверь.
     Казалось, яркий свет бил  сразу  со  всех  сторон,  и  даже  от  пола
исходило некоторое сияние. Первым, что бросилось  Кратову  в  глаза,  было
громоздкое сооружение, напоминавшее заблаговременно распахнутый  саркофаг.
Среди звездоходов оно  было  известно  под  названием  "Железная  дева"  и
предназначалось для сбора  информации  о  телесном  благополучии  по  всем
параметрам сразу. По сути этот саркофаг являл  собой  архисложную  систему
самых разнообразных датчиков. Косте он был не в новинку, и  при  виде  его
тот самым непонятным образом успокоился.
     Рядом с "Железной девой" за невысоким столиком сидели  двое  в  белых
одеяниях, что символизировало их принадлежность к медицинской службе. Один
- глубокий старец, совершенно лысый  и  почти  черный  от  "загара  тысячи
звезд". Он глядел на Кратова в упор бесцветными глазами,  больше  похожими
на пуговицы, и даже не мигал.  Другой  выглядел  ненамного  старше  самого
Кратова и, судя по всему, очутился здесь волей  случая:  не  то  по  делам
своего ведомства, не то собирал материалы для какой-нибудь там  монографии
о  воздействии  космических  факторов  на  человеческий  организм.  Тонкие
льняные волосы его ниспадали  на  плечи,  губы  в  мягкой  светлой  бороде
непрестанно шевелились, будто он с трудом сдерживался, чтобы не  проронить
лишнего слова. Еще один медик в белых же брюках и  пестром  свитере  сидел
спиной возле терминалов "Железной девы" и  что-то  записывал.  В  углу  за
отдельным  столиком,  в  глубоком  кресле  возлежал   Пазур.   Перед   ним
действительно стоял высокий запотевший стакан.
     - Здравствуйте, - сказал Костя.
     Губы молодого медика нервно задергались. Пазур недовольно поморщился,
а старец продолжал буравить Кратова стеклянными глазками.
     - Второй навигатор мини-трампа "пятьсот-пятьсот" Константин Кратов, -
спохватился тот. - Прибыл для предполетного медицинского осмотра.
     - Хвала аллаху, - проворчал Пазур и потянулся за стаканом.
     - Карту! - хрипло каркнул старец.
     Костя поспешно подал ему свою личную  карточку  -  белый  пластиковый
квадратик размером с ладонь. Старец тщательно осмотрел ее со всех  сторон,
будто опасался подделки. Затем не глядя ткнул человеку в свитере,  который
так же, не глядя, принял ее и уронил в щель дешифратора.
     - Подлинная, - сказал он, не оборачиваясь.
     - Раздевайтесь, - проскрипел старец.
     Костя медленно избавился  от  одежды,  с  подчеркнутой  аккуратностью
сложил ее на пустом диване за ширмой, после чего вернулся в центр комнаты,
слегка холодея от смущения. Пазур  неопределенно  хмыкнул.  Молодой  медик
откинулся  в  своем  кресле.  На  его  лице  было   написано   глубочайшее
удовлетворение.
     - Титан, - сказал он звучно. - Геркулес!
     Человек в свитере наконец обернулся. У  него  было  унылое  вытянутое
лицо, похожее на добрую лошадиную морду.
     - Что и говорить, - произнес он со вздохом. -  Красивый  мальчик.  Но
девочка была лучше.
     Костя вдруг представил, как с полчаса назад вся  эта  компания  точно
так же таращилась на  обнаженную  Рашиду,  и  почувствовал,  что  начинает
злиться. Менее всего его беспокоил старик с пустым  равнодушным  взглядом.
Но лучше бы здесь не было этого самодовольного молодца,  и  уж  во  всяком
случае - мастера!
     - Все хороши, - сказал  молодец.  -  О  девушке  у  меня  и  слов  не
находится,  но  там  прекрасная  наследственность.  А  тут   нечто   иное.
Кропотливая, тщательная, умная работа над собственным телом.  Совершенство
силы. Великолепная мышечная архитектура. Что это? - спросил он Кратова.  -
Гимнастика, борьба? Или же, пронеси Господи, тривиальный атлетизм?
     - Борьба, - пробурчал Костя.
     - Вы знаете, я не только медик. Я еще и скульптор.  Не  знаю,  кто  я
больше... Моя фамилия Кристенсен, не слыхали? - Костя отрицательно  мотнул
головой. - Недавно у меня была выставка в Стокгольмском  Центре  искусств.
По моим сведениям, отзывы  неплохие.  Верьте  профессионалу:  вашему  телу
можно завидовать. Вот я так просто погибаю от зависти. И еще от сожаления,
что такой материал через несколько часов улетит из моих рук неведомо куда,
а я даже не успею вас запомнить.
     - Это еще неизвестно, - внезапно лязгнул старец. -  Улетит  материал,
или не улетит, покажет осмотр.
     - Вот я сижу здесь, - продолжал Кристенсен, - и думаю о том, как  мне
уговорить вас троих после полета прийти  в  мою  мастерскую  в  Висбю,  на
Готланде. Я задумался об этом,  когда  здесь  побывала  девушка.  А  когда
пришли вы, я  понял,  что  это  просто  необходимо  для  меня.  Да  и  для
человечества, впрочем, тоже.  -  Пазур  в  своем  углу  снова  хмыкнул.  -
Напрасно иронизируете, командир. У вас прекрасный экипаж,  а  вы  того  не
понимаете.
     - Прекрасный экипаж, или из рук вон,  я  увижу  только  в  полете,  -
сказал Пазур.
     - У вас искаженный подход к прекрасному, -  не  унимался  Кристенсен,
все более воодушевляясь. - Он  искусственно  сужен,  хотя  и  в  нем  есть
определенный смысл, который, мне кажется, от вас  ускользает.  -  Пазур  в
очередной раз хмыкнул, теперь с изрядной долей негодования. -  Разумеется,
телесное  совершенство  неизбежно  сопровождается  нравственной  чистотой,
душевным равновесием и отточенностью нервных реакций, что  так  важно  для
исполнения  близких  и  понятных  вам  профессиональных   функций.   Хотя,
подчеркиваю, это лишь производная от телесной  красоты...  В  самом  деле,
соглашайтесь, - обратился Кристенсен к озадаченному таким напором Кратову.
- Я назову эту скульптурную группу "Устремленные в  небо".  Между  прочим,
девушка дала мне  свое  согласие.  Правда,  юноша,  что  был  перед  вами,
отчего-то  много  смеялся  и,  похоже,  не  воспринял  мое  предложение  с
надлежащей серьезностью. Но я с ним еще переговорю...
     - Простите, - сказал Костя. - А Олега Ивановича вы уже уговорили?
     - Какого Олега Ивановича? - опешил Кристенсен.
     - Меня, - пояснил Пазур и неожиданно улыбнулся.
     - Я об этом как-то не думал... Это разрушит концепцию замысла... Ведь
главное в ней - красота,  сила,  молодость...  -  Кристенсен  окончательно
смешался и замолчал.
     Старец, все это время пяливший  на  Кратова  блеклые  глазки-ледышки,
вдруг часто заморгал и рассыпался мелким хихиканьем.
     - Хорош он будет, - проскрипел он, ткнув пальцем в сторону Пазура.  -
Нагишом, в такой компании...
     - Всякий Кристенсен мечтает стать Торвальдсеном, - сказал  человек  в
свитере недовольным голосом. - Давайте делом займемся!
     - И то, -  согласился  старец,  оправившись  от  внезапного  приступа
веселья. - Что у него за шрамы на груди?
     - Полигон, - ответил человек в свитере. - Адаптация  первой  ступени.
Внутренними повреждениями не  сопровождались.  Носят  скорее  декоративный
характер.
     - Тогда уж лучше один  глаз  долой,  -  сказал  старец.  -  Или  ногу
оттяпать. И эффектно, и всегда на виду... В "Железную деву"!
     Костя послушно  двинулся  к  саркофагу.  Следом  за  ним  поспешил  и
Кристенсен с намерением помочь.
     - Ногами, пожалуйста, сюда, - сказал он.
     - Я знаю, - промолвил  Костя,  становясь  на  холодный  металлический
диск.
     - И все же я хотел бы вернуться к нашей беседе...  -  смущенно  начал
Кристенсен.
     - Можно, я подумаю? - спросил Кратов.  -  Буду  лежать  и  непрерывно
думать.
     Створки "девы" мягко сомкнулись, диск под ногами мелко завибрировал и
вдруг провалился куда-то вниз. "Лежать" было  не  самым  точным  термином,
чтобы обозначить положение человека внутри саркофага. Скорее, Костя  висел
в невидимых упругих тенетах силовых полей, спеленатый ими,  как  настоящая
мумия, а к его телу отовсюду, жадно трепеща, тянулись  стрелки,  щупальца,
языки датчиков. Прямо в лицо ему  прянули  коленчатые,  как  паучьи  лапы,
трубки с объективами на концах. Костя непроизвольно мигнул.
     - Не жмуриться!!! - рявкнули над ухом.
     - Косточки и впрямь целы, - проскрежетал старческий голос. - А  шрамы
безобразные. Будто его начали свежевать, да мясника спугнул кто-то...
     - Впечатлительных девушек это должно разить наповал, - сказал  Пазур,
и при этих словах Кратову живо представилась его кислая физиономия.
     - Сердце прекрасное! - провозгласил Кристенсен. - Наверняка доброе  и
любвеобильное.
     - Дайте-ка мне взглянуть на такое сердце, - проворчал  Пазур.  -  Где
там у людей помещаются добро и любовь... Дьявол, как  вы  различаете,  где
сердце, где печень?!
     - Да вот же, вот это, красное с желтым. А показать вам,  где  обитает
душа?
     - Подите вы с вашей метафизикой...
     Костя парил в темноте и прохладе, закрыв глаза, и воображал, как  они
просвечивают его, простреливают импульсами, заживо  анатомируют  на  своих
экранах. Наверное, сейчас он перестал для них существовать как  человек  и
личность. Обратился в материал, если воспользоваться словами  Кристенсена.
В удачно скомпонованный набор костей, мышц и органов.
     - Кровь прекрасная! - объявил Кристенсен.
     - Так, с фаршем покончено, - подытожил  старец.  -  Давайте  мне  его
мозги, это уж моя епархия. Где тут у него голова...
     Кратов  ощутил,  как  на  затылок  ему  легла  просторная  ладонь   с
растопыренными пальцами. На самом  деле  это  лишь  почудилось.  Просто  к
голове  придвинулась  особая  группа  датчиков,  ведавшая  высшей  нервной
деятельностью,  и  принялась  за  работу,  которая  в  медицинских  кругах
называлась, кажется, "ментографией".
     - Ну что, отпускаем на волю? -  скучным  голосом  спросил  человек  в
свитере.
     - Подождите, - резко сказал старец.
     Все притихли. "Что он там наш